Капитали$т. Часть 6. 1992

Глава 3

Офис Миши Афганца в гостинице «Турист». Вернее, не офис, а целый этаж, на котором разместилось около десятка связанных с ним коммерческих структур. В планах — выкупить все помещение гостиницы, как только станет можно. Денег у него хватает, Миша хорошо зарабатывает, но предпочитает держаться в тени. Однажды кто-то из наших пошутил, что он конвертирует страх в деньги, и я с этим совершенно согласен, так и есть. При этом, Миша совершенно не похож на бандита — всегда улыбчив, вежлив, аккуратен. Я ни разу не слышал, чтобы он повысил на кого-то голос… Но в делах — жесток, при малейшей угрозе наносит удар.

В начале года у Миши состоялась «стрелка», благодаря которой о нем заговорили в городе. Некий Шрам, отсидевший пять сроков, прибыл в родной город с твердым намерением установить «общаковский» прядок. Теневой бизнес немного напрягла такая перспектива, тем более, что заслуженный рецидивист предъявил «прогон», подписанный очень авторитетными в криминальном мире именами. Согласно этому прогону, Шрам назначался «положенцем» с широчайшими полномочиями.

Матвей, узнав о новом «положенце», обреченно вздохнул. Для него, как для предводителя крупнейшей «спортивной» группировки в городе новый порядок ничего хорошего не сулил. Так и получилось, Матею все же довелось познакомиться со Шрамом. После их непродолжительной беседы в ресторане «Театральный», «положенец» лишился нескольких зубов, которых и без того было не так уж много… Естественно, тут же был объявлен крестовый поход против «спортсменов-беспредельщиков», к которому почему-то не спешили присоединяться представители городского криминального мира. Они хорошо знали Матвея и неплохо представляли себе, чем закончится противостояние. Конфликт спустили на тормозах, а Шрам старался не появляться в местах, где бывает Матвей со своими спортсменами.

Впрочем, «положенец» продолжал бурную деятельность. С компанией каких-то совсем уж маргинальных личностей он наехал на одного из городских коммерсантов, который оказался то ли партнером, то ли подшефным Миши Афганца. Возник новый конфликт, по поводу которого Матвей высказался в том смысле, что желает победы всем его участникам. На «стрелку» к Афганцу приехал Шрам с группой бывших «сидельцев» и начал довольно бодро качать права. Мише Афганцу были предъявлены претензии в том, что он, не сидевший, влезает в криминальную жизнь, пользу «общему» не приносит и вообще — «крышей» быть ему не по масти. Миша стоически выслушал гневную речь «положенца», а когда претензии иссякли, поинтересовался, чего тот все же хочет? Шрам, само собой, хотел денег. И, само собой, не для себя — «пацаны за забором страдают». Миша поинтересовался — сколько именно денег нужно для облегчения страданий пацанов. Шрам твердо сказал — «лимон»! Миша безропотно согласился. К сожалению, при себе у него оказалась только половина этой суммы, вторую половину он твердо обещал выдать на следующий день. При виде импортного кейса с кучей налички у уголовников разгорелись глаза. Они, конечно же, милостиво согласились подождать с остатком суммы и уехали — отмечать победу. Правда, до ресторана доехать не успели, взрывное устройство, которое находилось в кейсе, сработало. Три трупа и выгоревший дотла «Жигуленок». Полмиллиона рублей тоже сгорели — широкий жест от Миши. Три с лишним тысячи долларов. С тех пор место «положенца» в городе' остается вакантным — занимать его почему-то не находится желающих…

Кабинет Миши Афганца шикарен, все новое, заграничное, дорогое — кожаные кресла и диваны, картины на стенах, ковры, на громадном письменном столе — три телефона, факс, компьютер, принтер…

Миша вместе со своим партнером Леней пили чай и что-то обсуждали.

— Привет, бизнесмены! — весело поздоровался я.

Бизнесмены приветствовали меня, после чего Миша торопливо и немного нервно спросил:

— Ну как дела?

