Капитали$т. Часть 6. 1992

Глава 6

Разгар рабочего дня, но работать совершенно не хочется.

— Люся, — говорю я в селектор, — соедини меня с начальником снабжения.

— Минутку, — отвечает Люся.

Через минуту начальник отдела снабжения на проводе.

— Слушай, — говорю я, — у нас там на складе что-нибудь нормальное из электроники завалялось? Телеки есть?

— Как не быть! — восклицает «снабженец». — Имеется! На прошлой неделе приехали «Панасоники»! Япония! Широкий экран!

— Ага, — говорю я безразлично. — Отложи мне одну штуку. Позже человек зайдет, заберет.

— Все понял! — рапортует снабженец.

— А кстати, видики тоже, вроде бы, были? — спрашиваю я.

— Имеется! Этого добра в ассортименте! Есть «Самсунг», «Фунай», если попроще нужно.

— Попроще не нужно. Нужно хороший, — говорю я твердо.

— Есть «Сони», — радостно отвечает снабженец.

— Годится. Тоже одну штуку отложи.

За разговором внимательно наблюдает ехидно улыбающийся Валерик.

— И кассеты! — громко подсказывает он. — Пусть полбагажника кассет накидают, потому как чего в этот видик прекрасная дама вставлять будет? Томик Бунина?

— Кстати, кассеты… — говорю я задумчиво. — Тут ты прав, кассеты тоже нужно…

— «Двойной удар» с Ван Дамом, — говорит Валерик. — Ну и для взрослых чего-нибудь, сам понимаешь, пригодится!

— Валера, — терпеливо отвечаю я, — скажи пожалуйста, у тебя собственный кабинет есть?

— Есть, — кивает Валерик.

— Так какого хрена ты тут трешься все время, работать мешаешь! Есть кабинет, сиди в нем, занимайся делами!

— Да че ты, Леха! — примирительно говорит Валерик. — Я же шутя… Но, кстати, не шутя, ты бы насчет бронированной двери подумал. Даже о двух дверях!

— А нахрена две? — настороживаюсь я.

— Одну на подъезд, другую на хату. Или Мишу Афганца попроси, пусть бойца выделит, хату прекрасной дамы постоянно охранять… Двадцать четыре на семь.

— Иди к чертовой матери, — мирно советую я Валерику.

— Иду, иду, — улыбается он. — Знал я, что все эти походы по конкурсам красоты добром не кончатся!

Я кидаю в Валерика калькулятор, но он ловко уворачивается и исчезает за дверью.

Приватизация. О ней все разговоры, все мысли и чаяния. Никто толком не знает, как это будет, но все понимают — время золотое. Ходят смутные слухи о лицевых счетах, которые будут открыты на каждого гражданина. Но это не точно. А вот я знаю, что будет точно. И как это использовать — тоже знаю.

Местное отделение Госкомимущества разработало программу приватизации. Горисполком утвердил. Естественно, с одобрения губернатора. И конечно, наш Борис Борисович вносил свои коррективы в программу. Так или иначе, распродажа государственной собственности началась. Сначала — объекты торговли и сферы услуг. Парикмахерские, магазины — большие и малые, столовые, кафе и рестораны. Аукционы должны были стартовать буквально со дня на день…

Мы с Валериком и Серегой на заседании торгово-промышленной палаты. Странная организация, наспех зарегистрированная — что-то вроде неформального клуба общения для представителей крупного бизнеса.

Собрание — в актовом зале обкома. Присутствует три десятка джентльменов и несколько леди. Цвет нарождающейся буржуазии. Какие-то ораторы с трибуны рассказывают прописные истины, но их никто особо не слушает. Люди собрались не для этого. Люди собрались для того, чтобы договориться. Аукцион — штука скользкая. Если все сделать аккуратно, друг другу не мешать, а договориться миром, то можно забрать интересный актив почти даром.

Мы здесь чисто формально, на деловых людей посмотреть и послушать, чем дышат. Парикмахерские и гастрономы нас не интересуют. Крупнейший городской универмаг «Родина» забираем с аукциона мы, этот вопрос даже не обсуждается. Городские рынки, к которым мы имеем отношение, в приватизационный список не попадают, что нас вполне устраивает. Вполне достаточно полностью контролировать менеджмент.

