— Нет, — сказал Миша Афганец очень спокойно. — По-другому ничего нельзя было сделать. Попробовать, конечно, можно было, но без гарантии. А тут — стопроцентный результат.
— Даже больше, чем стопроцентный, — сказал я.
На улице солнце, уже почти лето. Мы сидим возле кинотеатра с поэтическим названием «Буревестник». Обсуждаем сложившуюся ситуацию. На мне фирменный джинсовый костюм. В кармане куртки — миниатюрный японский диктофон. Включенный, конечно же. В «Буревестнике» идет новый хит — «По прозвищу 'Зверь», у входа в кинотеатр толпится народ. В тени под ивой — бочка с квасом, возле нее тоже людно.
— Ничего нельзя было сделать, — снова повторил он. — Ничего. И я не пойму, Леш… У тебя претензии какие-то, что ли?
— Два трупа посторонних людей, — сказал я тихо.
— Ну да, — кивнул Миша. — Охранник — это посторонний, по-твоему? Он знал, на что шел. И жена… Хотела бы спокойной жизни — со слесарем бы жила, а не с делягой.
— Сопутствующие потери? — грустно усмехнулся я.
— Сопутствующие, — кивнул Миша. — А как иначе? Война. А ты чего, Леш, беспокоишься, что менты копать начнут? Плюнь ты на это дело. Всем до лампочки. Везде стреляют, че, новости, что ли, не смотришь?
Все верно, подумал я. А ведь Миша опасный человек. Опасный! И даже не своей решимостью и холоднокровием. Слишком здравомыслящий. Слишком хорошо понимающий текущий момент.
— Ладно, — сказал я. — Что с людьми, которые это делали?
— Поехали отдохнуть немного, — сказал Миша. — Спецы, сам понимаешь, ценные. Штучные спецы, их беречь нужно.
— Бабки нужны? — спросил я.
Миша усмехнулся и молча покачал головой.
Я поднялся со скамейки.
— Ну ладно… Поеду. Дел еще тьма.
— Еще одно, Леш… — сказал Афганец, тоже поднимаясь. — Я бы на вашем месте охраной озаботился. Хочешь, пришлю к тебе человечка завтра? Спец. Из «конторы» сманили, прикинь?
— Так у нас вроде есть? — удивился я.
Миша тяжело вздохнул.
— Боксеры-то? Нет, они ребята, конечно, внушительные, на вид серьезные. Но это не охрана. Это ее отсутствие.
— Вообще, да, — согласился я.
— Мы надумали фирму делать, — продолжил Миша. — Чтобы одной охраной занималась. Ну и… другими делами. Силовую структуру, короче. В Москве такие точно есть уже. И в Питере тоже, и еще кое-где… Вот и нам нужно. Дела-то большие начинаются, а тут хотя бы стволы легально носить можно будет. Ты как смотришь?
— Положительно, — сказал я. — Если что — участвуем. Поможем и транспортом, и оборудованием… и по финансовой части тоже.
— В общем, я завтра пришлю человечка, — сказал Миша.
— Давай, — кивнул я.
Мы разошлись по машинам. У меня впереди был еще один разговор. С городским прокурором.
Я ожидал, что товарищ прокурор будет недоволен. Что он будет в гневе — метать громы и молнии. Я даже не удивился, если бы он совсем не захотел со мной разговаривать. Но я не ожидал увидеть такой реакции…
Мы встретились в городском парке возле памятного знака с табличкой — комсомольцы семидесятых годов в этом месте заложили капсулу с посланием комсомольцам будущего.
Обычно при наших встречах прокурор был доброжелателен, любезен специфической начальственной любезностью, которая всегда немного свысока. Он знал себе цену, определенно получал удовольствие от должности и власти, которую эта должность дает.
Но в этот раз я увидел совершенно другого человека, который даже на себя был не очень похож. Совсем не прокурор, а какой-то перепуганный мужчина. Перепуганный до полусмерти. Что-то подобное происходило с прошлым директором водочного, которому мы привезли в багажнике мелкого бандита, полезшего не в свое дело. Но то был партийный функционер, прокурор казался мне крепче… «А они слабые все», — вспомнилась мне цитата из неснятого еще фильма.
