Васильевич. Книга вторая. Князь Серебряный

Глава 5

Событие тринадцатое

Бикфордов шнур или как в будущем его назовут — «Огнепрово́дный шнур — ОШ», насколько Артемий Васильевич помнил, то, что они изучали на военной кафедре в Универе, получился таким, что бедняга Уильям Бикфорд в гробу как динамо вращался. Хотя… Он только родится лет через двести. И теперь уже точно его не изобретёт, как ни секретничай, а уйдёт это изобретение в народ, а потом и из страны. Доберётся и до Туманного Альбиона. И будет именоваться гордо «русский шнур»? Дудки. Обязательно немцы же стащат и назовут его «немецкий шнур».

Получился шнур толстым. Сантиметра полтора в диаметре (в палец толщиной) и горел довольно быстро. Сто процентов какие-то замедлители добавляют к пороху к изделиям этим в двадцатом веке. Вон, в «Белом Солнце…» вроде до сорока Петруха считал. У них же (без Петрухи) получалось, что полуметровый кусок сгорал полностью за семь — восемь секунд.

В изготовлении особых проблем не возникло, там ничего сложного нет — пучок обработанных селитрой нитей, покрытый пороховой мякотью, заключён в двойную текстильную оплётку, верхний слой которой для защиты от сырости пропитан битумом. Битума нет, обмазали живицей и припорошили раздробленным, размолотым в пудру песком, чтобы к рукам не липли. Скорость горения? Наверное, нужно делать тоньше и добавлять меньше селитры в порох или тупо мел измельчённый добавлять, например, к пороху, но это нужно эксперименты проводить, а где на них время? Да и заниматься этим на Пороховом дворе, чтобы все немчины сию тайну узнали страшную, нет уж. Рановато.

А вот мина взорвалась классно. Эдакий громкий вполне бабах, и осколки, во все стороны полетевшие, и поразившие десяток солдат сразу. Некоторые на месте полегли, а некоторых копьями при атаке, сразу за взрывом последовавшей, его потешные добили.

Ну, как добили? Деревянному солдату Урфина Джуса не сильно больно, если его копьём тыкнуть, но упасть-то кто ему помешает. Эту деревянную армию из пятидесяти солдат деревянных сразу после Рождества плотники, выделенные митрополитом из монастырских крестьян, ему сделали, а иконописцы даже слегка раскрасили. Рожи монгольские узкоглазые на них изобразив. Макарий пришёл, на труд своих людей глянул, плюнул в мерзкие лики диаволов и перекрестив «святое воинство» ушёл, чего-то в бороду себе выговаривая, может и молился, а может и сквернословил, человек же, а тут такое непотребство. Теперь по ним бабахали, тыкали копьями, рубили саблями и стрелы в супостатов пущали. Сейчас же, вот, и до мин или гранат дело дошло. Солдатики деревянные теряли конечности, даже раскалывались, но оставленные для этого дела два плотника из монастырских крестьян к утру приводили «супостатов» снова в божеский вид, пригодный для новых издевательств.

Теперь осталось только собрать мины, соединив хвостовик с лопастями и свистульками с самой миной и испытать этот дивайс, где подальше от Кремля. Сам миномёт уже отлили и даже вертлюгу к нему изготовили. Ну или плиту с направляющими.

Когда кузнец Евдоким Анохин изваял десяток хвостовиков и кузнечной сваркой присоединил их к отлитым Иоганом Йорданом минам, их снарядили пороховой мякотью и вместе с литейцем Николаем Оберакером погрузились в сани и отъехали на несколько вёрст от Москвы в поле. Немчин с собой и парочку пушкарей прихватил. А Юрий Васильевич для обеспечения тайны, ну, и для учёбы, приказал Ляпунову одну из сотен собрать. В общем, войско целое получилось.

К испытаниям Оберакер отлил уже пять стволов для миномётов, а вот станина только одна. Ничего, по очереди можно испытывать, заодно и угол возвышения меняя.

Это была деревенька самого Тимофея Михайловича Ляпунова. Нда, что можно сказать, а сказать можно только матерные слова. Четыре вросшие в землю избы, полуземлянки, скорее. Покосившиеся всякие овины и коровники с конюшнями, три почему-то баньки два на два метра на берегу замёрзшей и занесённой снегом сейчас речушки. Сам барский дом одноэтажный. Длинный барак такой. И он единственное строение, из которого труба торчала, а судя по свеженьким красным ещё незакопчённым кирпичам трубы, изготовлена этим летом, а до этого, получается, тоже очаг из камней и глины собранный был. Годами жили дворяне Липуновы при очаге. Не велик видимо достаток у сотника.

