Ранним субботним утром в кабинете владельца Аючи банка сидели четверо. Сам хозяин и по совместительству директор — Изао Ямасита. Начальник отдела кредитов Масаши Хаяси. Присутствовавший больше для мебели представитель внутренней безопасности. И господин Риота Кикути, пожилой японец лет шестидесяти, глава компании “Чуби-пауэр”. Официально фирма предлагала разного рода аккумуляторы и монтаж под ключ генераторных подстанций для офисных зданий. Неофициально специализировалась на шантаже, вымогательстве и промышленном шпионаже. В структуру борекудан никогда не входила. Господин Кикути опирался на старые проверенные связи в правительстве и силовых структурах, с которыми успел найти полное взаимопонимание. Людям на высоких должностях всегда нужен полезный человек, который поможет урегулировать возникшие недоразумения быстро, качественно и без лишнего шума.
— Должен признаться, господа, что ваша задача поставила меня в тупик. Все собранные службой безопасности факты перепроверены многократно, возможные свидетели опрошены, сутенеры, проститутки и прочий сброд должным образом промотивирован — но сын господина Хаяси как сквозь землю провалился. Я даже привлек специалистов, те проверили парковку на следы возможного использования дара. Ведь один так называемый Тэкеши Исии сдал тесты на ранг. Единичка минус — это ни о чем, но мало ли. Но — никаких следов. Даже намека нет на привлечение каких-либо стихий... Поэтому я вынужден сказать, что для получения результата нам придется прибегнуть к крайне неприятным мерам.
— Каким именно, Кикути-сан?
— Нам придется допросить всех участников событий, господин директор. И я бы сосредоточился на близком друге Юма Хаяси в первую очередь. Личностный портрет показывает нам мелочного, злобного недоноска, завидовавшего вашему сыну, Хаяси-сан. Оценив возможные варианты событий, мои аналитики предложили несколько версий. Одна из них — после драки Юма нагнал бросивших его приятелей и высказал им претензии. Вполне возможно, что ссора переросла в потасовку, которая закончилась для него фатально. Тело спрятали где-то в канализации или в мусорных баках. Без допроса мы не узнаем правды.
— А тот хулиган, из-за которого и разгорелся конфликт. Не мог он догнать раненного Юму-тяна и добить?
— Четыре процента. Мы собрали всю возможную информацию, господа. Парню серьезно досталось битой, плюс его пинали ногами. Он буквально самостоятельно стоять не мог, поэтому и откусил мочку уха. Есть многочисленные свидетели, которые описывают его внешний вид в последующие дни. Крайне маловероятно, что именно он сумел нанести фатальный удар.
Молчавший весь разговор отец Юмы прокашлялся и тихо спросил:
— Но вы считаете, что шансов на возвращение моего мальчика не осталось?
— Прошу меня простить, Хаяси-сан, но это так. Если бы Юма был жив, он бы дал о себе знать. Учитывая, насколько широко развернуты поиски, его вряд ли где-то удерживают в заложниках. Это бы стало известно. За информацию о его местонахождении объявлена серьезная награда. Очень серьезная. Любой криминальный босс давно бы слил информацию мои людям... Примите мои глубокие соболезнования.
После минуты молчания Изао Ямасита подвел итог встрече:
— Я разрешаю вам, Кикути-сан, провести необходимые действия для того, чтобы докопаться до истины. Вы профессионал и сможете оформить все, как нужно. В какое время собираетесь уложиться?
— Две недели на первого персонажа. Затем необходимо будет взять паузу. Примерно месяц на двух оставшихся. Там, скорее всего придется оформлять несчастный случай. Ну и ближе к концу лета отработаем последнего. Я называю максимальные сроки. Вполне возможно, что управимся быстрее.
Директор банка кивнул:
— Я согласен. Пусть ваш представитель пришлет смету на дополнительные мероприятия, я подпишу. Никто не смеет безнаказанно обижать меня или моих людей. Кто бы это ни был...
***
Я продрых почти до обеда. Все же ночка выдалась бодрой.
Когда выбрался на кухню, то нашел на столе записку от Аки-сан. Он предупреждал, что будет поздно. Кто-то из знакомых вернулся из командировки во Францию, привез интересную игру в каменные шары. Теперь руководство департамента заболело иноземной заразой и стройными рядами двинуло развлекаться, попутно утащив вслед за собой подчиненных.
Хотя — попить пива на свежем воздухе и пожевать рыбных рулетиков — что в этом плохого? Тем более, что львиную часть бюджета на развлечения покрывает бухгалтерия по своим хитрым статьям расходов. Так что — я рад за Аки-сан. Пусть отдыхает.
