В городской исполнительный комитет я прибыл после битвы с чеченцами, что называется, на адреналине. Пулей взлетел на третий этаж, распахнул дверь рабочего кабинета Бориса Борисовича и лихо поинтересовался у величавой секретарши:
— У себя?
Секретарша — строгая и дородная женщина средних лет, медленно повернула в мою сторону голову.
— Присядьте пока, молодой человек, — сказала она. — Сейчас я узнаю…
— Я и сам узнаю, — сказал я беспечно и направился к двери.
— Молодой человек! — воскликнула шокированная секретарша.
Я обернулся и погрозил ей пальцем, после чего она потеряла дар речи. Экая наглость, подумал я. Мне таких бабок стоило посадить Борисыча в этот кабинет, а теперь к нему и не пробьешься!
Борис Борисович оказался у себя. Он разговаривал по телефону, которых у него на столе было аж три штуки — современный кнопочный, снабженный определителем номера, обычный дисковый и телефон внутренней связи. Кроме того, имелся у него и последний писк моды — факс «Панасоник», полученный в подарок от нашей фирмы. На столешнице перед Борисом Борисовичем лежало оргстекло, под которым хранился календарик, небольшая иконка, а также обязательная в последнее время в начальственных кабинетах репродукция Глазунова.
Увидев меня, Борис Борисович приветственно махнул рукой и указал на кресло. Я расположился за столом, и, глядя на цветущего Бориса Борисовича, который явно наслаждался ролью большого начальника, задумался о суетности бытия и о том, как мало человеку нужно для счастья…
— Рад тебя приветствовать, Алексей, — улыбнулся мне Борис Борисович. — Ты какой-то красный, возбужденный… Случилось чего?
— Подрались с чеченской мафией немного, — честно ответил я.
Улыбка моментально исчезла с лица Бориса Борисовича, уступив место озабоченности.
— Ты не шути так… Это, знаешь ли…
— Да уж какие шутки… — махнул я рукой. — Мне по ребрам прилетело, но зато у оппонента не все в порядке с носом… Но это все пустяки!
Борис Борисович посмотрел на меня с сомнением. Он не мог понять, говорю я серьезно или шучу…
— Чаю? — спроил он. — Сейчас я распоряжусь… — он ткнул в кнопку селектора. — Элла Сергеевна, чаек нам организуйте!
— Секретарша у вас строгая, — заметил я. — Серьезная женщина. Мы ее на следующую разборку с собой возьмем, одолжите? От нее больше пользы будет, чем от боксерского клуба. Всех врагов одним грозным видом разгонит!
— Все шутки у тебя, — сказал Борис Борисович с неудовольствием. — Серьезный парень, а зубоскалишь! Рассказывай лучше, с чем приехал?
В этот момент появилась Элла Сергеевна с подносом, на котором красовались стаканы в подстаканниках и блюдце с печеньем. Расставив содержимое подноса на столе, Элла Сергеевна удалилась, наградив меня испепеляющим взглядом.
— Не умеешь ты, Алексей, заводить дружбу с нужными людьми, — снисходительно сказал Борис Борисович. — Вот хотя бы с секретаршей…
— А зачем мне дружить с секретаршей, если я с вами дружу? — улыбнулся я. — Но от чая я, пожалуй, воздержусь. Мало ли… Видели, как она на меня зыркнула?
— Зря, — улыбнулся Борис Борисович, — у нас чай хороший, индийский.
— С сахаром? — поинтересовался я.
— Конечно! — Борис Борисович посмотрел на меня вопросительно.
— А в городе, между тем, проблемы с сахаром. Народ свое законное кило получить не может по талонам. Скоро сахарный бунт начнется.
Борис Борисович тяжело вздохнул и на лице его отразилась боль за страдающий без сахара простой народ.
— А чего ты, Алексей, за народ-то радеешь? — подозрительно прищурился он.
— А я всегда с народом, — пафосно изрек я. — Но, если серьезно, поступило деловое предложение — «прикрутить» сахарный завод. Что вы можете сказать по этому поводу?
Борис Борисович поморщился.
— Ну что значит «прикрутить»? Я этого вашего жаргона не понимаю…
— Сменить форму собственности, — объяснил я. — Из государственной в какую-нибудь другую. Коллективную, например. Или вообще акционировать. Было ваше, стало наше. А? Про московский вентиляторный завод читали?
