Канон

8. Глас судьбы

— Я всё никак не могу в это поверить! — опять повторил Сириус, уставившись в книжный шкаф. Мы с ним и отцом сидели в гостиной. Крёстный оккупировал кресло, предоставив нам занять диван. Кричер принёс сырно-мясную тарелку, пирожных и крекеров, и взрослые потягивали вино из бокалов в то время, как я решил попробовать настоящий кофе. Папа неодобрительно покачал головой при виде домового, притащившего мне двухсограммовую джезву с ароматным напитком в ней. Он уже ясно видел, как и без того шебутной подросток будет носиться по дому на реактивной тяге, разнося всё вокруг. Я пододвинул поближе блюдо с пирожными, взял одно в руку и приготовился было откусить, но наткнулся на внимательный взгляд отца.

— Извините, — сказал я, положил пирожное на блюдце, облизал пальцы и вилочкой принялся кромсать корзиночку с кремом и повидлом. Отец покачал головой и повернулся к бродяге:

— О чём ты, Сириус?

— Да всё об этой треклятой книге! — кивнул он в сторону аккуратно сложенных на журнальном столике томов. — Я всё думал, что это — забавная шутка. Кто-то решил посмеяться над парой семей волшебников, вбросив такую утку, а оказывается...

Я продолжал орудовать вилкой, справедливо полагая, что говорящий Сириус — это не Сириус, поглощающий пирожные, так что у меня есть шанс добраться до финиша первым.

— Оказывается, действительно, где-то есть этот чёртов мир, в котором живёт эта самая Жаклин Боулинг, которая написала эту чёртову историю. А потом какой-то чёртов продюсер решил по ней снять чёртов фильм, который посмотрели миллионы, причём часть из них даже не удосужилась прочитать сами чёртовы книги. Я ничего не попутал, Щеночек? — спросил он меня. Я помотал головой, аккуратно нарезая эклер ломтиками. — В общем, как оказалось, эту историю читали или смотрели десятки миллионов человек. И так они переживали за беднягу, — он кивнул в мою сторону, — что вдруг из ниоткуда появился наш мир. Понимаешь, Дэйв? По сути, у нас даже не может быть никаких претензий к автору этих книг, несмотря на то, какую судьбу она нам... — он замолчал, задумавшись о своей судьбе.

— Потому, что, если бы не она, то и нас бы не было? — спросил папа.

— Точно! И пусть я просидел в Азкабане, пусть весной... Пусть весной будет, что будет, но я ей благодарен за то, что я вообще был!

— Я понимаю! — кивнул отец. А я потянулся к кусочку наполеона.

— Да не понимаешь! — сказал Сириус. — Просто так, силой мысли...

— Сириус! Ты живёшь в волшебном мире!

— Ну да! — недоуменно ответил крёстный. — И?

— Так почему ты отказываешься верить в волшебство, которым он был создан?

Бродяга замолк. Отец намазал камамбер на крекер и сверху положил кусочек пармской ветчины. Я ухватился за пирожное, состоящее из двух безе с кремовой прокладкой посередине.

— Ну, хорошо, а появление на сцене моего друга Дмитрия тебя не удивило? — спросил, наконец, Сириус.

— Почему — не удивило? — откликнулся папа. — Конечно, удивило. Но представленное объяснение вполне укладывается в рамки основной теории.

— Ты имеешь в виду то, что он, воспользовавшись пробелами в Сценарии, дополнил его новыми событиями?

— Да, как и то, что у него нашлось достаточно читателей, чтобы эти события реально произошли в нашем мире.

— А как получилось, что Га... Алекс создал портал в его мир?

Я не удостоил его вопрос ответом, поскольку мучился сложным выбором между круглой булочкой с кремовой прослойкой и шоколадной глазурью и конусом из вафельного теста, заполненного вкуснющим кремом. Не долго думая, я сделал единственно правильный выбор — на моё блюдце отправились оба.

— То есть, я понимаю, что мой друг Дима приписал Щеночку сомнения, которые у него возникли после столь... драматичного завершения третьего этапа, в том, что многочисленные его приключения — это лишь следствие череды нелепых случайностей... — начал Сириус.

— И он направил стопы Алекса в библиотеку, где тот и откопал старинный талмуд с рисунком и заклинанием... — продолжил отец.

— И весьма удивил самого Диму, притащив его сюда, — он покачал головой. — Этого даже сам Дима не понимает. Ну, другой мир, ну, Творец... — покачал головой крёстный, пока я поглощал небольшой коричневый батончик с тремя капельками крема сверху, который мама назвала смешным именем «картошка». — То есть, я, практически, сегодня встретился с Творцом?

— Не со своим, конечно, — сказал папа. — То есть, не с полностью своим. В Сценарии, надо сказать, Сириус Блэк выглядит немного иначе... Так что, твой друг Дмитрий, как ты его называешь, конечно, славно потрудился. За себя же могу сказать ему спасибо, — он погладил себя по груди. — Поскольку меня в Сценарии вовсе нет. Есть, конечно, моя любимая дочь, но и всё.

— Да, чудеса! — рассеянно сказал Сириус, шаря рукой по блюду из-под пирожных, с которого я вот буквально только что утащил последнюю корзиночку и уже наполовину её съел. Не найдя ничего, он нахмурился, посмотрел на пустое блюдо, на меня и молниеносным броском выхватил у меня из рук блюдце с остатками последнего пирожного. — Ну ты, Щеночек, и горазд пожрать!

— Болтать меньше надо! — ответил я, с тоской помахав ручкой на прощание половинке корзиночки. — У сироты отобрал, можно сказать!

И тут же получил подзатыльник от отца:

— Я тебе дам — у сироты! Думай, что говоришь!

— Прости, пап, — сказал я. — Я ещё не совсем привык.

— Привыкай! — жестко ответил он. — Ты теперь не один, и думать должен и обо мне, и о маме.

— Хорошо, пап! — согласился я. — И о Панси я тоже буду думать.

— Думай, — кивнул он.

Мы стали вместе думать. Я думал о том, что Алекса Паркинсона, на самом деле, в Сценарии не было. И то, что он появился — заслуга демона. Так же, как способ моего появления — его вина. Интересно, задумывается ли он теперь над тем, что натворил, фактически убив десятилетнего мальчишку, который лишь год своей жизни прожил в любви и ласке, а последующие девять провёл, как Маугли в джунглях. Нет, даже хуже. Причём, в столь печальном существовании Поттера вины демона не было — за это ему-мне стоит благодарить Создателя Сценария. То есть, я, конечно, не жалею, что появился на свет, но мне было до слёз жалко Поттера. Может, попросить демона оживить его? Он же может! И не важно, что тогда я перестану быть неубиваемым — я бы вполне согласился пожить, как обычный человек, но...

Передо мной возникли зелёные глаза Панси. Она — девушка долга. Готов ли я потягаться с судьбой и проверить, с кем она будет? Проверить, где её долг, с Поттером или со мной? Честно говоря, не готов. Не готов делиться моими девушками ни с кем. И к чёрту предрассудки! Они мне нужны обе! Мысли мои перетекли на предмет моей озабоченности сегодня утром. Точнее, на мою озабоченность, а потом уже на предмет. Что, вот, стоило демону сделать Панси более уступчивой? Доступной. На сердце у меня похолодело. Нет, она мне нужна такая и только такая! Чтобы в груди замирало при мысли о ней, чтобы... Чтобы она была Панси.

— Сири! — позвал из камина девичий голосок так неожиданно, что я даже подпрыгнул на своём месте. — К тёбе мёжно? Сири!

— Да-да, заходи! — расплылся в идиотской улыбке Сириус. И так его лицо при этом нежностью лучилось... Тьфу! Пипец котёнку! Поймав мой взгляд, крёстный тут же нахмурился и прокашлялся басом. Ага, так я тебе и поверил! Из камина выпорхнула Флёр с корзинкой в руках и в красной накидке с капюшоном, который она совершенно очаровательно накинула поверх своих локонов, и тут же застыла, увидев нас с отцом. Сириус тут же впёр очи в потолок, вытянув губы трубочкой, словно он что-то насвистывает. Папа, крякнув, подпёр лицо ладонью так, чтобы скрыть рот. Все продолжали молчать. Ещё через минуту взглянув на отца, я увидел, что по его щекам текут слёзы, и он усиленно морщит лоб. Сириус очень внимательно разглядывал свои ногти.

