Васильевич. Книга вторая. Князь Серебряный

Глава 12

Событие тридцать четвёртое

Делегация… А нет. Все воеводы пришли, три полка и по два воеводы — шесть мужей железом, серебром, золотом и драгоценными каменьями обвешанных. Выстроились напротив Ляпунова с князем Репниным и намеренно не замечают Юрия Васильевича. Понятно, что сначала поклонились, Вежество. Да и не на всю голову отмороженные, он с какой стороны не посмотри, брат и наследник Великого князя. Но обсуждать военные свои дела с отроком они категорически отказываются. Есть Репнин Пётр Иванович и на совсем крайний случай эвон сотник дворянин Ляпунов какой статный и нарядный с пистолем даже.

Разговаривают, эдак, умышленно не глядя на князя Углицкого, а ему и не надо. Что делать они с Ляпуновым и Репниным вчера решили. Касимовский воевода мурза Мустафа-Али тоже принял участие в переговорах. Русского он не знал, нет, правильнее, знал паршивенько, и Ахмет пригодился, а то Репнин ворчал, зачем они с собой басурманина притащили.

— Он крещён, — напомнил князю Юрий Васильевич.

— Может и крещён, но басурманином быть от того не перестал, — не воспринял аргумент Пётр Иванович Репнин.

Диспозицию сообща они выработали такую. Все миномёты снимают с лодей и в один ряд на расстоянии в десять метров один от другого устанавливают в двухстах пятидесяти метрах от стены и ворот. В промежутки между ними устанавливают фальконеты. Их заряжают крупной свинцовой картечью и… Не стреляют. Это на тот случай, если после выноса ворот в образовавшуюся дыру хлынет татарская конница, ну или пешцы побегут. Наберут ополчение, со стен снимут людей, копья дадут и погонят, чтобы проклятые шайтан-пушки отбить у урусов. Вон они как близко их поставили. Попытка отбить артиллерию или уничтожить её — это аксиома действий осаждённого города. А без разницы, кто бы не выскочил из ворот или из дыры, после их разноса в щепки этих ворот, оставшейся, но их встретит залп из фальконетов. Маловато будет?

Точно. Никто двенадцатью пукалками калибром в шестьдесят миллиметров остановить несущуюся на них конницу или рать не надеялся. Кроме пукалок есть ведь ещё сто шесть тромблонов. Самое время их применить, а то Юрий Васильевич в их производство столько денег вбухал, что если превратить их в золото и сундук набить флоринами этими или дукатами, то получится прямо как у графа Монтекристо. Открываешь крышку, а там золота полный сундук.

За артиллеристами стоят сто шесть ратников с тромблонами. Тоже заранее крупной дробью — картечью заряжены у них ручные пушечки. Оставшиеся не занятыми вои с алебардами стоят ещё не шаг позади и меняются местами со стрелками после залпа. Кони не дураки, в отличие от людей, и на острое железо не должны пойти. Тромблонщики же, отступив за спину алебардщикам, перезаряжают свои ручницы. Шесть десятков касимовских лучников стоят на флангах этого построения по тридцать человек с каждой стороны. Сначала они должны подойти поближе и прикрыть минёров, ну, а после взрыва отойти и беречь фланги.

Всё, больше войск у князя Углиц… у князя Репнина Петра Ивановича нет. Сейчас он стоит перед набольшими воеводами и, активно помогая себе руками, рассказывает про то, чего они вчера вечером придумали и, более того, даже два раза совсем уже в сумерках отрепетировали. Суворов он — голова. Каждый солдат должен знать свой манёвр — это он не сгоряча придумал, тоже видно столкнулся с бардаком при построении. Народ тыкался, народ перемешивался, народ активно мешал друг другу занять нужное место в строю. А ведь в Москве строились. Но добавилось несколько калужцев с тромблонами и кердык. На второй раз хоть без слёз на это действо смотреть можно было. Павла нашего первого все критикуют, он — пруссак проклятый, солдатиков и офицеров замучил муштрой и шагистикой. А чёрт его знает, возможно и он не дурней Суворова. Боровой бы, время и возможность позволяли если, это построение в две шеренги вчерашнее раз сто повторил, пока последних олух царя небесного не поймёт, как нужно строиться. Так и хотелось, наблюдая первое вечернее построение за шпицрутены схватиться. Но! Нет. Ничего, жизнь длинная. Придётся ввести.

