Кайа. История про одолженную жизнь (том Шестой)

Глава 136

— И все-таки, у тебя была какая-то веская причина для отказа? Или же все дело в банальном «я не хочу и точка!»? — поинтересовался приемный папаша, когда наш спортивный авто, в сопровождении двух машин охраны, съехал с шоссе и остановился на светофоре.

Вопрос от чего конкретно я отказался, уточнений не требовал.

До сего момента мы болтали так, о разных пустяках, однако Глава Семьи решил радикально сменить тему.

Приемный отец вроде как даже и не рассержен тем фактом, что Кайа, то бишь я, прямо отказала царю в желании породниться через брак с его сыном. Внешне, по крайней мере. Ему, похоже, действительно любопытно.

— И как давно ты знал, что мне поступит такое предложение? — вопросом на вопрос ответил я.

— С самого начала, разумеется. Такие дела быстро не делаются, этот вопрос прорабатывался много месяцев. — ровным тоном произнес он.

— Значит, это и был твой вариант моего спасения от навязанной…м-м-м…«дружбы» с Александром? И у тебя, стало быть, все получилось. И если бы не мой отказ…

Я взял многозначительную паузу.

— Это правда. — согласился папаша. — У меня все получилось. Я уже давно не произношу слов, когда не уверен, что сумею воплотить в жизнь сказанное.

В этот момент мне стало искренне жаль, что я так сильно ограничен в эмоциях, практически не имея возможности их испытывать. Уверен, если бы этот разговор случился до того, как Марек и его банда испоганили наркотиком мое тело, я бы наверняка закатил форменную истерику с битьем посуды. Но, разумеется, после. Когда остался бы в одиночестве.

— Правильно ли я понимаю, что о моем возможном союзе с Алексеем разговор шел еще до Рождественского вечера? Значит ли это, что с заказом от министерства Войны все утряслось в положительном для нас ключе?

— Правильно понимаешь, все хорошо. И с возможным союзом, и с заказом. — ответил папаша, продолжив. — Хотя после того вечера были некоторые, скажем так, сложности, но…

Ну, само собой! «Некоторые сложности»! Царской Семье «ношеная обувь» без надобности, даже если «носить» ее предполагается исключительно для пользы дела.

— … они в итоге благополучно разрешились…

Ну да, царю, видимо, были предоставлены весомые доказательства того, что тем «чудесным» вечером Александру не удалось-таки сорвать «вишенку». Доктор, осматривавшая мое бессознательное тело, после того как его доставили в особняк, явно составила необходимый документик.

В любом случае, Кайа — тот еще «фрукт», и если царская Семейка все же согласилась принять ее в качестве зарегистрированной любовницы Алексея (что по здешним канонам событие практически невообразимое), то страшно даже предположить, что именностояло на кону и какие пертурбации в стране я сорвал своим отказом. Представляю, в каком бешенстве пребывал приемный папаша, когда узнал (а ведь это наверняка случилось уже сегодня!) о том, что из-за моего отказа накрылась вся комбинация.

— … и переговоры продолжились, после чего твердая договоренность была достигнута.

— Одного не могу понять, папа, вот чего тебе стоило рассказать мне об этом заранее? — спросил я, практически сумев ощутить чувство разочарования. — Ты даже не представляешь…все бы…вся моя «история»…пошла совершенно иным путем, если бы ты только соизволил мне рассказать!

— Я не мог рассказать, извини меня, дочь. Подготовка шла в строжайшей тайне. Одно неверное слово, просочившееся во внешний мир…один-единственный полунамек…и все бы сорвалось. Я сейчас имею в виду не только и не столько ваш с Алексеем союз, который теперь уже не случится. Мы не могли…не имели права!..так рисковать.

Ну, понятно. Значит, вчерашним вечером завеса тайны была сброшена, и «уважаемая общественность» вскоре узнает, каковой стала новая конфигурация знатнейших Семейств. В стране приключился государственный переворот, инициированный царем, а она, страна, об этом еще ведать не ведает. Пока.

