Васильевич. Книга вторая. Князь Серебряный

Глава 23

Событие шестьдесят седьмое

А стальные тестикулы у этих парней. Утром мародёрка не удалась. Пошёл отряд на лошадях трофейных за хабаром, и чуть стриженым не вернулся. Они въезжают с севера на поляну, заваленную трупами людей и лошадей, а с юга именно на эту поляну и именно в это время въезжают ногаи. Или правильнее говорить ногайцы? Правильнее пока о них не говорить, а принудить к миру.

Есть ли децимация у ногайцев, нет ли, науке о том неизвестно. А если и известно, то кандидат исторических наук Артемий Васильевич Боровой эту науку не изучал. Но каким-то образом сотникам и тысяцким в ногайском войске удалось навести порядок, и они вернулись на поляну, с которой сбежали.

Отряд фуражиров и коллекционеров чужих сабель русско-татарский быстро развернулся и поскакал к засеке, только десяток разведчиков оставили. Они за теми самыми валунами, что служили подставкой для Егорки при зарядке карамультука, залегли и стали бдить за степняками. Те собрали трупы своих товарищей. При этом бегом носились по поляне. Потом освободили их от ненужной в аду одежды и оружия, и покидали в балочку у реки, сверху набросали веток и камышей ещё нарезали на берегу реки, накидали. И принялись разделывать лошадей убитых и трофеи в кучу стаскивать.

Князь Углицкий как раз завтракал с князем Серебряным, когда ему эту чудную вещь записал брат Михаил со слов заместителя Скрябина Якова Степанова сына Стрельцова.

— А ежели мы сейчас и этих обстреляем. Подтащим на первую полянку миномёты и оставшиеся шесть мин выпустим из каждого, они завтра снова придут? — вопрос риторический был, но Василий Семёнович, почесав репу свою каштановую нечёсаную, стал вдруг отвечать.

— Надо идти и обстрелять.

Юрий Васильевич прочитал записку.

— А что потом? У нас ни одной мины не останется. Только фальконеты и пушка времён Очакова и… ну, древняя. А, ну ещё мортирки, что из тюфяков переделали.

— После второго раза они сбегут точно в свои степи, — прочёл Юрий через минуту. Так-то хотелось в это верить, но ведь именно Василий Семёнович его уверял, что только вой заслышав, поганые разбегутся, а они не разбежались. Так что Касандра из него та ещё. Ну, не могла же у той тётки борода расти?

Завтракали они кашей с говядиной. Из Рязани вечером обоз пришёл. Каша была плохая, она быстро кончилась. Закидывая её в себя большими деревянными ложками, Боровой вдруг вспомнил, как в институте на одной из лекций им профессор рассказывал, почему мясо свиньи — свинина, а мясо коровы говядина. Дословно сейчас, через сорок с лишним лет, Боровой не вспомнит, но суть в том, что буква «Р» славянам не зашла. И слова корова просто не существовало. Была когова. При этом ко или в других словах к — это приставка. Первоначально животное, как и в Индии, называли Гов. Потому и мясо говядина.

Кстати, сейчас на Руси матушке церковь не разрешает есть мясо некоторых животных. Телятину нельзя есть. Ну потом это объяснят, что придумали церковники это правильно, нельзя забивать молодняк, пусть он вырастит, даст приплод, состарится, и вот тогда вкушай говядину. При этом, что там с бычками, непонятно. Они тоже состариться должны⁈

Ещё нельзя есть зайцев и кроликов. Якобы они нечистые животные. Ну вот тут этот запрет был Юрию Васильевичу непонятен, он несколько раз хотел спросить митрополита Макария, в чем тут нечистость? И все забывал. Ещё нельзя есть лошадей. Про это ему объяснил протопоп и духовник Ивана Сильвестр. Мол, адские исчадия мусульмане — нехристи лошадьми питаются. И?

Тот же Сильвестр как-то не так давно, последние дни Юрий был в Москве, рассказал Ивану, а тот потом ему написал, что под Новгородом в селе большом сожгли дом с тремя мужами-плотниками по именам: Неупокой, Данила и Михаил из-за того, что уличили их и доложили батюшке, что телятину они ели запрещённую церковными правилами. Ну, батюшка и повелел запереть их в доме, где они нечистую пищу вкушали и поджечь. А говорят на Руси костров Инквизиции не было. Один вот, оказывается, точно был.