Вожди, они же воеводы, слушали благостно кивая бородами, и искоса на Юрия Васильевича поглядывали. Не дураки, понимали, кто сию фортецию придумал. Уж точно не Репнин.

И тут запел на минарете муэдзин.

Стих в голове у Борового возник. Был как-то на одном литературном вечере. Жена притащила, там её знакомая стихи читала. Знакомая графоманка полная оказалась, а вот строчки одного лохматого мужика запомнились.

— Алла! Алла! Велик Алла! —

С минарета запел муэдзин,

— Хвала подателю тепла, Алла-а! —

Чего на самом деле запел муэдзин, Юрий Васильевич не знал, знал другое — это сигнал к началу операции «Консервный нож».

Бабах. Выстрел разорвал розовое утро. Кончилось оно. Забухали поочерёдно миномёты, окутываясь дымами. Чуть выждав, к воротам побежали сначала шесть самых здоровых дворян с котлом. Пока не стреляют со стен. Юрий Васильевич оплеуху себе мысленно отвесил. Стекло есть, очки сделал митрополиту Макарию, чего же не сотворил подзорную трубу, все попаданцы с неё начинают, а ему даже в бошку вот до этой секунды и не приходила эта свежая попаданческая мысль. Ничего, вернётся. Ну, наверное. Когда «повара» с котлом пробежали половину пути за ними припустились пять воев с огромным мешком. Перед собой в одно руке щит, у татар временно изъятый, в другой лямка, присобаченная к мешку. Бегут они тяжело. И вес у пороха приличный и бежать неудобно, запинаются о мешок. Да и ладно бы, лишь бы в него сейчас из какой аркебузы карамультучной со стены не шмальнули, вот будет бадабум незапланированный.

Повара добежали до ворот, и от продолжающих закидывать за ворота уже последние мины, минометов, бросились бежать туда, в эту кучу смертников, ещё и двадцать человек с большими камнями. Камни килограмм по двадцать пять — тридцать. Булыжники такие. А бежать больше двухсот метров. Медленно ползут, как беременные женщины живот, каменюку перед собой держа. Или это только кажется, что медленно? Ратники бросили котел, достали кирки из-за спины и стали перед воротами борозду рыть. Тут к ним подоспели вои с мешком. Они привалили его к воротам, и все вместе схватились за медный котёл. Упёрли его в небольшую вырытую канавку и поставили на попа. Прикрывая порох. И со всех ног назад.

А навстречу им ещё двое от минометов стартанули. Эти каждый с метровым отрезком бикфордова шнура. Юрий Васильевич перевёл взгляд на татарских лучников, уловив движение в их рядах. Они подошли метров на пятьдесят к воротам и сейчас осыпали башенки и стены у ворот десятками стрел, не давая высунуться их соплеменникам, защищавшим город. Выходит, не всех мины напугали и не всех муэдзин собрал в мечеть своим пением. Привыкли уже к минам и отвыкли от молитв.

Событие тридцать пятое

А чего кирки? Бросили, гады. Ох, с огнём играют. Да, с порохом. Ну, кончится это действо, он им выдаст на орехи. Кирки и лопаты Юрий Васильевич заказал в Калуге кузнецам, когда только начали строительство рабочего посёлка в Кондырево. Дорого, хреново. Первые он забраковал. Лопаты тупо гнулись. Пришлось заказывать из Москвы шведское железо и отдать десяток самых плохих сабель татарских из хабара. С третьего раза более-менее рабочий инструмент получился, хотя всё одно толстые и тяжёлые. Так же и с кирками намучились. Они или гнулись, или ломались. Бамс о землю и у тебя вместо кирки альпеншток. Тоже пришлось из импортного железа делать. А они их, сволочи бессовестные, бросили, да там каждая кирка стоит как мушкет. Ну, а чего — баре. Мать их! Дворяне. Нахрена им лопаты и кирки⁈

Камненосцы, они же Сизифы, пока Боровой материл «поваров», дотащили камни и соорудили пирамиду позади котла. Да, понятно, что хлипка опора, её вышибет взрывом, даже не почувствует её рвущийся во все стороны огонь. Или нет? Сколько-то энергии, отразившись от котла, вдарит по воротам, плюс та часть, что и так бы по воротам вдарила. Опять же, пороха не пожалели, двести пятьдесят кило — пять бочонков больших. Явно самодельного пороха от отечественного производителя. Артемий Васильевич помнил из исторических документов, что в английском бочонке 32,2 кг пороха. Эти гораздо больше.