— Да расслабься, — улыбнулся я. — Все в норме. С Матвеем я договорился, он больше не будет.

Леня посмотрел на меня с надеждой.

— Значит, магазин остается за мной?

— За тобой, — подтвердил я. — Но Матвею придется как-то компенсировать… Миша, а чего ты не сказал, что бывший директор этого мебельного с Матвеем работал? Неудобно получилось.

— Компенсируем, — кивнул Афганец. — Да какая разница, что они вместе работали… Директор этот сейчас не директор. А у Лёни классный бизнес-план, сам видел.

— Если делать, то прямо сейчас, пока пошлин нет! — сказал Леня, в глазах которого загорелся алчный блеск. — Любой товар можно переть без пошлин, это же сказка! Забить все импортной жратвой, место-то какое! Центр! Вокруг — многоэтажки! Народ приличный, денежный! Да тут даже не в бабках дело, Алексей Владимирович. Тут принцип! Мы же должны сделать нормальный магазин с нормальными товарами. А то у нас областной центр, а торговля — совковое убожество!

— Тебе и карты в руки, — прервал я пламенную речь. — Раз так горишь энтузиазмом — делай, добивайся и достигай. Будешь монополист.

— А кстати, — прищурился Миша, — мне тут сорока на хвосте принесла, что умные люди нацелились приватизировать всю торговую сеть по Октябрьскому району. Все универмаги, базы, продовольственные…

— Хрена себе! — удивидся я. — Это кто еще?

— Вайсман, — улыбнулся Миша. — Кто ж еще…

Я поморщился. Давид Семенович Вайсман был начальником управления торговли городского исполкома. Когда-то начальник управления торговли был царь и бог — повелитель дефицита. Сейчас дефицитом являются деньги, а следовательно, значимость этой должности существенно уменьшилась. Еще этот Давид Семенович приходился каким-то дальним родственником Евгению Михайловичу Лисинскому, нашему старшему товарищу, который смог исполнить свою заветную мечту — срубить бабла и уехать на родину предков. В его возрасте — самое то…

— А ты откуда знаешь про Вайсмана? — с подозрением спросил я Мишу. — И вообще, оно тебе надо, чужое горе? Других забот нет?

— Знаю из первых рук, — заверил Миша. — Сам Вайсман приходил сюда и имел разговор.

— Чего хотел? — лениво поинтересовался я.

Миша улыбнулся.

— Помощи. Он хочет магазины приватизировать. А в некоторых магазинах директора и «трудовые коллективы». Тоже хотят.

Все ясно. Бывшему товарищу, а ныне господину Вайсману понадобился силовой ресурс против непокорных директоров. А чего? Грохнуть одного, остальные перепугаются, Давид Семенович заберет магазины за копейки… и. вполне возможно, сдаст их в аренду уже по нормальной рыночной цене и за твердую валюту. Тем же директорам.

— Миша, — сказал я страдальческим тоном, — дорогой мой компаньон… ты какой-то поразительный человек! Просто терминатор! Ты что, на самом деле хочешь связаться с торговой мафией?

Я прошелся по кабинету.

— Пуленепробиваемые? — показал я на оконное стекло.

— Нет, — смутился Миша. — Обычное.

— А зря! — сказал я назидательно.

Миша недовольно шмыгнул носом.

— Я чего подумал… — начал объяснять он. — Я подумал, что он если не к нам, так к другим пойдет… А бабки там большие! Да и не в бабках дело, вот Леня правильно рассуждает. Это же контроль над торговлей! Заманчиво, Леха!

Было действительно заманчиво. И Миша, конечно, имел полное право помочь Вайсману разобраться с непокорными директорами. И ни с кем не согласовывать. Но мы партнерствуем по химкомбинату, сахарному заводу, авторынку. Разборки с торговой мафией потенциально могут поставить под удар наши совместные дела, а Мише могут понадобиться наши связи, поэтому он и ставит меня в курс дела.

— Что он конкретно предложил? — хмуро спросил я.