— Я понимаю, что такое тайна. — произнес я, отвернувшись и рассматривая пешеходов, спешащих по своим делам…все они выглядят такими довольными, счастливыми… — А отказалась я…по весьма разным причинам. В том числе действительно из-за своего нежелания. Во-первых, как уже говорила, хочу сдержать данное Семье слово и навсегда закрыть уже эту тему. А во-вторых…

— «Во-первых» вполне достаточно! — перебил меня приемный отец, поняв, что я намереваюсь сказать далее.

— … как бы там ни было, но Государь принял мой отказ совсем не из-за этого, ведь мое желание…по крайней мере, в этом аспекте…как известно, никого особенно не интересовало раньше, не интересует и теперь. Хотя у меня все еще остается надежда на то, что эта ситуация изменится в будущем, ведь Семья обещала. Если тебе, и правда, интересна причина, по которой царь принял мой отказ, можешь сегодня спросить у него сам. Без обид, пап, но он строго-настрого велел мне молчать.

— Я понял. — ответил папаша, поинтересовавшись. — Чего от тебя было нужно жандармам?

— А это теперь тоже царский секрет, который я обязалась хранить.

— Даже от отца? — произнес папаша с нажимом, поглядев на меня в зеркало заднего вида.

— А я уже и сама не понимаю, кому теперь принадлежу. Царской Семье или Филатовым. В любом случае, если расскажу, то стану клятвопреступницей, хочешь? Останови тут, пожалуйста!

Мы сейчас проезжали один из спальных районов столицы и мне на глаза попался небольшой магазинчик, расположившийся в нежилом строении. Кажется, там торгуют мелкой потребительской электроникой. То, что надо!

Папаша спорить не стал и молча припарковался в «кармане», а через некоторое время, в сопровождении нескольких охранников, мы зашли в торговую точку.

— Здрасьте! — не отрывая глаз от некоего журнала, произнесла здешняя продавщица (судя по всему, одна из тех симпатичных молодых провинциалок, что приехали покорять столицу). — Ой!..

Она, наконец-то, соизволила поднять на нас взор и, когда поняла, кто перед ней, резво вскочила со своего места, приветливо улыбаясь папаше.

— Здравствуйте!

Судя по всему, такие типчики, как мой приемный папаша, сюда нечасто захаживают. Вообще не захаживают.

— Я чем-нибудь могу вам помочь?

Папаша поглядел на меня. Ну, говори, мол, для чего мы сюда пришли.

Я оглядел витрины. В наличие имелся довольно большой выбор как бывшей в употреблении (но в хорошем или лучше состоянии) портативной техники, так и совершенно новой.

Видеофон мне нужен для одного-единственного звонка, так что лично я приобрел бы «б\у», но…

— Купи, пожалуйста, вот этот! — я взял с открытой витрины аппарат.

Несколько минут спустя. На улице.

— И зачем же тебе понадобилось, чтобы этот видеофон я оформил на свое имя?

В магазине папаша ни о чем спрашивать не стал, просто исполнил мою просьбу.

— Не поверишь, но мне очень нужно позвонить маме! Со своего видеофона…оформленного на мое имя, имею в виду…этого делать сейчас никак нельзя.

— Ты снова задумала что-то странное? Такое добром обычно не заканчивается, насколько я помню. — шепотом произнес он. — Не хотела звонить со своего, взяла бы мой аппарат. Что происходит?

— С твоего личного тоже нельзя. Ты — глава могущественного Семейства и огромного промышленного конгломерата. Один лишь Господь знает, кто и как именно может тебя подслушивать. Додумались же использовать в качестве шпионов автоматических уборщиков.

— Кстати, об автоматических уборщиках…говорят, будто бы тем человеком, который вскрыл данную шпионскую сеть была именно ты.

— Чисто случайно получилось.

— Чисто случайно, охотно верю! Мне бы очень хотелось знать, как в твою чудесную рыжую голову могло прийти, что некто может использовать уборщиков подобным образом? Сложно даже сразу сосчитать, сколько ответственных лиц в результате этого…шпионского кризиса…лишилось своих должностей. И не только их.