Пока считал и раздумывал, да и чего уж, паниковал почти, боясь обмишуриться, к устройству котло-взрывному подбежали два дворянина… самых безбашенных или действительно смелых, приспособили с обеих сторон бикфордов шнур, насыпали на второй конец, еще пол-литра пороха и запалили второй конец шнура от принесённого с собой уже тлеющего трута. И как бросятся назад, словно за ними уже смерть с занесённой косой гонится.

— Один. Два. Три. Четыре. Пять, — Боровой и не заметил, как начал вслух считать. На цифре семь татарские лучники тоже бросились наутёк. Поздно! Блин! Предупреждал же он их, как минёры побегут, так и вы тикайте. Нет. Видимо, там углядели кого на стене, и решили в бессмертных поиграть. И бегут-то не больно прытко, кавалеристы, ноги кривоваты, — Восемь. Девять. Десять.

Чего-то заорали Репнин и Ляпунов, и всё его войско бросилось на землю, на пузу. А он? А он тоже бессмертный? Боровой на колени встал, и голову в плечи втянул, шелом на ней поправив.

— Двенадцать. Тринадцать, — ох как медленно бегут татары касимовские и минёры. Нужно будет поработать над бикфордовым шнуром. Он же хотел порох другой сделать, с меньшим количеством селитры. Хотел мел попробовать добавить, как замедлитель процесса. И ничего не сделал. А люди погибнуть могут. Всё, с понедельника новая жизнь. И Гинко билоба из Китая привести для улучшения памяти.

— Четырнадцать. Пятнадцать, — И? Чего опять не так?

Шестнадцать. Семнадцать. Бабах. Такое ощущение, что он этот взрыв услышал. По ушам долбануло взрывной волной и жаром пахнуло. Котёл отбросило назад, и он наперегонки с камнями, которыми его подпёрли, полетел к их позициям. Двести метров, даже чуть больше. Нет! Не должен долететь. Или должен⁈ Бабах. Это он на полпути всё же взрезался в землю и дальше уже просто покатился, надеясь поквитаться со своими обидчиками. Не для того его лучшие казанские мастера отливали, чтобы эти гадские русы с ним так обращались. Сейчас подкатится и объяснит этим сволочам ху есть ху.

Нет, не докатился. Лег, переваливаясь с боку на бок, норовя поудобнее устроиться. Метров сорок не дотянул. Хороший вышел бабах.

Юрий Васильевич оторвал глаз от чёрно-медного котла и посмотрел на ворота. Дым уже снесло ветром, и теперь стало видно, что ворота пострадали прилично. Одной створки вообще не видно, а вторая завалилась и стала удобный тротуаром перед воротами. Велком, дорогие гости. Всё для вас.

Его тут же трясти начали. Понятно, от переизбытка чувств князь Репнин прыгает рядом, и не скажешь, что человеку далеко за сорок. Как козлик молодой на полметра в воздух подлетает.

Юрий Васильевич попытался глазами отыскать минёров и татарских лучников, но в этой пляске и сутолоке ничего не видно и непонятно.

— Стройся! Стройся!

Событие тридцать шестое

Кто здесь глухой? В очередной раз Боровой голос сорвал. А всё одно не услышали. Продолжали радоваться, вынули сабли из ножен и над головой ими стали махать. Какая-то свадьба у горцев, а не поход русской армии… русской судовой рати на Казань. Охрипнув, Юрий Васильевич сначала хотел пинками наводить порядок, но бросил это дело. Ближайшим была задница князя Репнина. И старенький и шишка приличная, не стоит его пинать. Рядом «чепчик в воздух бросал» мурза Мустафа-Али. Как бы тоже перец знатный и вообще дружбу народов не хотелось порушить. Опять же вон как помогли касимовские лучники. С другой стороны прыгал Егорка. Его вообще жалко пинать. Пацан, чего от него ждать, если князь Репнин скачет?

