Клинков. Последний хаосит 5

Глава 11

Княжеский дворец, Южноуральск. Частные покои князя Демидова.

Комната была уютной, почти домашней. На полу лежали слегка выцветшие мягкие ковры. Старинные часы на стене отбивали маятником полдень. На резном чайном столике из чёрного ореха стоял поднос с чайничком и фарфоровыми чашками. Витраж в окне отбрасывал мягкие пятна зелёного и янтарного света на Григория Арсеньевича Демидова, князя Южноуральска. Он даже немного прищурился от света.

Он сидел в кресле, под спиной — подушка, на коленях — плотный плед. Рядом на подставке — недочитанный том с заметками по преобразованию погодных рун. Если бы вдруг подобный том, исписанный карандашом и одиноко лежащий на невысокой подставке, почти забытый, попал в руки какому-нибудь магу ранга Мастер или ниже, то, возможно, в княжестве произошёл бы фурор, и на свет появился бы новый Магистр.

— Стареем, Шах, — хмыкнул Григорий Арсеньевич, отпивая горячий дымящийся напиток из чашки. — Раньше мы с тобой чай только на церемониях пили, а теперь — чуть что, сразу в кресло с пледом.

На подоконнике устроился второй Архимаг — Василий Шаховский. Он не особенно любил своё прозвище и позволял называть себя так единственному человеку — князю и давнему… Недругу. Звучит странно, не правда ли?

Нокогда-то они не были друзьями. Наоборот. Ведь в начале политической карьеры, в юности, Шаховские и Демидовы соревновались как в академии, так и в самом Беловежске. Но с тех пор много воды утекло, и вряд ли кто-то вспомнит, с чего началось противостояние родов. Зато все знали, чем оно закончилось — союзом двух архимагов перед лицом медленно наползающей угрозы из соседних княжеств.

Он чуть повернул голову и беззвучно улыбнулся:

— Это не мы стареем. Это мир молодеет. Вместе с ним и наши проблемы.

Григорий Арсеньевич лишь цокнул языком и покачал головой. Ему было странно слышать подобные слова от друга.

Шаховский со своими тёмными кудрями и чисто выбритым лицом выглядел молодо. Если не заглядывать в магистрат, в его документы или в архив, то его можно было бы принять за молодого дуэлянта с боевой шпагой. Волосы он, правда, подкрашивал. Но это был один из маленьких секретов большого человека. В конце концов, что такое возраст для Архимагов, которые мог жить сотни лет, но редко доживали до старости?

— Ты, Гриш, не языком цокай, а ходи давай, — Василий ловко соскочил с подоконника, подошёл к креслу и сел напротив друга.

Между ними стояла шахматная доска, и партия, надо сказать, продолжалась уже несколько часов. Ни один, ни второй особенно не спешили. Григорий Арсеньевич уже давненько определился с ходом и затягивал его, чтобы выбить из колеи своего друга.

Он сделал едва заметный пас руками, и пешка двинулась на одну клетку вперёд.

— Полчаса прождал ради этого, — проворчал Шаховский и задумчиво всмотрелся в собственные фигуры.

Он сегодня, как и чаще всего, играл чёрными — этот цвет он особенно любил.

— Стало быть, — спокойно произнёс Григорий, — ты уверен, что это он?

— Ты проверил его магией и сделал его знатью, — отозвался Василий, не поднимая глаз от доски, — но спрашиваешь меня?

В его тоне не было злобы, претензий или вообще каких-либо сторонних эмоций. Он скорее констатировал факт. В зале, где Клинков признался Григорию, побывал не один аристократ. Некоторые, вопреки голосу разума, пытались врать. Ключевое слово — пытались. Секрет заключался вовсе не в самом зале или рунах, хотя они помогали, а в Григории. Он всегда хорошо разбирался в людях. Возможно, поэтому он сейчас сидел в княжеском троне.

Шаховский прогнал эти мысли куда подальше. Григорий подлил себе горячего чаю в чашку, причём сделал это не магией, а руками.

— Ты ведь знаешь, мне важно знать твоё мнение.

Вот опять, разве мог Шаховский после этих слов не высказаться? Впрочем, оба Архимага знали друг друга слишком хорошо. И оба знали, что Василий Шаховский всё равно сказал бы князю всё, что он думает. Прямо, без лжи и прикрас.

