Канон

19. Дублёр

Следующие несколько часов прошли для меня, как в тумане. Меня теребили, я что-то отвечал больным горлом, срывался на кашель и начинал глотать сопли, время от времени меня тошнило, и в какой-то момент я подумал было, что мне настал каюк. Сквозь пелену горячечного бреда передо мной мелькали лица — Рон, Шеймус, Дин, Макгоннал… Я продолжал нести какую-то чушь про толстую змею с огромными клыками, горло моё ужасно болело, и мне хотелось остановиться, но отчего-то я не мог, и продолжал себя мучить. Потом пространство вокруг меня закрутилось, мне было холодно и жарко одновременно, меня колотила дрожь, а кожа покрылась потом. Я почувствовал, как кто-то — скорее всего, это был Рон — помогает мне одеться, а потом меня словно засунули в какую-то трубу, отделанную камнем, по которой я полз со скоростью улитки. Несмотря на почти бессознательное состояние, я всё-таки узнал вход в кабинет Дамблдора, который появился в конце трубы, оказавшейся коридором, которую моя горячка так нелепо трансформировала. Я поднялся по ступенькам и увидел Его — того, кого я ненавидел сейчас каждой клеточкой своего тела, словно он был виноват в моём состоянии. Он понял, что происходит ещё раньше, чем я осознал это.

— Экспелиармус! — тихо сказал Дамблдор, и моя палочка оказалась у него.

Мир сделал очередной кувырок, я увидел потолок, а потом меня поймали чьи-то заботливые руки. Надо мной мелькнула рыжая шевелюра, и я понял, что меня душит гнев. Я сердился на этого бездарного идиота, который умеет только жрать и пропускать голы, за то, что он осторожно подтащил меня к кушетке и опустил на неё. Он, что, сам не понимает, насколько он мелок и убог? Да о чём я говорю, разве может этот тупица что-то понимать?! Уизли-гризли, номер шесть, ищет-рыщет, что поесть!!!

— Профессор, — послышался жалобный голос Рона. — Помогите ему. Разве не видите, что ему плохо?

— Действительно, профессор Дамблдор, — раздался голос Макгоннал, — я решила, что нужно сначала всё рассказать вам, но ему срочно нужно к мадам Помфри.

Я поднял руку, которая вместо пота полностью покрылась капельками крови, чувствуя, как вся моя одежда приклеивается к телу спекающейся кровью, и захрипел, пытаясь рассмеяться. Рука обратно не опускалась — я чувствовал её тяжесть, давящую не плечо, но саму руку не чувствовал.

— Дамблдор! — чуть не взвизгнула Макгоннал. — Скорее! Уизли, назад, а не то тоже заразитесь!

— Секклудо! — произнёс где-то там Дамблдор. — Минерва, ну, что вы волнуетесь? У нас ещё есть, как минимум, десять минут — он только-только начал превращаться в камень. Ничего страшного ещё не произошло. Кабинет я запечатал, нужно только изолировать его соседей и обработать постель и одежду… — его голос куда-то уплыл, и я начал было тонуть в молочно-белом киселе моего бреда, а потом меня словно что-то выбросило на поверхность — в голове прояснилось, и я снова смог нормально видеть. Одновременно с этим я почувствовал, что мое тело словно в огне. Мне казалось, что кожа на мне шипит от жара и сворачивается, а грудь сейчас лопнет, но я не мог даже пошевелиться. Я хотел закричать, но лишь беззвучно разевал рот, напрягая жилы и выпучив глаза.

— Профессор Дамблдор! — закричала профессор Макгоннал. — Прекратите его мучить!

— Не торопите меня, Минерва, — спокойно отозвался Дамблдор, а то я неправильно смешаю ингредиенты.

Он подошёл и с доброй улыбкой заглянул мне в глаза.

— Послушай меня, Гарри, — сказал он. — То, что тебя сейчас терзает — могущественное проклятье. Тебе очень повезло, что ты проснулся как раз в том момент, когда…

— Дамблдор!!! — раздался крик Макгоннал, настолько яростный, что вся посуда в кабинете задрожала. — Ему больно!!!

— Ну, ладно, — снова по-доброму улыбнулся Директор, сверкнув на меня очками. — Вот, прими лекарство, и почти сразу излечишься. Оно делается из…

— Дамблдор!!! — в предыдущий раз мне показалось, что орать громче уже невозможно, но на этот раз профессор Макгоннал легко бы заглушила собой взлетающую ракету.

Профессор Дамблдор ещё раз мне улыбнулся, прямо-таки лучась добротой и лаской, поднёс к моему рту какую-то миску и ложечкой начал в меня запихивать почти прозрачную пасту без вкуса и запаха. Борясь с безумной болью, я судорожно принялся её глотать, поскольку почувствовал, что даже язык перестаёт меня слушаться. Скормив мне половину миски, он предложил остатки Рону, который оставался где-то рядом, и Макгоннал. Я почувствовал, что боль постепенно утихает, и я снова могу нормально двигать языком.

— Что с Гарри, профессор? — чуть не плача, спросил Рон. — Ему не становится лучше.

— Становится, — ласковым голосом ответил Дамблдор, — просто, ты этого ещё не видишь. Понимаешь, если бы ему не начало становиться лучше, он бы уже был мёртв.

Я услышал громкий всхлип, а потом звук, как будто кто-то вытер нос рукавом. Этого идиота, похоже, манерам учить бесполезно!

— А почему он молчит? — спросил Рон.

— Видишь ли, мальчик мой, — с отеческой заботой в голосе ответил ему Дамблдор, — Гарри сейчас очень, очень больно. Мне не хотелось бы, чтобы твои барабанные перепонки лопнули от его криков. Но да мы отвлеклись… Нам нужно спасти твоего отца.

Пока я приходил в себя, Дамблдор отдавал распоряжения портретам, выпускал джинна в виде змеи и занимался прочими важными делами. Когда, наконец, стало понятно, что нападение мне не приснилось, что Артур Уизли тяжело ранен, и что его повезли в Мунго, я уже начал чувствовать руки и ноги. Посмотрев на руку, я увидел, что кровь с неё сошла сама собой.

— Минерва, надо разбудить остальных Уизли, — сказал Дамблдор.

— А Молли? — спросила она.

— Я пошлю Фоукса, — сказал он. — И почисти спальню Гарри, будь любезна.

— Хорошо, профессор, — сказала она и пошла к двери.

Почти до неё дойдя, она с ходу врезалась в какую-то преграду, которая засветилась прозрачным синим светом, и, застыв, с укоризной на него посмотрела.

— Какая досадная оплошность, — пробормотал Дамблдор, палочкой развеивая заслон. — А карантин-то я снять забыл!

Макгоннал ушла, я а посмотрел на мертвенно-бледного Рона, который только что узнал, что его отец в тяжёлом состоянии. Он поймал мой взгляд, вымученно улыбнулся и подошёл ко мне.

— Как ты, Гарри, — спросил он меня. Я скривился в ответ. Дамблдор снова махнул палочкой.

— Спасибо, плохо, — сказал я в дополнение к своей гримасе.

— Потерпи ещё немного, Гарри, — сказал мне Уизли, словно ребёнка успокаивая. — Дамблдор сказал, что всё будет в порядке.

— Значит — будет, — сказал я, глядя в потолок и пытаясь справиться с накатившей снова при упоминании Дамблдора жаждой убийства. Нет, ещё рано. Я пока не могу его убить…

Вернулась Макгоннал со встревоженными Джинни и близнецами. Дамблдор велел нам коснуться портального ключа, и мы перенеслись на Гриммо. Сириус, естественно, уже был там, поскольку на праздники мы договорились переместиться в Лондон. Уизли сразу насели на меня с расспросами, а Рон, увидев, что со мной уже всё в порядке, ощутимо расслабился и начал наконец переживать за отца. Я закончил повествование, и близнецы устроили перепалку с Сириусом, который противился немедленному походу в больницу. Я отвёл Рона немного в сторону и крепко ухватил его за плечо. Он хмуро посмотрел на мою руку, а потом — на меня.