— Здравствуй, — сказал мне прокурор. — Я буквально на секунду. Дела! — Он попытался улыбнуться, но получилось плохо.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался я. — Ваш вопрос решился…
— Ничего не хочу знать! — замахал он руками. — Ничего! А по комбинату… добро получено, Алексей. Короче, шороху там наведем, не беспокойтесь! Уже есть распоряжение… Одним словом, будет дело!
— Это хорошо, — сказал я. И добавил, снизив голос почти до шепота: — Никто не хотел, чтобы получилось так, как получилось. Случайность. Понимаете?
— Нет! — тоже шепотом закричал он. — Не понимаю, не знаю и знать не хочу! Все! Забыли! Не было ничего, не было!
— Да, — согласился я. — Не было, значит не было. Может быть так и лучше.
— Сердце что-то шалит последнее время, — пожаловался прокурор. — Нервы, понимаешь. Нужно бы в больницу… Но какая уж тут больница, к чертовой матери! Так и сдохнешь на боевом посту! — яростно выкрикнул он.
А ведь он меня боится. Подумал я. Ну что же такое⁈ Сам потребовал труп в обмен на свои услуги, и теперь боится… Правда, труп получился не один. Но все равно, я думал, что прокурор — мужик прожженный и циничный. А по факту получается — слабак.
— Здоровье нужно беречь, — посочувствовал я. — Не казенное. А за помощь — спасибо. За нами не заржавеет, сами понимаете. Кстати, что слышно? Злоумышленников нашли или нет? А то люди говорят всякое… тоже беспокоятся.
Прокурор молчал. Сопел так тяжело, что я уже начал опасаться, не стукнет ли его настоящий инфаркт.
— Следствие ведется, — наконец выдавил он из себя. — Пока еще никто не задержан. Есть рабочая версия — чеченская мафия, понимаешь. Были у покойного с ними какие-то дела… В этом направлении работают.
— Вполне себе правдоподобная версия, — похвалил я. — И почерк похожий.
— Шумно, — сказал прокурор мрачно, кажется, он совладал с собой. — Было очень шумно, а шум никто не любит. Шум это всегда… начальство высокое звонит, ругается. Опять же, пятно на репутации органов, дело чести, под личным контролем и так далее… Другое дело, когда был человек и пропал. Без шума и пыли, понимаешь? А не так, чтобы… боевые действия!
— Уверен, что наши славные органы во всем разберутся, — оптимистично сказал я. — Виновные понесут заслуженное наказание, а закон и правопорядок воцарятся повсеместно.
— Ага, — сказал прокурор. И посмотрел на меня настороженно. — Одним словом, ты неси, что договаривались. Готовь. От меня человек подойдет, ему передашь.
«Что договаривались» — это пятьдесят тысяч долларов. Цена свержения руководства химкомбината. «Ниссан» для прокурора, пятьдесят тысяч «зелени» для его начальства. И еще три трупа. Договор, впрочем, был об одном…
— Все понял, — кивнул я.
Прокурор мрачно кивнул и ушел. Не прощаясь.
А город продолжал жить, как и страна — какой-то странной жизнью, по инерции, на распутье — никому было не понятно, куда все вырулит, понятно было одно — так, как есть — осточертело всем и продолжаться не может. С продуктами стало как-то совсем скверно, их было мало даже по «хозрасчетным» ценам, не говоря уже о государственных. Простой работяга или служащий, оббегав полгорода, мог, например, отоварить талоны на рис. И мыло. И даже, если очень повезет — на сахар, а то и на водку! Кстати, пить стали сильно больше. Если раньше ту же водку в обычных семьях время от времени — к праздникам или семейным торжествам, то сейчас брали каждый месяц, на каждого члена семьи — потому что не пропадать же талонам! Так, в доме простого советского человека стало регулярно появляться по нескольку бутылок, и далеко не каждый советский человек мог просто так жить, зная, что водка в прямом доступе…
А продуктовые наборы нам снова пришлось организовывать для сотрудников фирмы, потому что на рынке, конечно, можно купить почти все, были бы деньги, но рынки работают не круглосуточно. Они работают утром и днем, когда сотрудники на работе. Остаются, конечно, выходные, но как-то негуманно тратить эти золотые дни для добывания еды! Так что, продовольственный вопрос фирма «Астра» для себя решила — с овощебазой, которая давно перешла под контроль «азербайджанской мафии», а также — с мясокомбинатом, были налажены бартерные отношения — мы им свою продукцию, а они нам — свою.