— Не может быть, чтобы это был не он, — отозвался Василий и съел пешку конём. — Я видел Клинкова живым, видел мёртвым… Фигурально выражаясь, конечно. А теперь, похоже, вижу воскресшим.

Шаховский откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу и закурил. Григорий поморщился, но говорить ничего не стал. Он иногда прощал другу небольшие слабости.

— Аура? — коротко поинтересовался он.

— Почти, — выдохнул Шаховский. — Как бы это объяснить… Оттенок, запах, чувства. Хаос нельзя скрыть. Особенно такой. Малец слишком быстро растёт, так будто у него за плечами не пара лет, а пара эпох. Ну, это ты заметил и без меня.

— Уже Мастер, — подметил Григорий, вдохнув аромат чая. — Скоро Магистр. Ну, а оттуда — только вверх.

— Если не убьют, — без особой интонации или изменения в голосе добавил Шаховский. — Хаос — это чёрная метка для Церкви. Хотя так было не всегда…

Шаховский смотрел куда-то за плечо Григория, как будто вспоминал что-то из далёкого прошлого. Григорий подмечал подобные моменты. В такие времена Шаховский всегда казался не просто старше, но и мудрее. Григорий поставил чашку и взглянул в окно.

— Думаю, церковники тоже догадываются. Иначе не было бы этой… — Григорий ненадолго замолчал, подбирая правильное слово.

— Придури, — подсказал ему Шаховский.

— Да, — усмехнулся Григорий. — Придури с Троицкими. Это же надо догадаться!

— Хотя после такого провала они явно начнут искать виноватых.

Шаховский постучал пальцем по фарфору, от чего в комнате раздался звон. Григорий повернул голову и посмотрел на друга.

— Гриш, ты лучше меня знаешь, как устроена церковная разведка. Им не надо быть уверенными — достаточно подозревать. А уж если в их представлении воскрес Архимаг хаоса…

Шаховский многозначительно замолчал и продолжил намного позже:

— Пошлют кого угодно, несмотря на последствия. Даже своих.

— Не думал, что скажу это, — улыбнулся Григорий, поправляя плед. — Но, может, нам стоит ударить первыми?

Шаховский ненадолго задумался, а затем произнёс:

— Нет, бить пока рано. Здесь, в княжестве, мы можем прикрыть Клинкова, дать ему вырасти. Моргнуть не успеем, как он станет Магистром.

Шаховский почесал подбородок, поймал взгляд друга и продолжил.

— Рискованные у тебя инвестиции.

Григорий виновато развёл руками:

— Но если выгорит — мы получим фигуру, которая сможет изменить расстановку сил на доске.

— Это сейчас, — нахмурился Шаховский. — Он знает, что его преследуют, и знает, что мы ему нужны. Вопрос в другом: что мы будем с ним делать, когда он больше не будет нуждаться ни в нас, ни в Южноуральске?

Григорий прислушался к завыванию ветра за стеклом и произнёс:

— Сделаем так, чтобы он остался. Из любви к Южноуральской погоде.

— Ага, и к нашему чаю.

Два архимага рассмеялись.

Минуту спустя разговор вновь стал серьёзным. Григорий вытянул руку и приподнял фигуру с доски.

— Пешка, — сказал он. — Казалось бы, движется медленно, но на длинной дистанции меняет всё.

Шаховский усмехнулся:

— Какая уж из Архимага хаоса пешка? Скорее ферзь — резкий и хаотичный.

— Нам просто нужно дать ему дойти до конца доски.

Григорий двинул пешку на одно поле вперёд. Вопреки своим словам, он приносил пешку в жертву.

Несколько мгновений в комнате стояла тишина, только маятник часов отсчитывал время. Шаховский усмехнулся и забрал фигуру противника.

Через час чай остыл, солнце поднялось выше, и в комнате не было разноцветных бликов. Часы всё так же мерно бежали вперёд. Партия закончилась. В комнате стояла тишина.

В центре доски была лишь одна фигура — белый король.

Голос Григория Арсеньевича, архимага и князя Южноуральского, нарушил тишину. От него веяло холодной уверенностью:

— Пешке или ферзю всё равно никогда не стать королём.

Зал заседаний Церковного Совета Солнца в Кашкаринском княжестве.

Зал совещаний Совета Солнца в Кашкаринском княжестве был тих. Слишком тих. Каменные стены уходили вверх к высоким потолкам и были усеяны светящимися рунами. На потолке же красовался золотой орнамент, который должен был выглядеть тепло, но от него почему-то веяло монастырской кельей.