Отъехали к этой самой речушке, и на берегу установили станину с толстой бронзовой плитой, в которой предусмотрены отверстия для крепления на носу ушкуя. Оберакер сам, покрикивая на пушкарей, организовал установку первого ствола и сам же, не доверяя никому, зарядил странную конструкцию напоминающую мортирку, но уж больно хлипкую. (Для справки. Надпись на сохранившемся 445-пудовой колоколе «Лебедь» «Nikolas Obraker 1532 а делалъ Николай»).

Мина, как и ожидалась, легко входила в канал ствола. Её обмотали смазанной дёгтем верёвкой, воткнули в запальное отверстие бикфордов шнур, и его намотали на хвостовик, уложив в специальные пазы. Для первого выстрела использовали шнур длинною в один локоть (полметра). По испытаниям должен гореть семь — восемь секунд.

Первый заряд заложили совсем небольшой, чуть больше половинки фунта пороха. Стакан считай. Теперь Оберакер всех разогнал от миномёта на сорок шагов и даже заставил на снег лечь. Возле орудия остался один только пушкарь Анисим и сам литеец. Анисим зажёг факел, передал его немчину, а сам подсыпал пороха из пороховницы в затравочное отверстие. Оберакер перекрестился наоборот, с лева начал, и поднёс к отверстию факел.

Бабах. Звука Юрий не услышал, но миномёт дёрнулся и облако дыма, вылетевшее из стволика, сообщило Боровому, что бабах был. Эх, жаль не слышно, как она в полёте свистит. Зато видно было, как вытаращил глаза, а потом плюхнулся в снег сначала пушкарь Анисим, а следом, так и не выпустивший факела из руки, хер Оберакер.

Мина упала метрах в двухстах, как и планировалось, но не взорвалась. Боровой уже подумал, что бикфордов шнур не успел воспламениться при взрыве пороха и полете внутри стволика, как тут же вспухший снег вперемежку с землёй опроверг его панические мысли. Всё как надо сработало. Жаль он посчитать не успел, но явно больше семи-восьми секунд. Теперь вот гадай — это шнур попался бракованный или как-то взрыв внутри ствола на него повлиял.

А народ поднялся и прыгать — обниматься начал.

Событие четырнадцатое

Артиллеристы, Юрий дал приказ!

Артиллеристы, зовёт Россия нас!

Из сотен тысяч батарей

За слёзы наших матерей,

За нашу Родину — огонь! Огонь!

Орала Юнармия выученную вчера песню. Не, всю песню Юрий Васильевич не помнил, только припев. Его и выучили. Зато орали так, что ещё посчитать нужно в децибелах, что громче песня или грохот маленького шестидесятимиллиметрового миномёта.

Стрельбы окончились и сотня Ляпунова, потешное войско и пушкари с литейцами возвращались в Москву. Всего выстрелили десять раз. Больше готовых мин не было. Самым эффектным и удачным был седьмой выстрел. Там возвышение ствола сделали шестьдесят примерно градусов и положили фунт пороховой мякоти. Брат Михаил потом написал, что свистело над головой так, что в штаны наделать можно. Юрий и сам видел, что несмотря на то, что уже седьмой раз мина свистела, все без всякого приказа на землю бухнулись и норовили ещё в снег зарыться. И не зря, мина взорвалась в нескольких метрах над землей. Примерно на те же двести — двести пятьдесят метров отлетела от маленькой мортирки и как жахнет прямо в воздухе. Если бы это был настоящий бой и там в двух сотнях метров стояла татарская конница, то это бы был последний набег людоловов на Русь. Те кто выжил, такого бы страха натерпелись, что в следующий раз поднять их на набег сможет только подъёмный край. А ведь у него будет уже в этом набеге на Казань десять таких мортирок — миномётов и сто мин, а то и больше, вон как репу немцы чешут. Подвигли эти стрельбы их к размышлениям.

Даже опытный литеец и стреляльщик Николай Оберакер и на самом деле был впечатлён. Этот русский княжич придумал страшную вещь. Даже с этой стороны этот свист заставлял колени сами самой подгибаться. А как себя враги будут чувствовать⁈ И ладно в Европе хоть уже привыкли к артиллерии и мушкетам, да и то обделались бы, особенно при седьмом выстреле, а дикие татары. Пастухи, практически незнакомые с огненным боем, и тем более к взрывам над головой. И кони! Кони у европейцев сызмальства приучаются к стрельбе, чтобы они не сбежали с поя боя, кто же у диких пастухов будет учить коней такому. Вся их конница просто разбежится при первых же взрывах над головами.