— Прости меня, дружище, — совершенно для себя неожиданно сказал я ему.

— Прорвёмся, — ответил он, непроизвольно проведя рукавом под носом. Вот же свинья!

— Я не про это, — сказал я. — Прости меня, что я иногда забываю про то, какой ты хороший друг.

— Хороший? — с недоумением во взгляде вылупился он на меня.

— Лучший, — кивнул я. — Спасибо тебе за это.

Благодаря Сценарию Сириус был в курсе происходящего и совершенно не волновался за Артура, пытаясь приободрить близнецов и Джинни. Волновался он, в основном, по тому поводу, что через несколько часов прибудет Молли и пригласит себя к нему в гости на всё рождество. Вспомнив об этом, я сразу почувствовал себя хуже. Нет, против компании близнецов я ничего не имел. На Рона я уже насмотрелся чуть ли не до тошноты. По Джинни с Молли я и вовсе не страдаю. Сильнее же всего меня удручало то, что где-то у Гринграссов меня ждёт Дафна, а я в это время, как дурак, буду носиться по больницам и утешать Уизлей.

Так оно, в общем-то, и случилось. Мы сходили в Мунго, повидали Артура, встретились с Невиллом и вернулись на Гриммо. Сириус, пока мы отсутствовали, похоже, времени даром не терял, поскольку к нашему возвращению выглядел выжатым, как лимон, и счастливым, как Гермиона, откопавшая в библиотеке не читанную ещё книгу. Я украдкой кивнул ему, показал большой палец и вздохнул. Хорошо быть второстепенным героем — свободного времени больше. Одно плохо — заботливый автор всё норовит второстепенных героев в расход пустить…

На заглянувшую на огонёк Гермиону я чуть было не накинулся — до того было мне радостно, наконец, видеть хоть одну девушку рядом. Я внезапно поймал себя на мысли, что как-то уже втянулся всё время вращаться среди девчонок, и когда никого рядом нет, мне просто становится тоскливо. Так что, Гермиону я прижимал к себе чуть крепче, чем обычно, что её весьма озадачило — настолько, что она потом весь вечер ходила задумчивая и сама не своя. Я периодически поглядывал на неё и на Рона, и всё сильнее понимал — не быть им вместе, хоть ты тресни. Они просто сожрут друг друга с потрохами. А не дай бог дети пойдут — и куда им тогда деваться?

Как бы то ни было, но к вечеру после похода в Мунго моё желание оказаться подальше от этого табора уже превратилось в навязчивую манию. Я сказал Рону, чтобы он меня не искал понапрасну, поцеловал в щёку Гермиону, которая при этом пыталась подставить мне губы, дождался, пока рядом со мной никого не будет, и скользнул в потайную дверь в подземный ход. Очки исправно провели меня сквозь лабиринт в полном отсутствии света, каким-то непонятным образом подсвечивая мелкие препятствия — демон мне пытался что-то объяснить про инфракрасную подсветку, но я тогда был сильно с недосыпу и ничего толком не понял. Когда я вышел наружу в том же месте, где в прошлый раз с Сириусом, я обнаружил там костёр, у которого грелась стайка подростков года на два или три старше меня.

— Эй, пацан, мелочь есть? — окликнул меня один.

Я обернулся, вежливо улыбаясь, и моё лицо осветило отблеском костра. Компания дружно шарахнулась в стороны. Кто-то жалобно заскулил.

— Прошу меня великодушнейше извинить, но денег с собой, увы, не ношу, — развёл я руками, улыбаясь как можно шире. — Разве что, может, у вас найдётся…

Приунывшие было подростки радостно закивали головами и начали выгребать из карманов всё, что в них было. Кто-то даже облегчённо перевёл дух. Я заметил среди них пару девушек.

— Я надеюсь, дамы составят мне компанию в моей прогулке? — спросил я.

“Дамы” испуганно замотали головами, но их сразу же поставили на ноги и толкнули ко мне.

— Давайте, — толкнул их в спину один из парней. — И деньги заберите.

Девицы откровенно дрожали от страха и идти отказывались.

— А то съем, — пообещал я. У одной из них закатились глаза и подогнулись ноги, и я, шагнув вперёд, поймал её за шиворот и поднял в воздух, перед этим незаметно произнеся заклинание. Со стороны это выглядело, как будто я удерживал её вес на вытянутой руке. Молодые люди, закончив выворачивать карманы, увидели эту картинку и начали скидывать с себя одежду.

— Только не ешьте нас, Мастер! — чуть не плача, сказал один.

— Почему ты меня называешь Мастер? — спросил я.

— Я слышал, что так нужно обращаться к вампирам, — пролепетал он.

— Я не Мастер, а Магистр, — улыбнулся я. — Мастером я был триста лет назад.

— Простите, Магистр, — заныл тот. — Только не убивайте меня.

— Не волнуйтесь, друзья, — сказал я. — На сегодня мне пищи хватит.

Тут вторая девица, которая до того сверлила меня злым взглядом, тоже приготовилась упасть в обморок.

— Если упадёшь, то сожру прямо здесь, — пообещал я.

Мне было видно, каких усилий ей стоило взять себя в руки, но она в итоге устояла. А то не знаю, что тогда бы я делал. Не жрать же её, в самом деле? Я знаком показал, чтобы собранные средства передали ей, закинул вторую девицу на плечо и пошагал в сторону цивилизации. Она меня быстро догнала и пошла чуть впереди, заглядывая мне в лицо.

— Ваши деньги, Магистр, — напомнила она.

— Какие деньги? — поморщился я. — Ты, что, не знаешь, что в старушке Англии уже сто пятьдесят лет, как во все металлические деньги и в бумагу, из которой делаются банкноты, добавляют серебро? — я поёжился. — Специально, чтобы мы не могли ими воспользоваться…

Она раскрыла рот от удивления, а я невольно улыбнулся той благодарности, с которой она позволяла вешать себе лапшу на уши. В этот момент вторая девица у меня на плече зашевелилась, и мне пришлись убрать руку с её ягодиц и осторожно спустить её на землю, прислонив к стене. Она приходила в себя с трудом, так что я просто зачерпнул немного снега из ближайшего сугроба и сунул ей за шиворот. Она сразу же широко распахнула глаза и запрыгала вокруг меня, визжа и пытаясь дотянуться за спину. Ну, не так уж я много и снега её засунул! В ужасе от моей запредельной жестокости вторая замерла на месте ни жива, ни мертва.

Наконец, обморочная перестала скакать и заметила меня. Она подбежала к подруге и обняла её, прячась за спиной.

— Ч-что вы буду с нами делать? — спросила она, дрожа от страха. И, может, немного от снега, тающего на её спине.

— Магистр, — добавила вторая, склонив голову.

— Как вас зовут, красавицы? — спросил я. Соврал, конечно. Та, что хлопнулась в обморок, максимум, на шестёрочку тянула по десятибалльной шкале, а стойкая — и вовсе на четыре.

— Меня зовут.. — начала обморочная, но подруга её дёрнула за рукав:

— Молчи, дура, он только этого и ждёт, чтобы над нами власть получить.

— А безымянными вами я, типа, подавлюсь? — поинтересовался я.

Обе задрожали и дружно бухнулись на колени.

— Пожалуйста, не убивайте нас, мы всё сделаем, что захотите, только не убивайте! — запричитали они.

