Это не могло быть реальностью. Эти большие коричневые глаза не могли смотреть на меня. Я обернулась, чтобы оглядеть улицу. Может, он увидел какую-нибудь белку или кота, а может, еще какой-нибудь зверь привлек его внимание. Бегун, быть может? Или тарелка фрисби на дворе у Беннеров? Ничего. Никаких признаков движения.
Ну, это странно.
Я повернулась обратно к окну, где был Хамлоф, он все еще сидел в той же позе и глазел на меня. Не сдвинулся ни на дюйм. Ярко-белая грудь вздымалась от частых вздохов, а голова с любопытством склонена набок. Он принюхался и взвыл, словно волк.
— Эй, привет, красавчик, — прошептала я.
Он еще раз склонил голову набок, в той самой очаровательной манере на какую только способны собаки, и я увидела, как начал тихонько постукивать его хвост по полу.
Быть такого не может.
Я не удержалась и медленно прикоснулась рукой к стеклу. Он отпрыгнул и начал гавкать.
— Шшш! — зашипела я. — Тише!
Его уши зашевелились, как только слова сорвались с губ.
— Хороший мальчик, — произнесла я, взгляд остановился на его милой лохматой собачьей морде. — Давай, малыш. Давай. — Я во второй раз потянулась к нему. Попыталась пройти ладонью сквозь стекло. Хамлоф сидел спокойно. Он перестал стучать хвостом, а сам осторожно потянулся ко мне носом, принюхиваясь. — Хамми? — я изучала его взгляд. Но в нем не было узнавания. Не было ничего.
Он не может меня видеть. Кого я обманываю?
— Мне жаль, — тихо произнес Патрик. — Правда.
Руки безвольно повисли. А я начала плакать.
— Я такая дура, — произнесла я. — Ты был прав. Я просто застряла здесь навеки вечные в этой беспонтовой вечности, без семьи и друзей…
— Мм, спасибо, — перебил меня Патрик.
— … без парня… и даже без собаки…
— Бри, подожди…
— … до тех пор, пока моя душа не погибнет или Вселенная не взорвется…
— Бри, послушай…
— … или произойдет что-нибудь еще пострашней…
— Боже, да ВЗГЛЯНИ же ты!
— А? — я подняла голову.
Хамлоф скребся в окно. Прямо там, где была моя ладонь.
— Боже мой, — прошептала я. Я не могла поверить в это. Это был единственный трюк, которому нам удалось научить его. Он пытался подать мне лапу. Слезы начали бежать по моим щекам и я рассмеялась. — Ты, сумасшедшая собака, ты МОЖЕШЬ меня видеть! — В мгновение ока, весь гнев во мне испарился. Я подпрыгнула, хлопая в ладоши и безумно смеясь, пока Хамлоф лаял, поскуливал и нарезал круги по другую сторону стекла.
— Хороший мальчик! — закричала я. — Хороший мальчик!
Он ответил лаем и яростно начал облизывать окно.
Патрик покачал головой.
— Будь я проклят. Никогда не видел ничего подобного.
— Хамлоф, хватит лаять. — Закричала Мама из кухни. — Кто у двери?
— Это я! — закричала я. — Мама, это Я!
Она подошла к двери, и я услышала, как открывается замок. Внезапно она оказалась передо мной.
Мама.
Мы стояли лицом к лицу. Я протянула руку, но пальцы прошли сквозь нее.
Нет, прошу. Прошу, посмотри на меня, я здесь.
Она вздрогнула и поплотнее закуталась в свитер. Но Хамлоф воспользовался шансом, протиснувшись в открытую дверь, а после начал покрывать меня собачьми поцелуями. Я не могла нарадоваться. Еще никогда мне так не хотелось быть измазанной собачьей слюной.
— Хамлоф, перестань. — Мама схватила его за ошейник и попыталась затащить его в дом, подальше от меня. Судя по выражению лица, она была немного напугана. Что-то было не так. Но она не была уверена, что именно. Но прежде чем я смогла дотянуться до нее, прежде чем я смогла заставить ее увидеть меня, она сделала шаг назад, переступая порог.