Поругались немного Юрий Васильевич с максималистом князем Серебряным и решили, что может и прав неслух отрок. Лучше подождать поганых у засеки, и уж тут из всех стволов по ним жахнуть. А то пятьдесят мин могут не впечатлить степняков.

Раз ногайцы дали ещё один день, как минимум, им подготовиться чуть лучше, то именно этим все четыре сотни ратников татар касимовских и пацанов занимались. Продолжили все дружно рубить деревца небольшие и ветки нижние у больших деревьев и удлинять продвинутую часть засеки. При этом Василий Семёнович Оболенский-Серебряный смотался в крепостцу Шацк и повелел ратник там в дозоре сидящим тем же самым всем заниматься, двигая засеку в лево навстречу, отряду князя Углицкого. В результате, уже почти в темноте две русские рати встретились. И теперь от берега Цны и до самого Шацка засека представляла в действительности непроходимую преграду.

Понятно, что можно спешиться орде и растащить, но даже для нескольких тысяч человек это будет не быстрое занятие. И ведь никто при этом у русов сидеть сложа руки из защитников не будет. Стрелять будут. Убивать будут. Ещё можно подпалить буреломину эту. Но она из свежих веток и деревьев навалена. Так прямо сразу и не загорится. Ну, а когда загорится, то долго гореть будет, а лошадь в огонь не пойдёт, придётся опять ждать степнякам. А у них время лимитировано. Так и в этом случае русские ждать просто так не будут. Обойдут и стрелять опять будут. И что самое плохое миновать эту засеку просто так ногайцам нельзя. Просто проехать мимо и защитникам ручкой помахать. Нет. Это так не работает. Оставлять у себя в тылу вполне боеготовую рать в количестве пяти почти сотен человек — это медленный способ самоубийства. Русские пойдут следом и будут нападать на стоянках, на ночёвках. Тут либо нужно брать крепость Шацк либо уходить в степи, пока осталось продовольствие на обратную дорогу. До Сарайчика тысяча вёрст.

Событие шестьдесят восьмое

Разведка принесла не радостную, но долгожданную весть, орда тронулась в их направлении. Количество неизвестно. Много. Вот столько? Больше. Касимовские татары, изрядно всё же опасаясь, прошли вёрст десять по другому берегу Цны и везде вдоль реки на левом берегу на полянах и лугах приречных были ногаи. Тонкой такой цепочкой вытянулись или змеёй длинной.

Позавтракать ратники успели, а Юрий Васильевич с князем Серебряным остались голодными. Юсуф затеял в очередной раз плов, а это блюдо не сильно быстрое. Ругая кухаря, Боровой взял несколько пресных лепешек, со вчерашнего дня оставшихся, и запивая из фляжки серебряной простой водой, отправился на холм странный с Серебряным. Так он и не понял, почему на нём трава почти не растёт? Вроде глина как глина? Странно. Разведчики явно спешили весть принести, так как появились ногайцы только через пару часов. Могли спокойно плов откушать, сидя за столом, а так пришлось на холме быстро из деревянной чашки не руками, а ложкой есть. Не тот эффект.

Впереди со штандартом и бунчуком ехали несколько воев, все в броне. Даже лошади в попоне, обшитой стальными блестящими на солнце пластинами. Катафрактарии настоящие. У одного, чуть дальше остальных броненосцев, пластины были злотом покрыты или вообще из золота сделаны. И шелом блестит на солнце жёлтым металлом.

— Должно быть тот жёлтый и есть Касим — сын правителя левого крыла орды, — поделился с Василием Семёновичем мыслями Боровой.

— Выстрели по ним из пушки! — и бумаги ждать не надо, по глазам видна гениальная мысль воеводы Большого полка.

— Не, во-первых, можем не попасть, а во-вторых, лучше бы он живой к батяньке добрался и рассказал ему как штаны в реке отстирывал, от страха обделавшись, — не поддался на горящие глаза Юрий Васильевич.