Перекусив, выгребаю из шкафа старые шмотки. Мне нужна ветровка неприметная, кепка и солнцезащитные очки побольше. Еще джинсы и старые кеды. Все такое, чтобы максимально обезличить подростка, который через час заглянет в бетонную коробку хранилища. Там на углу камера и следящие полуслепые шарики болтаются на каждом этаже. Накладывать грим еще раз — смысла большого нет. А вот превратиться в среднестатистическое “ничто” — это будет неплохо. Перезапись на подобного рода комплексах раз в сутки, так что мне прямо сейчас не нужно привлекать лишнее внимание. Через неделю я придумаю, куда перепрятать барахло. Может, пока так и оставлю. Но рассортировать надо.
Пью чай перед дорогой, пролистываю новости в интернете. Что у нас там в марине? Ага, поджог. Остатки яхты кормой легли на дно, на фото только закопченный нос чуть торчит. Первоначальная версия полиции — разборки “понаехавших” между собой. Китайские “москиты” с кем-то не поделили имущество и притащили криминальные проблемы на местную территорию. Обещание властей навести порядок и завинтить гайки для иммигрантов. Попутно краткий отчет — найдены несколько единиц огнестрельного оружия, остатки наркотических веществ и три трупа. Поиски продолжаются.
Отлично. Пусть и дальше китайцев плющат, мне легче дышать будет. По видео никакого ажиотажа на почтовой парковке не отмечается. За выходные запах ацетона в машине должен выветриться, я там окна оставил приоткрытыми. Все, переоделся, старый рюкзак на плечи, можно выдвигаться.
Опустив за собой раздвижные двери, включил свет и начал методично разбирать хапнутое. Местные деньги в одну сторону, валюту в другую, китайские юани в третью. От них избавлюсь в первую очередь, очень уж след явный будет. Да и не пользуются почти этими бумажками на местном рынке. Так что пусть у оябуна голова болит, куда пристроить. Более чем уверен, у него каналы отлажены. Все же Инагава-кай первое место в международной преступности среди японцев занимает.
Ювелирку перетряхнул. Оставил себе только ширпотреб, который легко при случае продать можно. Никаких слишком дорогих вещей. Браслеты, цепочки, массивные золотые кольца. Что понавороченнее — отложил отдельно. Часть из этого в подарок, остальное на черный день. Совсем черный, когда уже плевать, кто станет про безделушки вопросы задавать.
В отдельную сумку следом за юанями проследовали и два мешка с молочного цвета порошком. Кажется мне, что это героин. Еще в прежней жизни фасовали у нас братки и кокс, и эту заразу. По внешнему виду чуть отличаются, хотя сходу и не скажу, чем именно. Ладно, тоже не моя головная боль.
Закончив делить на “свое-чужое”, прикинул итоги. Значит, у меня две сумки в подарок. И еще одна коробка, которую притащил с собой в сложенном виде. Два личных баула — на черный день. Валюта, йены и ювелирка. И два баула на оперативные расходы. Посчитал на глаз, машинки не было. И то — умаялся. Но в итоге даже чуть рассортировал.
Почти половину занимают пачки с купюрами по десять тысяч йен. Сто “листов” в пачке — вот тебе и миллион. Высотой каждая около десяти сантиметров и весом около ста грам. Десять пачек — кило бумаги. Или десять миллионов. У меня набралось семьдесят пять кило или Семьсот пятьдесят миллионов кэша. Охренеть — я деньги в килограммах считаю! И это — крупные купюры. Еще почти полная сумка — мелочи. Там каких только номиналов нет — и тысяча, и две, и пять и десять, но изрядно помятые.
Еще на первый взгляд больше ста тысяч американских долларов. Плюс пять пухлых пачек британских фунтов, эти даже не распаковывал. Одним словом — я теперь богатый Буратино и могу больше не заботиться, что на пропитание не хватит. Главное — не сорить направо и налево просто так. Богатый школьник-сирота автоматически вызывает вопросы. Особенно, если перед этим родители не оставили состояние. Здесь выбитыми долгами не отбрешешься.
Ладно. Миллион мелочью я в рюкзак забил, остальное пока оставил. Кстати, все манипуляции выполнял в перчатках. Одежду потом сменить, здесь не следил особо. Если аккуратно продолжать себя вести, то меня будет сложно привязать к припрятанному богатству. Так и будем продолжать. Главное, завтра в гости скататься.