— Двадцать процентов, — сказал Миша. — Сделаем фирму — акционерное общество, на нее всю собственность и оформим. Нам двадцать процентов акций. Там и делать ничего особо не нужно, Лех. Ну что там за директора? Обычные торгаши. Когда узнают, что мы вместе с Вайсманом — никто и не пикнет.

— Мы подумаем, — ответил я. — Со своими посоветуюсь, тогда скажу. Еще есть что-нибудь?

Миша виновато улыбнулся.

— Есть. Костя жалуется на директора комбината. Оборзел, говорит. Никак они общего языка найти не могут…

— Ладно, — сказал я. — Это я уже сам. Вы туда не лезьте. Вот прямо сейчас к нему поеду, пообщаюсь. Достали уже эти разборки между своими. Я не пойму, людям скучно без внешнего врага, что ли?

Миша молча развел руками — такие вот люди…

Я на заднем сиденье «БМВ», задумчиво гляжу в окно. Примета времени — уличная реклама. Очень кустарная, кричащая и вырвиглазная — спецов по рекламе практически нет, а те, кто хоть как-то разбираются в теме — обитают в столицах. У нас уличной рекламой занимаются люди, которые год назад занимались наглядной агитацией. Мы проехали первый в городе настоящий «бутик» с непроизносимым очень французским названием. По слухам, плохо одетых людей туда не пускают — дресс-код прямо на входе, так что, чтобы туда попасть нужно где-то предварительно прибарахлиться. А рядом — круглосуточный магазин. «Открыто днем и ночью! Есть все! Почти…» — обещает вывеска, на которой изображен импортный телевизор, бутылка вина и небольшой колбасно-фруктовый натюрморт. Все верно, в одном магазинчике могут запросто продаваться телевизоры, колбаса, апельсины, газеты и презервативы. На вывеске у бильярдной над зеленым сукном склонился брутального вида мужик в каком-то немыслимом, расшитом золотом смокинге… «Самый надежный банк!» — гордо значится на бывшем Доме пионеров. Название мешает прочесть ель, но по моей информации ловить в «самом надежном банке» нечего — нормальные кидалы в поисках доверчивых лохов с деньгами, смысл деятельности которых — собрать с доверчивых лохов деньги и испариться бесследно… Финансовые «пирамиды» пока еще только на подходе, их пик придется на следующие два года, а пока вот такое незатейливое кидалово…

Еще одна примета времени — беспризорные дети. Буквально в считанные месяцы их стало очень много — десяти-пятнадцатилетние кучкуются, воруют по мелочи, курят, пьют, нюхают клей, моют машины, торгуют газетами… Родителям некогда — спиваются или «челночат», в Доме пионеров — банк, а бывшие пионеры предоставлены сами себе, пытаются как-то выжить на улице и по законам улицы. «Wind of change» — ветер перемен отнюдь не «добрый, ласковый», это ураган, который со страшной силой бьет об землю одних и поднимает на немыслимую высоту других…

Старшему поколению тоже несладко — оно, старшее поколение, тоже занимается выживанием — собирает бутылки, торгует поштучно сигаретами, жвачкой, водкой, просит милостыню, распродает фамильные драгоценности, иконы, награды… Что интересно — люди моментально привыкли к новой реальности. Для большинства бабушка, которая просит «на хлебушек» возле булочной, не объект сочувствия, но просто деталь окружающего пейзажа. Как те же школьники, нюхающие клей, стаи бездомных собак и кричащая реклама… Это просто есть и с этим ничего не поделаешь.