От реки до холма метров четыреста, может и больше, но на чуть. И уже всё это пространство было занято ногайскими всадниками. Дорога лесная перед засекой по предложению мурзы Мустафы-Али была расширена, с той стороны тоже деревья вырубили маленькие, а с больших, которых было не много, все нижние ветви отчекрыжили. В результате сейчас от засеки до леса метров сорок — пятьдесят. Не на всём протяжении, столько здоровья просто не хватило, дальше через триста метров это пространство снова сужается до десятка метров.

Юрий Васильевич, делая себе в десятый раз в мозгах забывчивых зарубку, про изобретение подзорной трубы, из-под ладони, сложенной козырьком, смотрел, как в этот карман набивается элита ногайской орды. Касим там или не Касим, но тут явно богатые всадники остановились. А остановились они потому, что на холме развивается большой красный флаг. Его точно с дороги видно, как, впрочем, и тех, кто стоит на вершине холма. В этом месте завал — стену сделали умышленно чуть ниже, чтобы вершина непонятного холма была видна с дороги.

Главным у пушкарей, миномётчиков и прочих богов войны был Олег Сапковский. Всех подготовленных пушкарей пришлось оставить в Казани, и теперь стреляли из миномётов и фальконетов в основном пацаны — потешные, и потому, старший у них — литвин, и стал комбатом — командиром батареи.

Стрелять-то почти нечем, или вернее, не из чего. Фальконета три, один — тот первый самый, из которого все учились стрелять, и который с собой в Казань не взяли, пятидесятишестимиллиметровый. Ещё один был, на лодье, что его из Казани во Владимир привезла. Этот шестидесятимиллиметровый и последний, он же третий всего, семидесятипятимиллиметровый, что тайно для него сделал мастер литеец Якоб фан Вайлерштатт.

— Олег, давайте по три залпа из фальконетов по левому флангу, попытаемся этих блестящих отсечь. Как три залпа сделаете туда же из пушки татарской саданите, посмотрим, что может этот каменный дроб.

Соскучились по стрельбе хлопцы, все десять выстрелов за пару минут успели сделать.

При каждом князь Серебряный подпрыгивал, нет, не с испугу, хотел посмотреть на результаты. Фальконеты и пушка били прямой наводкой через специально оставленные в завалах узкие бойницы. С ними намучились, деревья не хотели лежать неподвижно и проседали всё время, высыхали, и оставленные бойницы исчезали. Пришлось потом снова прорубать топориками и саблями. Они снова проседали. Тогда укрепили рогатками ветви. В общем, фальконеты и пушки били по самым ближним к засеке ордынцам и через стену результат был не виден. Вот Василий Семёнович и скакал как кенгуру.

Боровой бы и сам подпрыгнул пару раз, но понимал, что всё одно ничего не увидит. Слишком высокую стену они соорудили. А вот бронированных всадников было хорошо видно. И они стали пытаться коней поворотить. И окарались. Лошадь ногайская не то что ко взрывам, она к обычной стрельбе из пистолей не приучена. Пугается. Испугались и лошадки у начальства ногайского, и понесли хозяев вдоль стены.

— Огонь из миномётов по центру! — прокричал осипшим своим голосом Юрий Васильевич.

— Огонь! — вторил ему Василий Семёнович. Его рык услышали, и все десять миномётов жахнули по проносящимся мимо них всадникам.

Нет, ночью эпичнее было. Всё же пороховой заряд — это не тротил или шимоза. Это хрень полная. Даже стамиллиметровая мина не очень эффектно взрывалась, да и не очень эффективно. Так, несколько убитых или раненых. Лошади принимали на себя основную массу осколков.

А вот паники мины добавили. Вой и лошадям не понравился и людям. Поток ногайцев сначала встал, лошади натыкались друг на друга, а люди не могли ими управлять, а потом трупы и раненые животные перегородили дорогу, разделив ногайцев на две неравные части. Несколько тысяч ломанулись назад к реке вдоль засеки, а меньшая часть примерно с полтысячи всадников поскакала вдлоль засеки к крепости Шацк.