Решил тогда Боровой, пока его войско неуправляемое, глянуть, а чем сейчас главные ратники занимаются? Как можно их должности в звания из будущего перевести. Первый воевода Большого полка? Пусть будет — генерал-лейтенант. Второй воевода этого же полка и первый воевода передового полка? Эти пусть будут — генерал-майорами. Второй воевода Переднего или передового полка и воеводы полков Правой и Левой руки? Это должно быть — бригадиры или бригадные генералы. Комбриги. Их вторые воеводы и воевода засадного полка — полковники. А такие товарищи, как князь Серебряный и князь Репнин — воеводы отдельных небольших отрядов будут — подполковниками.

Так все эти генералы и комбриги тоже прыгали в сторонке и обнимались. И хоть бы один организовал штурм города, пока там у татаровей паника и неразбериха. Нет! Они уже победу празднуют. Может Юрий Васильевич чего не знает, и уничтожение одних из нескольких ворот, самых не главных — это всё, уже взятие города⁈ Теперь Сафа-Герай сдаваться придёт с ключами от города?

Сафа-Герай не спешил. Зато там, за поваленными воротами, наметилось какое-то шевеление. Ворота южные и солнце ещё в них не заглянуло, оно по-прежнему на востоке, едва от горизонта оторвалось., а потому, чего там происходит в тёмном зеве ворот под башнями не видно.

Ну, там могло три действа происходить. Первое и неприятное самое — там накапливались всадники или пешие воины для атаки. Второе похожее — там накапливались воины для отражения атаки. И третье — там строили баррикаду. Ну и чего? Допрыгались, прозевали такой отличный момент ворваться в город. Где этот знаменитый воин князь Серебряный? Явно перехвалили его.

Юрий стал останавливать радовавших ратников и кричать им чтобы строились. Потом и князь Репнин с Ляпуновым к нему присоединились. И очень вовремя, из ворот повалили всадники. Сразу и ясно стало, что там за ними происходило. Решились на вылазку татаровья. Уж больно много вреда им русские пушки доставили, нужно их захватить.

Спасло войско… Триста человек, включая шесть десятков касимовских татар, это войско? Спасло батальон князя Репнина то, что все к вылазке были готовы. Тромблоны заряжены, фальконеты заряжены, даже два пистоля и пищаль у брата Михаила заряжены. Осталось только построиться и жахнуть.

— Ляпунов! Флаг жёлтый поднимай! Делай как я! — Юрий Васильевич чуть не вырвал пищаль из рук монаха, сунул по привычке приклад под мышку, опустил сталеварские очки на глаза и в надвигающуюся от ворот серо-коричневую массу выстрелили.

Бабах. Облачко дыма взвилось над пищалью, как всегда горячий ветер даже жгучий даванул по лицу.

— Одеть шейный платки, опустить очки! — крикнул он ближайшем. — Передать по цепочке.

Сам сунул пищаль монаху и тут же, пока руки свободны, шейный платок поднял, натянул на нос. Теперь не сильно и нужен. Из пистолей можно стрелять, вытянув руку, но народу нужно пример подать. У них тромблоны вещь в разы мощнее пистоля.

Смотреть за тем, кто как в ворога стреляет пока некогда. Но краем сознания Юрий Васильевич зацепил, что очень в разнобой, совсем не залпом уже начали стрелять пушкари из фальконетов, их свистящий выстрел с хлопком тромблона не спутаешь. Это для тех, кто слышит. Так Ляпунов ему поведал, сам же Юрий Васильевич по размеру порохового облака ориентировался. Окутывались дымами и ряды за выстроившими уже тромблонщиками. Это те, кому достались по жребию алебарды спешили свои пищали и мушкеты разрядить. Их пули достанут уже до всадников, выезжающих из ворот.

Казанских татар подвела… да хрен его знает, как это называется? Они не могли из ворот выехать больше, чем вдвоём. А потом им построиться нужно для атаки. Они это делать начали, а тут по ним грохнули из мушкетов и пищалей пулями. Пусть практически не целясь, сейчас и мушек то почти нет ещё на ружьях, но выстрелов было восемь десятков и четверть-то пуль точно нашла в кого попасть. А потом картечью жахнули фальконеты. Строились всадники метрах в сорока — пятидесяти от ворот давая возможность выезжать следующим. На это расстояние картечь уже летит.

Бабах, и передние ряды татар словно под свинцовый ураган попали. Их просто скосило всех. В воротах на какое-то время затор организовался. Наблюдавшие уничтожение своих казанцы застыли, но сзади напирали и вытолкали эту пробку под второй залп фальконетов.