Я лишь пожал плечами и, оглядевшись по сторонам, обнаружил сквер с детской игровой площадкой, где сейчас резвились дети под бдительным присмотром мам, бабушек и нянь.

— А скольких наградили и повысили из-за этого? Кому-то же должны были вынести благодарность за раскрытие шпионской сети, а мне не выносили точно.

Папаша лишь улыбнулся в ответ.

— Печали ответственных лиц — не мои печали, мне своих хватает. Пойдем, там присядем. — сказал я, кивнув на свободную скамейку.

Папаша возражать не стал.

— Что происходит, Кайа? — шепотом повторил свой вопрос он.

— Пока еще ничего, но вскоре точно что-нибудь произойдет, можешь даже не сомневаться. — произнес я, присаживаясь на скамейку.

— Кайа… произойдет что? — и еще раз спросил он, встав рядом.

Кажется, пока не услышит от меня нечто, устраивающее его, он с этого «конька» уже не слезет.

— Честно сказать, пока еще сама не знаю. У меня к тебе будет еще просьба, если можно. — я похлопал по месту рядом с собой.

— Если это в моих силах, я ее выполню. — присев рядом, пообещал папаша.

— Слушай, пап… — я внезапно сменил тему, — если из-за моего нет ты не устроил мне выволочку, значит, мой отказ…отцу того, за кого ты меня сватал…не сумел глобально изменить твоих планов, верно? А это значит, что существует некая замена?

— Само собой, это же вопрос чрезвычайной важности. Причем не только и не столько твоих сердечных дел. Я не мог…

Он замолчал.

— Сложить все яйца в одну корзину и не подготовить запасной вариант. — произнес я.

— Не подготовить запасной вариант, верно. После…того вечера, также согласовывалась альтернативная кандидатура. Одна из моих племянниц, ты с ней лично еще незнакома.

— Вот оно как… А тот человек, чьей любовницей по твоей задумке я должна была стать, но не стану, и правда, был в курсе всего?

— Правда. — папаша кивнул.

— Значит, ему удалось сохранить тайну, и до вчерашнего вечера держать свою матушку в полнейшем неведении насчет происходящего? — произнес я, поглядев в небо.

— Удалось, да. Так чего там у тебя за просьба?

Я достал из сумки большой блокнот и ручку.

«Тебе же мама рассказала, о том, как стало известно о „плодоразрушителе“?».

— Да, и про твой сон она тоже мне рассказала. Но…

Из-за детского ора записать звук вряд ли получится, однако технологии ИИ здесь развиты очень хорошо, а потому разобрать по губам сказанное — невелика проблема. Папаша взялся за ручку.

«Я запрещаю тебе распространяться об этом. Вообще. Одно дело — симпатичная юная барышня, верящая в то, что ее сны вещие. А вот симпатичная юная барышня, у которой иногда действительно случаются вещие сны — это совсем другое дело. Если вдруг об этом станет общеизвестно, то о какой-либо спокойной жизни сможешь забыть навсегда. Это как минимум. Тебе приснился очередной такой сон, и ты хочешь рассказать мне о нем?».

— Не совсем… — я облизнул пересохшие губы.

«Я прошу вас быть предельно осторожными. Тебя и матушку. Настолько осторожными, насколько вы не бывали еще никогда!».

— Тебе что-то известно? — папаша сделался чрезвычайно собранным.

— Ни-че-го, кроме одного.

«Семье может внезапно „прилететь“, причем с самого неожиданного направления, так сказать».

«Это как-то связано с твоими снами? Вряд ли бы ты просто так попросила нас об осторожности».

Возможно, мне вообще никогда и ни с кем не следует поднимать тему…потусторонних кукушат…вроде меня. Вероятно, этот секрет мне было бы лучше унести с собой в могилу (в очередной уже раз), иначе вполне может аукнуться. Однако я уверен…не знаю почему, но уверенность в этом у меня абсолютная (интуиция, наверное, а ей я доверяю)…что такого рода «игрок» (или даже несколько, бог знает) непременно пожелает разрушить промышленную империю Филатовых, похоронив меня под ее «обломками». А этого допустить никак нельзя.

