Васильевич. Книга вторая. Князь Серебряный

Глава 22

Событие шестьдесят четвёртое

Разведка вернулась, когда уже от костров запахи пошли вкусные. Варили кашу, обильно сдобренную салом и солониной. Ну и маслица льняного не пожалели. Это у всех так. А ханский кухарь как-то сгоношил несколько человек искупаться в Цне и заодно, чтобы два раза не вставать, бреднем пройтись посмотреть, вдруг бог в эту реку чего питательное послал. И ведь послал. Бог он вообще такой товарищ, кого угодно, куда угодно послать может. Мелкой рыбешки наловили ведро. А ещё попался небольшой налим. И Юсуф решил сварганить двойную уху. Сначала мелочёвку сварил и выбро… пацанам отдал. А потом в этой уже юшке сварили порезанного на куски налима. И запах, и жиринки плавают, и черемши для другого запаха нашли, выкопали и в уху бросили. Картошки нет. Но перловка, или ячмень на Руси уже появилась и с ней ушица получилась не хуже, чем с картошкой.

Разведка добавила ко времени на подготовку к битве ещё сутки. Встали поганые, не добравшись до заветной поляны вёрст семь. Мурза предположил, что ждут свою разведку. А и ладно. Четыре сотни человек за три дня, натаскали веток и маленьких деревьях на четыре с лишним версты вдоль засеки. Теперь у степняков особо, даже при большом желании не получится их в клещи взять, обойти с флангов, если после ночного боя они не развернутся домой. Там ветер только в степи свистит и суслики, а тут мины. Свистят и воют. У сусликов мелодичнее получается.

На утреннем совете старейшин плана решили не менять. Сейчас ногайцы должны встать, позавтракать, покормить лошадок, хотя нет, это же те самые лошадки, которые питаются, как лоси, ветками и им травы сухой, добытой из-под снега и веток хватает, чтобы целый день бежать галопом по этому снегу и тащить на себе всадника, рабыню, переброшенную через седло, и сто пятьсот кило еды для всадника. Сейчас они, никуда не спеша, распевая песнь про конь мой удалой, поник буйной головой, и прибудут на заветную поляну, и увидят мертвецов мёртвых. Пока совещание, пока кумыс, пока разведка. И снова уже ужин. А там и вальпургиева ночь с завыванием мин.

На тропе, что с той поляны выходит на дорогу, поставили засаду из двадцати лучников. Каждый выигранный день, позволит улучшить засеку и уменьшит количество продовольствия, что ногаи привезли с собой. Тут в лесах они ничего для себя поесть не могли найти. Это русский может грибами и костяникой пару дней питаться.

Появятся разведчики, их обстреляют касимовские лучники и отойдут за засеку. Пока выжившие вернутся к аксакалу, пока… Ну, в общем понятно, время работает против них.

Всё именно так и получилось. Разведка ногаев была с сотню всадников на этот раз, но когда поражённые стрелами люди стали валиться с коней, сотня не в атаку пошла, а развернувшись с гиканьем дернула назад жаловаться кековету на беспредельщиков. Это они грабить и убивать пришли. А их-то за что? Неправильные пчёлы! И они делают неправильный мёд.

Ночи еле дождались. Разведчики вернулись в очередной раз, когда солнце коснулось горизонта. Новости принесли ожидаемые, на поляну с ходячими мертвецами, ну, пусть, со стоячими мертвецами, ногаи наткнулись и с полтысячи всадников туда набилось. Кричали, саблями махали, но быстро успокоились, похоронили своих и стали кашеварить. Ну, и чудненько. Значит, нам туда дорога.

Только стемнело, как десять подготовленных к переноске миномётов через проход вынесли из-за ограждения. Разобрали перед этим. Станина отдельно, ствол отдельно. Сначала хотели нести на носилках, но потом передумали сделали волокуши и приспособили их к лошадям, есть же трофейные лошадки, пусть работают, а то разжиреют. Стамиллиметровый миномёт весит в четыре раза больше шестидесятимиллиметрового. Литая чугунная станина так та вообще не подъёмная. За все приходится платить, за мощность взрыва сегодняшними мучениями с перевозкой артиллерии. Расположились ногаи густо. Прямо самому себе позавидуешь, их на эти два гектара поляны набилось точно человек пятьсот. Выражение яблоку негде упасть как раз подойдёт. Всё черно в сумерках на поляне, травы не видно.