Я подошёл и грозно над ними навис.

— Имена! — рявнул я.

— Меня зовут Абби, — пролепетала та, что получше.

— А я — Аннабель, — хмуро сказала вторая. — Можно просто Бель.

— Ну вот, — улыбнулся я. — Совсем и нетрудно оказалось, правда? Поднимайтесь! — они встали на ноги и в ожидании посмотрели на меня. Мне хотелось выяснить ещё одну вещь. То есть, ничего такого я делать, конечно, не собирался — слова Панси я воспринял очень серьёзно — но мне очень хотелось проверить… — Посмотри, Бель, там денег хватит на комнату в отеле?

Она вытащила из кармана комок из бумажных денег и мелочи и начала считать, разглаживая купюры и укладывая их в пачку. Потом до неё начало доходить, она остановилась и беззвучно захлопала ртом от моей наглости, а потом… А машинально отклонился, пропуская перед собой ладошку, которой она целилась мне в глаза. Тут же она попыталась меня лягнуть в пах, но больно ударилась о незаметно поставленный щит. Абигайль просто стояла без движения, словно мышка, попавшаяся кошке на забаву.

— Тоже будешь трепыхаться? — спросил я её. Она замотала головой. — Тогда пойдём, — позвал я её.

— Нет, — ответила она, едва живая от страха. — Ни за что. Лучше умереть, — а потом затараторила: — У меня есть человек, которого я люблю. Отпустите нас, пожалуйста!

— Это не тот, что тебя в спину толкал, отдавая мне на ужин? — поинтересовался я.

— Ну, может, у меня больше нет любимого, — потупилась она. — Отпустите нас, пожалуйста.

— Хорошая девочка, — сказал я и посмотрел на Бель: — Ножку не сильно ушибла, каратистка?

— Нет, — ответила она и, помедлив, добавила: — Магистр.

— Меня зовут Гарри, — представился я, взял её за руку и рывком поставил на ноги. — Давайте, я вас до дома провожу.

— И потом придёте ночью, чтобы выпить нашу кровь? — спросила она.

— Во-первых, вампир не зайдёт в дом, если ты его сама не пригласишь, — просветил её я, утягивая за собой в сторону более оживлённых улиц. — Пригласишь меня к себе?

— Ни за что, — замотала она головой.

— А во-вторых? — спросила Абби.

— А во-вторых, я сыт и благодушен, — ответил я. — Я поставлю на вас свою метку, чтобы другие знали, что вы принадлежите мне. Если опять встречу с этими недоумками…

— Мы поняли, — быстро сказала Аннабель.

— Отлично, — кивнул я.

Мы проводили сначала её. Поглядев на меня и на свою подругу, она подозрительно спросила:

— Я могу вам доверять?

— Нет, — ответил я. — Определённо, нет.

— Не волнуйся, — успокоила её Абби, которая, похоже, уже совсем расслабилась ввиду отсутствия опасности.

— А деньги? — спросила Аннабель.

— Вампирам деньги не нужны, — сказал я.

Бель неопределённо хмыкнула и зашла в дом.

— Ты же ведь не вампир? — поинтересовалась Абигайль, когда мы дошли до её крыльца.

— Нет, — ответил я. — Я не вампир.

— Ты интересный. Я тебя ещё увижу? — спросила она, искоса на меня глядя.

— Вряд ли, — помотал я головой.

Она прикусила губу и вздохнула:

— До свидания, Гарри.

— Прощай, Абби, — улыбнулся я ей.

До дома было около двадцати минут ходу, и я очень неплохо разогрелся в пути. Когда я дошёл до места, на месте казавшегося заброшенным сада совершенно неожиданно появился дворец. Я постучался, и меня впустил домовой, который был у нас привратником. Едва я ступил на порог, как попал в жаркие объятья мамы, и сразу почувствовал, что мне просто хорошо, а волнения и переживания отступили куда-то на задний план. Она отпустила меня, чтобы я скинул одежду, и наблюдала за мной со счастливой улыбкой на лице. Я подумал, что вот он, человек, который всегда будет любить меня, что бы ни случилось.

— Как ты, любимый мой ребёнок? — спросила она, снова меня обнимая.

— Хорошо, мама, — ответил я.

— Ну да, — согласилась она, отстраняясь и разглядывая меня. — Подрос, в плечах раздался.

— Алекс! — послышался радостный голос отца, а затем и он сам зашёл в скромную прихожую с гардеробом.

— Папа! — воскликнул я, но маму выпустить не смог. Отец сразу правильно оценил ситуацию и просто обнял нас обоих.

— Я скучал, сын, — сказал он.

— Я тоже, — кивнул я.

— Девки тебя не сильно мучили? — спросил он.

— Девушки… — задумался я. — Ну, бывало.

— Не приставай к ребёнку, — сказала мама. — Пусть лучше про учёбу расскажет!

Она взяла нас обоих под локоть, и мы пошли в гостиную.

— Надеюсь, ты голоден? — спросила она, когда мы дружно уселись на диван.

— Я теперь всегда голоден, — ответил я. — Не пойму только, куда девается вся та еда, что я в себя постоянно запихиваю!

— Через двенадцать минут будем ужинать, — улыбнулась мама, взъерошила мне волосы, прижалась и положила голову на плечо.

— Панси здесь? — спросил я.

— Да, ещё вчера прибыла, — ответил папа. — Только вот ничего не рассказывает, — он строго посмотрел на меня. — Ты её не обидел?

— Пап, есть один аспект моих отношений с Панси, в которых мы уже взрослые люди, — сказал я. — Ну, почти. Ты понимаешь, о чём я?

— Я просто хочу, чтобы моя любимая дочь была счастлива, — вздохнул он.

Ужин прошёл в совсем узком семейном кругу — только Паркинсоны. По этому поводу был накрыт небольшой стол. Родители по традиции сидели по коротким сторонам друг напротив друга, а я сел напротив Панси. Мне совершенно не хотелось заглядывать в тот мрак, что сейчас клубился внутри меня в результате нашего последнего разговора, поэтому я просто отстранился от происходящего, не позволяя своим мыслям зацепиться за мою душевную рану. Панси, в свою очередь, избегала встречаться со мной взглядом, что для меня, в общем-то, было правильно. Родители, похоже, почувствовали общий настрой, и пытались завязать разговор на нейтральные темы, который совершенно не клеился.

— Перри сказала, что нашла что-то, что может нам помочь, — вдруг сказала мама.

— Перри? — переспросил я.

— Твоя крёстная, — пояснила мама. — Не подумай, она только с виду такая безобидная.

— Я и не подумал, — буркнул я. Хотя, конечно, в какой-то другой роли, кроме как собирательницы ромашек на залитой солнцем лужайке, Перасперу мне представить было сложно.

— Алекс не помнит, — лениво сказала Панси. — Он же память потерял…

И тебе спасибо, что не упустила случая мне про это напомнить.

— Перри очень талантливая и сильная волшебница, — сказала мама. — Пожалуй, на голову сильнее любого из нас. Она в детстве провела много времени со своей прабабкой, которая, в свою очередь, была великой колдуньей, и успела унаследовать многие секреты… Конечно, в итоге это не помогло… — она замялась в раздумье.

— После завтрака мы это всё обсудим на свежую голову, — предложил папа.

— Конечно, дорогой, — улыбнулась ему мама.