— Я... Вёт... Бабюшка... Пирёжки... — пролепетала покрасневшая вдруг Флёр. Папа хрюкнул. Флёр попятилась: — Я потём зайду... Пирёжки отнесу... — и она скрылась обратно в камине. Папа опять хрюкнул.

— Это не я! — сказал Сириус.

— Да, да! — согласился папа, доставая платочек, чтобы вытереть слёзы.

— Да я ни сном не духом! — продолжал настаивать крёстный.

— Конечно! — не стал спорить папа, опять укрывая ладонью нижнюю часть лица.

— Она сама пришла! — почему-то не сдавался Бродяга.

— Я совершенно в этом уверен! — откликнулся отец.

— Это вообще была не моя идея! — воскликнул Сириус.

Папа убрал руку от лица и совершенно серьёзно посмотрел на крёстного.

— Страшный, стра-а-ашный Серый Волк и хрупкая беззащитная Красная Шапочка! — сказал он и захохотал в голос. Так вот, кого мне напомнил наряд Флёр. Действительно, неплохо она над Сириусом подшутила! Только, отчего-то по лицу крёстного не было видно, что шутка ему понравилась. Он сидел красный, как рак, и пытался когтем проковырять дырочку в столике для фруктов эпохи Людовика XIV. Или я чего-то не понимаю?

— Вот, это, конечно, было лишнее! — с тоской сказал крёстный, глядя в сторону камина.

— Что ты имеешь в виду? — спросил папа.

— Зря мой друг Дима сводничеством занялся! — сокрушённо пробормотал Сириус.

— Почему — зря?

— Ну, сам подумай... Какая из нас пара?

— Тебе уже восемнадцать, мне ещё тридцать семь... — пробормотал я себе под нос так, чтобы никто не услышал.

— Я, конечно, младше тебя, а она, конечно, старше твоей дочери... — пожаловался крёстный. Папа понимающе кивнул. — А я ещё после Азкабана накопившийся пар не выпустил! — Сириус посмотрел на него: — Послушай, Дэйв, я понимаю, что выглядела эта сценка очень... весело, но...

Папа поднял руки:

— Да не бери в голову, действительно, получилось весело... Я понимаю, что ты...

— Да я в её сторону даже посмотреть боюсь лишний раз, чтобы не давать ей надежды. Хотя... — крёстный покачал головой.

— Влип ты, братец! — сочувственно сказал папа. Я слушал этот диалог и толком не понимал, отчего Сириус оправдывается за Флёр, вломившуюся к нему в костюме Красной Шапочки. Папа, когда веселился, явно что-то скабрезное имел при этом в виду. Зря, конечно. Сириус только на вид такой брутальный, а так... Ему же сейчас по меркам нормального человека всего-то двадцать три года. Или двадцать четыре — нельзя же двенадцать лет Азкабана считать за взросление. Вот, и получается, что он сейчас во вполне романтическом возрасте. И чего он стесняется? Вот, когда оргии устраивает — не стесняется, а с Флёр... Непонятно.

Зашёл Кричер с парой новых подносов, на одном из которых стояла бутылка и небольшая рюмка.

— Собственно, о чём я хотел поговорить... — время шло к ужину, и папа лениво потягивал херес в то время, как мы с Бродягой довольствовались апельсиновым соком. — Алексу предстоят три непростых года, в течение и по окончании которых ему потребуются умения опытного бойца. И при всём при этом он совершенно не подготовлен, — Сириус кивнул, с ним соглашаясь. — Мне кажется, что нам стоит заняться факультативной подготовкой. Хоть я и понимаю, что Лексу, по сути, ничего не грозит до решающего столкновения с Тёмным Лордом, но травм, ушибов и даже потери отдельных органов вроде глаз или ушей никто не отменял. Значит — что? — папа посмотрел на меня, а потом на крёстного.

— Постоянная бдительность! — зачем-то ляпнул я. Отец снисходительно на меня посмотрел:

— Ты знаешь, сейчас начнутся твои тренировки в боевой магии, и ты будешь там так выматываться, что хорошая порка будет тебе казаться благодатью!

Мне ничего не оставалось делать ничего другого, кроме как прикусить язык. По своему опыту я уже знал, что самые страшные угрозы делаются именно таким тихим и спокойным голосом. Пора бояться! Сириус кашлянул.

— Что? — спросил папа.

— Надо помнить, Дэйв, что Га... Алекс здесь не единственный, у кого имеется лёгкий, небольшой такой, — он показал просвет в полсантиметра между большим и указательным пальцем, — недостаток подготовки.

— Ты хочешь тренироваться вместе с Алексом? — спросил отец.

— Да. Более того, я могу его и поднатаскать на первых порах, пока он не приблизится к моему нынешнему уровню.

Папа задумался:

— А ты знаешь, это и впрямь неплохая идея. Ты ведь сейчас ничем особо не занят?

— И не собираюсь! — помотал головой Бродяга. — Я планировал именно заняться подготовкой крестника. И заодно смотаться из дома на некоторое время, — он опять покосился на камин.

— И ещё физическую форму ему привести в порядок? — а что не так с моей физической формой? Между прочим, заклинания не берут кости. Вон, Дамблдор какой тощий — и чёрта с два его чем проймёшь!

— Это, как раз, у меня первым номером в списке. Как и рукопашка.

— Ты только особо не увлекайся, — посоветовал папа. — А то ложное чувство неуязвимости ему выработаешь. Очень неприятная штука при встрече с каким-нибудь другим задохликом с палочкой.

— Не беспокойся, я через всё это сам проходил.

— А жить где будешь?

— Да хоть в конуре! — ухмыльнулся Бродяга. — Главное, чтобы косточек побольше! — и тут он так натурально облизнулся, превратив свой язык в собачий, что я даже поверил, что слаще сахарной косточки для ничего в мире нет.

— Я думаю, что в Хогсмиде можно поселиться, — подсказал папа. — У них там и в трактире есть комнаты, и в гостинице рядом. Единственное, что маскировкой тебе стоит озаботиться.

— А, ерунда! — отмахнулся крёстный. — уж личину-то слепить мне труда не составит.

— А как же то заклинание, что вы использовали для создания карты? — спросил отец. — Уверен, что у Дамблдора тоже есть что-то похожее.

— Какое заклинание? — подозрительно спросил Сириус. — Ты откуда про него знаешь?

Папа постучал себя пальцем по макушке. Сириус нахмурился, потом его лицо просветлело, он метнул быстрый взгляд в сторону томиков Сценария и хлопнул себя по лбу. Папа удовлетворённо кивнул.

— Тоже не проблема, — сказал крёстный. — Этому заклинанию есть противодействие.

— Какое? — недоверчиво спросил я.

— В полную луну выйти на курган с захоронением, встать лицом к луне, плюнуть вправо, ущипнуть себя правой рукой за левую пятку и сказать «Чур, не я!». До следующей луны это заклинание тебя видеть не будет! — точно, а если садануть себя Ридикулосом, то и год не будет!

На ужин мы отправились к нам. В смысле, в особняк Паркинсонов. Туда же прибыли Гринграссы полным составом. Мы привычно расселись, как в первый раз. Разговор за столом свёлся, в основном, к обсуждению погоды и очередным перестановкам в Министерстве. Девицы делились планами на завтрашний день, в основном, в том, что касалось возможных нарядов. После ужина они потащили было меня в сад, но я, извинившись, предложил им встретиться снаружи. Мне предстояло выполнить запрос одной очаровательной молодой особы. Миссия, в общем. Я отправился в курительную, где взрослые, вооружившись емкостями разного рода для поглощения спиртного, что-то вполголоса обсуждали. Даже Сириус сидел со стаканом, но в нём, как мне было видно, плескался виноградный сок. Войдя, я извинился:

— Прошу прощения, что прерываю. Мистер Гринграсс, не уделите ли вы на пару с миссис Гринграсс мне несколько минут своего времени? — официально обратился я к крёстным. Пераспера кивнула мужу, тот встал и подал ей руку, и мы втроём вышли в зал.

— Что ты хотел, дорогой? — спросила она, прижимаясь к локтю Дэниела.

— Мистер Гринграсс, миссис Гринграсс, — я поклонился им по очереди, — я прошу предоставить мне комнату в вашем доме, желательно, неподалёку от комнаты моей невесты.

— И что же послужило причиной такого запроса, мистер Паркинсон? — сухо осведомился Дэниел.

— Исключительно для восстановления справедливости! — пояснил я.