Потусторонних кукушат, коим нашептывают обитатели преисподней, я в одиночку не одолею, нечего и пытаться. А вот если натравить на них одно из могущественнейших Семейств, а то и само государство…шансы имеются. Вопрос только в том: будут ли мои слова восприняты всерьез? И папаша для этого наилучший кандидат, как мне кажется.

— Пап, я четко понимаю, что рассказанное мной прозвучит, как некая мистическая ерунда. — произнес я, поглядев на приемного родителя.

Тот, кивнув, явно приготовился внимать.

«Раньше я лишь подозревала, что такое возможно. Однако я верю только фактам, а их у меня не было. Но теперь, после позавчерашнего, уверена наверняка: существуют люди, со скажем так, экстраординарными для обычного человека способностями. Не в физическом смысле, имею в виду».

«Люди, которым известно будущее?». — написал в ответ побледневший папаша.

Он не только предвосхитил мои слова, но, кажется, еще и вспомнил о чем-то.

— Не совсем. — я пожал плечами, продолжив эпистолярным способом.

«Какой-то из возможных вариантов будущего. Не факт, что именно тот, который будет в реальности».

«И что, по-твоему, эти люди в теории могут предвидеть фактические любое событие?»

«Нет, почти уверена, что не любое. Но за позавчерашней засадой на меня наверняка стоит кто-то из них, а значит, люди эти уже очень глубоко укоренились во властных структурах государства».

— Честно сказать, у меня было мало надежды на то, что ты не поднимешь меня на смех. — произнес я.

«Что-нибудь случилось?».

— Это, и правда, звучит, как обычная фантазия барышни, но ты ведь, во-первых, действительно помогла спасти брата. А во-вторых…ты же помнишь Алису?

— Та женщина, с которой ты общался на Рождественском вечере? Что-то о навигационной спутниковой группировке, если не ошибаюсь.

— Верно. Так вот… — он вновь взялся за ручку.

«Не так давно произошло кое-что(не стану вдаваться в подробности, тебе это ни к чему), о чем ни одна живая душа, кроме уже причастных, не должна была прознать. И не могла, секретность мы поддерживать умеем. Однако в „É toile chemin “ прознали об этом практически мгновенно. И контракт на поставку ракетных двигателей был немедленно разорван. Это обошлось нам очень дорого».

Он прекратил писать, уставившись в никуда.

— Я что-то такое слышала. Это, кажется, было в новостях. — произнес я, глядя на написанное через плечо папаши.

Я взял у него блокнот и ручку.

«Вы искали предателя, но так и не нашли?».

— Именно. Промышленный шпионаж — дело обычное, но… — произнеся это, папаша пожал плечами.

Я же зашелся в кашле, промышленный шпионаж…

«Об этом кое-что знал крайне ограниченный круг лиц. И никто из них предателем не является, это известно наверняка. Но все-таки информация моментально „утекла“. И такая неприятность происходит уже не впервые, между прочим. Кстати говоря, ты не единственный человек, допустивший подобную возможность. Понимаю, ты не знаешь их по именам и лицам (или все-таки знаешь?), но быть может, в курсе того, много ли таких людей?».

— Считанные единицы. — произнес я, ибо бог его знает откуда, но в этом у меня имелась твердая убежденность (знание, я бы даже сказал).

'Как уже говорила, все им не известно точно, но про ключевые моменты, определяющие историю, вроде знания об этом твоем кое о чем — они наверняка осведомлены. Как осведомлены они и о множестве чужих грязных секретов, со всем из этого вытекающим.

Однако я уверена, на их след возможно выйти и даже изловить, если грамотно расставить «силки» в правильных «точках». Хотя теперь, когда в одной из таких вот «точек» я поступила неожиданным для них образом, и они промахнулись, эти граждане станут действовать вдвойне осторожнее, конечно. Но они не всемогущи. Они лишь очередные противники нашей Семьи и, возможно, государства. Просто им известно больше, чем другим. Их главный козырь — незаметность, ибо даже если кто-то что-то и подозревает, в такое все равно очень сложно поверить, практически невозможно. Тот же офицер СВБ, даже если и обнаружит их, не пойдет к начальству и не доложит: «раскрыл, мол, банду провидцев». Это точно станет для него прощанием с карьерой и знакомством с…Львом Моисеевичем. Этим фактом, вдобавок к банальному шантажу, они и пользуются.