В воздухе чувствовалось напряжение. Здесь и сейчас, в тишине, каждое слово, произнесённое даже шёпотом, звучало как приговор.

За овальным столом сидели шестеро Верховных представителей Совета. У всех — светлая одежда, украшенная вышивкой и символами церкви, где круг с вписанным в него сияющим солнцем был обязательным знаком.

Во главе собрания сидел Старейшина, а по его правое плечо был Илларион Соснов. Он был молодым, амбициозным и резким — слишком прямым даже по меркам церкви. Его лицо не отображало ни одной эмоции, оно было холодным. Руки сцеплены в замок, он смотрел не на собравшихся, а прямо в центр стола, где из серебра и стекла был изготовлен символ света — сияющее солнце.

— Пригласите, — произнёс Старейшина старческим и слегка дрожащим голосом.

В двери ввели Станислава Троицкого вместе с двумя его людьми. Лица у всех троих были бледными, а в глазах читалась единственная эмоция — страх. Один из людей Троицких был весь замотан в бинты.

Станислав, хоть и потерял титул в Южноуральске, но держался как аристократ — прямая спина, надменный взгляд. Он слишком хорошо понимал, что сейчас на весах лежала не честь, а выживание.

— Господа, — произнёс он ровным голосом, — мы пришли с повинной.

На лице Иллариона не отразилось ни одной эмоции, как и у остального Совета.

— Повинное, — вновь прозвучал глухой старческий голос Старейшины, — это когда ты каешься сам. А вас привели, и вы пришли объясняться.

Станислав выдержал холодные слова и леденящий душу взгляд.

— Нас подтолкнули к решению. Мы знали, что род Клинковых связан с хаосом и опасались, что он может стать угрозой.

— Хаос — угроза всегда, — холодно сказал Старейшина. — Нам не нужны трактовки.

— Дело в Максиме Клинкове, — попытался объясниться Станислав. — Он не просто маг. Он чересчур силён. Если вы позволите…

— Мы знаем, кто он, — оборвал Станислава Старейшина. — Или, вернее, кем он может быть.

Старейшина перевёл взгляд на Иллариона. Илларион медленно поднялся на ноги.

— Максим Клинков, — сказал он, выговаривая имя с омерзением, — погибший больше трёхсот лет назад Архимаг, еретик и изгой. Один из тех, кто пошёл войной против Света.

Он подошёл ближе к Станиславу, не скрывая презрения:

— А вы решили, что можете устранить его сами? Без приказа, без поддержки, без благословения?

Станислав не выдержал напора слов и отвёл взгляд, молча.

— Ваши действия, — продолжил Илларион, — провалились. Вы не только не устранили Клинкова, но ещё и утратили влияние, имущество, привели к гибели бойцов и подставили Церковь под прямое наблюдение князя Демидова.

— Мы пытались… — заговорил забинтованный сопровождающий из Троицких.

— Вы самонадеянные идиоты! — рявкнул Илларион. — И если бы не решение Совета, вы уже были бы очищены Светом.

В зале на короткий миг повисла тишина.

— Однако, — вмешался Старейшина, — вы не бесполезны. Пока. В Южноуральском княжестве вы больше не появитесь ни под каким предлогом. Вам предстоит отправиться в Выкречь, на границу империи, и восстановить там порядок Солнца. В последний год там возникли… некоторые проблемы. Особенно с самодеятельностью жрецов на местах.

Эти слова прозвучали как усмешка.

Станислав кивнул. Было сложно сказать, что он чувствовал — злость, раздражение, ненависть или горечь. Но главное было не то, что он потерял, а то, что сохранил — жизнь.

— А что с Клинковым? — тихо спросил кто-то из Совета.

Старейшина и Илларион переглянулись.

— Мы наблюдаем, — ответил Старейшина. — Хаос трудно устранить прямым ударом. Он гибок и вездесущ. Его нужно подтачивать, вымывать, разрушать изнутри. И…

Старейшина задержал взгляд на эмблеме солнца на столе.

— Мы обязательно это сделаем.

Старейшина взглянул на на Иллариона, и в его глазах на один миг промелькнуло то чувство, которое старый и уже поживший церковник испытывал крайне редко — надежда.