Я ощутила, как старый гнев и обида клокочут внутри.
— Мама, Мам, Мама, не надо…
— Иди сюда, Хамлоф. Давай тебя покормим.
— Стой! Останься со мной! — Это было несправедливо. Я просто хотела попасть внутрь. Почему, черт возьми, я не могла попасть внутрь?!
Я сделала шаг вперед и Хамлоф снова начал лаять, шерсть у него на загривке встала дыбом.
— Да что с тобой такое? — разозлилась Мама. — Хватит. Прекрати, сейчас же.
Он не сдавался. Он не бросал меня.
— Хамлоф Иган, немедленно внутрь. — Мама сурово указала на гостиную.
Он издал долгий пронзительный вой, словно почуял беду, и посмотрел на меня в поисках поддержки. Он не понимал, почему я тоже не могу зайти в дом. Вот бы кто-нибудь объяснил это нам обоим.
— Все хорошо, Хамлоф, — тихо произнесла я. — Иди в дом. Иди с Мамой. — Я опустилась на колени. Я обхватила его морду руками и осыпала его нос поцелуями. — По-крайней мере, хоть что-то, — произнесла я. — Хоть что-то. — Затем я подтолкнула его в сторону дома.
Мама закрыла за ним дверь, запираясь на замок. Я смотрела на нее сквозь запотевшее стекло.
— Презираю все это.
— Как и все мы, — отозвался Патрик. — Как и все мы.
Внезапно звук открывающейся гаражной двери привлек мое внимание.
— Я еду в больницу, — раздался голос Отца в доме. Тон не был дружелюбным. Ни единого намека.
Нет, Папа. Не уходи.
Я вытерла лицо, вскочила на ноги и побежала вниз по ступеням. Он выйдет из этого дома только через мой труп. Я завернула за угол дома, пробежав мимо маминых ярко-красных роз.
— Папа! — закричала я. — Не уходи!
Он завел машину и выехал на подъездную дорожку. Он оглядел дорогу, бросив взгляд вправо и влево, после переключил передачу и выехал на улицу. Ему так просто не уйти. Меня уже тошнило от того, что я не могу вмешиваться. Поэтому я упрямо пошла следом за ним по дороге. Я начала с легкого бега. После перешла на полноценный бег, насколько позволяли мне мои силы.
Бри, какого черта ты делаешь?
Следую за ним, а на что это похоже?
Патрик мгновенно оказался возле меня. Он схватил меня за руку.
Держись.
Несколько секунд спустя, мои ноги врезались в бетонное покрытие рядом с Медицинским Университетом Сан-Франциско. Меня отбросило на двадцать футов назад, где я врезалась в живую изгородь.
— Ух, — простонала я, как только воздух снова проник в мои легкие. — Это и вправду больно.
— Семь с половиной, — ответил Патрик. — Хороший рост, хорошее расстояние, но три очка вычитается за корявое приземление.
— Дай передохнуть. — Я потерла ушибленные коленки. — Перед глазами сплошной туман. Я ничего не вижу. Посмотрела бы я на тебя, если бы ты был в платье. Я требую пересчета результатов.
— Полегче, не жадничай. Тебе еще повезло, что я накинул пол бала.
Он, смеясь, помог мне подняться. Я отряхнулась и заковыляла к обочине. Потом мы стали ждать. Пятнадцать минут спустя, я увидела, как БМВ отца появился на дороге. Он включил поворотник, свернул налево и припарковался на свободном месте неподалеку от входа в больницу. Я поднялась, когда он приблизился.
Пап, я здесь.
Я протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, но, как и в случае с мамой, моя рука прошла сквозь него. Он продолжил идти. Поэтому я пошла за ним следом. Я прошла за ним сквозь автоматические раздвижные двери в отделение скорой помощи, далее по коридору, где пахло пластиком и плиткой, а затем в открытые двери лифта. Он нажал кнопку четвертого этажа и прислонился к стене, закрывая глаза. Наконец, мне хорошенько удалось его разглядеть. Он был несколько потрепан и небрит. Под глазами появились темные круги и, похоже, он сильно похудел. Но он по-прежнему был красавчиком. Я протянула руку и попыталась дотронуться до его руки.