На следующий, после разговора с Афганцем день к нам в офис заявился мужчина — неприметный и незапоминающийся, какой-то средний — среднего роста, среднего телосложения, средних лет, неброско одетый, и заявил, что он от Миши Афганца.
Наш правящий триумвират — я, Серега и Валерик — встретили посетителя в моем кабинете.
— Василий Иванович, — представился он.
Я махнул рукой в сторону кресла.
— Располагайтесь. Михаил рекомендовал вас, как специалиста по безопасности. Так?
Он улыбнулся. Улыбка у него была такая… простецкая, располагающая,
— По безопасности, совершенно верно. Сначала по государственной, а теперь — по частной, так сказать.
— Где конкретно работали? — спросил Серега.
— В основном, в «семерке», — ответил Василий Иванович. — Но и в «девятке» тоже довелось.
— Ого! — Серега удивленно поднял брови. «Девятка» — девятое управление КГБ, занималось обеспечением безопасности партийных боссов. Очень важных персон.
— Почему ушли оттуда? — спросил Валерик.
Гость легонько пожал плечами.
— По личным обстоятельствам. Мне не хотелось бы об этом распространяться.
Я кивнул. Мог бы соврать что-нибудь в свою пользу, но предпочел уклониться от ответа.
— Ушел — и правильно сделал! — одобрил Валерик. — Чего там штаны просиживать? С антисоветскими элементами бороться сейчас бессмысленно — из них все ЦК состоит! Шпионы? За небольшую сумму в валюте любой владеющий гостайной ее продаст. Даже интересно, у нас остались еще непроданные гостайны?
Я показал Валерику кулак и сказал:
— Вы, Василий Иванович, на него внимания не обращайте. Это Валерий так шутит у нас. У меня был разговор с нашим с вами общим знакомым по поводу безопасности. Вы можете помочь в этом вопросе?
— Могу помочь, — отозвался он. — Мы с Михаилом уже обсуждали создание частного предприятия, которое занимается безопасностью. У нас есть проект — пока предварительный, ориентировочный. У меня есть с собой бумаги. Можете ознакомиться.
На мой стол легла туго набитая папка с завязками. Я задумчиво похлопал по ней ладонью.
— Мы чуть позже ознакомимся, хорошо? — сказал Серега.
— Без проблем, — кивнул Василий Иванович. — Это копия. Повторюсь, предварительная.
— Почитаем, — пообещал я. — А из кого предполагаете формировать коллектив предприятия? Тоже из бывших коллег?
— И из них тоже, — сказал он. — А еще — из смежников. Милиция, военные, спецы по электронике.
— И сколько денег вся эта структура потянет? — спросил Серега задумчиво.
— Сейчас сложно сказать, — ответил он. — Цели и задачи не определены. Людей пока почти нет, их буквально по одному придется выдергивать. Так что, ничего определенного сказать не могу…
— Ну а че там — цели и задачи? — спросил Валерик. — Цели и задачи самые обычные. Охраняемые лица — человек пять-семь. Три-четыре объекта. Ну и сопровождение грузов.
Василий Иванович поморщил лоб.
— То, что вы сейчас перечислили — это минимум человек тридцать состава. Десять единиц транспорта, связь, оружие. Стартовать можно, имея около ста тысяч. Долларов, естественно. Ну и ежемесячно — тысяч двадцать. Это если совсем по минимуму.
Серега задумчиво покачал головой.
— Безопасность-то кусается… Дорогая игрушка! Но с другой стороны — то там взорвут кого-нибудь, то здесь застрелят.
— В гробу карманов нет, — сказал я. — Хорошо, Василий Иванович, мы посмотрим, что можно сделать. Ознакомимся с вашими бумагами. Был рад знакомству.
Василий Иванович с милой улыбкой раскланялся и покинул кабинет.
Я посмотрел на партнеров.
— Какие будут мнения?