Часть общества потеряло ориентиры и находится в растерянности, но есть люди, которые наоборот — нашли смысл жизни. Один из таких людей — Костя. Наш директор сахарного завода, компаньон Миши Афганца. У Кости — горящие глаза и зашкаливающий энтузиазм. А еще твердая установка — руководить, организовывать и направлять! Деньги он зарабатывает и даже очень приличные, но, судя по всему, деньги его интересуют только как средство. Цель — расширение Дела! Дело, все ради дела! На этом фоне у Кости, конечно же, возникают большие и малые конфликты. В частности, с директором химкомбината…

К началу девяносто второго года химический комбинат представлял собой с десяток производственных предприятий, тесно связанных между собой и производящих полсотни наименований продукции — от удобрений до лаков-красок. В результате успешных боевых действий, имевших место в прошлом году, химкомбинат попал под наше влияние. Естественно, назначить собственного директора на предприятие регионального значения нам никто не позволил бы, но купить право согласования кандидатуры директора у нас получилось. Конечно, при содействии нашего бывшего покровителя товарища Ленцова… После нескольких бесед мы остановили свой выбор на секретаре парткома комбината — в результате он и стал директором. Звали его Игорь Иванович — представительный вальяжный мужчина лет сорока пяти, типичный успешный функционер с хорошо подвешенным языком, достаточно беспринципный, жадный до материальных благ и трусливый. Такой и был нам нужен. Сходу мы преподнесли Игорю Ивановичу служебный автомобиль «Форд Скорпио» и положили зарплату — пять тысяч долларов в месяц. А также, предоставили шофера, личного охранника и бонус — десять процентов прибыли. Хотя о прибыли речи пока не было, комбинат имел стабильные убытки. От Игоря Ивановича требовалось только одно — не мешать и подписывать те бумаги, которые ему приносят.

Игорь Иванович, который всю свою сознательную жизнь прожил на зарплату, к которой бонусом шли мелкие парткомовские ништяки, был просто счастлив. И счастье его достигло самых высших пределов, когда сам вице-губернатор, наш Борис Борисович, пообещал ему место в областном совете на следующих выборах.

Делами (в частности — финансами) на комбинате занялся Костя, добившийся довольно неплохих результатов на сахарном заводе. Прежде всего, Костя уничтожил все отделы сбыта и снабжения на всех предприятиях комбината. И заменил их коммерческими фирмами, в результате чего у нас оказался полный контроль и над финансами, и над произведенной продукцией. Также Костя сменил ключевых сотрудников бухгалтерии и охрану. Функции охраны, естественно, перешли к фирме Миши Афганца. Деньги пошли — сначала небольшие, а потом вполне приличные. Нам удалось возобновить старый контракт комбината по экспорту удобрений, появилась валюта. Закрутился бартер — удобрения шли в колхозы и фермерские хозяйства, которые расплачивались зерном, а зерно, в свою очередь, поступало на спиртзавод и потом — в виде водки — на рынки и в магазины. Выдерживали мы и социальные стандарты — Косте было строго-настрого приказано рабочий класс не обижать и вести себя прилично. На комбинате работали бесплатные столовые, в самое тяжелое время — в конце девяносто первого — выдавались продуктовые наборы, да и зарплата была в целом выше среднего по городу. «Наемный труд эффективнее рабского», — сказал я Косте на одном из совещаний. На что Костя ехидно ответил мне, что сознательный труд освобожденного пролетария эффективнее труда наемного рабочего.

Одним словом, дела как-то шли и местами даже неплохо. Как говорит пословица — «у победы много отцов, а поражение всегда сирота». Так и получилось. Игорь Иванович, вероятно, вдохновился экономическими успехами комбината и решил, что имеет к ним какое-то отношение. Доход в десять-пятнадцать тысяч долларов в месяц — с учетом бонуса — уже не казался ему пределом мечтаний. Будучи человеком неглупым, Игорь Иванович прекрасно понимал, что доход завода исчисляется сотнями тысяч долларов, которыми распоряжается отнюдь не он. А ведь он — директор! Первый человек на заводе! Без его подписи здесь ничего не решается! Возникло несколько мелких конфликтов, о которых Костя нас уведомил. Игорь Иванович заинтересовался валютными делами. И хозяйственной частью. И бухгалтерией. «Скучно этому мудаку в кабинете, бабки гребет халявные, вискарь глушит да секретаршу трахает!» — с ожесточением заявил Костя. Было решено провести с Игорем Ивановичем разъяснительную работу. В мягкой и дипломатичной форме, чем я и должен сейчас заняться…