Как уже сказала, я поступила неочевидным способом, и тем самым сорвала их план. Думаю, это наилучшая стратегия против таких людей'.

— Это все, что мне известно.

Мое внимание привлек внезапный птичий вопль. Поглядев в небо, я натурально «залип», наблюдая за полетом здоровенной чайки, а мысли мои «легли» на новый «курс». К сказанному приемным отцом, относительно его планов насчет моей Кайи и царевича, отчего я ощутил некий прообраз чувств. Словно бы немножечко тепла разлилось в районе груди.

Все-таки наркотик не сотворил из меня этакую безэмоциональную машину, оперирующую одной лишь холодной логикой. Все, что он сделал — это искалечил мой разум, как та пуля — мизинец. А значит, потребность в душевных и искренних человеческих отношениях у такого одинокого человека, как я, никуда окончательно не исчезла.

Потеряв из виду птицу, несколько раз моргнул, ощущая тень досады, ибо в этот миг рассеялась иллюзия, наведенная словами приемного папаши, а вместе с ней и отголосок тех приятных ощущений…

— Все хорошо? — спросил Игорь.

— Да, теперь…теперь точно все хорошо. Я сейчас…схожу за водой. Ты будешь?

Игорь покачал головой, не хочу, мол, ну а я направился к торговому аппарату фирмы «Блиновъ и сыновья». Захотелось выпить чего-нибудь сладенького.

Скормив аппарату монету…

— Яблочная газировка сойдет.

…забрал напиток и сдачу, а мысли мои вновь вернулись приключившемуся разговору.

…после того, как вдруг показалось, что получил к себе таковое отношение. Пускай и от совершенно чужого и чуждого мне, по сути, человека. После рассказа Игоря о том, что он действительно все это время небезуспешно занимался вопросом моего спасения от навязанного союза, я на короткое время позабыл, что нахожусь в аду, а вокруг лишь черти. Любой живой твари, и я не исключение, хочется верить в лучшее, но…

Это были всего лишь грезы, Кайа. Друзей и близких у тебя здесь нет (кроме Консультанта и Ии…возможно), пора бы уже вернуться в реальный мир.

Все врут, ибо одну только правду говорят лишь дураки. Папаша и царь, дураками не являются. И оба они мне соврали, разбавив бочку своей лжи ковшиком правды.

Государь, разумеется, не собирался давать моей Кайе официальный статус при юном великом князе. Ведь даже будь у него таковое желание, это было бы попросту невозможно по огромному множеству причин одномоментно.

Вел ли приемный отец переговоры с царем относительно двух девиц, включая Кайю? Вел, конечно, раз уж все зашло так далеко, но в отношении моей Кайи, как говорится, был нюанс.

Сделал ли царь моей Кайе предложение от лица великого князя? Сделал.

Между прочим, возникла бы очень серьезная неприятность, вздумай я тогда ответить согласием. С такими вещими здесь не шутят, и оба шутника оказались бы по уши в дурно пахнущей субстанции.

Так в чем же тогда заключалась ложь? А в том, что им обоим…и приемному отцу, и Государю…мой ответ был заранее известен. И рассказ о снах явился для Государя хотя и неожиданным, но весьма удобным поводом принять мое нет, в результате чего, как и предполагалось, от Филатовых осталась одна-единственная кандидатка, которая и станет зарегистрированной любовницей Алексея. Если, конечно, не произойдет ничего экстраординарного.

Ложь без лжи. Идеальная ложь.

Совершенно очевидно, что поведенческая модель моей личности (некоторых ее аспектов) секретом для папаши и царя не является. Ее «измерили», «взвесили» и точно предсказали мой ответ, без всяких там «голосов в голове» и «снов».