***
Звонок от Симидзу-сан меня застал буквально на выходе из склада.
— Коннитива, Кэйташи-сан, как поживаете?
— Коннитива, Тэкеши-сан, неплохо поживаю. Особенно после того, как ты меня вчера порадовал, потеряшку вернул... Я поговорил с господином Гото, он готов встретиться с тобой завтра в час дня. Адрес тот же. К сожалению, я буду занят и не смогу за тобой подъехать.
— Это не проблема, сам доберусь. Огромное спасибо, что смог помочь решить этот вопрос.
— Может быть, завтра увидимся, постараюсь вырваться в офис. Очень хочется посмотреть, чем ты хочешь порадовать оябуна.
— Тогда до завтра, Кэйташи-сама. Всего хорошего.
***
Вечером возвращаюсь от станции метро через магазины, как обычно набрал пожевать разного. Прихватил упаковку шипучки. Топал обратно через знакомый микрорайон, сделав небольшой крюк. Как и думал — на парковке все те же лица. Помахал рукой, добрался и рухнул на лавочку:
— Упарился я вам воду тащить!
— Воду? — возмущается Сузуму, успев уже выцепить оранжевую бутылку из упаковки. — Лучше бы пива прихватил!
— У меня рожа слишком юная для пива. Это раз. До дисплея с кнопкой “мне уже двадцать” дотягиваться трудно. Это два. И пиво стоит почти в три раза дороже. Это три... Фух, дай мне вон ту, белую. В ней сахара поменьше.
Сидим, наслаждаемся жизнью. Попутно пытаюсь сформулировать запутавшуюся в извилинах одинокую мысль. Наконец отлавливаю ее и спрашиваю Горо Кудо, который что-то там химичит на двигателе со снятой крышкой:
— Большой босс, а вот скажи мне, человеку мало понимающему во всех ваших тыр-дыр... Почему вы себе нормальное помещение не снимете?
— Зачем?
— Клуб. Место, где вас не будут щемить за то же пиво. И за возможный шум. Хорошую звукоизоляцию поставить — и колонки в полный рост по стенам развешивай. Кроме того — появится угол, где можно при случае кости бросить.
— Думаешь, мы не пробовали? Знаешь, сколько стоит аренда?
— А что, тот же Кэйташи-сама не поможет? Подсказать, к кому обратиться. С кем из правильных людей в местном самоуправлении поговорить. Только я имею в виду — поговорить, а не вломиться с претензиями.
— Сам займись, если такой умный, — обижается Горо, возвращаясь к движку.
— Так я у вас вместо пятой лапы. Исключительно в качестве бесплатного учителя хороших манер... Но ты подумай. Мало ли, вдруг что надумаешь.
Сидевшая сбоку Тошико тянется к раздраконенной упаковке, добывает бутылку лимонада и фыркает:
— А чего думать? Квартира в районе от четырехсот штук за месяц. Для клуба же нужно отдельное строение, сарай какой-нибудь с парковкой под байки. Это запросто от миллиона. И то еще просто так не найдешь, все хорошие места заняты.
— Хорошие. Но нам не надо на крупных торговых площадках или где-то в популярных местах. В уголочке, рядом с парком или промышленной зоной... Ладно, понял. Идея не дозрела.
— Почему, — заканчивает привинчивать крышку на место Горо, — идея хорошая. Мы ее периодически пытаемся обжевать с разных сторон. Просто идея — она есть. А денег под реализацию нет.
— А если деньги будут?
— Тогда можно под это дело даже лицензию для бара получить. У Макото есть подвязки. Будет нормальный клуб, с музыкой, танцами и прочими делами. Кстати, такое заведение и Симидзу-сама на контроль возьмет. Десять процентов с выручки и нас никто не тронет.
Отмечаю для себя, что знакомого всем сятэйгасира‑хоса называем по разному. Я больше по имени, байкеры исключительно по фамилии. Мда, вот на таких мелочах и прокалываются. Хотя — если я к борекудан в родню набиваюсь, то что с меня взять?
— Понял... Ладно, вернемся еще к этому вопросу... Тогда переходим ко второй части. Кто меня может завтра на “Урале” прокатить с коляской? Два мешка и коробку с подарком нужно будет в центр доставить.
— Когда?
— На месте надо быть в час. Подхватить меня нужно у соседей, адрес я дам. Там на автобусной остановке и буду ждать.
— Макото, ты как?
Крепыш пожимает плечами — почему бы и нет?
Достаю из кармана тонкую пачку, вручаю Горо:
— Вот, здесь десятка. Вроде день аренды авто сейчас так обходится?