Те кто вздумал удрать, просчитались. Там у реки имелся ещё один подарок для них. Две последние вундервафли. Те самые тюфяки древние, переделанные под стадесятимиллиметровые миномёты. Они рыкнули по отступающим и опять разделили ногайцев на части. Несколько сотен всадников вновь повернула к холму. Только и те кто проскочил к берегу Цны радовались рано. На друном берегу реки стояли шесть десятков касимовских татар, и как на учениях, выпускали одну стрелу за другой, в проносящихся мимо них степняков. Эх, будь их шестьсот, и кончилось бы в этот день левое крыло у ногайской орды. Но чего нет, того нет. Каждый выпустил по два десятка стрел, после чего ногаи кончились. Основная масса прорвалась на юг. Несколько сотен зажатые между двух огней валились с лошадей и, встав на колени, утыкали лбы в землю — сдавались. А за теми, кто убегал к Шацку, расчистив проход, выехали ратники во главе с князем Серебряным. Всего две сотни всадников. Ногайцев больше. Но напуганный воин — не воин.

Событие шестьдесят девятое

За пару часов до этого.

— Василий Семёнович, мать твою… как звали? Ну не важно. Так даже она в состоянии поджечь фитиль и потянуть за спусковую скобу. Не надо ничего перезаряжать. Подъехал выстрелил и всё, а дальше давайте, бейтесь, как привыкли. Копьём тыкать, саблями рубить, горлом кричать. Их всего двадцать три штуки. Твои люди, которым ты их вручишь, одному только требованию должны соответствовать, у них должны быть пищали. Они должны уметь ими пользоваться и лошади у них должны быть приучены к стрельбе.

Серебряный красной краской наливался. Командует им мальчишка, да ещё поучает, как в сече с погаными рубиться.

— Что толку-то, Юрий Васильевич, от двадцати выстрелов, если их несколько сотен будет? — нашёл очередной неубиваемый довод против второй воевода Большого полка. Читай — заместитель главнокомандующего.

— Это тромблоны. Они картечь рассеют немного и во всадников попадёт, и в головы лошадей. Начнётся паника, вот тут вы их и порубаете.

— Эх, не видел бы результат, так и говорить с тобой не стал. Но видел. Лады. Давай свои тромблоны. Поганое название. Есть же наше — ручница. Давай свои ручницы, заряжай. Я подберу двадцать три ратника привычному к пищалям.

Как только ногайская орда разделилась на несколько кусков и один — всадников в четыреста — пятьсот, полетел к Шацку, для ратников князя Серебряного открыли проход, и они устремились вдогонку за степняками. От повороты Цны на восток, где начиналась засека, до крепости Шацк вёрст двенадцать. Если коней гнать, то можно и не доехать, или поспеть к месту сечи на полностью заморённых лошадях. Василий Семёнович воин опытный, и этой ошибки не допустил. Он отлично понимал, что даже, если ордынцы доберутся до крепости, то дальше не пойдут. Там встанут. Нельзя у себя в тылу крепости с воями оставлять. Там их и нагонит его куцее войско. Да, знал бы князь, как всё обернётся, так не в Рязань основное войско отправил, а к Шацку. Ну, хотя, как говорится, палка о двух концах. Чем в Шацке кормить войско в три тысячи воев. Там даже реки нет. Чем поить три тысячи коней? Нет, нельзя было все три тысячи, но вот пару сотен дополнительно можно было. Чего уж теперь.

Впереди в полуверсте скачет десяток разведки за ними два десятка тех, у кого тромблоны эти, тьфу. А потом, во главе основного войска, и он на соловом жеребце.

Они петляли по лесной дороге, местами выходившей на опушку, и тогда видно было засеку, что они подняли на таку высь. Гордость берёт. Пусть попробуют поганые такую преодолеть. Петлили уже больше часа, а значит, вёрст десять проехали, и вскоре будет поворот дороги на полночь и крепость, а ногайцев всё не было. Ну, видно, точно остановились у Шацка и решают, что делать. В лоб её тоже не возьмёшь. Лестницы надо. Это нужно людей ссадить и эти лестницы начать собирать. Не быстрое занятие.

Ещё десять минут неспешной скачки и уже видно, что дорога поворачивать начала. В это время, настёгивая коней, и вывернули из-за поворота их дозорные. Раз, два, три. Вроде все живы.

На часто дышащем жеребце к Василию Семёновичу подскакал Ерофей Костров — сотник поместного войска.

— Спешились они, княже. Лестницы рубят.

— Ну, ну. Смелые вои, даже жалко убивать будет.