Установили миномёты в четырёх сотнях метров от поляны большой. Там есть тоже полянка, но маленькая. Метров десять на тридцать. Закрепили станины, установили стволы и принялись мины снаряжать, стараясь делать всё это как можно тише. Зря должно быть страховались. Всё же четыреста метров — это приличное расстояние. Так ещё степняки сами в молчанку тоже не играли. Они орали чего-то, лошади ржали у них, видимо не всем ветками питаться нравилось, ну, или наоборот — ветку вкусную ивовую не поделили. Гул эдакий с юга шёл.

Сказать, что русские ратники вели себя тихо, и их, даже подойдя в плотную, ни увидеть, ни услышать невозможно, так это сильно против истины покривить. Шуму хватало. То из четырёх сотен воев тринадцать чихнут одновременно, то пятьдесят кашлянут, то десяток зычно воздух испортят и на них зашикают так, что следующие десять могут ещё более зычно отметиться под шумок. Кольчуги железные гремят, лошади, пока их не увели, тоже поржать успели. Хотя этих покормили, в том числе и овсом.

А время, чувствуя, что эти нетерпеливые граждане его хотели бы подстегнуть, словно нарочно почти остановилось. Секундную стрелку ещё не изобрели, но даже если бы изобрели, то она бы на месте стояла.

Событие шестьдесят пятое

Конкретного боя курантов в двенадцать по полуночи не ждали. Ждали полной темноты. Уже осень и темнеет довольно рано. Но нужно чтобы люди поели, успокоились и уснули. Когда просыпаешься от воя падающих мин и грохота разрывов, то психологический эффект от этого сильнее, чем если идёт бой, скажем. Засыпаешь с мыслей о прекрасной белокожей покорной рабыне, что привезёшь из этого набега, а просыпаешься от воя падающей мины и потом острый осколок вспарывает тебе живот и кишки никак не хотят оставаться в пузе, вываливаются. Ну, какая тут к Иблису рабыня⁈ Какая к аш-шайтану белокожая, если из своего живота синие кишки вываливаются.

Наконец этот час настал. Юрий Васильевич и сам закемарил, прислонившись к стволу толстой берёзы, задремал и не заметил даже. Всё же бабье лето, которое сейчас наступило — лучшее время года. Комаров уже нет и всяких слепней с паутами и оводами (интересно — это разные насекомые или одна и та же тварь?). Тепло, дышится замечательно, как не задремать?

Брат Михаил дернул Борового за плечо. Рядом стоял князь Серебряный и мурза. Оба в небо пальцем тыкали. Юрий Васильевич глянул. Да, красиво, вон Млечный путь полосой белой небо перечёркивает. Молодцы, что разбудили, может перед смертью красоту такую в последний раз повидать.

— Начинаем? — народ вокруг закивал отчаянно, будто до этого им кивать запрещалось.

Больше всех кивал мурза Мустафа-Али. Его понять можно, он так вскоре в Касимове главным воителем станет. Казань взял, теперь Касима — царевича покрошит. Там из равных и не останется никого креме крымского хана.

— Как договаривались, по одной мине пристрелочной. И ждём пока наблюдатели прибегут. А потом по пять мин каждым миномётом и не забудьте все пищали зарядить и тромблоны. Если на нас ломанутся, то нужно встретить, как дорогих гостей, с огоньком, — днем всё это уже обговорили, но лучше этим горячим русским и не очень парням напомнить, а то после первой мины в атаку побегут.

Бабах. Нет, слух не прорезался, но даже земелька вздрогнула, когда четыре стамиллиметровых миномёты ухнули одновременно. Эх, красиво, наверное, они воют сейчас над головами людоловов.

Наблюдатели примчались минуты через две. Лес, и четыреста метров, особо быстро не получится, да и темно довольно, хоть половина луны есть на небе и звёзд эвон сколько.

Бегут, кричат. Но видимо всё нормально, так как никто перенацеливать миномёты не стал. Вместо этого все бросились палить на максимальной скорострельности.

— А ведь неправильно… — Юрий Васильевич только сейчас подумал, что выпускай они мины с интервалом в полминуты хотя бы, эффект от воя был бы сильнее, а так за минуты все пятьдесят мин выпустили и всё, баста карапузики, кончились арбузики.