— Да нам бы упаковки пива хватило!
— А комфорт? И личный водитель?.. Все, гроза района, пойду я. Мне еще гранит науки грызть, чтобы он провалился куда-нибудь. С понедельника опять “возьмите карандаш и поставьте крестик”...
Под ехидные смешки прощаюсь и топаю домой. Вроде все проблемы на сегодня закрыл, можно устроить праздник живота. Благо, два пакета у меня забиты разными вкусными и питательными вещами.
***
Утром медитирую. Представляю, как в меня вливается поток энергии, растекается по тоненьким трубочкам внутри тела и медленно испаряется, нагревая кожу. Вдох-выдох... Заниматься в голове “боем с тенью” лень. Я уже успел размяться на заднем дворе, куда соседи не выглядывают. Опекун дрыхнет, вернулся ближе к полуночи и “на бровях”. Это он серьезно так пивом нагрузился. Но довольный — просто жуть. Когда его спросонья встречал, успел мне похвастать, что пять раз проиграл главному боссу департамента, за что был удостоен отдельной похвалы. Теперь Аки-сан спит, распространяя сшибающий с ног выхлоп.
Вдох-выдох. Вдох... Был у нас среди Мамонтовских парень. Хороший, что странно. Обычно среди той банды люди были очень специфические. Хотя, что далеко ходить. Я там до хакерской карьеры тоже не спичками торговал. Так вот, в молодости Сашка умудрился в Индии полгода студентом проболтаться. Чакры правил и что-то там про особый воздух в монастырях задвигал. От пули в затылок его философия не спасла, но все эти “сила в тебе, брат” в голове остались.
Медленно открываю глаза и с легкой грустью наблюдаю, как мои руки от плеч до кончиков пальцев светятся багровым оттенком. Всполохов огня нет, но теплом ощутимо отдает. А еще вижу, что внутри меня тянутся эдакие тонкие нити ярко-зеленого цвета. Слабо пульсируют, повторяя “структуру кровеносной и нервной системы”, подсмотренную давным-давно в медицинском атласе. Сомневаюсь, что это в самом деле кровеносные сосуды, но зрелище в любом случае завораживает.
Как только отвлекся от процесса медитации, тепло в руках спадает, они перестают светиться. Яркость “сети” одновременно с этим увеличивается, течение непонятной субстанции явно нарастает. Но еще минута-другая — и все, картинка блекнет. Стоит моргнуть — я опять обычный.
Да что же это такое и как с этим жить? Опять какой-нибудь дурацкий выверт одаренности? Если да — то какой? И смогу ли я снова увидеть всю эту виртуальную хрень?
Закрываю глаза, настраиваюсь на спокойное лицезрение непонятно чего. Приоткрываю правый глаз — нет, пусто. Никаких визуальных эффектов. Так, а что я делал, чтобы запустить представление? Вроде как “энергия течет, течет”... Точно, тепло вызывал. Примерно так же, как для создания огненного шарика. Только не конкретно над ладонью, а просто “мои веки тяжелеют”...
Хлоп — поймал нужный настрой. Совсем не сложно. И сразу ощутил, как сквозь кожу будто проступила тонкая сетка. Кстати, я теперь ее могу представить даже с закрытыми глазами. Еще лучше... Значит, я медитирую. А если я медитирую — то занят очень важным для японца делом. Главное, не пугать окружающих видом горящего тела...
Через час бросаю дурацкое занятие и ползу в душ. Вымотался — просто жуть. И жрать хочется. Не завтракать, как положено добропорядочному молодому человеку, а именно жрать — набивать рот, глотать не жуя и тянуть руки к следующему блюду.
Зато я сумел понять несколько вещей сразу.
Самое главное — если очень-очень аккуратно, то эти самые каналы могу расширять. Они растягиваются, затем принимают первоначальное состояние. Но вот если чуть-чуть, если очень хочется — то укрупняются. Буквально на доли миллиметра. Но я это чувствую.
Еще вроде как пришло осознание, что это в самом деле какая-то внутренняя магическая энергия. Не знаю, надо будет в госпитале у профессора потом уточнить между делом. От него вчера вечером, кстати, сообщение пришло. Теперь у меня занятия по обретенному дару каждую пятницу с четырех до шести вечера. Лекции, постижение сути бытия и прочие хитрые заморочки.
Ладно, с учебой и препарированием лягушек позже. Главное — я эти каналы могу потихоньку увеличивать. И красноватые оттенки после перенапряжения убирать. Проглаживать, что ли? В общем — где-то было не совсем комфортно, там старательно попытался подлечить, изменить ощущение поломки на более привычное “у Фомы не болит” — и полегчало.