После ужина мы снова расположились в гостиной, и снова я дождался, пока Панси усядется, чтобы самому расположиться в другом кресле. Может, она и не собиралась лезть ко мне, но мне не хотелось даже предоставлять ей такой возможности. Мама с тревогой наблюдала за моими манёврами, но ничего по этому поводу не сказала. Я им рассказывал про школьную жизнь, про одноклассниц, про утренние пробежки, про Краба с Гойлом и про проделки, которые мы устраивали. Услышав про проклятье, которое мы наслали на Снейпа с Амбридж, мама удовлетворённо поджала губы, добавив, что мы действительно нашли достойный способ проучить их. Папа был впечатлён моими успехами в спорте и в заклинаниях, по поводу чего я лишь скромно посетовал, что мне в этом направлении ещё работать и работать. Особенно, в свете того, что мой отец по-прежнему был на полголовы выше меня и вдвое — как мне казалось — шире в плечах.

В своих рассказах я старательно избегал тем, связанных с Панси и Малфоем. Малфой мне был безразличен, но я даже близко не хотел его упоминать, чтобы не травмировать Панси, а о наших с ней отношениях мне сказать было нечего. Родители поделились свежими новостями. Шрюзбери и Вустеры влились в число наших сторонников, точнее, сторонников Нарциссы, приведя с собой ещё несколько товарищей. Мама занималась поиском информации, которая могла бы пролить свет на то, как именно получилось возможным, что на мне оказался перстень Поттера. Папа был в процессе поиска сведений о Вуали в Камере Смерти. В общем, всё как-то куда-то двигалось, но пока было непонятно, куда.

Мама проводила меня к себе в комнату и поцеловала, пожелав спокойной ночи. Я неспешно принял душ и переоделся, думая о том, как же всё-таки это здорово — иметь родителей, которые тебя любят, и которых можно обнять. Мне, на самом деле, было не важно, есть ли у отца деньги, и занимает ли он важный пост — я бы с радостью жил и в лачуге Билла, только бы с семьёй. Разумеется, чисто прибранной лачуге Билла, а не в том гадюжнике, в котором Сириус шагу не мог ступить, чтобы не выматериться.

Я улёгся в кровать и погасил свет, сладко кутаясь в одеяло. Моё сознание начало постепенно сползать в мешанину образов — я незаметно задремал. Щелчок замка сквозь сон отозвался яркой вспышкой в глазах. По полу тихонько протопали мягкие тапочки, край одеяла приподнялся, и ко мне под бок притиснулось тёплое девичье тело. В пижаме, разумеется. Сон с меня моментально слетел.

— Панси? — позвал я вполголоса.

— М-м? — отозвалась она.

— Скажи мне, ты ко мне вернулась? — спросил я.

— У-у, — ответила она.

— Тогда выметайся, — сказал я.

— С чего бы этого? — удивилась она.

— Моя сестра не спит в моей постели, — с нажимом сказал я. — Выметайся.

Она засопела, тяжело дыша, и почти минуту от неё не было никакого ответа.

— Сам выметайся, — процедила она сквозь зубы.

Я сбросил с себя одеяло и обошёл кровать в поисках тапочек. На секунду я замер, надевая их, и она ухватила меня за рукав:

— Постой, не уходи!

— Ты ко мне вернулась? — упрямо спросил я её.

В ответ она разжала руку, отпуская меня. Я вышел из спальни и аккуратно прикрыл за собой дверь. Похоже, этой кроватью я больше не смогу воспользоваться. Наверное, стоит попросить отца выделить мне другую комнату, раз эта уже занята, но это — завтра. Сегодня я отправлюсь на запасной аэродром. Хотя, конечно, глупо это так называть, словно Дафна для меня — запасной вариант. Конечно же, нет! Я дошёл до камина и перенёсся в особняк Гринграссов, даже не пытаясь по пути увидеть того парня. Интересно, у него всё в порядке с той девушкой, ноги которой я видел у него на плечах?

Я вывалился из камина и обмер от удивления — равнодушно умываясь, меня ждала Мурка. Может, конечно, это было простым совпадением, но при моём появлении она прервала своё увлекательное занятие, взглянула на меня мельком, ещё пару раз лизнула свой бок, потом нехотя оторвалась с таким видом, будто я ей всю малину испортил, лениво встала, потянулась и потрусила в сторону выделенной мне спальни. Я всё это представление так понял, что меня ждут и мне о своём появлении докладывать не нужно. Когда мы дошли, я открыл дверь, и наглая тварь шмыгнула в комнату вперёд меня. У меня даже сомнения не было, что она побежала занимать местечко получше и помягче. Тем сильнее было моё удивление, когда я обнаружил кошку, спокойно сидящую на ковре в ожидании того, как я заберусь в кровать, с тем, очевидно, чтобы потом забраться на меня.

Я залез в кровать и выключил свет, а Мурка, как и ожидалось, сразу оказалась тут как тут — она улеглась мне на грудь и требовательно царапнула, чтобы я немедленно начал её гладить. Когда я положил на неё руку и начал чесать за ушком, она сделала что-то совершенно необычайное — потянулась ко мне мордочкой и лизнула своим шершавым, как наждак, языком в подбородок.

— Хм, — растроганно сказал я. — Я, в общем-то, тоже тебя люблю.

В комнату кто-то вошёл. Визитёрша прошла к кровати и забралась под одеяло, прижимаясь ко мне. Я её сразу обнял покрепче и потянулся в поисках её губ. Она мне с готовностью их подставила, и я впился в них поцелуем, гладя спину, а потом переместил руку чуть ниже и сжал. Она возмущенно пискнула, а я, отдёрнув руку, стал отползать он неё. Это совсем не та попа!!!

— Ах ты, чертовка! — рассерженно зашипел я. — А ну, брысь!

Кошка мявкнула, поддакивая. Астория хихикнула в ответ, приподнялась и набросилась сверху, весело смеясь и пытаясь поцеловать то в щеку, то в глаз, то в лоб, то в подбородок. Я не мог отбиваться, поскольку Мурка почти сразу же решила, что все происходящее — это моя вина, и больно впилась когтями мне в грудь, в результате чего руки мои были заняты кошкой, которая спокойно и вдумчиво кусала меня за пальцы, прихватывая их ровно настолько, чтобы обозначить, что она может мне сделать больно — и не более того. В общем, Астория получила полный доступ к моей беззащитной тушке, чем совершенно нагло воспользовалась, осыпая меня поцелуями.

— Тори, — завопил я, — слезь с меня сейчас же!

— Астория! — раздался совсем рядом спасительный голос Дафны. — Немедленно прекрати!

Дафну она послушалась беспрекословно и перекатилась через меня на другую сторону кровати так, чтобы при этом не задеть Мурку.

— Дафна? — радостно спросил я, чтобы точно убедиться, что на этот раз это именно она, а не кто-то ещё. В этом сумасшедшем доме всё возможно!

— А ты помолчи, — сердито сказала она. — С тобой я потом разберусь!

— Я не виноват, — сдал я Асторию с потрохами. — Она сама пришла.

— Надо же! — прошипела Дафна. — А ты-то и не узнал!

— Не сразу, — сказал я. — Пока не… — мозги таки включились в последнюю секунду и намертво захлопнули рот, который уже готов был выложить всю правду-матку.

— Он меня за зад потрогал, — пояснила Астория. Спасибо тебе, добрая девочка!

— За зад? — не предвещающим мне ничего хорошего тоном уточнила Дафна.

— Представляешь себе моё удивление? — поделилась переживаниями Астория.

— За зад? — повторила Дафна. Я труп!

— Было темно! — попытался оправдаться я.

— Он не сразу меня схватил, — вставила Астория. — Сначала мы целовались…

— Целовались? — повторила за ней Дафна.

Несмотря на темноту, мне ясно виделись струйки пара, бьющие из головы Дафны. Сейчас она точно взорвётся. В этот момент я отчего-то обратил внимание на кошку, которая извернулась кверху брюхом и блаженно тарахтела, как трактор несмотря на то, что я её даже не чесал. Отчего-то я меня создалось ощущение, что она получает удовольствие от нашей перепалки.