— Ещё по одной мине через две минуты, — решил он не жадничать. Десять мин потом погоды не сделают, а сейчас с перерывом точно панику усилят.

Эти пироманы, в смысле пацаны его потешные с радостью похватали мины из привезённых на всякий случай и выпустили опять по неприятелю.

— Всё! Закончили! Егорка командуй, всем тромблоны зарядить! Василий Семёнович, воям передай своим, пусть у кого есть заряжают пищали.

Случилось всё как Боровой и предполагал. Убить человек пятьсот пятьюдесятью — шестьюдесятью минами невозможно. И сейчас с поляны люди и кони неслись во все стороны, не выбирая дороги. Принеслись пару десятков обезумевших ногаев и к ним на опушку. Засверкали стволы тромблонов и пищалей вспышками. Тоже обезумели все. Ну выбежало пусть два десятка человек, в них из сотен ружей пальнули. Так пороха не напасёшься. А свинец, вообще проблема, в России не добывается, весь привозный. Такими темпами если палить, то вскоре из трупов свинец нужно будет выковыривать.

Юрий Васильевич наблюдал за потешными. А вполне уверенно ребята себя ведут. Выстрелили быстро достали стальной ёршик прошлись внутри ствола и потом ещё на всякий случай войлочным, который с другой стороны шомпола приделан. Теперь бумажный патрон и дробь. И пыжом забить в конце, чтобы свинцовые шарики не высыпались. Приём сотни раз отработанный, как и то вдолблено в головы отроков, что оружие в бою всегда должно быть заряжено, лучше потом в воздух салютом разредить, чем во время боя оказать лицом к лицу с врагом безоружным, понадеявшись, что всё уже закончилось сражение.

К Боровому подбежал старший у московских дворян сотник Яким Тимофеев сын Рыков, руками машет в сторону поляны вражеской. А вон чего хочет сотник. Об этом они на совете говорили. Если враг побежит, а он побежит, то идти к поляне и огнестрелом там дополнительной жути навести. Так ведь южнее ещё силы где-то вражеские остановились на ночёвку. Эти побегут и тех за собой потащат. Точно не решили, как поступать. Будут по обстоятельствам воеводы решение принимать.

А пусть, решил Юрий Васильевич, нечего тут сейчас совет собирать и обмозговывать. Нужно ковать деньги, не отходя от кассы.

— Давайте. Пошли вперёд, — Юрий Васильевич и сам достал пистоли из-за пояса, досыпал в первом на полку пороха из пороховницы и передал второй брату Михаилу.

— Пошли.

Событие шестьдесят шестое

В лесу, а надо до главной поляны четыреста метров пройти, редко, но то тут, то там слышались выстрелы, и каждый раз брат Михаил дергал Юрия Васильевича за руку и указывал в том направление, откуда выстрел донёсся. Иногда вспышку света Боровой и сам видел, но ему вот вороги не попадались, не лезли под выстрел пистоля. В оправдание ворогов можно сказать, что князь Углицкий не в первых рядах воев шёл. Впереди шли пацаны с тромблонами, потом сотня калужцев, с москвичами перемешавшись, и только потом с татарами касимовскими в качестве живого щита «Шествуя важно, в спокойствии чинном» шли Юрий Васильевич с братом Михаилом и мурзой Мустафой-Али. Татарину важному Боровой тоже пистоль выделил из трофейных, взятых у беков всяких в Казани. И сейчас непривычной к такому оружию мурза шёл рядом, вытянув руку на всю длину, и хищно стволом туда — сюда двигая. Юрий уже и пожалел, что дал оружие этому товарищу. Они ведь не первые идут и впереди его пацаны и калужцы с москвичами, ещё пальнёт, ну, там споткнётся или привидится чего. Нет, так-то мурза отличный воин, не писарь точно, но рубака, сабля у него знатная и видно, что боевая в зарубках.

Перед большой поляной все остановились. Луна, как назло, спряталась за одно единственное облачко, и видимость так себе. Потому, на открытое пространство выходить ратники и пацаны не спешили.

Юрий Васильевич из-за плеча одного из воинов выглянул на поляну. Нда, на самом деле темно как у негра где? Смутные тени носятся, так не сразу даже определишь это лошадь далеко пробежала или человек, но близко.