И в этом нет ничего удивительного, ведь «играя» с такими людьми, как папаша и царь, «играешь» не только и не столько с ними самими, но еще и с работающими на них мощнейшими think tank (*аналитический центр — прим. автора), как там говорят американцы.

И если кто-то вдруг сомневается в этом, легкомысленно сочтя, будто бы сможет запросто обдурить царя и всю его шайку-лейку, то у этих людей существует огромный шанс встретить на своем пути беспилотный грузовик-самоубийцу. О «потусторонних кукушатах» никто до сего дня и знать не знал (я так предполагаю, по крайней мере), однако вон как оно с жандармами вышло. Не зная о существовании подобных мне людей, об их деятельности, похоже, вполне осведомлены.

Зачем бы папаше и царю потребовалась такая странная схема и чего конкретно они от меня хотят, прямо сейчас выяснить невозможно. Однако причина…очень серьезная причина…без сомнения, имеется, иначе бы «городить» такой «огород» точно бы не стали.

Чтобы в итоге не разочароваться в этих людях… — я взглянул на папашу, — в них никогда нельзя очаровываться. Они — «игроки» на «разлинованном листе», а посему…«играй», Кайа, «играй», ведь иного выбора у тебя нет.

— И да, пап…если все, и правда, так, как ты говоришь…сам знаешь, о чем…то я вынуждена перед тобой извиниться. — как ни в чем не бывало произнес я, усевшись рядом с ним.

— Думала, что нам с твоей матерью нет до тебя никакого дела и все, чего мы желаем — поскорее убрать тебя с глаз долой? — улыбнувшись, поинтересовался папаша, вырвав из блокнота листы.

Он, достав из кармана крупную серебряную зажигалку, встал и прошел к мусорке, после чего сжег исписанные листы, а пепел стряхнул в урну. А когда вернулся на место, не дожидаясь моего ответа, продолжил.

— Ты судишь о нас по своему деду, но это неверно. Я просто хочу, чтобы ты знала, твой дед — не абсолютное чудовище, которому было плевать на жизни и судьбы детей, внуков и правнуков. В прошлом случались серьезнейшие политические катаклизмы, и наша Семья не раз бывала на гране физического уничтожения. Однако Филатовы под его руководством преодолели все трудности, достигнув при этом определенного положения в обществе, а твой дедушка…ему приходилось жертвовать членами Семьи…многими…ради спасения всех. Он не добрый и не жалостливый человек, но… — папаша пожал плечами. — Таковы были времена. Я ни за что не стану жертвовать кем-либо из Семьи, если только…у меня останется хоть какой-нибудь выбор.

— Матушка сейчас в деревне. Хорошо там, наверное…

— Там прекрасно. — подтвердил папаша.

— Хочу сбежать туда, когда все закончится…хотя бы на какое-то время.

— Знаешь… — папаша, играясь с зажигалкой, усмехнулся, однако видок у него стал…озлобленным, что ли. — Меня всю мою жизнь…каждый божий день…с самого раннего детства готовили к тому, чтобы стать во главе Семьи. Однако же, вместе с тем изо дня в день в мою голову вбивали мысль о том, что мне никогда не стать Главой. Каждый божий день… Это… Это…

Он на несколько секунд отвернулся.

Ясное дело, папашу готовили, ведь такая Семья, как Филатовы, имеет очень сложную структуру управления, неочевидную для внешнего наблюдателя. И если ко власти вдруг придет неподготовленный человек…

Приемный отец фактически не имел никаких шансов на Главенство, ибо не является родным сыном бабки, однако его все равно готовили, на тот невероятный случай, если вдруг никого больше не останется.

Однако звезды стали так, как стали…вернее, их поставили нужным образом. Матушка…

— Каждый день, много-много лет подряд, я мечтал сделаться самым обычным парнем. «Незнатным». И убежать. Так далеко, как только возможно. Так что нет, ты не одинока в своем желании.

Воцарилось молчание.

— Мне очень нужно позвонить маме. — сказал я, доставая из коробки видеофон.

— Звони.