— Я тебе сейчас покажу — целовались! — прошипела Дафна и, схватив подушку, начала меня ей колошматить.

Я прикрыл руками кошку, чтобы ей тоже не попало, и расплылся в довольной улыбке. Может быть, меня сегодня не убьют. По крайней мере, меня нужно очень, очень долго колотить подушкой, чтобы я начал загибаться.

— Ах ты, гадёныш! — Дафна отпустила подушку и начала меня тормошить. Это было так щекотно, что я начал хихикать. К ней радостно присоединилась Астория, запустившая пальчики мне в рёбра. Я начал уже активно ржать, вырываясь из их цепких рук.

— Ой, не могу, — шёпотом кричал я. — Ой, перестаньте! Ой, щекотно, щекотно, щекотно!

Я отпустил кошку, придав ей небольшое ускорение, и сам рванул в атаку. Поймав моих мучительниц, я придавил их сверху и в свою очередь начал их щекотать, вызвав у обеих заливистый смех. Они отбивались от меня, как могли, но я был крепок. Вдоволь повеселившись, я рухнул между ними, сам задыхаясь от смеха. Было жарко. Сёстры Гринграсс ещё некоторое время продолжали хихикать, а потом Дафна, успокаиваясь, примостила головку у меня на плече. Астория с другой стороны сделала то же самое.

— Хм-хм! — прочистил я горло.

— Ну, ты наглая девица! — заметила Дафна. — Ты что это здесь делаешь?

— Право имею, — ответила Астория и, по-моему, показала язык.

Дафна ничего на это не ответила. Мурка грациозно прошла от тумбочки, с которой следила за нашей потасовкой, по спинке кровати, оттуда спрыгнула мне на грудь и улеглась по-собачьи, положив голову на лапы.

— Так это была не шутка? — спросил я. — Про Асторию.

— Нет, — ответила Дафна.

— Но какого… — растерялся я.

— Я же тебе сказала тогда, что Аська положила на тебя глаз, — усмехнулась Дафна. — Надула губки, пришла к папе и сказала “Хочу!” Папа обрадовался и сразу же договорился с крёстным.

— С чьим? — не понял я.

— С твоим отцом, — хихикнула она.

— Понятно, — упавшим голосом сказал я. — А ты?

— А я — что? — удивилась она. — Уж всяко лучше, чем тот вариант, что нам год за годом выдавала сваха.

— Неужто Малфой? — спросил я.

Притихшая слева Астория тяжело вздохнула и кивнула. Я погладил её по голове.

— Я не про то, — сказал я.

— Про обилие невест? — спросила Дафна. — Ничего страшного, где две — там и три.

— Ты по-прежнему считаешь Панси? — раздражённо спросил я.

— Я надеюсь, вы не поцапались опять? — поинтересовалась Дафна. Я ничего не ответил. — Поцапались? — встрепенулась она, поднимая голову. — А ну-ка, выкладывай!

— Ну, позавчера вечером после того, как мы закончили занятие в Комнате-по-вызову, я шёл по школе… — со вздохом начал я рассказ.

— Зачем? — удивилась Дафна.

— Он меня преследовал, — пояснила Астория. — Затащил в какой-то тёмный угол и начал грязно приставать!

— Алекс! — с укором вскрикнула Дафна.

— Она меня подкараулила и шантажом заставила с ней целоваться, — пожаловался я.

— Аська! — упрекнула сестру Дафна, а потом поинтересовалась: — А чем шантажировала-то?

— Сказала, что иначе буду целоваться с Колином Криви, — ответила Астория.

— Намекнула, что будет ходить за мной весь вечер, — сказал я.

— Это серьёзно, — согласилась Дафна. — Это бы была эпохальная пытка! Аська, — обратилась она к сестре, — я тебе что про шантаж говорила?

— Да много что, — буркнула та.

— Я тебе говорила, что не стоит себя загонять в такую ситуацию, в которой, поймав тебя на слове, из тебя могут сделать посмешище, — пояснила Дафна.

— А при чём тут это? — не поняла Астория.

— А при том, — сказала Дафна. — Вот, пошёл бы он бегать в метель вокруг замка, что бы ты делала?

— А я за любимым — на край света! — с жаром обняла меня Астория. — И в метель, и в пургу следом побегу!

— Ой, трепло! — покачала головой Дафна. — Ну и?

— Ну, и мне пришлось заплатить за свою свободу, — сказал я.

— Бедняжка, — посочувствовала она мне. — Небось, мучился?

— Ещё как, — мстительно подтвердил я, и Астория сердито ткнула меня кулачком в бок.

— А потом? — продолжала пытать Дафна.

— А потом я встретил Лизу, — проговорился я и опять захлопнул рот. Чёрт, как неловко-то получилось!

— Та-ак! — с угрозой в голосе сказала она. — Опять ты с этой…

— Клянусь, ничего не было, — поспешил заверить я.

— Ничего? — с сарказмом переспросила она. — Совсем ничего.

— Ну, чуть-чуть поцеловались, — признался я. — Совсем немного. — Дафна гневно засопела, а Мурка торжествующе мяукнула. — Даже без языка. Разве что, са-амый кончик запустил…

— Алекс, кобелина! — зашипела Дафна.

— Мы быстро расстались, даже почти не потанцевав, — сменил, как мне показалось, я тему.

— Так вы ещё и танцевали? — изобличающим тоном уточнила она. — Ну, всё!

— А потом я встретил Панси, — поторопился вставить я, пока Дафна не пошла за серпом или секатором. — Возле Астрономической башни.

— И что? — заинтересовалась она.

— Она была в сильном расстройстве, — сказал я. — Я подумал, что её кто-то обидел, и пошёл посмотреть…

— Куда пошёл? — спросила Астория.

— Наверх, — пояснил я. — Там я наткнулся на целующегося Малфоя…

— Интересно, — протянула Дафна. — А с кем?

— Я тебе потом расскажу, — покосился я на развесившую ушки Асторию. — Не при детях.

— Как целоваться, так вроде и не ребёнок, — обиженно буркнула та.

— Дела! — протянула Дафна. — И что?

— Я нашёл Панси на улице…

— В метель, что ли? — не поверила она. — Она, что, умом тронулась?

— Огорчилась просто очень, — объяснил я. — Я её затащил внутрь, и мы пошли в Большой зал. Там сидела компания наших одноклассников с Рейвенкло, и нас угостили горячим чаем. Потом подкатил какой-то хлыщ из седьмого класса Хаффлпаффа, Панси стала строить ему глазки, и я ушёл. Она меня догнала в коридоре, и мы…

— Погоди-ка, дай угадаю, — остановила меня Дафна. — Вы стали целоваться!

— Вовсе нет, — недовольно надулся я.

— Алекс, скажи мне сразу, не томи, — попросила она. — Ты в этот вечер со всей школой перецеловался или кто-то остался неохваченным?

— Не говори ерунды, — рассердился я. — Я и целовался-то только с Асторией и с Лизой!

— Беспримерная стойкость! — прокомментировала она. — Ну, ладно, замнём. Так что там с Панси?

— Она меня догнала и обняла, — продолжил я. — А потом я попросил её вернуться.

— Понятно, — хмуро заключила Дафна. — Она не пожелала, и ты сказал, что всё кончено… Так?

— Примерно, — подтвердил я.

— А дальше? — спросила Астория.

— А дальше мне стало так радостно и легко на душе… — усмехнулся я.

— Представляю, — пробормотала Дафна. Кошка у меня на груди свернулась калачиком и прикрыла морду лапой.