Выходит, я теперь самопальный целитель-самоучка для себя, любимого. И это значит что? Это значит, что развивать первоначальный дар могу форсированно. Не совсем, чтобы с шашкой на танк кидаться, но и без этих ваших “шаг вправо — шаг влево и выгорел”. Фиг вам. Конечно, мне эта дурнина с огненными фокусами пока больше проблем создает. Но — уже мое. И я это просто так не отдам. Хочу. С детства мечтал в цирке клоуном выступать.
Доев половину запасов, задумчиво разглядываю парящий над ладонью шарик. Привычный уже. И когда надоест играться, я его обратно в себя “втяну”, энергия зря не пропадет.
Проблем три.
Первая — он размерами с грецкий орех. А я раньше такие выдавал один единственный раз. Обычно у меня получались горошинки.
Вторая — я его напитал энергией под завязку. Боюсь, если сейчас им запулить в стенку, то дыра будет больше футбольного мяча. Конечно, полетит недалеко и бумкнет не как артиллерийский снаряд, но все равно — внушает. А еще породил я его за пару секунд. И ладонь даже не жжет, как раньше. Похоже — сейчас это мой оптимум для прокачанных на медитации “каналов силы”. Интересно, что я смогу отчебучить через месяц-другой регулярных тренировок?
И третья, самая неприятная. Я понял, откуда у меня появился новый бонус. Я даже то самое ощущение смог воспроизвести, покадрово разбирая прошедшие дни. Проклятый китаец... Он тоже был абэноши. Может, не прямой специалист в той или иной стихии, но даром владел. И когда я свернул ему шею, часть его таланта перешла ко мне. Точно так же, как и после смерти Юми Хаяси. Жирдяй огнем перед школой баловался, китаец дрянь бодяжил. А я теперь колдун ранга один-минус.
Что же, Тэкеши. Ты влип. Причем крупно так. Почему? Потому что если про твой талант потрошителя кто-то в самом деле пронюхает, то на тебя откроют охоту на уничтожение. Ни один абэноши не захочет, чтобы рядом существовал подобный монстр. Ведь я могу посягнуть на самое ценное — на их дар.
Мда... Пью чай и бездумно смотрю в окно. И за что мне это все? Видимо, слишком много грешил в прошлой жизни. Слишком...
***
“Урал” аккуратно припарковался рядом с автобусной остановкой. Заглушив двигатель, Макото Огава выбрался из-за руля, обошел коляску и покачал головой:
— Ты бы хоть предупредил, что у тебя какая-то очень важная встреча. Вырядился, будто на прием к императору. Я бы машину взял, у меня права есть.
— Как дам больно! Меня уже с утра кто только не шпынял внешним видом, — ворчу в ответ. — Давай лучше грузиться.
— Я серьезно, Тэкеши-сан.
— Я тоже. На мятой “тойоте” приехать в гости — это попса. А на “Урале” эксклюзивном, которого в Токио по пальцам одной руки пересчитать — это прикольно. Это — стиль!
Макото хмыкает и помогает уложить два тяжелых баула в коляску. Сверху аккуратно укладываем большую коробку из-под торта и все накрываем чехлом. Устраиваюсь позади водителя на пассажирском сиденье, затягиваю ремешок шлема. Я — очень законопослушный гражданин. Нечего на меня пялиться.
Поехали...
У входа в небоскреб нас встречает пара мрачных ребятишек. Похоже, Кэйташи вставил подчиненным пистон за все хорошее, вот и хмурятся.
— Здесь парковка запрещена! — бурчит левый.
Улыбаюсь, снимаю шлем.
— Парень, плохо слышишь? — вторит ему правый.
— У меня встреча с господином Гото. Меня должны ждать.
В глазах мрачных пупсов мелькает понимание. Сгибаются в глубоком поклоне, чуть не втыкаясь патлатыми головами в коляску. Макото вылезает, убирает чехол и передает баулы охранникам, коробку я забираю сам. Когда уже собираюсь зайти внутрь, байкер тоже сгибается в прощальном приветствии. Да они что, издеваются все? Ну, надел я свой самый модный костюм, так это не делает меня боссом борекудан! Блин, как же все запущено...
В лифте меня сопровождают четверо. Двое с улицы с каменными мордами волокут баулы, еще пара вежливо смотрит куда-то мимо. Когда выходим в коридор, спрашиваю, обращаясь ко всем и никому конкретно:
— Как там здоровье у Хасэгава-сан? Все хорошо?