Борис Борисович на некоторое время замолчал, обдумывая полученную информацию.
— На нас тут и так зуб точат, — сказал он. — За универмаг «Родина», например.
— Чего им не нравится? — возмутился я. — Стоял полупустой магазин, теперь мы туда запустили частников — и мебелью торгуют, и электроникой, и посудой… Стал на универмаг похож! И аренду мы платим!
— Все верно, — подтвердил Борис Борисович. — Аренду платите, а вот в Ленинграде право на аренду с аукциона продают. И наши городские гении недовольны — самый большой магазин в городе безо всякого аукциона уплыл!
— Пусть умоются, — посоветовал я. — У нас здесь не Ленинград, чтобы право на аренду с аукциона покупать. А если у кого-то вопросы появляются, то вы просто мне скажите — у кого именно…
— Ладно, ладно, — сказал Борис Борисович примирительно. — Теперь про сахарный завод. Он же на ладан дышит. Вместо пятидесяти тысяч тонн в год он пятнадцать выдает. Проблемы с поставками свеклы, с финансами… У нас же заседание было по этому заводу — не вытягивают они.
— Так городу нужно, чтобы он работал? — с нажимом спросил я. — Или не нужно?
Борис Борисович рассмеялся.
— Ну ты даешь, Алексей! Ну, допустим, нужно… Свеклу сахарную где брать собираешься?
— Вы забыли, Борис Борисович? — улыбнулся я. — У нас водка. Мы не только сахарную свеклу, мы атомную бомбу на нее выменяем. Пятьдесят тысяч тонн сахара в год! За сколько наше родное государство покупает тонну сахарной свеклы у колхоза?
— Рублей восемьдесят… — пожал плечами Борис Борисович.
— Из тонны сто двадцать — сто тридцать килограмм готового продукта. Вот и считайте… Почем кило сахара нынче?
— Рубль восемьдесят по талонам, — сказал Борис Борисович, — но ты пойди его еще найди по такой цене… А договорные цены… Там кто во что горазд.
Борис Борисович говорил правду. Маховик инфляции разгонялся так, что государство уже было не в силах его остановить. Так, даже на предприятия госторговли заходил товар по так называемым «договорным ценам», которые могли отличаться от фиксированных государственных — в разы.
— Короче, Борис Борисович, — сказал я, начиная терять терпение, — нам нужно решить вопрос.
— Решить вопрос… — протянул он. — Ну собирайте свою сходку будущих акционеров, пишите письмо в Госплан… А за нами дело не станет, за исполкомом, надеюсь, тоже… И на полный хозрасчет, самофинансирование и самоокупаемость! В вольное плаванье! Только… — Борис Борисович понизил голос. — Мне к решению этого вопроса нужно будет разных людей привлечь… Что я могу им обещать?
— Не обидим! — пообещал я. — Как только надумаем проводить собрание, я вам позвоню, понадобится пресса. Сможем устроить?
Борис Борисович важно кивнул.
— Вот и хорошо, — сказал я. — Поеду я, день сегодня просто безумный. Рад был повидаться.
Покидая владения товарища Пантелеева, я с преувеличенной учтивостью поклонился его секретарше, которая мой поклон проигнорировала.
А потом я поехал в офис, который, как и любая нормальная бюрократическая структура, жил своей жизнью — бумаги, сделки, платежки, накладные, счета-фактуры, ну и деньги, конечно же — в газетных свертках, пакетах и сумках. Целые горы советских рублей и очень небольшие, аккуратные пачки валюты — преимущественно доллары, но попадались и дойч-марки, и даже английские фунты… Черный нал, конечно, другого в нашем случае быть не может. Деньги идут от реализации водки и товаров, которые мы на нее выменяли и с рынков за счет предоставления цивильных торговых мест кооператорам и «челнокам».
У нас очередное собрание в связи с новыми обстоятельствами. Кроме меня — Серега, Валерик и Матвей. С последним предстоит непростой разговор.
— Собственноручно «чехов» отмудохали? — спросил Матвей с недоверчивой улыбкой. — Ну вы даете! А из-за чего весь сыр-бор? Из-за Вани Цыгана?
— Сами выпросили, — нервно бросил Серега. — Борзеть не нужно было, тогда бы и по рогам не получили!
— Да ладно, — сказал Матвей примирительно. — Получили и получили. Вы кого-то из них Немцу сдали?