— А я — нет! — заявила Астория. — Что случилось-то?

— Не приставай! — шикнула на неё Дафна. — Давай уже, спи!

— Ты это всерьёз? — недоверчиво спросила Астория. — Мне можно остаться?

Понятно. Меня при этом, естественно, никто спрашивать не собирается. Кто бы мог подумать?

— Алекс, — сказала Дафна, — а у меня отчего-то спинка непочёсанная. Ты, случаем, не знаешь, кто виноват?

Именно. Кто же спрашивает раба для почёсывания спинки. И мелкая тоже бок подставляет. А обещала, между прочим, пальчики массировать, когда в гарем просилась! Вот и верь им после этого. Кошка, поняв, что руки мои заняты, и ей здесь ничего не обломится, лишь тяжело вздохнула.

Я проснулся от навалившейся сверху тяжести. С трудом проморгавшись, я поднял голову и сразу наткнулся на взгляд двух пар глаз, снисходительный — зелёных и ожидающий — голубых. На правом плече, прижавшись ко мне спиной, мирно спала Дафна.

— Давно ты проснулась? — шёпотом спросил я Асторию.

— Мне до Джульетты меньше года осталось, — заявила она. — У меня день рождения в октябре.

— Поздравляю, — ответил я.

— До чего же ты бесчувственный… чурбан! — яростно прошептала она, сползла с кровати и потопала на выход.

— Астория! — позвал я по-прежнему шёпотом, но она не обратила внимания.

Наблюдавшая эту сценку кошка тихонько мявкнула, намекая, что раз уж одна рука освободилась, то неплохо бы наконец кое-кого погладить. Я стал чесать ей между ушей, и она блаженно зажмурилась.

— Да-а, — сонно пробормотала Дафна. — Труба дело!

— Ты тоже не спишь? — удивился я. — А почему — труба?

— Ты точно бесчувственный баран, — протянула она, зевая, и перевернулась на другой бок.

— Ты хочешь сказать, что она влюбилась? — уточнил я. — Не знаю, как ты, а я стараюсь об этом пока не думать.

— Напрасно, — сказала она. — Ты можешь сделать ей больно. Тебе же неприятно, когда делают больно тебе?

— Мне просто не нравится, когда кто-то за меня всё решает, — буркнул я.

— Тут я согласна, — заявила она. — Стоило тоньше всё провернуть.

— И ты туда же, — недовольно сказал я.

Она тихонько хихикнула.

— Родители мне сказали, что твоя мама нашла что-то, что может нам помочь… — вспомнил я.

— Ах, да, — спохватилась Дафна. — Они хотели начать после завтрака.

— Мама сказала, что Пераспера — сильная колдунья… — тонко намекнул я.

— Это правда, наверное, — отозвалась она. — Мама при мне никогда всерьёз не колдовала.

— Расскажи мне про неё, — попросил я.

Она замолкла, собираясь с мыслями.

— Я иногда забываю, что ты утратил память… — вздохнула она. — Когда ты рядом, такой тёплый и близкий… — она потёрлась щекой о моё плечо. — Моя бабушка по маме была единственной наследницей уже исчезнувшего рода. Богатой наследницей. Она вышла замуж за человека, который оказался обычным охотником за приданым. Знаешь, бывают такие… Он был плохим человеком. Бабушка недолго прожила после того, как родилась мама. Там тоже какая-то мутная история была, но её… муж, похоже, неплохо заплатил аврорам… Потом он оставил маму её дряхлой выжившей из ума прабабке, которая учила её чёрной магии; потом, когда настала пора, мама пошла в Хогвартс, и видел-то он её лишь несколько раз в жизни. Он быстро промотал состояние и погряз в нищете. Когда маме было шестнадцать, к нему заявился некий джентльмен и сказал, что выкупил его долги. Он добавил, что готов порвать все расписки и даже добавить золота сверху, если бабушкин муж отдаст маму ему в жёны…

— Шестнадцать? — не поверил я. Дафне в следующем году как раз шестнадцать исполнится.

— Да, шестнадцать, — повторила она. — Джентльмену приглянулась красивая девочка, когда он навещал в Хогвартсе своего сына, который был на три года старше.

Я почувствовал, как у меня в груди похолодело, и невольно сжал кулаки.

— В общем, маму забрали из Хогвартса и назначили свадьбу, — продолжала Дафна.

Я почувствовал, что у меня голова кругом идёт, а сердце в груди стучало, как бешеное.

— Погоди, — сказал я. — Погоди… Я не хочу дальше слушать.

— Какой ты нежный! Не волнуйся, — с улыбкой погладила она меня по груди. — Сразу тебе скажу, что в итоге он до мамы даже не дотронулся.

— Спасибо, — сказал я, испытывая невероятное облегчение. Мурка извернулась и лизнула меня в ладонь.

— Свадьбу джентльмен отчего-то решил играть в церкви, — рассказывала Дафна. — Жених сказал “да”, невесту никто даже не спросил, а венчавший их священник, которому, естественно, заплатили достаточно, чтобы тот не задавал глупых вопросов, объявил брак свершившимся и предложил молодым поцеловаться…

Несмотря на предупреждение Дафны о счастливом исходе, меня снова скрутила тоской безысходность ситуации.

— Джентльмен только успел поднять вуаль своей невесты, как упал замертво… Он был очень уважаемым и очень влиятельным человеком. Маму, шестнадцатилетнюю девушку, полгода держали в Азкабане и каждый день водили на допросы. Её даже проверяли Веритассиумом. Поскольку после проверки трупа никаких следов насильственной смерти не обнаружили, и по всем признакам, джентльмен умер от разрыва сердца от лицезрения красоты молодой невесты, единственной надеждой авроров было признание… В конце концов её пасынку — сыну того джентльмена, вдовой которого официально она была, ценой невероятных усилий и больших денег удалось её вызволить и оправдать…

— Это был твой отец? — догадался я. Ну, как же иначе — должна же была в этот момент вспыхнуть настоящая любовь? Или я совсем ничего в жизни не понимаю?

— Нет, — рассмеялась Дафна. — Не мой. Твой!

— Да ну тебя… Мой? — изумился я. — Но как же?..

— Ну, так… — ответила она. — У Дэйва к тому моменту уже была возлюбленная, взаимности которой он долго и упорно добивался, а маму он всегда воспринимал, как младшую сестрёнку.

— Вот так так! — шёпотом воскликнул я.

— Мама начала носить траурную одежду ещё в Азкабане, и соблюдала траур три года, — продолжила Дафна. — Всё это время она жила в доме Паркинсонов. Дэйв пытался переписать на неё состояние, которое перешло к нему после смерти отца, но она неизменно отвечала, что деньги её не волнуют, и она предпочитает, чтобы её “братик” о ней заботился. А потом, ровно через три года после злосчастной свадьбы, Дэйв как-то привёл в дом молодого Гринграсса, с которым дружил по работе. И вот тогда-то…

— Постой, дай догадаюсь, — оборвал я её. — Они встретились, увидели другу друга и не смогли уже больше расстаться?

— Они поженились на следующее утро, — кивнула Дафна.

— Это… — я не находил слов от охватившего меня волнения. — Это…

— Как в сказке, да? — спросила она.

— Да, — согласился я. — Настоящие злодеи, прекрасная принцесса, рыцарь-защитник и любовь на всю жизнь… Погоди, — спохватился я, — значит, папа — приёмный сын твоей мамы, а я, получается…

— Приёмный внук, — хихикнула Дафна.

— А ты мне, выходит, тётушкой приходишься, — заключил я и тут же получил маленьким кулачком в живот.

— Ещё что-то по этому поводу сказать хочешь? — ласково поинтересовалась она.