— Мутный тип! — заявил Серега, откинувшись в кресле. — Мутный! Оно нам надо, Леха? Спортсмены до сих пор нормально с охраной справлялись. Так они, по крайней мере, свою зарплату получают и довольны — на большее не рассчитывают! А все эти кегебешники? Их только пусти в тему! Нахрен такая безопасность, которая потенциально тебя сожрать может? Ты глаза его видел? Это же акула! Сожрет и не вспомнит, дальше поплывет. Хуже уголовников — те, хотя бы, простые и понятные!
В словах Сереги, конечно, доля истины была, и даже немалая… Но…
— Спортсмены — это не безопасность, — ответил я. — Это художественная самодеятельность. Только выглядят грозно. А вопрос все равно придется решать, дело разрастается, недоброжелателей у нас меньше не становится, а времена наступают — сами понимаете… других спецов один хрен не будет. Только такие.
— А мое мнение такое, — сказал Валерик, — безопасностью рано или поздно заниматься придется. Леха прав, спортсмены наши — это не охрана. Но нужно, чтобы этот Василий Иванович с коллегами на коротком поводке сидели, если мы с ними действительно работать будем. Контролировать их нужно, короче. Чтобы им всякая херня в голову не лезла. Нужно в натуре узнать, за что этого типа из «конторы» выгнали.
— По поводу контроля — это верно, — согласился я. — Это ты правильно мыслишь, Валер. Я с Мишей Афганцем обговорю подробно этот момент — насколько он их контролировать сможет?
— И, кстати, — мрачно перебил меня Серега, — получается, что в силовом отношении мы полностью от этого Афганца зависим. Не дело! Сегодня-то у вас дружба, а вдруг завтра что не так пойдет?
— Серега, — сказал я, поморщившись, — давай решать проблемы по мере их поступления. — Ты против, короче?
— Воздерживаюсь, — буркнул Серега.
— Ты, Валер? — посмотрел я на Валерика.
— В принципе, не против, — сказал он, — но нужно все подробно пробить об этих людях. А против Афганца я ничего не имею! Бабки с сахарного завода заходят такие… Елки-палки, пацаны! Мы же год назад даже не мечтали о подобном!
— Бабки большие, — согласился Серега. — И расходы большие. И мороки столько, что от этих бабок не успеваешь удовольствия получать! А нахрена бабки, если от них никакого кайфа нет? Нет, я все понимаю, что время золотое стоит, ковать железо нужно, пока горячо… но мне как-то не так это все представлялось!
— Как же тебе это все представлялось? — спросил я, с интересом глядя на Серегу.
— Да хрен знает, — он недоуменно пожал плечами, — как-то думалось, что если у тебя много денег, то никаких напрягов, все в кайф. Сидишь спокойно, отдыхаешь где-то под пальмой! А напрягов столько, сколько у меня в жизни не было!
— Отдыхать на пенсии будем, — отрезал я. — если доживем, конечно.
Суеверный Серега три раза постучал по столу.
Славик, директор сахарного завода, загорелся идеей — зайти на химкомбинат. В своих мечтах он представлял себе что-то вроде концерна, в состав которого бы входило несколько заводов, банк и обширная сеть розничной торговли. Обладая обширными связями, Славик выяснил, на чем делаются главные деньги химкомбината. Оказалось, что на базе комбината было открыто совместное предприятие — советско-венгерское. Минеральные удобрения шли на экспорт за твердую валюту.
— Много кто так делает! — заявил Славик, глаза которого горели в ожидании будущих барышей. — Но они фактически вывозят в пять раз больше, чем декларируют! Понимаете⁈
— Что уж непонятного, — усмехнулся я.
Действительно, все было понятно. Экспортеры обязаны сдавать валюту по смешному официальному государственному курсу. И работать только через Внешэкономбанк. Но дельцы с химкомбината этот запрет обошли — большую часть товаров вывозили нелегально, скорее всего, договорившись с контролирующими органами, а значит — могли утаить от продажи государству большую часть валютной выручки.
— А директор совместного предприятия — человек Давида Абхаза! — торжественно объявил Славик. — Прикиньте теперь, какие там бабки! Директор комбината там в доле, само собой! Если получится убрать директора комбината и поставить своего, то эту схему мы тоже себе заберем!
Славик горел энтузиазмом и рвался в бой.