— Немцу, — кивнул я. — Это же его территория. Пусть сам решает.
— Нормально, — улыбнулся Матвей. — Постреляли бы они друг друга — «чехи» и блатные… Нам бы спокойнее жилось…
— Еще к тебе есть дело, — сказал я. — Наши партнеры привезут «иномарки». Нужно их на авторынок запустить, чтобы все нормально было. Кто там у тебя, Мамонт?
— А что за партнеры? — насторожился Матвей. — Я их знаю?
— Знаешь, — сказал я. — «Красный мак», тот самый. Миша Афганец и Славик — его партнер. Ты же сам говорил, что они нормальные.
— Вообще, мы с иномарки десять процентов берем, — сказал Матвей. — Такса святая… У пацанов будут вопросы.
— Матвей, — сказал я терпеливо. — Это наши партнеры. Наши. С них брать, это все равно, что с нас брать, понимаешь? Тачек десять-пятнадцать в месяц есть возможность привести.
— Ты не понимаешь, — возразил Матвей. — Там же своя логика. Платить должны все, если кто-то один не будет, то и другие решат, что не обязательно. И начнут чего-то придумывать.
Я откинулся в кресле и громко выдохнул.
— Послушай, — сказал я Матвею, стараясь быть максимально убедительным, — мы же не лезем в твои доходы с авторынка, правда? Мы наоборот! Всю вашу банду в прибыльные темы подтянули. Я не пойму, в чем проблема? Тебе мало денег?
— Братан! — Матвей с чувством стукнул себя кулаком в грудь. — Это же не простые коммерсанты! Это же Миша Афганец. Получается две «бригады» на одном рынке, ты что, не врубаешься? Леха, я тебе зуб даю, Афганец тебя спецом разводит, чтобы с твоей помощью на рынке закрепиться!
— Он половину прибыли отдать готов! — повысил голос и я. — Десять-пятнадцать штук «зелени» в месяц? Пусть заходит, чего! Нам не каждый день такие предложения поступают.
— Если вам так бабки нужны, — примирительно сказал Валерик Матвею, — то мы с полученной «десятки» вам две-три штуки выделим. Да, Лех? Надо так надо.
— Да не в бабках же дело, — сказал Матвей с досадой. — Просто вы, парни, от жизни отстали, не представляете, что сейчас на улицах творится!
— Ладно, — сказал я примирительно. — А если Афганец на рынке вообще появляться не будет? И никто из его «бригады»? Будут обычные продавцы. А?
Матвей шмыгнул носом и ничего не ответил.
— Ну согласись, братан! — Серега с размаха хлопнул его по плечу. — Чистая «десятка» «гринов» в месяц сама в руки идет! Грех же не воспользоваться! Просто нагнуться и поднять, а⁈
— Делайте как знаете, — махнул рукой Матвей. — Как тачки придут — мне отсемафорьте. Я скажу Мамонту, чтобы их не обижали. Но лучше, пусть Миша с кентами на авторынке не светится особо.
— Базара нет! — весело сказал Серега. — И не нужен им твой авторынок, у нас другие дела с ними предстоят, побольше.
Матвей вопросительно посмотрел на меня.
— Будем пробовать забрать сахарный завод, — сказал я. — Если выгорит, то и вас не забудем! Там в любом случае службу безопасности придется делать.
— Ну, с этим-то Миша сам справится, — ответил Матвей с кривой усмешкой. — Лихо он вас разводит, лихо! Давай угадаю — наверное попросил и с ментами помочь по тачкам, а? И с властями? Ему-то завод никто не отдаст!
— Попросил, — кивнул я. — У него свои возможности, у нас свои. Мы их объединим и дело сделаем.
— Ну-ну… — Кривая усмешка не сползала с лица Матвея. — В общем, я сказал, делайте как знаете. И бабок мне никаких не нужно, я на своих не зарабатываю. С «чехами» продолжение истории будет, какие мнения?
— Хрен знает, — пожал плечами Валерик. — Вломили мы им нормально, может этим ограничимся.
— Надо узнать у Немца, как они с этим Казбеком поступили… — сказал я. — Они так внаглую запугали цыган, азербайджанцев… Как-то слишком открыто, как будто кроме них никого в городе нет.
— Их фирменный стиль, — сказал Матвей. — Мое мнение, последствия могут быть, так что постоянно на связи. Пусть приезжают, че. Нужно будет, и триста человек соберем!