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— Я имею в виду, что мистер Поттер, жених мисс Паркинсон, занимает комнату совсем рядом с мисс Паркинсон в то время, как жених мисс Гринграсс болтается неизвестно, где! — картинно возмутился я.

— А вы не думали, мистер Паркинсон, что это брат мисс Паркинсон занимает комнату рядом с мисс Паркинсон, и при чём тут запрос мистера Поттера на проживание в моём доме, я просто не смогу понять? — Чёрт! Шах и мат! Пераспера уткнулась Дэниелу в плечо и хихикнула. Он же невозмутимо наблюдал за моими потугами подобрать отпавшую челюсть. — Что, съел? — участливо поинтересовался он.

— Да ладно тебе! — Пераспера с улыбкой повернулась, беря и меня под локоть. — Совсем запугал крестника.

Дэниел всё так же строго смотрел на меня:

— Алекс, ты понимаешь...

— Вам не придётся краснеть за меня! — перебил я его. Он кивнул:

— Я отдам необходимые распоряжения. Приходи через камин, тебя проводят.

Я попытался изобразить поклон, но Пераспера, рассмеявшись, взъерошила мне волосы, убив мои последние потуги придать моменту официоз. Я показал глазами в сторону гостиной:

— Вы там что-то секретное обсуждаете?

— Да нет, — вздохнул Дэниел. — Всё пытаемся понять, что нам делать с этим... Послезнанием.

Я согласно кивнул. Мне эта тема уже надоела хуже горькой редьки. Пускай уж взрослые сами, а то что это — всё я, да я? Так и притомиться недолго.

— Я тогда пойду? — спросил я.

— Давай! — Гринграссы развернулись и неспешно направились обратно в гостиную. Я пошёл искать девушек.

Нашлась вся троица в освещённой беседке в саду. Они сидели с трёх сторон стола, а Астория, размахивая палочкой, удерживала в воздухе колоду карт. Карты то рассыпались веером, то образовывали кольцо, закручивались колесом, переходящим в восьмёрку, и вновь собирались в колоду. Дафна её что-то тихонько подсказывала. Увидев меня, Панси приветливо помахала ручкой:

— На ловца и зверь бежит! Держите его, девчонки!

Колени мои предательски дрогнули, а стопы сами собой развернулись в сторону ближайших кустов. Заметив мой манёвр, Дафна улыбнулась, а Астория с Панси хихикнули. Чёрт! Опять меня дёшево разыграли! Изобразив на лице как можно более независимое выражение, я зашёл в беседку и уселся на свободный стул.

— А что это вы тут делаете? А? — спросил я.

— А мы тут... В картишки дуемся, — ответила оказавшаяся напротив меня Астория, и колода, снова собравшись, прыгнула ей в руку. Отложив палочку, она, не глядя, разделила карты пополам и, сдвинув половинки на столе, профессиональным движением вновь собрала их и сразу начала раздавать на четверых с какой-то неимоверной скоростью, причём карты каждому из нас укладывались в ровный ряд. — Ты в «пики» умеешь играть? — я помотал головой. — Научим! — зловещим тоном пообещала она.

«Пики» оказались игрой не очень сложной, но парной, то есть, играли мы «два на два». Я — в паре с Асторией, а против нас — Дафна и Панси. Прелесть карточной игры была в том, что разговор поддерживался сам собой, а неловкие паузы превращались в сосредоточенное обдумывание следующего хода. Мы и не заметили, как сыграли четыре игры кряду, убив на это дело полтора часа.

— Панси, сегодня и завтра я буду ночевать в доме Гринграссов, — вдруг спохватился я. Астория не преминула удивлённо вытаращить глаза, а Панси вздрогнула и нахмурилась:

— И какая же к тому причина? — поинтересовалась она.

— Решил устроить обкатку кровати в доме своей невесты, — беззаботно отозвался я. Дафна покраснела, глаза Астории стали ещё больше, а Панси злобно зарычала:

— Послушай, Поттер, сейчас не время шутки шутить!

Дафна вопросительно на меня посмотрела. Мол, сам выкрутишься, или опять переложишь объяснения на хрупкие девичьи плечики? А как тут выкручиваться? Нас же Астория слушает, даже пошевелиться боится, чтобы не пропустить чего-нибудь интересного.

— И тем не менее, Панси, дело обстоит именно таким образом, — я чуть заметно скосил глаза в сторону младшей Гринграсс. Панси проследила мой взгляд и чуть заметно кивнула:

— Я этого не одобряю, — сказала она.

— Рано или поздно подобный момент должен был настать, — пожал я плечами.

— Не так рано! — прошипела она.

— О чём это вы? — радостно спросила Астория. Панси, прикусив губу, отложила карты, встала и шагнула в темноту сада. Я был совершенно растерян. Что она творит? Зачем? Я вскочил и рванул за ней, даже не зная, куда она направляется. Панси ждала меня буквально в десятке метров, и я, уже успев набрать скорость, чуть не сбил её с ног. Точнее, я сбил таки её с ног, но успел поймать, и теперь держал, прижимая к себе. Она сосредоточенно сопела мне в грудь, восстанавливая дыхание. Я осторожно провёл рукой по её волосам.

— А что я так злюсь? — спросила она меня. Сейчас я скажу ей, что она меня ревнует к собственной подруге, и воды Темзы будет рассекать ещё один труп. И я даже знаю, чей это труп будет. И даже кажущаяся неприкосновенность, теоретически даруемая мне Сценарием, не спасёт. Я аж подивился собственной мудрости, а потом расстроился при мысли о том, что моя не детская мудрость — тоже последствия вмешательства демона в этот мир. И опять погладил Паркинсон по голове.

— Может у меня быть что-то только моё? — обиженно прошептала она.

— Ты же знаешь, что Поттер — только твой, и ничей больше! — сказал я ей на ушко.

— Спокойной ночи, Гарри! — она привстала на цыпочки, поцеловала меня в щёку и направилась в дом. Собственница. Пока я смотрел вслед её силуэту в темноте, мимо меня скользнули Астория с Дафной, причём последняя с улыбкой кивнула мне, а Астория пожелала спокойной ночи.

Честно говоря, я ожидал большего ажиотажа при своём появлении у Гринграссов. Оркестр, праздничный салют — как программа-минимум. Потом — фуршет персон на двести, приветственные речи в исполнении Министра и Королевы. Может, небольшой военный парад с танками и самолётами. Мне многого не надо. Так нет же. Если бы не впустивший меня камин, то я бы подумал, что меня здесь вообще не ждут. Не то, что оркестра не было — даже домового, чтобы указать мне путь к моим персональным апартаментам. Лишь две кошки, которые даже не удостоили меня своим вниманием, когда я появился — глупые животные продолжали умываться, когда я вывалился из камина.

— И куда мне идти? — подумал я вслух, когда после пару минут ожидания так никто из хозяев и не объявился. Кошки, однако, сразу же прекратили своё занятие, дружно посмотрели на меня, потом, как мне показалось, переглянулись, потянулись с зевком и потрусили куда-то по своим кошачьим делам, высоко задрав хвосты. Я продолжал ждать. На выходе из каминной комнаты кошки остановились и посмотрели на меня. Дружно. Потом мявкнули по очереди, сначала — чёрная, потом — золотистая. Потом та из них, что была с золотистым мехом, вернулась, потёрлась о мои ноги и снова присоединилась к своей чёрной товарке. Мне показалось или они меня куда-то зовут?

Я пошёл за кошками. Идти оказалось недалеко. Уже через пару поворотов мои провожатые уселись у приоткрытой двери в спальню, которая, очевидно, предназначалась мне. Я осторожно постучал и, не получив ответа, вошёл. Спальня — как спальня. Не детская, однако, в отличие от моей в нашем доме. Широкая кровать с убранным балдахином, портьеры на окнах, пара кресел, письменный стол со стулом, трюмо, комод, книжный и платяной шкаф. Вот, пожалуй, и всё. И, конечно, дверь в отдельную ванную. На кровати была демонстративно выложена свежая пижама, на что я и рассчитывал. А то пришлось бы спать голиком, что весьма бы удивило Дафну, приди она ко мне под бочок. С другой стороны, это был бы неплохой старт нашим отношениям! Ну, и финиш заодно. Почему-то мне представились Дэниел с Перасперой, вооружённые почему-то молотом и серпом, гоняющиеся за мной с целью слегка меня укоротить... Нет, не голову отрезать, отнюдь! И расплющить потом...