Юрий Васильевич был доволен результатом. Теперь у него есть оружие против стен Казани… и почему только Казани, чем Ливонские города хуже? Сто таких миномётов одновременно отправившие разрывные гранаты за стены Дерпта или Нарвы и генуг гегенубер. Выходите по одному, кто живой остался. А чего это только один вышел? Нет больше никого? Печалька. Но ведь и против татарской конницы это смертельное оружие. Сто таких взрывов над головами людей и лошадей, да со свистом. Собирай их потом по всей степи и хорони обделавшихся до смерти. Тут старый немец прав, не приучена татарская конница к взрывам над головой. А только сильно сомневался Боровой, что если сотня таких мин взорвётся над головами гусар польских, то они посмотрят, улыбнутся и дальше с пиками наголо поскачут. В битве при Клушине 6800 поляков, из которых было около 5500 гусар, смели 35-ти тысячное русско-шведское войско с тем самым военным гением Делагарди. А ну как над ними свист и град из чугунных осколков от пары сотен мин? И кончится слава крылатых гусар, так и не начавшись. Возьмут турки Вену. Туда им австриякам и дорога. И можно будет немцев мастеров и учёных переселить в Россию.

— Мастер Николай, а как вы думаете… Если калибр миномёта будет два вершка (90 мм) такой ствол не разорвёт? — а чего? Известно же, что аппетит приходит во время еды.

Обераркер снял мурмолку, подаренную ему Великим князем Иваном, и промокнул соболями испарину на лбу. Они уже вернулись на Пушечный двор и обсуждали сроки изготовления десяти мортирок этих и десяти фальконетов. А ведь и правда! Мастера пот прошиб. Ничего не мешает сделать калибр немного побольше. Заряд пороха нужен небольшой и ствол выдержит. Но зато в такую гранату пороха войдёт в два раза, а то и три раза больше. Если сто, не маленьких мин у тебя над головой взорвётся, а сто больших? И ведь ничего нового этот княжич не придумал. Мортиры уже есть. Гранаты тоже Николай слышал французы уже начали использовать. Вот он просто совместил эти две простые вещи, а вон какой ужасающий результат. И свистящие стрелы давно известны. А вот всё вместе никто, кроме этого, молодого ещё человека, пацана практически, не додумался сделать. Конечно, надо попробовать.

— Я сделаю мортирку на три дюйма, на три дюйма с половиною и на четыре дюйма. (От 75 до 100 мм). Нужно найти оптимальное отношения веса орудия со станиной, как вы её называете, к силе взрыва. Ну и к прочности орудия, понятно.

Монах, что вечно ходит с князем Юрием Васильевичем застрочил на бумаге. Князь глянул на него, на немчина, и указав на карандаш в руке монаха, сказал.

— Мастер Николай. В Европе ведь графит молотый используют для приготовления зернистого пороха. Мне нужен графит. Любой. Кусковой или молотый. Мне нужно брату Михаилу удобный карандаш сделать. Можете вы написать письмо друзьям, чтобы они послали сюда купца с грузом графита. Деньгами не обижу и на обратную дорогу дам воинов в сопровождение.

Событие пятнадцатое

Испытания другого оружия прошли не менее успешно, и тоже на мысль одну Юрия Васильевича навели. Даже на две. Мастер Пахом Ильин за прошедшие две с половиной неделей развернулся на полную. Он, как и договаривались, выдавал теперь по одному тромблону в день. Итого: теперь уже есть пятнадцать ручных пушечек.

Несколько раз выстрелив из неё, Юрий Васильевич понял, что стрелять от пояса, как в боевиках американских из дробовика крупнокалиберного делал, например, Шварц-Терминатор он точно не сможет, его просто перевернёт и на попу посадит в лучшем случае. Даже на вытянутых руках и упираясь одной ногой, при выстреле его почти роняло.

Первым делом Артемий Васильевич вспомнил о гаковницых. Это тот же самый дробовик, но веком раньше, во времена гуситских войн, в Богемии, изобретённый. Гак — это крюк. Снизу такой приделывался, чтобы отдачу компенсировать, цепляясь им за борт телеги или выступ крепостной стены. (Гако́вница (нем. Hakenbüchse соответствовало фр. arquebuse — аркебуза). Нужно добавить эту штуку к тромблону снизу. Он ведь с лодок стрелять будет в том числе, кто мешает за борт лодки зацепиться гаком?

Второе, что пришло на ум, так это то, что предки были не дураки, раз стрельцам выдали большие топорики — алебарды и бердыши. Нужна подставка для стрельбы, а чтобы как у мушкетёров она не стала просто придатком в виде сошек, нужен именно бердыш, а ещё лучше алебарда, чтобы это в то же время был и копьё, ведь им против конницы воевать.