— Стоим! — Что есть силы, крикнул Боровой, — Ждём! Сейчас Луна выйдет! — на самом деле может и не прямо сейчас, её силуэт пробивается через облако, кажется, вот сейчас и светлей станет, но облако это какое-то ноздревато-дыроватое и за минутой просветления начинается вновь минута помутнения.

Бабах. Не выдержали люди, разрядили чуть не сотню стволов. Ну, может и хорошо. Именно в этот момент ночное светило избавилось от облака и осветило поляну, а на них десяток человек бегут с саблями. Тут и стойкий оловянный солдатик выстрелит. Даже чеховское ружьё повесившееся выстрелит. Этих бегунков как с шахматной доски фигуры снесло. Прошлась по ним клюшка для гольфа. Ногаи же думали тут сеча будет, а тут встреча… горячая.

Луна не так чтобы всё ясно и чётко показала, но одно точно стало ясно. Ногаи с поляны убрались не все. Отдельными особями и целыми группами степняки носились по поляне. Так же хаотично двигались и кони, где табунчиками, а где и в одно рыло.

А чего можно пострелять.

— Огонь. Пять выстрелов! — Юрий Васильевич во всё горло завопил. Он понимал, что это для него над ночной поляной тишина стоит. На самом деле лошади раненые и испуганные ржут, люди такие же орут. Может кто и ржёт, можно от таких чудес среди ночи и с ума сойти. Опять горло за последние несколько минут сорвал. Нужно глашатая завести, он ему тихонько в ухо гаркнет, а тот уже во всю Ивановскую поведает народу.

Всполохи света вылетают из стволов. Особенно красиво из тромблонов, с таким снопом искр. Ночью заряжать мушкеты с пищалями помедленнее, чем днём. Вообще можно пулю, пока её кожанкой обворачиваешь, уронить. Или шомполом мимо сунуть. Товарищу в глаз. Пацаны из тромблонов уже отстрелялись давно, а из пищалей и трёх выстрелов не произвели. Наверное, зря пацаны палили. На сколько там картечь летит даже в плотном бумажном стаканчике, ну, самый край метров пятьдесят. И то убойной силы уже не имеет. На таком расстояние вороги быстро кончились. Разве для психологического эффекта. Там ведь не глухие и не слепые ногаи по поляне бегают, они и видят и слышат, что по ним стреляют. А пули из мушкетов бывает и ранят кого из бегающих рядом, и тот орать начинает всякую непотребщину про маму чью-то и шайтана.

К последним выстрелам поляна очистилась, кого-то убили или ранили, кто-то в реку сиганул, кто-то по шляху на юг подался.

— Прекратить стрелять. Не заряжать! — уже сиплым голосом совсем, можно сказать, что завизжал Юрий Васильевич. Егорка повтори команду громко, — уже почти прошептал он пацану на ухо.

Потешный солдатик закричал. Оценить качество суфлёра Юрий не мог, но парень широко рот открывал. Народ остановился и стал вглядываться в темноту, на том конце поляны. А ну как сейчас оттуда конница выскочит. Все десять тысяч. Минута проходила за минутой. Набралось с четверть часа. Ничего. Никого.

— Егорка, скомандуй, что возвращаемся в лагерь. Трофеи будем собирать как рассветёт. Берём миномёты и уходим.

Князь Серебряный всё это время крутился вместе с татарами касимовскими вокруг князя Углицкого. В ход операции не вмешивался. Да и как в неё вмешаешься, роли расписаны на Совете. Все знают, чем должны заниматься. А он страхует брата и наследника Великого князя. Точно голову ему снесут, если с Юрием Васильевичем что приключится. Вот же неугомонный отрок, словно бес в него вселился. Сидел молча раньше рядом с братом, мычал иногда, да в церкви сознание терял бывало, и вдруг подменили. Хорошо ли? А бес его знает. Ну, с другой стороны, эвон немцев сгоношил мортирки интересные сделать. Работает это так, что сам сегодня свалился и в землю вжался Василий Семёнович, когда стрелять из мортирок начали. Такой вой и свист поднялся, словно все черти из ада сюда прибежали и давай эти звуки нечеловеческие издавать. Так бесы и не человеки. А ведь он уже два раза слышал, но тут и громче и нечеловечней ещё. Ноги сами подкашиваются. Не можешь ими управлять.