— Да, хочу, — прохрипел я, притворяясь, что мне больно. Надеюсь, она не сильно руку о меня ударила. — Но боюсь.

— Говори, что уж там, — щедрым жестом предложила Дафна. — Двум смертям не бывать!

— Да вот, подумалось, что нормальной семьи у меня не получится, — выдавил я. — У меня что ни невеста — то либо сестра, либо тётя…

Я заткнулся, ещё раз получив в живот. Вот, не бережёт она своих нежных ручек!

— Последний вопрос… — взмолился я. — А тот… Охотник за приданым?..

— А, он… — протянула Дафна. — Мы ещё маленькие были, и я не помню… Как-то пришёл денег просить, и папа его… По совокупности… В общем, нет его уже давно. Да ладно, всё к чёрту! Мы сейчас с тобой, между прочим, теряем драгоценное время. Мурка, брысь! — сказала она, заползая на меня. — Нам нужно побыть наедине!

Недовольно поворчав, кошка поднялась и потянулась, вогнав в меня напоследок когти, потом спрыгнула и была такова. Дафна нависла надо мной, с улыбкой прицеливаясь к моим губам.

— Вот, за это я тебя и… — она вовремя замолкла, остановившись лишь в шаге от слова, которое потом было бы не поймать. Умоляю, не произноси его! Я ещё так молод! И вообще, это я должен первым его произнести. — За то, что у тебя такое сердце, — продолжила она, справившись с неловкостью. — За то, что ты так переживаешь…

Хватит уже болтать! Сейчас за нами пришлют домового, который потащит нас на завтрак! Я притянул её к себе и впился в губы.

Когда мы вышли на завтрак, расширенный состав уже был в сборе — Гринграссы, Паркинсоны и Сириус. Панси хмуро на меня глянула и отвернулась, а Астория надула губки. Я к ней подошёл, осторожно взял пальчики в свои и поцеловал руку. Она вздёрнула носик и кивнула — на этот раз я прощён. Но — только на этот! За стол мы уселись так, что Дафна с Асторией оказались рядом со мной, а ещё более хмурая Панси — напротив. Во время завтрака Пераспера, которая впервые видела меня после Хогвартса, не могла съесть ни кусочка, завороженно наблюдая, как я, даже не пользуясь волшебной палочкой, куда-то трансгрессирую всё, что мне успевали подкладывать в тарелку её дочери. Ну да, молодой растущий организм… И она, и мама теперь на меня глядели снизу, хотя ещё в прошлый раз мы были примерно одного роста.

А я невольно глядел на сидящую рядом Дафну, представляя, что Пераспера была лишь чуть-чуть старше, когда её отдали… продали какому-то похотливому мерзавцу. И ещё я с тайной гордостью смотрел на своего отца, которого теперь видел исключительно в сияющих доспехах. И на Дэниела тоже. Действительно, словно попал в сказку и теперь сижу за одним столом с самыми настоящими рыцарями без страха и упрёка.

— Сириус, — подала голос Пераспера, когда нам принесли десерт и кофе. — А почему ты к нам один?

— Так рань-то какая, — пробасил застигнутый врасплох Бродяга.

— Я полагаю, тут вопрос статуса, дорогая, — с улыбкой сказала мама.

— Статуса? — вздёрнула брови Пераспера.

— Конечно, дорогая, — подтвердила мама. — Видишь ли, столь дорогой нашим сердцам Сириус — холостяк.

— И это — прекрасно! — заметила миссис Гринграсс.

— Естественно, — пожала плечами мама. — И, будучи холостяком, он не может пригласить какую-то постороннюю молодую особу…

— Замечу — совершенно постороннюю, — вставила Пераспера.

— Именно, — согласилась мама. — …Совершенно постороннюю молодую особу на практически семейный завтрак.

— Что люди скажут? — в ужасе спросила Пераспера.

— Что люди подумают? — назидательно подняла палец мама.

Я, в удивлении раскрыв рот, завороженно следил за происходящим. Где-то я это уже видел! Как две змейки хватают несчастную жертву, обманутую их красотой и изяществом, и начинают методично её клевать… Как два аврора на допросе подозреваемых, только вместо хорошего аврора и плохого аврора — плохой аврор и очень плохой аврор! Их мужья внимательно созерцали, не решаясь вмешаться, прекрасно представляя себе последствия. Есть всё-таки моменты, когда мужская солидарность — побоку. Тут уж как бы самому дожить до заката… Красный как рак Сириус не выдержал и взмолился:

— Хватит! Хватит!

Змейки, они же авроры, прервали увлекательную беседу и пристально посмотрели на свою жертву.

— Хватит, — сказал Сириус, вытирая платком пот со лба. — Я всё понял.

Мама с Перасперой дружно изогнули бровь.

— Я… женюсь, — сказал Сириус.

— Замечательная новость, — заметила мама. — Мы польщены, что ты нас первых поставил в известность. Надеюсь, Алекс приглашён?

Как каждый день говорит Рону Гойл — “шах и мат!” Это, собственно, был намёк, что каникулы у Алекса не очень длинные, и время идёт.

— Приглашён, — выдавил из себя теперь уже бледный Бродяга. Вот, и кончилась твоя молодая жизнь, крёстный! Предложил бы я тебе последнюю сигарету, да ты не куришь...

— Я предлагаю немедленно определиться с точной датой и начать подготовительные мероприятия, — сказала Пераспера.

— Стоит организовать скромное торжество, — предложила мама. — В узком кругу… Человек на пятьсот…

Мне показалось, что Сириус сейчас рухнет в обморок.

— А как зовут невесту? — поинтересовалась Пераспера. Поскольку Сириус в данный момент хватал ртом воздух, то ответил за него я:

— Флёр Делакур и Белинда Турпин, — я нерешительно поглядел на Сириуса и добавил: — Это все, про кого я знаю.

— Не маловато ли? — спрятав лицо в кулак, спросил папа.

— Я думаю, что позже можно добавить, — сказал Дэниел, делая вид, что вытирает рот салфеткой.

— Тогда решено, — заключила Пераспера. — Третьего января Сириус Блэк женится на Флёр Делакур и Белинде Турпин, список приглашённых уточним позже. Сириус, водички? — участливо спросила она уткнувшего лицо в ладони Бродягу. — Или чего покрепче?

Он убрал ладони, демонстрируя выражение шока на лице.

— Спасибо, дорогие мои, — с трудом произнёс он, постепенно отходя от последствий слаженной атаки с двух сторон. — Вот, в такие моменты и понимаешь, зачем нужны друзья.

Пераспера похлопала его по лежащей на столе руке:

— А знаешь, нам ведь не трудно! Заходи ещё, дорогой!

Сириус любезно кивнул в ответ. Я поглядел на Дафну и едва заметно приподнял брови. Она чуть качнула головой и слегка скосила глаза в сторону стола. Туда, где сидела Панси. Понятно. Замуж за меня она не торопится и будет ждать, пока Панси вернётся. То есть, до заговения мерлинова.