— Или ментам сдать, — сказал Валерик. — Они все с мафией борются, так вот им настоящая мафия. Прямо с гор!
— В Москве они сейчас крепко стоят, — сказал Валерик задумчиво. — Стреляют, режут направо и налево. Позахватывали кучу всего. Я читал в «Коммерсанте», что весь район «ВДНХ» под ними! Представляете? В самой Москве! Так они и с Кремля скоро получать будут! И с мавзолея!
— Раз уж зашел разговор — скажу… — понизил голос Матвей. — Приезжали тут деловые из Москвы. А с ними один из наших, из штангистов… Он их и привез с интересным предложением.
— Это с каким же? — спросил я.
— А с таким. Просили пацанов — с «чехами» в Москве воевать. За хорошие бабки. — Матвей замолчал.
— Ну а ты чего? — не выдержал Валерик.
— А чего я? Я некоторых своих пацанов со школы знаю. Вместе росли, вместе железо тягали… Что ж я их на смерть за бабки пошлю? Отказал деловым. Но разговор не об этом же. Разговор о том, что всяко может случиться. Может и что-то серьезное вылезти.
— Будем решать проблемы по мере их поступления, — подвел я итог. — Я сейчас возьму Борю и заеду к Немцу в «Софию». Узнаю, чем у них все кончилось…
— Неспокойные времена настают, — вздохнул Матвей.
Он, конечно, был прав. Времена настали веселые…
В «Софии» было шумно, пьяно, загульно. Появились люди с действительно большими деньгами. Появились подержанные «Мерседесы» и «БМВ» у входа. Появились почти официальные проститутки, расположившиеся на диванчиках на первом этаже. Исчез казавшийся вечным швейцар, но вместо него появились два здоровенных парня-вышибалы. Любой беспорядок пресекался ими жестко и без лишних разговоров. Официанты как-то внезапно из полубогов превратились в обычных официантов. А те, кто превращаться не захотел, перестали быть официантами. Теперь хозяину ресторана не нужно, чтобы клиенту хамили. И чтобы клиента обсчитывали тоже не нужно. Потому что в следующий раз клиент не принесет деньги, а пойдет в другое место. Одним словом, рыночная экономика проникала не только на предприятия, но и в души и сердца…
А с эстрады звучал Тальков:
'Я завтра снова в бой сорвусь
Но точно знаю, что вернусь
Пусть даже через сто веков
В страну не дураков, а гениев
И, поверженный в бою
Я воскресну и спою
На первом дне рождения страны
вернувшейся с войны'.
И было так странно слышать его и знать, что через каких-нибудь несколько месяцев его застрелит известный московский гангстер в глупой драке… Впрочем, до этого случится еще много всего. Например, официальный развал Советского Союза.
Паша Немец сидел за столиком, в закутке возле бара на втором этаже. Перед ним стоял стакан томатного сока и соль. Довольно аскетично, особенно, если сравнивать с предшественниками… С ним рядом сидел какой-то незнакомый мне увалень лет тридцати. Увидев нас, Немец улыбнулся.
— Вот и комсомольцы подтянулись! Сначала подарок прислали, а сейчас и сами! Рад приветствовать!
— Здравствуйте! — кивнул я Немцу и его знакомому. — Я по поводу этого подарка. Вы с ним пообщались?
— Пообщались, — кивнул Немец. — Объяснили гостю города, что поступать так, как он для порядочных людей неприемлемо. Приехали, в курс не поставили, не представились, разрешения не спросили, а «грузят» людей. Как так можно? Я ему говорю: «Ты взрослый человек, сам посуди, а если бы мы к вам в Грозный приехали и стали бы местных спекулянтов „грузить“, как бы братва из Грозного рассудила?» Молчит! Глазами только зыркает! Думал, наверное, что мы его резать будем прям в кабаке! А, Петюня?
Грузный Петюня изобразил на отекшей физиономии подобие улыбки.
— И что вы решили? — спросил я.
Немец развел руками.
— Мы не мясники, паря. Вы с него уже спросили, а спрашивают с человека только один раз. Довели до него, чтобы собирал манатки и кентов своих и с города в двадцать четыре часа. Вот так.
Я кивнул. Гуманизм Немца мне не слишком понравился, хотя, с другой стороны, не резать же им было этого Казбека, на самом деле…