Сглупил. Теперь все четверо опять буквой “зю”, вызвав оторопь у рассыпанных по коридору телохранителей оябуна. Ладно, что поделаешь. Лучше молчать, за умного сойду.
Наконец передо мной распахивают двери и я оказываюсь в знакомой комнате. Тот же столик, на котором уже стоят два чайных набора. Та же миловидная женщина в кимоно. И босс местного отделения Инагава-кай, господин Акира Гото.
— Коннитива, Гото-сама. Большое спасибо, что уделили мне время, — кланяюсь, не выпуская из рук коробку. По бокам от меня кладут баулы, охрана испаряется.
— Присаживайся, Тэкеши-сан. Рад тебя видеть.
О как, уже не “кун”, уже “сан”. Расту потихоньку в рангах. И обращение по имени в формальной беседе — тоже неплохой признак. Значит, на меня не обижены. А то я кораблик сжег, полицию на уши поставил.
Ставлю коробку справа от себя, устраиваюсь у столика. Чай буду пить. О смысле жизни беседовать. Хорошо. Самое главное — мандраж куда-то ушел. Утром еще чуть потряхивало, особенно после игр с собственными потрохами. Но сейчас — привычный легкий налет пофигизма. Вежливого, самого собой. Но на грани “ты меня уважаешь, как я тебя уважаю?”.
Когда ополовинили первую пиалу с пахучим напитком, старик чуть заметно кивает, разрешая переходить к делам.
— Я выполнил вашу просьбу, Гото-сама. Надеюсь, гости с континента поймут намек правильно.
— Да, я смотрел новости. И “москиты” прислали гонца с извинениями сегодня утром.
Отлично, значит все получилось как нельзя лучше.
— Могу я попросить еще один столик для подарков?
Из-за спины черными тенями появляются два мужика с отметинами на лицах, ставят рядом с коробкой еще один чайный столик. Я взгромождаю туда картонку, снимаю крышку. На Гото-сама пялится выпученными глазами голова Чжа Хон. Замотанная в пленку, чтобы не воняла.
— Этот человек проявил неуважением к вам и к семье. Я решил, что таким образом он лучше сможет высказать глубокие извинения за недостойное поведение.
Кланяюсь охранникам, которые так и замерли поблизости:
— Не могли бы вы достать все остальное из сумок и положить рядом? Это тоже принадлежит Инагава-кай.
На полированную поверхность выкладываются толстые пачки денег, целлофановый мешок с драгоценностями и два увесистых пакета с белым порошком.
Ткнув в них пальцем, извиняюсь:
— Не знаю точно, что именно здесь. Надеюсь, не сахарная пудра. Из сейфа забрал. Покойнику вряд ли понадобится.
Чуть прикрыв глаза оябун рассматривает дары. Затем переводит взгляд на меня и салютует пиалой с чаем:
— Ты очень интересный человек, Тэкеши-сан. Очень... Если не тайна, сколько человек мешало тебе собрать трофеи на яхте?
— Семеро, не считая хозяина.
— Да. Семеро. И ты сумел выполнить мою просьбу максимально быстро и тихо. Ни одна собака в Йокогаме не слышала ни звука, ни крика, ни выстрела. Мало того, ты поделился добычей, которая полностью принадлежала тебе... И за все это ты всего лишь хочешь?..
— Я буду безмерно благодарен, если вы примите мою клятву и сделаете кобуном. Честь семьи — не пустой звук для Тэкеши Исии. Вы это знаете.
— Знаю, Тэкеши-сан.
Оябун задумывается. Минуты через три шевелит мизинцем и возникшая из ниоткуда женщина подливает нам чай.
Наконец старик спрашивает:
— Представим ситуацию, что семья не смогла тебя принять. Чем ты тогда займешься?
— Создам свою. Согласую рынок, на котором буду работать. И стану выращивать собственную империю.
— Например?
— Например... — Да, вопрос с подвохом. Хотя, кое-какие идеи у меня есть. — Сейчас босодзоку являются формально независимой силой. Они контактируют с вами, но не входят в какой-либо клан. Так вот, я бы занялся клубами для них. Различные публичные мероприятия с привлечением гонщиков, дрифтеров и другой молодежи. С опорой на эти силы вполне можно переломить существующую ситуацию с теми же хангурэ. Эти молодежные банды обособлены и больше заняты вандализмом и мелким хулиганством. Искоренить их полностью не получится, асоциальные элементы есть в любом обществе. Но оттянуть из их среды более-менее адекватных вполне по силам.