Бизнес-сообщество в девяносто втором году разделилось на две фракции. В первую фракцию входили «новые русские» — люди, появившиеся из ниоткуда, различными способами заработавшие очень большие деньги. Это были бывшие бармены, таксисты, спортсмены, бывшие спекулянты, «торговая мафия». Вторую фракцию составляли «красные директора» и бывшие партийные функционеры. Представители второй фракции смотрели на первую несколько снисходительно и свысока — ну играют ребятишки в бизнесменов, пусть играют, все равно экономика на нас держится! «Красные директора» тихо ненавидели правительство Ельцина-Гайдара, тогда как «новые русские» смотрели на «рыночников-реформаторов» с оптимизмом. Как для ненависти, так и для оптимизма поводы имелись.

Само правительство Ельцина — Гайдара находилось в положении незавидном. С одной стороны — западные друзья, обещающие миллиардные кредиты, если все делать так, как они скажут. С другой стороны — набирающая силу оппозиция, глухое недовольство «красных директоров», и нарастающая народная ненависть. Да и с парламентом согласия у реформаторов не было, там сидел хитрый горец Руслан Имранович Хасбулатов, который явно выстраивал свою игру. Естественно, говорить о каких-то эффективных реформах в подобных условиях не имело смысла. Гайдару, по-видимому, надоело бодаться с Хасбулатовым, и он демонстративно попросил об отставке. И парламент отступил, Гайдар не только сохранил пост, но и получил серьезный карт-бланш. По словам «Коммерсанта»: «ту степень политической независимости, которой не имел не один из прежних премьеров». «Красным директорам» был обещан бонус — двести миллиардов рублей кредитов. Не так много, если разобраться, меньше полутора миллиарда долларов. Но на первую половину девяносто второго года — очень приличные деньги. И простой народ не обделили — было обещано, что минимальные зарплата и пенсия вырастут аж до девятисот рублей. Шесть долларов по нормальному курсу. Впрочем, даже такое повышение полностью обрушит финансовую систему, которая еще подавала какие-то признаки жизни…

Основные события, конечно, развернулись в кулуарах — в обкомовском буфете. Купечество выпивало, закусывало, общалось и решало вопросы. «Директорский корпус» держался особняком — директора механического, станкостроительного и автосборочного завода, вместе с несколькими неизвестными мне промышленниками рангом поменьше, пили коньяк и громко обсуждали дела.

— У меня восемьдесят процентов падение по итогам квартала, — с какой-то странной гордостью говорил директор станкостроительного завода.

— А у меня — шестьдесят шесть, — отвечал ему директор механического.

— Склад продукцией забит, никто не берет, денег нет!

— А наш основной потребитель вообще на Украине. Две таможни, внешнеэкономическая деятельность… И тоже без денег.

— Энергетикам должны два миллиона. Народу повышать зарплаты нужно, а как я повышу? На оборотные средства сырья закупил. В пять раз подорожало!

— Звоню в министерство, спрашиваю — делать-то чего? Отвечают — крутись!

— Слушай, а что там у тебя с металлом?

— Ты не ори так… Короче, есть одна фирма. А у нее лицензия на вывоз и квоты… Позже поговорим…

— Если хотят, чтобы мы работали… Пусть кредиты дают! Мы уже отписали губернатору!

— И мы! А не дадут — хоть завтра стачку начнем! Народ злой, потому что голодный…

— Гайдар обещал — пусть дают. А если не дадут, пусть на себя пеняют. Мы им устроим пролетарскую революцию!

— Экие скоты, — задумчиво сказал Серега. — Леха, знаешь этого лысого?

— Со станкостроительного? Ну знаю немного.

— Шестьсот тонн меди за бугор загнал. А медь по штуке двести баксов тонна. Вот и прикинь.

— Вписался в рынок, — кивнул я. — Неплохо так, с одной сделки семьсот двадцать тысяч «гринов». А сейчас сидят и хвалятся, у кого больше процент падения производства…

— Кредиты им дадут, похоже, — сказал Валерик, откупоривая банку «Пепси». — Дадут, это они все правильно рассчитали. Но только ниче путного их этого не выйдет…

— «КоммерсантЪ» пишет, что Центробанк будет давать бабки, — сказал я. — А у Центробанка бабки только эмиссионные. Те, что сам напечатал, других нет. И это кабздец, дорогие товарищи. Только-только курс устаканился немного.