Пап, это я.
Он отдернул руку и сунул ее в карман. Лифт остановился. Раздался сигнал. Двери открылись. Патрик и я последовали за ним по коридору, освещенному флуоресцентными лампами к распахнутым дверям. Мы прошли мимо реанимации, и наконец, повернули налево в крыло кардиологии. Я задрожала, а желудок скрутило узлом. В последний раз меня заносили сюда на носилках. Отец держал меня на руках. Не смотря на то, что в тот момент я была уже мертва.
Мы снова повернули налево и оказались перед дверью его офиса. Он сунул руку в карман пальто и, достав связку ключей, начал возиться с дверной ручкой. Патрик и я проследовали за ним внутрь, не смотря на то, что было видно не так уж много, в комнате было темно. Он закрыл за нами дверь, закрывая на замок.
Стоп, почему он запер ее?
Затем, он включил свет. И я громко ахнула. Там словно бомба взорвалась. Комната была настоящей катастрофой. Все стены, потолок и даже пол были покрыты бумагами. Вырезками из газет. Рентгеновскими снимками. Фотографиями. Записями из дневников. Десятками тетрадей и блокнотов. Ни дюйма свободного пространства.
Что это ещетакое?
Может, у него новое хобби? пошутил Патрик.
Я не рассмеялась, потому что у меня возникло чувство, что он был близок. Я провела рукой вдоль неопрятного коллажа на стене, пробегая взглядом по заголовкам.
ПОДРОСТОК ИЗ ХАЛФ МУН БЕЙ УМИРАЕТ ОТ ОБШИРНОГО СЕРДЕЧНОГО ПРИСТУПА.
МЕСТНАЯ ПЯТНАДЦАТИЛЕТНЯЯ ДЕВОЧКА УМЕРЛА ОТ РАЗРЫВА СЕРДЦА… А ВАШИ ДЕТИ ПОДВЕРЖЕНЫ РИСКУ?
Потом я поняла. У Отца действительно появилось новое хобби. И этим новым хобби была я. По всем стенам были наклеены журналы и газеты, а также несколько обложек с моим лицом.
Неужели все это обо МНЕ?
Я не знала что сказать.
— Эй, взгляни только, — произнес Патрик. — Да ты знаменитость.
Я подошла к Отцу, который сел за стол. Наблюдала, как он принялся перелистывать папки с бумагами, иногда останавливаясь, чтобы вырезать заголовки, иногда доставая с полки пыльные справочники, чтобы посмотреть там что-то. Он строчил бесконечные заметки в тетрадях и блокнотах: вопросы, теории и истории, которые он выяснил в ходе своих исследований. Никогда не видела его таким прежде. Это была некая странная, альтернативная версия его самого. Учитывая то, что его сводила с ума неспособность объяснить этот медицинский факт. Мама была права: он был одержим. Он не остановится, пока не решит эту загадку.
Ох, Пап, это всего лишь разбитое сердце. А не бином Ньютона.
Я свернулась калачиком на кожаном диване, где Джек и я, взяв одну из тетрадей отца, порвали листы на маленькие кусочки и писали на них предсказания будущего, а потом читали их вслух.
Трое детей. Рыбка по имени Флиппер. Ты будешь жить в особняке. Ты станешь космонавтом.
Но такое нельзя предсказать. Ни за миллион лет.
В груди появилась боль, когда я взглянула на него. Я причинила боль стольким людям. Опять же, папе было не плевать на меня, и от этого я полюбила его еще больше. Наблюдая за тем, как он пытался дать ответ на самую большую загадку в своей карьере: меня.
Телефон зазвонил. Он поднял трубку.
— Да? — Он замолчал. — Милая, не плач. Я знаю. Мне тоже жаль.
Я выпрямилась.
Это, наверное, Мама. Они помирятся.
— Ладно, — сказал Папа. — Я скоро буду.
Он идет домой, он идет домой, он идет домой!
Я подпрыгнула. Я радовалась словно ребенок в Рождественское утро.