Собрание закончилось. Илларион остался сидеть в зале один. Он смотрел на золотую вязь, уходящую к потолку. Он не сомневался — это тот Клинков, и хаос вновь что-то задумал.

Илларион поднялся из-за стола и вышел из зала. Впереди его ждали агенты, шпионы и подчинённые. И ещё хаосит, которого он собирался убить.

Любой ценой.

Выкречь. Особняк Володиных.

Ратибор Володин проснулся задолго до рассвета. У него так часто выходило в последнее время — ночь приносила тревогу вместо покоя. Сны, если и были, то были короткими, скомканными и исчезали из памяти едва Ратибор открывал глаза. Он вышел на балкон второго этажа и вдохнул утреннюю прохладу. Выкречь была затянута лёгкой дымкой — солнце ещё не успело подняться из-за горизонта.

Снизу, во дворе, уже слышались голоса и звуки просыпающегося дома: кухарка громко ругалась с кем-то, кузнец таскал воду, мальчишка-конюх лениво подметал камни. Всё вроде было как всегда, как обычно… но не совсем. Володины в последние месяцы держались изо всех сил. Да, у них были контракты, бойцы сильные, маги, да и на землю их никто не претендовал.

Но сразу после отъезда Максима Клинкова все дела шли с трудом, словно несмазанные колёса. Сначала были допросы церковников, затем отменилась сделка с Караваевым. Было понятно, что на него надавили. Рысев, кому же ещё? Но и Рысев действовал от имени церкви, не сам.

После охоты за Кровавым кварцем… Осада. Ратибор едва смог вернуть боевую мощь к тому, что было до этого. Но ни город, ни княжество не стояли на месте и не ждали, пока Володины восстановятся.

Разве что дома стало спокойнее.

Ратибор тяжело вздохнул. Он любил жену и детей. Всех. Ира с Серёгой, несмотря на расстояние, часто присылали письма: про походы, про монстров, про жизнь в Южноуральске. Они славно обустроились. Законнорождённые дети, незаконнорождённые… Ратибору было плевать. Его кровь, он их воспитал — воинов, сильных, с характером.

Но, судя по последним новостям, он не знал, было ли им сейчас безопаснее в Чернореченске или здесь, дома, в Выкречи.

Ратибор уважал Максима, видел в нём силу, ум и справедливость — свою, хаотичную, но честную. Род Володиных оказался между молотом и наковальней. Церковь не прощала даже союзов с хаоситами.

Это не значило, что Род Володиных был под смертельной угрозой. Нет, ещё достаточно контактов, ещё достаточно заказов, ещё достаточно связей, выстроенных за десятки лет. Если одни откажутся вести дела — то найдутся другие.

Здесь, в маленьком городке на границе империи, никогда нельзя было выжить в одиночку. И опаснее всего были не аристократы или церковники, а Зона. С ней нельзя договориться, её нельзя судить. В последние годы Ратибор даже начал сомневаться, что её можно было победить. Как будто монстры, изменённые растения, артефакты не закончатся никогда.

Зазвенел колокольчик, и в комнату робко заглянула горничная. Ратибор шагнул с балкона в комнату.

— Слушаю.

— Простите, господин, но к вам гонец.

— Сейчас буду, — пробасил Ратибор.

Он быстро оделся, повесил клинок на пояс и спустился вниз, в гостиную. Там его уже ждали не только гонец в пыльной накидке и грязных сапогах, но и Владимир. Он поприветствовал Ратибора быстрым поклоном, на что Ратибор только махнул рукой.

Оба подчинённых выглядели взволнованно. Гонец, молодой парень, тяжело дышал, хотя и успел, судя по всему, уже перевести дух. Ратибор дураком не был и тут же поднял вокруг себя Полог, ограждаясь от мира стеной магии.

— Слушаю, — коротко сказал он.

— Господин, — произнёс гонец и низко поклонился, — новости из пограничья. Через перевал прошли чужаки. Светлая одежда и доспехи, все украшено золотом. А на знамёнах…

— Солнце, — сквозь зубы процедил Ратибор.

Гонец лишь кивнул и склонился ещё ниже. Ратибор посмотрел на Владимира — верного воина, прошедшего вместе не одну вылазку и войну. Он был готов к любому приказу.

— Вернуть все экспедиции, отменить вылазки, собрать бойцов и наёмников.

Владимир спокойно кивнул. Ратибор знал: если солнце придёт, встречать его придётся именно ему.