— А бабки они просрут за полгода — максимум, — продолжил возмущаться Валерик. — Частью зарплату работягам выплатят, а с остальным побегут валюту скупать. Курсу хана, они его обрушат к хренам. И так все на живой нитке держится… Леха, ты вот что скажи, я не пойму, наверху, что ли, совсем бараны сидят, не понимают ничего? Гайдар же, вроде, умный мужик? Иди нет, просто тумана нагоняет? Я уже вообще понять не могу.

— Дело же не в Гайдаре, — сказал я задумчиво. — Хотя и в нем тоже, конечно… Дело в том, что никто не понимает, что происходит и что дальше делать. Как с этими кредитами для заводов. Правительство же благого дела хочет, спасти помирающую промышленность. Напечатают денег, завалят государственные финансы и в итоге промышленность все равно загнется.

— Смотри, какие люди! — перебил мю прочувствованную речь Серега.

В обкомовском буфете появился наш партнер Миша Афганец в компании пожилого джентльмена благообразной наружности.

— Вайсман, — сказал Валерик. — Торговый деятель, я его знаю. Леха, а че за дела у него с Афганцем?

— Значит, есть дела, — усмехнулся я. — Мы это потом обсудим, это всех касается.

Миша, похоже, принял предложение господина Вайсмана, касающееся силовой поддержки приватизации части государственных магазинов. И теперь господин Вайсман демонстрирует Афганца нашему бизнес-сообществу. С таким же успехом мог прийти и с гранатометом наперевес.

Миша вместе со своим новым деловым партнером подошли к нашему столику, мы поздоровались, и Миша пригласил меня на два слова. Мы вышли в коридор.

— Вот, Алексей, — улыбнулся Миша, — вы с Давидом Семеновичем шапочно знакомы, пора познакомиться ближе.

— Наслышан, — улыбнулся я Вайсману.

— Надеюсь, только хорошее? — вопросительно поднял брови он.

— А разве могло быть иначе? — еще шире улыбнулся я.

— У Давида Семеновича к нам предложение, — сказал Афганец серьезно. — Приватизация городской торговой сети через пару месяцев стартует. Вот, Давид Семенович зовет нас в партнеры.

— Октябрьский район — мой родной, — с грустью в голосе произнес Давид Семенович. — Каждый магазин знаю. От директора до уборщицы. Всю жизнь в этой системе. А теперь все распродают с молотка. И я так решил — если распродают, то отчего не купить? Магазин это, молодые люди, всегда магазин. Но что может сделать один старый больной еврей, когда творятся такие дела?

— Предложение следующее, — сказал Миша, — делаем акционерное общество и выкупаем столько магазинов, сколько сможем. Вернее, выкупает Давид Семенович на собственные бабки. А мы ему помогаем со своей стороны. Двадцать процентов акций наши. Все верно, Давид Семенович?

Вайсман медленно и важно склонил голову.

— А моя задача? — спросил я.

Миша хлопнул меня по плечу.

— Ты же в высокие кабинеты вхож, Леха! С замом губернатора на короткой ноге.

— Очевидно, что в процессе возникнут некоторые… процедурные вопросы, — вкрадчиво сказал Давид Семенович. — Так же очевидно, что их нужно будет оперативно решать. Так как?

Я некоторое время молча разглядывал носки своих ботинок. С одной стороны — заманчивое предложение. Ничего не вкладывая, получить что-то существенное. Но с другой…

— Давид Семенович, — сказал я, — тысяча извинений, но я должен сказать своему товарищу пару слов. Конфиденциально.

Давид Семенович снова медленно склонил голову в знак согласия, а я увлек Афганца дальше по коридору, к лестнице, покрытой вытертой и пыльной красой ковровой дорожкой.

— Ну чего ты напрягся так? — сказал Миша. — Дело — верняк. Как заберем магазины, двадцать процентов наши. А там… посмотрим, как пойдет. Давид Семенович человек немолодой, может на пенсию захочет. Мало ли… Целый район, Алексей, там только крупных магазинов штук пятнадцать, не считая мелочи. А еще склады, базы, хранилища…

— Миша, — ответил я, — если я попрошу нашего Борис Борисыча оказать содействие в деле, где потом кого-нибудь замочат… Это будет очень плохая история, которая поставит под удар другие наши дела. Я это так вижу.