Быстро скинув с себя одежду, я натянул пижаму, чтобы, не дай Мерлин, не дать повода своим крёстным учинить со мной что-нибудь этакое. Они же ведь за свою дочушку... Продев голову в фуфайку от пижамы, я вздрогнул, увидев всё ту же чёрную кошку, которая сидела на кресле передо мной, сверля меня немигающим взглядом своих зелёных глаз.

— Ты, что, за мной подглядывала, что ли? — спросил я животину. Кошка лениво отвернулась и принялась вылизывать свой бок. Мол, больно надо было. — Ну, хоть в туалет ты за мной не пойдёшь? — Кошка на секунду прервалась, глядя перед собой, словно обдумывала эту мысль, а потом вернулась к умыванию. «Как ни соблазнительно это звучит, но, пожалуй, в другой раз!» — Я тогда пошёл? — спросил я. На этот раз кошка даже не соизволила прерваться. Понятно. Меня милостиво отпускают.

Пока я мылся, я совершенно забыл про зверюгу в своей комнате, поэтому, когда я вернулся и начал стаскивать с кровати покрывало, меня чуть кондратий не хватил при виде кошачьих глаз, внимательно отслеживающих каждое моё движение. Я бросил покрывало и подошёл к двери, приоткрыв её:

— Давай, иди! — махнул я рукой кошке. — Хозяева тебя, наверное, ищут!

Да сейчас! В два прыжка она соскочила на пол и запрыгнула на кровать, где, потоптавшись, улеглась ровно по центру, который я уже успел освободить от покрывала. Вот же, наглая тварь! Плюнув на попытки её прогнать, я забрался под одеяло, немного её подвинув, и погасил свет. Я всё гадал, придёт ко мне Дафна или не придёт. Не зря же она меня, в конце концов, подбила напроситься на ночлег к Гринграссам.

— Ма-а-ау! — вдруг сказала моя соседка.

— Тш-ш-ш! — сказал я. — Ты мне спать мешаешь!

Кошка пододвинулась к моей руке и легонько укусила меня за палец.

— Ты что творишь? — я чуть не подпрыгнул от неожиданности.

— Мр-р-р! — сказала зверюга и для убедительности ткнула меня лапой в ладошку, слегка выпустив когти.

— Тебя, что, чесать? — я поднял руку и коснулся мягкой шерсти.

— Мр-р-р! — отозвалась она, подставляя под мою руку голову. — Мр-р-р!

Пришлось ублажать это чудовище, поскольку, понятно было, иначе живым она меня отсюда не выпустит. Ещё через пару минут кошка начала тарахтеть, как трактор постройки начала века, полностью заглушив даже звук шагов и открывающейся двери. Только когда Дафна тихонько зашипела, врезавшись в грамотно поставленное мною у неё на дороге кресло, я понял, что уже не один в спальне. Не считая кошки, конечно.

— Дафна? — спросил я.

— Нет, чёртова Беллатрикс Лестрейндж! — сердито отозвалась она. — Конечно, это я! А что, ты ещё кого-то ждал?

Кто-то, похоже, явно не в духе!

— А что ты на меня орёшь? — спросил я.

— Я не ору, я шёпотом говорю! — ответила она.

— Ну, шёпотом орёшь! — сказал я. — Кроме того, тут где-то в доме ещё и твоя сестра есть!

— Ну да, есть такое дело! — согласилась Дафна, примостившись на краешек кровати, а потом пожаловалась: — А я пальчик ушибла!

Я сел на кровати и погладил её ножку, которую она мне с готовностью пододвинула.

— Ну как, — спросил я, — так лучше?

— Ага! — ответила она. — Только пальчик я ушибла на другой ноге!

А мне не трудно! Я погладил другую ножку тоже, и она спрятала обе под одеяло. Вовремя! А то меня уже начали одолевать мысли перейти на голень, потом — на коленки... Чёрт, опять! Я откинулся на подушку, надеясь, что в темноте Дафна не разглядит бугор на одеяле. Она тут же по-свойски разместила голову у меня на плече, обдав ароматом своих волос. Я невольно потянулся к её макушке сначала носом, а потом губами.

— Ты что это там делаешь? — спросила она.

— Ничего особенного!

— Я же чувствую...

— Мяв! — сказала кошка.

— Иди отсюда! — шикнула на неё Дафна. — Бродяжка...

— Ма-а-ау! — издевательски ответила ей кошка и вновь полезла мордой мне под ладонь. Я начал её почёсывать, и она опять затарахтела.

— А спинку чесать, что ли, сегодня не будут? — спросила Дафна. То есть, сначала мне в полудрёме причудилось, что это спросила кошка, и сон у меня от удивления как рукой сняло.

— А... надо? — спросил я в ответ.

— Я не поняла вопроса! — ответила она весьма многообещающим тоном. Я засунул руку под одеяло, и когтями провёл по её спине, даже сквозь ткань её ночной рубашки чувствуя, как мою руку словно током бьёт.

— Мур-р-р! — сказала она. Или это сказала кошка?

— Дафна? — спросил я.

— Мур-р-р! — ответила она.

— Ты мне раньше не говорила, что у тебя в доме живут кошки! — упрекнул её я.

— А ты и не спрашивал! — лениво прокомментировала она.

— Как ты себе это представляешь? — спросил я. — «Дафна, чисто случайно, не живёт ли у тебя в доме пара кошек?»

— Если бы ты задал вопрос в такой формулировке, то, несомненно, получил бы на него утвердительный ответ. А как ты себе это представляешь? «Привет, я — Дафна! Мы с тобой когда-то целовались! Кстати, у меня дома живут две кошки!»

— Кстати, о «целовались»... — мечтательно произнёс я.

— Ты ведь не станешь меня уверять, что каждый раз, как Панси к тебе прибегает, вы с ней целуетесь до первых петухов? — млея от удовольствия под моими пальцами, спросила Дафна.

— Ну. ладно, но хоть как их зовут, ты мне скажешь?

— Кого? — не поняла она. — Петухов?

— Кошек! — ответил я.

— А они, что, обе здесь? — спросила она.

— Нет, — сказал я, — только одна.

— Которая?

— Чёрная.

Дафна кивнула:

— Это Мери-Сью. Но мы её зовём Мурка или Муся.

— А другая?

— Рыжая? — спросила она.

— Мне показалось, что она, скорее, золотистого цвета, — поправил я.

— Это Бася.

— А полностью?

— Бастинда.

— Странное имя, — заметил я.

— Имя, как имя. Палец ей в рот не клади, — посоветовала она.

— Почему?

— Отгрызёт, — пообещала Дафна. — Зачем ты мне такой без пальца?

Действительно, зачем? В какой-то момент я, похоже, снова начал засыпать, потому что опять был укушен за руку. Чёртова кошка, как только я её перестал почёсывать, моментально меня привела в сознание. Надеясь, что не разбудил своими чертыханиями Дафну, я вернулся к поглаживанию кошки, которая, к тому же, перебралась мне на живот. Дафна тихонько поскребла мне грудь, напоминая о своей заброшенной спинке. Пришлось чесать и её. В какой-то момент я понял, что вполне способен гладить обеих и во сне, и с чистой совестью уснул.

Разбудило меня шипение. Почти что настоящее змеиное шипение, только вот исходило оно из моей постели. И ещё я сразу почувствовал тяжесть, которая давила мне на грудь и на плечи.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — зашипели справа.

— Отдыхаю, не видишь что ли? — раздалось шипение слева. — Детям нужен здоровый сон.

— Детям нужно спать в своей кроватке, — не сдавалась змея справа, — а не прыгать в постель к чужим женихам.

— А я и не прыгала, я тихонько заползла, — так её, змеи прыгать не умеют.

— А ну, выметайся! — шипение справа стало совсем рассерженным.

— Чего это? — снова зашипела змейка слева.

— А того... Если родители тебя застукают, нам всем мало не покажется! — прошипела правая змея. Слева раздался вздох, и тяжесть на моём левом плече исчезла. — И попробуй только его поцеловать! — предупредила правая. — Я тебя потом так поцелую!

Ещё один вздох, и босые ноги спрыгивают на пол, потом я слышу шуршание домашних тапочек и едва слышный щелчок дверного замка. Тяжесть справа тоже исчезает. Я открываю глаза и натыкаюсь взглядом на задумчиво изучающие меня небесно-голубые глаза Дафны. На моей груди спит чёрная кошка, изредка подёргивая правым ухом.