Папа отправил письмо по электронной почте, собрал саквояж, и закрыл дверь кабинета. Мы последовали за ним на переполненную парковку и забрались на заднее сиденье. Я была так рада выбраться оттуда.
— Поверить мне могу, что ты вынудила меня на поездку с этим неуклюжим стариканом, — проворчал Патрик. — Я стану посмешищем на небесах, если кто-нибудь узнает. Взмыть куда быстрее.
Я захихикала. Было забавно наблюдать, как он ворчит.
Мы выехали на дорогу, и Папа включил радио. Бон Джови.
— ОБОЖЕМОЙМОЯЛЮБИМАЯПЕСНЯ!!!! — закричала я, ощущая куда больше надежды с тех пор, как я покинула «Кусок». — Давай, Пап, сделай погромче! — Я начала петь, выкрикивая слова песни изо всех сил. — Оооуоуоу, я умру за тебя!!!
— Вау. Слух никогда не станет прежним, — поморщился Патрик. — Напомни мне отвезти тебя на уроки пения к твоему следующему дню рождения.
— Ой, верно, — съехидничала я. — Будто бы у тебя дела с этим обстоят ГОРАЗДО лучше.
Он удивленно приподнял бровь.
— Наблюдай за мастером. — Затем откинул голову и начал бешено мотать головой. — Возьми меня за руку, и мы сделаем это, кляя-я-янусь! Оу-оу-оууу, я умру за тебя!
Самое безумное было то, что Патрик оказался хорош. На самом деле, очень и очень хорош. Я была совершенно впечатлена.
— Блин! Тебе нужно попробоваться на шоу Американский Идол!
Он улыбнулся и опустил свой импровизированный микрофон.
— Неужели мы хоть в чем-то согласны?
Я приложила все свои усилия, но через пять секунд визга, мы оба сорвались на истерический смех. Так что, он обнаружил еще один мой изъян. Смеяться было так хорошо. Нет, даже чудесно.
Все хорошо. Теперь все будет хорошо.
Патрик улыбнулся мне. Я улыбнулась ему в ответ.
Бри? Услышала я его шепот. Ты помнишь…
— Эй! — вскрикнула я, когда фермерский рынок пролетел мимо. Я оглянулась, в замешательстве. — Папа, что ты делаешь? Ты пропустил поворот.
Он едет домой по новому маршруту? Странно.
Мы неслись по шоссе, мимо проплывали знакомые улицы.
Быть может, он решил заехать куда-нибудь, чтобы купить Маме букет?
Мы остановились на повороте, и Папа включил поворотник.
— Папа, почему ты поворачиваешь сюда?
Он пропустил две машину, затем быстро свернул направо, на заполненную парковку Отеля Хилтон.
Что в Хилтоне?
Он вывернул на свободное место, припарковался и выключил зажигание. Отстегнув ремень безопасности, он выбрался из машины.
Какого черта он творит? Патрик не имел понятия. Он так же терялся в догадках, как и я.
Мы последовали за ним через вестибюль отеля с дружелюбными портье, многочисленными люстрами и ненастоящими пальмами. Затем к лифту, на котором он поднялся на одиннадцатый этаж.
Одиннадцать, мой счастливый номер.
Мы прошли за ним по ковровому покрытию в коридоре. Пока он не остановился перед номером 1108. Он постучал дважды. Я услышала, как кто-то открыл замок по другую сторону двери. Дверь открылась.
Это была женщина.
Я замерла.
Нет.
Светлые волосы, стрижка в стиле пикси. Ярко-голубые глаза.
Нет.
— Дэниэл.
— Сара.
Миссис Бреннер?
У меня перехватило дыхание.
Моя учительница. Моя соседка. Лучшая подруга мамы.
Папа бросил свой кейс. Ослабил галстук. Прежде чем я поняла что происходит, он сломался и заплакал. Сначала тихо, но после разразился плачем, расстаяв в ее руках.
Нет, прошу. Прошу, нет.
— Невероятно, — прошептал Патрик.
Боже мой, меня сейчас вырвет.
А потом они начали обниматься.
А после целоваться.
А после я выбежала в коридор, не оглядываясь.