— Да брось, Алексей! — развел руками Афганец. — Я не понимаю, что ли? Все будет тихо, по-вегетариански.

— А если тебя самого грохнут за какой-нибудь вонючий овощной магазин? — продолжил я.

— Отвечаю, — сказал Афганец тихо и торжественно. — Отвечаю, что все сделаем чин-чинарем! Чистый же доход без вложений и мороки! Ну, договорились?

— Договорились, — махнул рукой я. — Мертвого достанешь, Миша.

Договор был скреплен торжественным рукопожатием.

А потом было еще одно рукопожатие — с Давидом Семеновичем, а потом мы пошли в обкомовский буфет, где были еще рукопожатия, какие-то разговоры, споры и обсуждения, а потом я сказал Валерику:

— Все. Нет больше сил моих. Поеду.

— На офис? — поинтересовался Валерик.

— Нет, — сказал я. — В библиотеку записываться.

Валерик улыбнулся и хотел что-то сказать, но раздумал. Наверное, у меня вид был чересчур серьезный…

Все было как они и рассказывала — серая невзрачная девятиэтажка на Коммунарской, возле которой пустырь с кучей металлолома. Блестящий «БМВ» смотрелся здесь странно и неуместно, как пришелец с другой планеты. И библиотека действительно в полуподвале, все сходится. Я стоял перед обшарпанной деревянной дверью и почему-то волновался. Странно. Постояв немного и набрав полную грудь воздуха, вошел внутрь.

Она сидела за столом выдачи и что-то писала, очень сосредоточенно, и только дописав, подняла на меня глаза. Сначала она очень удивилась; может быть, даже смутилась немного, а потом улыбнулась растерянно.

— Привет! — сказал я непринужденно.

— Ой, привет! — откликнулась она. — А я тебя не сразу узнала! А ты как меня нашел? Хотя… погоди! Я же тебе, кажется, рассказала, где работаю!

— Все верно! — кивнул я с улыбкой.

У нее загорелись глаза.

— Ой! Ты не представляешь! Тут вчера такое произошло! Как в кино! Мне позвонили организаторы конкурса… ну, этого…

— Конкурса красоты?

— Да! И сказали, что мне положен приз зрительских симпатий. И через час приезжают, привозят огромную коробку. А там — телевизор японский! И еще одну коробку — видеомагнитофон! Я сначала не поверила даже, но как тут не верить, если телевизор — вот он, стоит на тумбочке! И видеомагнитофон еще! Правда, смотреть по нему нечего, кассет нет.

— Это недоработка, — кивнул я. — Ну, теперь проблема решена и маме не нужно ходить к соседке сериал смотреть.

Она кивнула, а потом вдруг посмотрела на меня с удивлением.

— Слушай, — сказала она, — я же дура такая! Сразу не сообразила… Ведь это же ты, правда?

— Что? — Мне пришлось разыгрывать непонимание.

— Телевизор и видеомагнитофон — это же ты устроил? И как я сразу не догадалась⁈

— Конкурс красоты был не очень честный, — сказал я. — Такой и задачи не было — выбрать первую красавицу города. Стояли совершенно другие задачи, которые выполнены, насколько мне известно.

— И? — спросила она, вопросительно глядя на меня.

— Иногда справедливости нужно помочь свершиться, — торжественно изрек я.

— А ты, значит, за справедливость⁈

— Я — да!

Она молчала. Думала. А потом сказала:

— Я так благодарила этих… организаторов. А получается, что не их благодарить нужно, а тебя.

— Это все пустяки. — Я махнул рукой, чувствуя, что смущаюсь. — Я вообще на этом конкурсе случайно оказался. И раз сказано, что приз зрительских симпатий, значит так и полагается, и нечего об том говорить…

— Хорошо, — улыбнулась она. — Но все равно спасибо. Я сама телек смотрю редко, а вот для мамы праздник!

— Прекрасно! — сказал я, давая понять, что тема закрыта. — Но я приехал по важному вопросу. Кое-что нужно узнать.

— Что же именно? — удивилась она.

— Очень важный вопрос. Что ты делаешь сегодня вечером?