— Ты знаешь, — прошептала Дафна, укладывая руку мне на грудь и упирая в неё подбородок, — кажется, у нас — проблема!

— Что, Тёмный Лорд таки получил власть над миром? — пошутил я.

— Нет, — она качнула головой, — Тёмный Лорд — это мелочи. Всё хуже. Значительно хуже.

— И что за проблема? — спросил я.

— Кажется, Астория положила на тебя глаз! — с максимальной серьёзностью заявила Дафна.

— Я понял, — кивнул я. — Всё пропало. Это конец. Можно один прощальный поцелуй?

— А я зубы ещё не чистила! — сказала она.

— Ерунда! — я потянулся к лежащей на тумбочке палочке и прошептал заклинание. — Так лучше?

Дафна удивлённо провела по зубам языком.

— М-мм! — сказала она. — А что за заклинание? И где ты ему научился?

— Я тебе потом расскажу. Давай сначала с моей просьбой разберёмся.

— Ну, давай! — она хитро улыбнулась, приподнимаясь надо мной на локтях, и прикусила губу, разглядывая меня. Вспомнив о её требовании этой ночью, я провёл когтями по её спине. Она блаженно прикрыла глаза и запрокинула голову, выгибаясь точь-в-точь, как это сделала бы лежащая у меня на груди Мурка. Потом склонилась надо мной, укутывая меня водопадом своих волос цвета солнечного света, и прижалась к моим губам. Это было ужасно приятно до тех пор, пока я не почувствовал жуткую боль в груди.

— М-м-ма-а-а! — я вырвался и вскрикнул. Дафна сначала изумлённо на меня смотрела, а потом удивление на её лице уступило место гневу.

— Мурка! А ну, брысь отсюда!

Кошка, которая, проснувшись, решила поточить о меня свои когти, с непринуждённым видом спрыгнула с кровати и, обойдя её, направилась к двери. Там она прыгнула на ручку, продавливая её своим весом и толкая дверь, приоткрыла себе проход и так же грациозно выскользнула в него, махнув на прощание кончиком хвоста.

— Чёртово создание! — выругалась Дафна и положила руку на мою грудь, уже украсившуюся капельками крови. Я потянул её через себя, укладывая на постель по левую руку и горя энтузиазмом продолжить то, от чего нас столь бесцеремонно оторвали. Только я прижал её к себе и коснулся её губ, как рядом раздался хлопок. Дафна подняла голову.

— Мисс, хозяйка просила напомнить, что завтрак — через двадцать минут! — раздался из-за моей спины дребезжащий голос.

— Хорошо, Чанки, спасибо. Оставь нас, пожалуйста!

Раздался ещё один хлопок. Вместо того, чтобы просто слезть с кровати, Дафна решила перебраться через меня, и на этом мы потеряли добрых минут десять. Лишь когда я с рукой, прижатой к лопатке, взмолился о пощаде, моя нежная невеста перестала упираться коленом мне в позвоночник и оттягивать мою голову назад двумя пальчиками, засунутыми мне в ноздри, и согласилась, наконец, со мной расстаться, хотя и издала при этом вздох сожаления. Ещё пару минут после того, как дверь за ней мягко закрылась, я разминал затёкшую руку, а потом в темпе бросился одеваться.

Ба! Знакомые всё лица! Как вчера ужинали, так в том же составе и собрались на завтрак у Гринграссов. В ожидании звонка присутствующие разбились на несколько кучек — трое девушек о чём-то шепталась у окна, причём, когда я вошёл, они дружно на меня поглядели и прыснули от смеха. Ну, и неправда, не такой уж он у меня и маленький! Сириус, держа маму и Перасперу под локотки, что-то самозабвенно вешал им на уши своим хриплым басом, а папа с Дэниелом, сидя на диванчике у входа в обеденный зал, о чём-то ругались, причём, похоже, не в первый раз.

— Слушай, как тебе не стыдно! — с жаром вещал отец. — Обижаешь сиротку. У него же, кроме мамы и папы, никого нет! Двадцать пять!

— Это неправда, да! Это неправда! — отвечал мистер Гринграсс. — Я высоко ценю твоего уважаемого сына, но всему есть предел, да! Восемнадцать!

— Да имей же совесть! Ты же... Ты же все-таки не эрклинга получаешь, а зятя, и какого — гриффиндорец, герой, спортсмен, красавец! И за все это я прошу двадцать пять гиппогрифов, даже смешно торговаться!

— Аполитично рассуждаешь, аполитично рассуждаешь, клянусь, честное слово! — покачал головой Дэниел. — Не понимаешь политической ситуации! Ты жизнь видишь только из окна своего персонального кабинета, клянусь, честное слово! Двадцать пять гиппогрифов в то время, когда наш Депертамент ещё не полностью рассчитался с Министерством по драконьей коже и крови.

— А ты не путай свою личную кожу с министерской!

Тут Гринграсс разгневанно вскочил, а папа вскочил вместе с ним.

— А я, между прочим, мистер Паркинсон, вами сюда и поставлен, чтобы блюсти интересы Министерства. Садитесь... Пока... — папа ошарашенно сел, а Дэниел, нависнув над ним, продолжил: — В общем, так — двадцать гиппогрифов...

— Двадцать пять! — отчаянно вскинулся отец.

— Двадцать! — отрезал Гринграсс. — Двадцать! Ковёр-самолёт "Розен лев"...

— Что?

— Финский, хороший! — пояснил Дэниел. — Почетный орден... Сам себе выдашь. Кто у нас начальник, в конце концов, я или ты?

— И бесплатную путёвку! — с надеждой предложил папа.

— На Исландию! — оборвал его Гринграсс.

— Да хоть в Сибирь! Главное, чтобы в отпуск! А ты, как мой заместитель, будешь всем заправлять!

— Ну, хорошо, — согласился Дэниел, протягивая руку.

— Ну, хорошо, — подтвердил папа, хлопнув по ней. В этот момент они увидели меня, наблюдающего эту сценку, и отчего-то жутко смутились. Дэниел даже покраснел, а отец проявил внезапный интерес к росписи на потолке. Я пожал плечами и двинулся к девушкам. За моей спиной раздалось дружное покашливание, а потом папа тихо, думая, что я их уже не слышу, сказал:

— Значит, так — невеста согласна, родственники — тоже, а вот жених...

Я навострил уши и максимально замедлил шаг, чтобы не так быстро удаляться от что-то обсуждающих отцов. Дэниел едва слышно поцокал языком, и я даже представил, как он сокрушённо качает головой:

— Да. Плохо мы еще воспитываем нашу молодежь. Очень плохо! Удивительно несерьезное отношение к браку.

— А кто вообще спрашивает жениха? — чуть громче, чем нужно, спросил отец.— Мешок на голову — и под венец!

— Да, это верно, очень правильное решение. — Я уже почти ничего не слышал, а лишь додумывал за Дэниела, выхватывая отдельные слова. — Только я лично к этому не буду иметь никакого отношения.

От этого невольно подслушанного разговора у меня осталось какое-то смутное ощущение, хоть я ничего и не понял из него. Словно какая-то беда надвигается. Причём, вполне может быть, что на меня.

— Алекс! — радостно бросилась мне на шею Астория и тут же сдала товарок: — А мы тут тебя обсуждаем!

— Да? — подозрительно спросил я старших девиц, безуспешно пытаясь отодрать от себя младшую.

— Да, — ответила Дафна. — А что тут такого? Мы обсуждали твои достоинства...

Ну вот, я так и знал!

— Причём, в особенности те, что имеют микроскопические размеры! — добавила Панси.

Ну, зачем пальчиками-то размер показывать? К тому же, совсем не такие уж они у меня и микроскопические! А позавчера так таращилась, что глаза даже в темноте можно было разглядеть! Что за лицемерие!

— Мы, собственно, о твоей совести речь ведём! — заметила Дафна.

— Кто-нибудь, отлепите её от меня! — простонал я, отчаявшись стряхнуть Асторию, которая с причмокиванием уже тянулась к моей щеке.

— Астория, фу! — коротко сказала Дафна. Её сестра нехотя разжала руки, сползая по мне на пол, и сразу надула губки. Облегчённо вздохнув, я шагнул к Панси:

— Можно тебя на пару слов?

Она в непонимании посмотрела на меня, но, однако, коротко кивнула и повела меня в соседнюю комнату. Когда мы вошли и я закрыл за нами дверь, она спросила меня:

— Что ты хотел, Алекс?