Потому, как только первые испытания закончились Ляпунов с братом Михаилом приказ написали кузнецам, что на Пушечном дворе за холодное оружие отвечали: «Сковать топорки по образцу и те топорки насадить на долгие топорица, мерою дву аршин». Бердыши на вооружении поместного войска уже были, но там крепление «косицы» или лезвия ненадёжное — заклепками, где три, где пять гвоздей. Железо мягкое и заклёпки быстро разбалтывались, а то и вовсе перетирались и выпадали. У алебарды же кузнечная сварка использовалась, что гораздо надёжнее. Да и легче она. И в то же время против конницы копьём сподручнее работать.

А сама стрельба? Тут Боровой решил, возможно, что и первый в мире, бумажный патрон использовать. Часть ратников стреляла по старинке. Засыпали из берендейки порох в ствол, потом пыж туда шомполом забивали, потом дробь засыпали. Потом снова шомполом пыж, чтобы это все не высыпалось. С бумажным патроном получалось всё же быстрее. Правда, добавлялась операция после выстрела ершиком пройтись по стволу удаляя не сгоревшую тлеющую бумагу. Но всё одно получалось стрелять быстрее. Три выстрела в минуту лучшие стрелки вполне успевали сделать.

Зато столкнулись с проблемой хранения патронов. Нет, бумага использовалась вощёная или промасленная, но специально, как бы под дождь попадали, поливая патроны из лейки, летом же операцию будет проводиться, а летом дожди не редкость, и оказалось, что даже промасленная бумага порох очень гигроскопичный не спасает от окомкования. Перевозить патроны стали почти так же, как англичане порох в бочонках перевозят. У них внутри бочонка кожаный мешок ещё, плотно зашитый. Юрий Васильевич приказал изготовить почти герметичные, плотно закрываемые сундуки, пропитанные и покрашенные олифой и доски в них вдобавок на рыбий клей сажали. А внутри, как у наглов, ещё и мешок, но не из кожи, а полотняная — льняная ткань, обработанная воском, канифолью и яичным желтком. Тот же брезент, но тонкий.

А вот второе изобретение, которое должно серьёзно улучшить меткость стрелков — это очки. Бился над ними Юрий Васильевич целый месяц. Начал с обычных и привычных для человека из будущего, где два стекла в оправе и дужки за уши. Даже сделал несколько. Вспомнил, что очки были в роговой оправе, ну нашли ему лосиные рога лопаты и сделали ювелиры очки. Они и падали, и сползали на нос, и ломались. Пришлось заменить дужки банданой, потом два стекла заменить на одно, и в результате через месяц все это вылилось как бы в очки сталевара. Длинное стекло на оба глаза, вставленное между двумя железками и способное задираться вверх, когда не стреляешь. Крепилось приспособление к кожаной толстой ермолке (тюбетейке), которую надевали под шелом.

Зато теперь люди стреляли не боясь, что им глаза выжжет, не жмурились. А то из-за этого обычно выстрел вверх уходил. Для остального лица Юрий ввел нашейный платок, как у ковбоев. При пробивании газов и пламени через запальное отверстие и лицу ведь доставалось. Все стрелки в оспинах ходили. Теперь сверху очки, а снизу толстый платок в том числе и нос прикрывающий. Почти безопасно стрелять. Почти, потому что от разрыва ствола шейный платок ну очень сомнительно, что поможет.

Дробь единичка из тромблона улетела дальше, чем Юрий Васильевич рассчитывал. Метров на двадцати поражающая сила оставалась нормальной. Убить может и не убьёт, но это ещё куда попадёт, если в голову, то хана, а вот в туловище или руки, ноги, то только ранит. Это испытали на идущих на забой свиньях и коровах. Дробины на один два сантиметра в тело входили. Но ты пойди повоюй с десятком восьмимиллиметровых дробин в руке, ноге или пузе. Свиньи пытались сбежать. Ну чем татаровья лучше. Лошади при попадании в любое почти место падали и начинали кататься. Ну тут и конец всаднику.

А работая над очками для воев Юрий Васильевич заказал ювелиру в Москве одни на пробу для митрополита, а то тот вечно щурится и пальцем на глаз давит, когда читает. Линзы сделали произвольные выпуклые. Может с диоптриями и не угадали, но Макарий остался доволен и теперь вечно в них важно шествует, задрав нос.

С ювелиром Боровой договорился, что тот сажает пару учеников, и они начинают делать такие очки для богатых бояр и купцов. Прибыль пополам. Нужно же на всё это стреляющее оружие деньги зарабатывать.