Меня отчего-то не оставляло ощущение, что это представление было специально организовано для меня. В том смысле, что, как бы я ни хотел что-то в своей жизни решать самостоятельно, в итоге за меня всё равно решат они — такие хрупкие, такие беззащитные… После завтрака мы всей толпой были приглашены в лабораторию. По пути Дафна о чём-то успела переговорить с Асторией, и та, явно по указанию сестры, оставила мне немного больше личного пространства — то есть, буквально перестала на мне висеть. Трудно, что ли, раньше было так сделать? Или моя дорогая невеста хотела продемонстрировать свою незаменимость? Её незаменимость мне и так очевидна. Панси держала маму под руку, и они тихо переговаривались о чём-то, что маме было не совсем приятно. Она периодически вздыхала и с укором смотрела на дочь, но мне ничего расслышать не удалось, хотя я и не очень старался…

В лаборатории моё внимание прежде всего привлёк узор на полу, который был сделан с любовью и тщательностью, казавшейся мне запредельной. Изящные, безукоризненно вычерченные линии, светящиеся проводниками магии, находящиеся рядом же накопители — чувствовалась рука мастера. Сириус на всё это смотрел, словно школьник на трёхколёсном велосипеде, мимо которого с рёвом пронёсся гоночный болид. Чувствую я, будем мы с крёстным учиться вовсю…

Рисунок представлял собой две совмещённые нонаграммы диаметром около двух с половиной метров, в каждой из которых вершины были соединены через одну, а не через две, как я привык видеть в учебниках по магии. Соответственно, в девятиугольник, образованный этими хордами, был вписан ещё один круг диаметром около двух метров. Все двадцать семь треугольников, образованных внутренним и внешним кругами и девятиугольником, были заполнены уже знакомыми мне рунами, только смысла я пока уловить не мог. Немного присмотревшись, я понял, что руны в обеих нонаграммах — разные, и порядок другой. Две вершины у обоих кругов были общие, и дуга внешнего между ними отсутствовала, так что фигуры в результате имели общий ромб, внутри которого была начертана не руна, а простая греческая “дельта”, направленная вершиной на ту нонаграмму, внутри которой стоял большой котёл с зелёным клубящимся варевом в нём.

Пераспера подошла к котлу и палочкой помешала содержимое, проверяя. Потом она обернулась к нам.

— Я думаю, это должно нам помочь решить нашу ближайшую проблему, — она выразительно посмотрела на Сириуса. — Моя прабабушка, земля ей пухом, успела меня многому научить. То колдовство, которое мы сегодня попробуем, я раньше применяла только на мелких животных, когда была совсем маленькая…

У меня чуть глаза на лоб не вылезли. В книгах по волшебству разъяснялись особенности колдовских плетений. Во-первых, количество углов у рисунка должно быть нечётным. В идеале — простым. Рисунки с чётным числом вершин — гексаграммы, октаграммы и так далее — просто рисунки, и магической силы в них нет совсем. Далее — с ростом числа вершин количество управляющих рун, каждая из которых может быть расположена либо при вершине, либо при дуге вписанной или описанной окружности, растёт пропорционально, а значит — растёт сложность и управляемость колдовства. Но! При этом количество энергии, необходимое для запуска процесса, растёт экспоненциально — если пентаграмму может запустить первоклашка, впервые получивший в руки палочку, то септаграмма меня уже выкачивает досуха. Маленьких девочек, самостоятельно активирующих узор из двух нанограмм, я боюсь…

— Таким образом, я впервые попробую этот рецепт на человеке, — рассказывала тем временем миссис Гринграсс. — Он позволяет изготовить Дублёра.

— Какого дублёра? — поинтересовался я.

— Не просто дублёра, — поправила Пераспера, — а Дублёра. С большой буквы. Это будет твоя точная копия, которая получит твой разум и знания. Вы сможете отправиться в разные места и заниматься там разными делами, но ночью, когда ты и он ляжете спать, пусть даже за тысячу километров друг от друга, твои воспоминания станут его воспоминаниями, а его знания — твоими знаниями. Если Дублёр умрёт, то его воспоминания, включая самый последний момент, вернутся к тебе.

— А если я умру? — спросил я. Мама вздрогнула, и папа нахмурил в мою сторону брови.

— Срок жизни дублёра — четыре недели со дня сотворения, — грустно сказала Пераспера. — То есть, некоторое время после твоей смерти он протянет, а потом развеется, как ему предписано.

— А… — снова попытался я задать вопрос, но вопросов было слишком много, и я так и остался стоять с открытым ртом.

— Дублёр — это ты до мельчайших деталей, — продолжила миссис Гринграсс. — Но он — порождение тебя и твой слуга. Что ты ему ни скажешь — он сделает без страха и угрызений совести. И через четыре недели с момента создания его не станет. Именно про это ты должен помнить, терзаясь сомнениями, посылать ли его на смерть или нет.

— Я понял, — кивнул я.

— Тогда — вперёд, — скомандовала она, кивком указав мне на пустую нонаграмму.

— Почему я? — спросил я. — Мы же пытаемся спасти Сириуса.

— Потому, что ты чаще взаимодействуешь со Сценарием, — пояснила Пераспера. — Мы сможем скорее понять, удастся ли нам подменить Сириуса в ключевых событиях, — прочитав сомнения на моём лице, она добавила: — К тому же, на него нам потребуется в два раза больше весьма ценных ингредиентов.

Родители подбодрили меня, улыбнувшись. Мне, конечно, было до чёртиков страшно становиться в центр этого рисунка, который уже не выглядел столь прекрасным, а походил, скорее, на ловушку, готовую меня сожрать. Дафна украдкой сжала мои пальцы. Это, что, она думает, что я боюсь, что ли?! Да чёрта с два! Я вообще ничего не боюсь — ни Дамблдора, ни Волдеморта, ни чёрта в ступе!!! На подгибающихся ногах я подошёл к свободной нонаграмме и стал в центр, краем глаза заметив, как мама уводит девочек из лаборатории. Пераспера, внезапно из Богини превратившаяся в самую настоящую Чёрную Колдунью с заострившимися чертами лица и какой-то жуткой маской на лице, встала рядом с накопителями, взмахнула крючковатым посохом, в который вдруг превратилась её палочка, и приступила…

Она начала нараспев читать какую-то тарабарщину — не тот бред на квази-латыни, что мы обычно используем в качестве заклинаний, а добротную, первосортную тарабарщину, каковую даже при магрибском дворе не каждый день услышишь. Весь рисунок озарился мягким светом. Руны с нонаграммы, в которой я стоял, начали медленно подниматься вверх, словно снежинки в стеклянном шарике, при этом уменьшаясь в размерах до небольших светящихся точек, и медленно закручиваться вокруг меня. Ещё, и ещё, и ещё. Это было красиво и завораживающе — через несколько минут я стоял будто в вихре из этих снежинок, широко разведя руки в стороны.

Пераспера развернула посох горизонтально и прокричала что-то на другом языке — клокочущем и захлёбывающемся. Снежинки разлетелись в стороны, застыли на мгновение, а потом все сразу дружно устремились ко мне. Я было зажмурился, но ничего не произошло — я даже не почувствовал, как они все пролетели сквозь меня и вышли с другой стороны. Светящиеся частички выписывали восьмёрки, вылетая из меня, разворачиваясь, и снова пронизывая меня насквозь, чтобы вылететь с другой стороны. Они наливались светом, и скоро сияние стало уже нестерпимо ярким.

Пераспера вытянула посох перед собой горизонтально и затянула какую-то удивительно печальную и в то же время жизнерадостную песню на третьем языке, который звучал тягуче и напевно, легко и переливчато. Снежинки стали покидать меня, пролетая сквозь перемычку между двумя нонаграммами, и собираться вокруг котла. Когда все до последней перелетели туда, они закружились, пронизывая котёл и постепенно тускнея. Пераспера опустила посох, и я вздрогнул от неожиданности — её голос стал таким мощным и низким, что, казалось, начали дрожать стены и пол. Снежинки начали опадать, у самого пола превращаясь снова в руны и укладываясь точно в предназначенное им место. Я тянул шею, пытаясь разглядеть окутанный тьмой силуэт, возвышающийся над котлом, но — бесполезно. Песнь смолкла, узор потух, и облако тьмы развеялось. Передо мной стоял голый я — мускулистый и поджарый — и улыбался.