— Зови меня «Поттер», — сказал я ей, притягивая к себе. Через три минуты нас прервал звук гонга из обеденного зала. Панси, восстанавливая дыхание, быстро пробежалась ладонями по волосам, которые я успел слегка взлохматить, и, с улыбкой взяв меня за руку, потащила к столу. За завтраком меня ждало новое открытие. Если наш повар был безупречен на обед и на ужин, то повар Гринграссов оказался непревзойденным мастером завтрака. Я ещё никогда не пробовал столь нежного омлета, столь хрустящих и одновременно мягких круассанов; после того, как я отведал домашнего джема, я понял, что желудок мой слишком мал, а увидев миллион тарелочек с разнообразными закусками, я понял, что и день тоже короток. Ел я, конечно, быстро, но аккуратно, и в какой-то момент, бросив взгляд на маму, я заметил, что она просто сидит, умилённо сложив руки на груди, и с нежной улыбкой наблюдает, как это всё исчезает у меня во рту, время от времени поднося к глазам платок. Я отложил приборы и салфетку в сторону и попросил у хозяина разрешения встать на минуту из-за стола. Дэниел кивнул, и я, обойдя стол, обнял маму сзади, спрятав лицо на её шее. Она подняла руки, обнимая меня в ответ, а папина рука потрепала мне вихры. Справившись с чувствами, я поцеловал маму в щёку и в полной тишине вернулся на своё место. С двух сторон на мои колени легли маленькие ладошки, сильно мешая справиться с позорной влагой, готовой покрыть мои щёки.

Программа на сегодня была проста. Сначала — визит к свахе, о котором так долго говорили волшебники, а потом к нам с Сириусом придёт Апокалипсис с Армагеддоном в одном лице, сверху обильно присыпанный подшёрстком полярного лиса, и имя всему этому безобразию — Уизли. Не знаю насчёт младенцев, а лично меня этим именем уже можно пугать. Да и у Сириуса, похоже, глазик дёргается. Но — ничего не поделаешь, ибо — Сценарий. Чёрт его знает, где меня прикопают, пока кто-то другой будет за меня декламировать нетленку в случае моего отказа играть по правилам. Ну его... Не сейчас, по крайней мере!

Позавтракав, мы решили совершить променад вместо того, чтобы выводить из гаража карету с двойкой гиппогрифов. Пройдя через маггловские кварталы центра Лондона, мы добрались до Дырявого Котла и оттуда вышли в Косой переулок. Там мы свернули в какой-то ранее неведомый мне проход, который вывел нас к огромному шатру наподобие циркового балагана, окружённого цветастыми палатками поменьше. Бродили накачанные мужчины и весьма стройные женщины, все поголовно — в облегающих трико с той лишь разницей, что на женщинах иногда были небольшие юбочки, точнее, их подобие, заканчивающиеся там же, где и начинались — на талии. Плакаты с тиграми и клоунами, запах клеток с животными — у меня не оставалось сомнения, что мы попали в цирк. Однако, взрослые спокойно двигались в направлении одной из палаток, над входом в которую была вывеска «Мадам Белинда. Рука Судьбы» и чуть пониже — плакат с перечислением «услуг» — гадание по руке, гадание по картам, гадание по картам Таро, предсказание судьбы, снятие порч и приворотов. Мерлин, куда я попал? И вот от этой шарлатанки зависит моя судьба? Да чёрта с два! Вернусь домой — сразу вызову демона, пусть он эту палатку сотрёт к фестралу в дышло!

Вывеска, тем не менее, не оказала видимого эффекта на родителей и Сириуса — папа откинул полог, приглашая всех войти, и мы оказались в небольшой приёмной, тоже выдержанной в стиле циркового антуража с красочными плакатами и плюшевыми креслами. Из-за внутренней занавески показалась красивая женщина, которой на вид можно было дать не более тридцати лет, что по меркам волшебного мира могло означать и шестьдесят биологических, и сто пятьдесят. Она оказалась знойной брюнеткой, выглядевшей сообразно всем моим стереотипам о цыганах — несколько слоёв разноцветных юбок до пят, широкий шёлковый пояс, белая блузка, из которой буквально вываливалось завораживающее глаз содержимое, большая золотая серьга в ухе и шёлковая же бандана поверх распущенных вьющихся волос. Мне даже показалось, что в её улыбке блеснул золотой зуб.

Женщина поклонилась, вызвав счетверённый глоток присутствующих мужчин, которым открылось ещё больше её прелестей:

— Рада вас приветствовать, дорогие! Чем могу помочь, бриллиантики мои яхонтовые?

А тут она явно перебарщивает! На за что не поверю, что она и вправду цыганка. Так же, как все, закончила Хогвартс, получила специализацию, долго училась. Может, профессиональная деформация? Всё равно, чересчур нарочито! Дэниел объяснил её цель нашего визита:

— Здравствуй, Белинда! У нас немного изменились обстоятельства, поэтому нам вновь потребовались твои консультации!

— Хорошо, — она посмотрела на меня. — С кого начнём?... Алекс...

Я помотал головой:

— Чур, я — последний!

Она не стала спорить. Дафна толкнула вперёд Асторию, которая прошла вместе с шарлатанкой за занавеску, а остальные начали рассаживаться по свободным креслам. Дождавшись, пока усядутся взрослые, я сдвинул три стула вместе, и Панси с Дафной сразу же заняли два из них. Я сел на третий и начал разглядывать окружающую обстановку. Потом мы завязали разговор о том, как никому из нас не хочется возвращаться в Хогвартс, который вдруг плавно перетёк на то, как мне теперь общаться с моими друзьями типа Рона. И зачем, спрашивается? Утро так хорошо начиналось!

Вернулась Астория, и ушла Дафна, потом настала очередь Панси, а там и моя подошла. Мама мне кивнула, и я отправился за занавеску мадам Белинды, где, можно сказать, ковались наши судьбы. Неожиданно я оказался в обычном рабочем кабинете мага, который от других отличался лишь специализацией. На стенах висели диаграммы и таблицы для гадания, было несколько рисунков человеческой руки с пояснениями. Совершенно неожиданно для себя в дальнем и не очень хорошо освещённом углу я обнаружил несколько диаграмм, которые раньше я встречал только в маггловских научных журналах, которые выбрасывал в мусор сосед Дурслей, лысый школьный учитель в нелепых круглых очках со смешной фамилией Риддик. Точнее, в статьях, посвящённых расшифоровке ДНК. И, конечно, обязательный хрустальный шар на столе. Тут мне стало ясно, чем занимается мадам Белинда и чего мне от неё ждать.

— Садись, Алекс! — внезапно сказала она. Во второй раз она назвала меня Алексом. Интересно, это она моё имя помнит или ей уже кто-то подсказал? Я двинулся к стулу, на который она мне показала, но она внезапно меня остановила:

— Ты — не Алекс! И Алекс в тоже время! Ты двигаешься, как кто-то другой. А осанка и мимика у тебя — как у него. Что произошло? — она резко схватила меня за левую руку и притянула ладонь к себе прежде, чем я успел её отдёрнуть. Буквально пару секунд она вела ногтем вдоль ладони от запястья, а потом, ткнув в излом линии судьбы, грустно вздохнула: — Здесь! Бедный ребёнок! Тебя подменили! — это не был вопрос. Отпустив мою руку, она метнулась к столу и ухватилась за шар, в котором тут же начали мелькать какие-то картинки. — Так вот... Что... — она закрыла рот тыльной стороной руки, а потом опять повторила: — Бедный ребёнок!

Честно говоря, это начинает надоедать!

— Я — не бедный! — сказал я.

— Что? — она отвлеклась от разглядывания шара.

— Я — не бедный! — упрямо повторил я. — У меня есть мама и папа. И ещё много хороших людей...

— Ну да, ну да, — рассеянно проговорила она. Со стоявшего у стены столика в воздух взметнулись четыре колоды карт и тут же превратились в бурлящий прямо в воздухе ком диаметром около сорока сантиметров. Она подошла ко мне и упёрла свою ладонь мне в лоб, закрыв глаза: — Сейчас оттуда выпадут семь карт, которые, в общем, будут означать твою судьбу.

— Дальняя дорога в казённый дом? — спросил я.

— Вроде того! — слабо улыбнулась она. Из комка вылетела карта и мягко, словно кленовый лист, спланировала на столик.