— Смысл?
— Имидж. Одно дело гопники, обижающие младшеклассников. И совсем другое — крепкие ребята, которые занимаются спортом, любят свою страну и уважают старших. Да, не все из них пойдут в университеты, но создать на их основе подобие сил правопорядка на улицах, обеспечить безопасность в бедных районах и в случае необходимости поставлять бойцов по требованию старших товарищей — это плюс. Кроме того, жители с опасением относятся к борекудан и тем же босодзоку. Будет куда лучше, если мы не станем протипоставлять себя соседям. Да, Инагава-кай отвечает за теневую сторону Йокогамы, но она не враждует с простыми людьми. Мы — одно целое.
— Посыл понял, Тэкеши-сан. Что-то еще?
— Организация музыкальных шоу. Сначала в клубах, для нераскрученных групп, затем их можно продвигать на различных городских мероприятиях. И вплоть до аренды стадионов для выступления перед молодежью. Почему только “Сони” владеет популярными лэйблами? Никто не мешает нам найти новые таланты или создать их. А ведь это — международный рынок. Миллионы в валюте.
— Кстати, насчет валюты. Почему ты не взял юани?
Действительно, среди сваленных в кучу денег большую часть занимают китайские банкноты.
— Зачем они мне? Я живу в Йокогаме, не в Бейджине. За покупки дома я расплачиваюсь йенами. И это меня вполне устраивает.
Старик снова замолчал. Думаю, он уже давно оценил и мой внешний вид, и то, насколько сильно изменился подросток, второй раз заглянувший с визитом.
— Как твои успехи в овладении даром?
— Встал на учет, буду тренироваться. Смог договориться с местным союзом, поэтому не поеду в лицей под замок.
— Говорят, правительство очень не любит слишком самостоятельных абэноши.
— Еще говорят, Гото-сама, что правительство очень не любит борекудан. Но ведь вы существуете.
Усмехнувшись, оябун подводит итог в беседе:
— Будь ты простым парнем, я бы согласился на высказанную просьбу. Но в твоем случае, Тэкеши-сан, все чуть сложнее... Я побеседую с уважаемыми людьми в клане, мы оценим все возможные варианты и то, какие последствия они могут вызвать. Через две недели ты получишь ответ.
Покосившись мне за спину, Гото-сама спросил:
— Симидзу-кохай вернулся?
— Да, господин.
— Пусть зайдет.
Повернувшись ко мне, старик усмехается:
— Я тоже люблю делать подарки... Скажи, Тэкеши-сан, не боишься ли ты проклятых вещей?
Неожиданный вопрос.
— Нет, Гото-сама, не боюсь. Проклятье подчиняет слабых и служит сильным. Я не считаю себя первым и стараюсь быть вторым.
— Хорошо. Тогда у меня есть, чем ответить на это, — жест рукой на заваленный дарами столик.
Позади слышно, как открывается дверь. Рядом молчаливой тенью замирает Кэйташи Симидзу.
— Ты привел его?
— Да, господин.
— Пусть войдет.
Еще через минуту уже по левую сторону от меня появляется старый знакомый с яхты. Сейчас он в новом черном костюме, мизинцы уложены в лубки и забинтованы. Стоит, склонившись в молчаливом поклоне.
— Сядь, Хасэгава-сан.
Опускается, снова кланяется, уткнувшись лбом в пол. Так и замирает, подобно черному изваянию.
— Этот сятэй совершил ошибку. Он переоценил собственные силы, проявил слабость в сражении с врагами. Я никак не могу придумать, какое наказание будет соразмерным его проступку. Что скажешь на это, Тэкеши-сан?
Жалко мужика. Он ведь пытался отбить вещь, принадлежавшую одному из членов клана у китайцев.
— Я могу ошибаться, Гото-сама, но мне кажется, его вина не столь безмерна. Он не потерял лицо в ожидании смерти. Он честно дрался. И он вернул утраченное друзьями. Да, пытался в одиночку противостоять варварам и был подло захвачен в плен. Но я бы не стал называть его провинившимся. Я тоже часто совершаю ошибки и стараюсь их исправить. Мне кажется, если ему дать шанс, он докажет, что достоин имени, которым его наградил клан.
На лице старика не дрогнул ни один мускул. Но я ощущаю, что ответ ему понравился.
— Хорошо, Тэкеши-сан. С этого момента жизнь этого человека принадлежит тебе. Он будет твоим верным цепным псом. Будет спать у порога. Будет рвать глотку врагам, на кого укажешь. Если сочтешь, что он искупил проступок, сможешь вернуть его в семью... Встань, Хасэгава-сан. Жди в коридоре нового хозяина.