— Дама пик! — сказала Белинда, по-прежнему не раскрывая глаз. Именно. Шарлатанство чистейшей воды. Совсем нетрудно связать наш совместный визит, прошлое Алекса и прошлое Поттера и невест обоих. Я даже знаю, какая карта вылетит следующей.

— Дама червей! — прокомментировала она. А вот к третьей я оказался не готов.

— Дама бубей! — это толсто, Белинда, тоньше надо! Я понимаю, что у любого при виде на нашу компанию сразу возникает мысль «Где две — там и три!», но приличия не я придумал. Однако, шарлатанка решила меня сегодня добить.

— Дама треф! — Это она на кого намекает? На Герми, что ли? А вот боггарта тебе за шиворот! Следующую карту я успел разглядеть, едва она отделилась от комка. Белинда вздрогнула и испуганно открыла глаза, когда ей в лоб упёрлась моя палочка, дрожащая оттого, что меня буквально распирало от гнева. Карта зависла.

— Зааважу к чертям собачьим! — я почувствовал, что буквально купаюсь в адреналине, и кровь схлынула у меня с лица. — Последнюю карту... Обратно... Немедленно... — я старался не делать резких движений, поскольку почувствовал, что помимо адреналина меня затопило ещё и магией, и я сейчас действительно выпущу Аваду в эту дуру, которая подумала, что мне в коллекцию как раз бубнового валета и не хватает. — Хватит... Балагана...

Мне уже стало трудно дышать. Последняя карта вернулась в общий рой, и тот рухнул бесформенной грудой на столик, погребая под собой первые четыре. Я осторожно, стараясь не дёргаться, поднял кончик палочки в потолок, перехватил её в левую руку и убрал. Теперь можно и расслабиться. Я на негнущихся ногах подошёл к креслу Белинды и сел в него, поскольку оно мне показалось удобнее кресла для посетителей. Сама колдунья, которая только что почувствовала дыхание смерти в лицо, стояла в той же позе — вытянув руку туда, где был мой лоб и вытаращив глаза. Я постепенно приходил в себя, и остатки стихийной магии тонкими голубыми молниями стекали с моей правой руки в землю.

— Отомри! — сказал я Белинде. Она вздрогнула, заморгала, опуская руку, удивленно посмотрела на меня, а потом, сделав шаг назад — на пол, где только что стояла.

— Вот! — с гордостью сказала она. — Не обделалась! А могла бы!

Я опять впал в ступор, на этот раз от контраста между образом уважаемого специалиста и словами дурной девицы.

— Тебе лет-то сколько? — спросил я.

— Двадцать семь! — ответила она, подтверждая мои подозрения, и спрятала руки за спину.

— Я бы тебе столько не дал! — буркнул я. Она было довольно расцвела, но я её добил: — Выглядишь на все тридцать!

Она огорчённо всплеснула руками и подбежала к едва заметной дверце на стене, откуда достала заткнутую пробкой бутылку рома и алюминиевую кружку с ручкой. Захлопнув дверцу, она зубами выдернула пробку и трясущимися руками налила, как минимум, с пол-кружки, а то и целую, приговаривая сквозь сжатую в зубах пробку:

— Пора жавяжывать с этой равотой! Она веня ковда-нивудь доконает!

Заткнув бутылку, она махом опрокинула в себя ром и вспомнила обо мне:

— Э? — спросила она, показав мне бутылку. Улыбнувшись, я помотал головой. Она кивнула и налила себе ещё. Потом убрала спиртное и с ногами залезла в кресло для посетителей, зачем-то шмыгая носом.

— Слушай, тебя, что ли, и вправду Белинда зовут? — спросил я. Она опять кивнула, а потом, потянув бандану с приделанным к ней париком цвета крыла ворона с головы, явила свету светло-каштановые волосы. Потянувшись, со стола достала полупустой стакан с чистой водой и аккуратно сняла в него контактные линзы, под которыми оказались сияющие синевой глаза. Потом отвернулась от меня всем телом, что-то делая с грудью, и, когда она повернулась обратно, держа в руках пару розовых подушечек, грудь была, минимум, на размер меньше. Передо мной внезапно предстала очень симпатичная девушка, ни разу не похожая на ту роковую красавицу, что нас встречала.

— Постой-ка! — я наморщил лоб. — Ты мне кого-то напоминаешь... У нас же, то есть, на Когтевране, учится... Лиза... Тюльпан... Дурбин...

— Турпин, балда! — засмеялась Белинда. — Сестрёнка моя!

— Точно, Турпин-балда! — подтвердил я. Она нахмурилась:

— А ты откуда знаешь? В Хогвартсе нет ученика по имени Алекс Паркинсон!

Я со вздохом достал очки, взъерошил волосы и снял часть грима со лба. Она снова вытаращила глаза, засунув себе кулак в рот так глубоко, что я даже испугался, что обратно будет не вытащить.

— Так вот ты какой, Северный Олень! — она привстала в кресле и потянулась ко мне рукой. Очевидно, рога пощупать.

— Но-но! — сказал я, отстраняясь. — Попрошу нашу птичку не обижать!

— Так вот оно, что! — она о чём-то задумалась.

— Если опять скажешь, что я — бедный ребёнок, то...

— То — что? — задорно спросила она.

— То — то! — буркнул я. — Я скажу Сириусу, и он тебя отшлёпает!

— Ух ты! — загорелись её глаза. — А кто это — Сириус?

— Известный преступник, байкер и просто мой крёстный, — ответил я.

— Познакомишь? — блестя глазками, попросила она.

— Замолвлю, так и быть... Словечко. И ещё. Об Алексе Паркинсоне не должна знать ни одна живая душа!

Белинда понимающе кивнула кивнула:

— Чтоб я сдохла!

— Давай, теперь о деле, — я подался вперёд, положив локти на стол. — Расскажи мне, что это за чушь со свахами, и что означают два моих перстня?

Белинда задумалась:

— Понимаешь, тело человека — оно не сплошное...

— Да, состоит из костей, кожи и внутренних органов, — раздражённо сказал я. — Дальше.

Она запнулась, а потом продолжила:

— Но органы в свою очередь...

— Состоят из клеток, — перебил её я. — Ты мне сейчас биологию рассказывать будешь? — и сам оторопел от того, как непринуждённо это слово, наличия которого в себе я раньше даже не подозревал, слетело с моих губ. — Или сразу к генетике перейдёшь?

— К чему? — обречённо спросила она.

— К генетике. Ты же мне хотела рассказать про бутылочное горлышко, мутации и генные болезни, правда? — забодай меня дромарог, откуда это всё во мне?

— Что? — она совсем перестала меня понимать. Я тоже себя не понимаю и — ничего, жив ещё.

— Ну, ладно, начну издалека. Волшебников — мало...

— Слишком мало! — с жаром перебила она меня. — Нас менее...

— Погоди, — остановил я её. — Мой выпуск — тридцать восемь человек, средняя продолжительность жизни мага — сто шестьдесят...

— Сто тридцать семь! Про войны не забывай!

— Сто тридцать семь лет. Положим, мой год — демографический минимум из-за войн, так что, помножим на полтора...

— Один и шесть!

— Роли не играет! Нас меньше девяти тысяч!

Она вытаращила на меня глаза:

— Но — как? — а потом спохватилась: — Никому не говори, это — самая охраняемая тайна Министерства. То, что нас так мало, никто не знает. Представляешь, на международные матчи по квиддичу мы набираем магглов в массовку, чтобы была видимость многотысячного стадиона!

— А сколько у нас свах? — спросил я. — Или ты предпочитаешь «специалист по евгенике»?

— А что такое...

— Да ладно, не парься. Я тебе пару книжек подкину популярных, ты сразу разберёшь, что к чему. Ты мне лучше расскажи, откуда у тебя это, — я махнул в сторону диаграмм с генетическом кодом.

— Это кровеграфии! — она легко подскочила, покачнулась, чуть не упав, наклонилась через стол, заставив меня любоваться своей почти ничем не прикрытой грудью. Внезапно это осознав, она подняла голову, заглянув мне в глаза, чтобы убедиться в моём полном внимании к её прелестям. Потянувшись ещё немного, она открыла верхний ящик стола, не мешая при этом моему созерцанию. Я почувствовал, что в штанах стало тесно.

— Вот, смотри! — она поднесла лицо совсем близко к моему, попутно обдав винными парами. — Капелька крови кладётся в кровеграф, и он выдаёт такие вот замечательные картинки. Видишь, на этой всё в порядке, а на этой, — следующая показанная карточка в некоторых местах светилась красным, — можно увидеть болезни или уродства, которые потенциально могут проявиться в будущем поколении.

— Понятно.

— Правда? Тебе понятно? — она с удивлением на меня посмотрела, не забыв дыхнуть. Она, что, рассчитывает, что я сейчас закосею и на неё наброшусь? А неплохо бы! Я опять облизнулся, когда она тряхнула грудью. — Вот, смотри, а теперь две совмещаем. Чисто! А знаешь, почему?

— Знаю, — ответил я, — ты карточки двух девушек наложила.

— Ух, ты! — она придирчиво осмотрела кровеграммы. — А как ты узнал, что это карточки — девушек?

— Так Игрек-хромосомы-то нет! — объяснил я ей. — Видишь, Икс!

Объяснил, как же! Глаза у неё стали уже совсем как блюдца. Интересно, они так навсегда останутся? Она потрясла головой, восстанавливая нормальный размер глаз, что, впрочем, меня не так заинтересовало, как колышущееся при этом содержимое её блузки.

— Вот, теперь возьмём карточки девушки и юноши, — она опять наложила кровеграммы, и на верхней вдруг показалось лицо. Белинда провела пальчиком по горизонтали, и лицо начало почти незаметно меняться.

— А, понятно, возможные вариации в зависимости от того, какие именно влияющие на внешность гены сработают, — что я распинаюсь, она всё равно ничего не поняла! Она провела пальчиком по вертикали, и лицо начало стареть. Без комментариев. Ткнула в центр — вместо мальчика появилась девочка. Потом она перевернула карточки на другую сторону. Там оказалась диаграмма. Часть красных точек исчезла, а одна из них стала жирной и мигала.

— Видишь? — спросила она.

— Ага, — согласился я. — Генный дефект приводит к наследственному заболеванию.

— Ась?

Я махнул рукой:

— Ну, ладно, с этим понятно. Скажи-ка, сколько лет этому замечательному прибору?

— Я не знаю. Тысячи полторы или больше. Всегда здесь стоял.

— Тогда другой вопрос — сколько их?

— Это я тебе могу сказать совершенно точно — он один, и другого такого — нет!

— То есть, и свахи другой нет, — скорее, утвердительно сказал я.

— Другой — нет! — тряхнула она головой, опять завораживая меня. И это правильно. Даже если, скажем, треть волшебников не состоит в браке, то аудитория и так не очень велика. По полчаса на паци... визитёра, и можно спокойно курить бамбук в оставшееся время.

— Ну, хорошо, с генетикой мы разобрались, — я заметил, что Белинда перестала вскидываться при этом слове. — А что там про «вечную любовь», «счастье» и прочее? Заметь, я не говорю, что всё это чушь, но всё же...

— У меня очень хорошая память, и я немного предсказатель, — пояснила она, разгибаясь и усаживаясь обратно в кресло, невольно вызвав у меня вздох сожаления. — А кроме того, я умею заглянуть человеку в душу и найти ему половинку... — и она усмехнулась весьма гнусным образом, глядя на меня.

— Что? — спросил я.

— В твоём случае это — не половинка! — выпалила она и заржала, как ненормальная. Пришлось ждать, пока истерика пройдёт.

— Я об этом уже и сам догадался, — сказал я. — А о чём не догадался, добрые люди подсказали. Ты мне лучше скажи, как это всё с фамильными перстнями связано?

— Перстни есть далеко не у всех, — заметила она. — У кого есть, они, в том числе, закрепляют помолвки.

— А если перенести чужой перстень на другого человека?

— Невозможно! — отрезала было она, но тут же, как завороженная, уставилась на мои зелёный и красный перстни. — Ну-у-у... — начала она, — тут так просто и не скажешь. Ты же понимаешь, что, в принципе, если обе стороны, то есть, твои и её родители, откажутся от помолвки, то ты никому ничего не должен?

— Нет, не понимаю, — ответил я.

— Ничего окончательного помолвка в юном возрасте за собой не влечёт. Достаточно обоим семействам согласиться, и она будет расторгнута.

— Понятно, — ничего мне не было понятно, но с папой я поговорю.

— Хорошо, — сказала она. — Мы закончили?

— Не понял, — развёл руками я. — Ты же у меня даже кровь не взяла.

— А-а! — она махнула рукой. — Это всё — пыль в глаза...

— Балаган! — прокомментировал я.

— Пусть так! — она кивнула головой. — Ни у тебя, ни у девочек нет красных участков на кровеграмме, то есть...

— То есть, они могут выйти замуж за любого?

— В принципе — да, — ответила Белинда, — но есть же ещё соображения родства душ и того, какие дети получатся!

— Это значит, что они могут выйти замуж за любого, — настойчиво повторил я.

— Я не понимаю, — сказала она. — Ты, что, от них отказываешься?

— Нет, — я упрямо склонил голову. — Я хочу, чтобы они сами решили, где их судьба.

— Но они же...

— Дети? — спросил я её. — И всё-таки...

Белинда грустно мне кивнула:

— Хорошо, раз ты так считаешь... Я всё сделаю, как надо.

Мы потратили ещё пять минут на восстановление маскировки, а Белинда вдобавок выпила какое-то снадобье. Очевидно, чтобы не так сильно ромом разило — шатало-то её, как прежде. Я вышел и мотнул головой родителям. Сириус и так всё понял и попёрся за компанию. Вышли они оттуда озабоченные и молчаливые. Сириус вообще не вышел. Молодец, Белинда! Куй железо, пока горячо! Папа потрепал меня по голове, они с мамой отвели Панси в сторону и начали что-то там ей рассказывать. Я видел только её внезапно ставшее злым лицо и то, как она кивала информации из родительских уст. Гринграссы в другом углу что-то объясняли дочерям, которые стояли ко мне спиной. Из-за занавески раздался весёлый женский смех. Я откинулся в кресле и расслабился.

Долго мне сидеть не пришлось. Дафна дослушала родителей до конца и подошла ко мне.

— Что? — я вскочил, поскольку она садиться не собиралась.

— Сваха сказала, что мы должны сами выбрать свою судьбу, — сказала она, внимательно изучая мою реакцию. Я с трудом держал лицо, не давая вырваться вздоху облегчения.

— Какого чёрта! — раздалось из того угла, где родители общались с Панси.

— Мне стоит радоваться этому или огорчаться? — спросил я.

— Я считаю, что я уже нашла свою судьбу, — заявила она.

— Какая чушь! — вновь повысила голос Панси.

— Тогда я буду этому радоваться, — улыбнулся я Дафне. Панси отделилась от родителей и решительным шагом направилась ко мне. Сейчас меня будут убивать!

— Дафна, ты позволишь мне отобрать у тебя Алекса на минутку? — спросила она. Дафна кивнула и, сжав мою руку, отошла. Панси подошла ко мне так близко, что мне пришлось наклониться, чтобы видеть её лицо, а наши носы при этом почти соприкасались.

— Я тебе говорила? — спросила она тихим голосом. — Я тебя предупреждала? Зачем ты всё испортил?

— Я тебе уже сказал, Панси. Мне хочется, чтобы ты была со мной потому, что это — я, а не потому, что родители Поттера и твои когда-то договорились.

— Ты понимаешь, что теперь я совсем ничего не знаю? Всю мою жизнь эта помолвка сидела у меня в голове, и я не знаю теперь, хочу ли я быть с тобой!

— Я хочу, чтобы ты была со мной, Панси. И мне совершенно не нужен брачный контракт, чтобы понять это.

— А я ничего не знаю теперь, кроме того, что ты — идиот, каких поискать! И что я сама хочу разобраться, с кем я хочу быть. И что не факт, что этим кем-то окажешься ты!

— Ну, что, вы обо всём поговорили? — сбоку подошёл улыбающийся отец и положил нам руки на плечи, прижимая друг к другу. Я высвободился из его захвата и сделал шаг назад.

— Папа, я тебя о чём-то хочу попросить!

Его улыбка поблекла. Похоже, он уже понял, что ничего хорошего от меня не услышит.

— Папа, я хочу, чтобы, если Панси тебя об этом попросит, ты отменил её помолвку с Поттером! Сириуса я попрошу сам.

Глаза Панси сузились, а отец медленно кивнул. Я повернулся и на ватных ногах направился к выходу. Настроение у меня было как раз такое, чтобы общаться с Уизли.