Боевик медленно поднимается, кланяется оябуну. Затем точно такой же поклон дарит мне и пятится назад, исчезая из поля зрения. Более чем уверен, что в дверях он выполнит стандартный ритуал с прощанием, как положено. Это вколочено в японцев намертво, особенно в борекудан. Демонстрация “кто на какой ветке сидит и имеет право гадить на головы уровнями ниже” — часть клановой культуры.
— Симидзу-кохай, та железка все еще стоит в гараже? Которую отказался брать Номура-сан?
— Да, господин.
— Хорошо. Мне не нравится, что отличная вещь пропадает. Я хочу подарить ее Тэкеши-сан. Тем более, что он продемонстрировал настоящий самурайский дух и силу воли. Я думаю, что живущий в железе ёкай признает его хозяином и не станет больше безобразничать...
Судя по тому, как старик поставил пустую пиалу, время аудиенции закончено.
Поднимаюсь вслед за Кэйташи, кланяюсь:
— Домо аригато гозаймасу, Гото-сама. Благодарю, что уделили мне время.
— Ёй итинити-о [хорошего вам дня], Тэкеши-сан. В конце месяца я передам тебе, что решил Инагава-кай.
В коридоре двигаемся неспешной гусеницей к лифтам. Затормозив перед закрытыми дверьми, задаю первый вопрос, который почему-то пришел в голову:
— Симидзу-сама, а сколько обычно получают обычные сятэй? Просто, Хасэгава будет теперь работать у меня, не хочу его ненароком обидеть.
Сятэйгасира‑хоса задумчиво разглядывает каменное лицо временно отлученного от клана, потом смотрит на меня и отвечает:
— От ста в месяц. Плюс премии за хорошую работу. Те, кто работает на улицах и собирают дань, еще и процент с доли. Хотя я бы ему лучше палкой по башке настучал за дурацкую выходку.
— Прошу прощения, Симидзу-сама, но теперь это мой человек. И палка теперь у меня в руках.
Улыбается, затем хлопает по плечу и разрешает:
— Можешь называть меня по имени, Тэкеши-сан. Честно говоря, ты меня серьезно выручил. Если бы китайцы сняли с Хасэгава шкуру, то мне бы тоже досталось... Ладно, поехали.
В подвале идем в дальний угол. Наконец, останавливаемся перед машиной, закрытой серым брезентом.
— Понимаешь, какая вещь, Тэкеши-сан. Это — подарок. Который хотели сделать хорошему знакомому оябуна. Но человеку сначала было некогда, потом он поехал в командировку в Малазию и вернулся оттуда уже в гробу. Семья отказалась от подарка. Посчитали, что недостойны... Затем двое сятэй пытались покататься и оба раза получали неприятности. Один неудачно с полицией пообщался, пришлось его потом с адвокатами добывать. Второй чудом не слетел в пропасть, увлекся скоростью на серпантине. Короче, у нас эту машину считают проклятой. А еще она сделана за границей. Но если ты в самом деле такой удачливый, то вряд ли ёкай или какой другой дух внутри посмеет тебя побеспокоить.
Делаю жест, Мэсейкуки стягивает брезент. Передо мной стоит огромный черный трехсотый Крайслер. С безразмерной решеткой радиатора, крупными фарами, хромированными зеркалами заднего вида. Монстр.
— К нему еще два контейнера запчастей притащили, потом сможешь забрать. Внутри индивидуальная отделка, покруче “ролс-ройса” будет. У Хасэгава-сан есть права, может побыть водителем, пока свои не получишь.
— Мда, вопрос лишь, где хранить... Кэйташи-сама, нет на примете какого-нибудь офиса в нашем районе? Чтобы маленький домик и парковка рядом?
— Офиса? — сятэйгасира‑хоса задумался. — Давай так, подъезжай во вторник вечером ко мне, Хасэгава-сан знает, где это. Я озадачу бухгалтера, у него что-то было на примете. Только учти, это шесть сотен минимум в месяц обойдется, даже для своих.
— Не проблема. Главное, чтобы место тихое и хорошее. С остальным разберемся по ходу дела.
— Тогда — забирай подарок. Ключи и документы в бардачке.
Когда медленно и величаво выкатили из подвального гаража, сидевший за рулем Хасэгава-сан спросил:
— Куда ехать, Исии-сама?
— Домой, Масаюки-сан. Мы едем домой, что-то я устал за сегодня.