Канон

21. Новый Год

Почему-то дома наличие меня в постели не вызывает такого ажиотажа. Ну да, конечно, ко мне каждую ночь прибегает Панси, но зато ни Астории, ни кошек я в кровати не нахожу. У Гринграссов же — сущий бедлам. Вот как бы мне объяснить Мурке, что когда она мне во сне регулярно впивается когтями в грудь, я не очень хорошо высыпаюсь? А главное — мне даже на бок не перевернуться с этой неженкой на груди. Астория отчего-то постоянно мёрзнет и жмётся ко мне, от этого мне становится жарко и я отползаю, пока не упрусь в Дафну, и тут они начинают меня греть на троих. Чёрт, во что я ввязался? Может, пока не поздно, разорвать все помолвки и уйти в какой-нибудь тибетский монастырь?

Ночью мне приснился сон с Гермионой. Точнее, не сон, а тот самый обмен событиями с Дублёром. Она меня весь день старательно избегала и краснела, когда встречалась со мной — то есть, с Дублёром — взглядом. Потом я всё-таки ухитрился её поймать одну, заодно ловко сбив с хвоста неотступно идущую по моему следу Джинни. Она столкнулась со мной нос к носу и сразу же раскрыла рот.

— Нам нужно поговорить, — выпалили мы одновременно.

Гермиона нахмурилась.

— Пойдём куда-нибудь, где нам никто не помешает! — она, что, издевается? Я честно сдала паузу, чтобы убедиться, что она не собирается говорить, и вот — снова!

— Перестань за мной повторять! — и это мы тоже сказали дуэтом.

Гермиона стала надуваться, краснея от злости, закрыла рот ладонью и… хихикнула.

— Тш-ш-ш! — шикнул я на неё. — Если ты заржёшь, сюда прибежит Рон! И Джинни!

От её глаз не укрылось, как меня передёрнуло, и она хрюкнула, по-прежнему зажимая рот.

— Вот уж не знала, что ты так сохнешь по Джинни, — язвительно прошептала она сквозь пальцы.

— Да просто жить без неё не могу, — скорчил я ей рожицу. — Пойдём на чердаке поищем, может и найдётся укромное местечко.

— Надеюсь, ты больше себе ничего такого не позволишь? — спросила она.

— Надеюсь, ты больше себе ничего такого не позволишь, — перевёл я стрелки, напоминая, что это она ко мне приставать начала, а не наоборот, и она надула губки.

Мы добрались до того места, где лестница на третий этаж упиралась в небольшую дверцу, по размеру подходящую как раз, чтобы пропустить домового — но и только. Дверца держалась на архаичных амбарных петлях на всю ширину, а с противоположной стороны блестела начищенная бронзовая пластина врезного замка, посреди которой зияла совершенно чудовищного вида замочная скважина, в которую легко влез бы мой палец.

— Алохомора! — направила свою палочку на дверь Гермиона. Ничего не произошло. — Алохомора! — снова сказала она.

И опять без результата. Я потянул дверь на себя, и она со скрипом отворилась.

— Запомни, о, юная ученица, — сказал я с нравоучительным видом. — Заклинание отпирания замков не действует на незапертые замки!

Вместо благодарности за ниспосланную мудрость Гермиона больно ткнула меня под рёбра палочкой. Я машинально пропустил было её вперёд, а потом придержал за плечо. Она удивлённо на меня посмотрела, но дала дорогу. Я начал протискиваться в проём, думая о том, что напрасно я так плотно пообедал. Когда мне, наконец, удалось, я поднялся на пару ступенек, чтобы оставить место Гермионе. Подал ей руку, и она легко проскользнула через узкую щель. Ну да, она же… В общем, ещё не всё отросло, что должно отрасти у всякой девушки, рассчитывающей быстро выйти замуж. Я, похоже, всё-таки не туда засмотрелся…

— Гарри! — прошипела Гермиона, возвращая меня к реальности.

Вот, интересно, эти приступы совершенно недетских устремлений у меня как-то связаны с фазами луны или есть ещё какое-нибудь объяснение? Ведь Гермиона-то мне ну совсем никуда… Она, конечно, похорошела после того, как её прибрала к рукам Дафна, но рядом с той всё равно смотрится, мягко говоря, бледновато… Но и без этого — у меня уже три… Если от Астории не избавлюсь. Кстати, почему это я до сих пор считаю Панси? Она вроде как взяла самоотвод. Или это я ей дал от ворот поворот? Чёрт, я уже совсем запутался!

Наконец, узкая лесенка кончилась, и мы вышли на чердак. Классический такой чердак с невесть как пробивающимися сквозь крышу лучиками солнечного света — хотя я с утра выглядывал, и на улице было пасмурно, да и крыша у Сириуса совсем не течёт, откуда же свет? По центру чердака было свободное пространство — да такое, что спокойно можно было устроить бал для всего нашего класса — а по углам были расставлены какие-то тумбочки, шкафчики и сундуки с непонятным барахлом. Пыли не было нигде, да и вообще складывалось впечатление, что на чердаке значительно лучше убрано и чище, чем в самом доме. Я освободил от барахла пару стульев и пододвинул их ближе друг к другу.

— А что это тебя от Джинни так воротит? — прищурившись, спросила Гермиона, усаживаясь и расправляя юбку на коленях. — Хорошая же девочка.

— Герми, — начал я, с удовольствием заметив гневные искорки, вспыхнувшие в глазах подруги, — если ты ещё не заметила…

— Ты хочешь сказать, окружил себя большим количеством очень очень хороших девочек, и теперь можешь не спеша выбирать, — скорее утвердительно сказала она, для убедительности ещё и покивав головой. — Так вот, зачем это всё затевалось…

— Затевалось это спонтанно, — возразил я. — И когда я осознал, что натворил, моим основным побуждением было именно сдружить вас всех, а не окружить себя цветником.

— Но тем не менее… — не сдавалась она.

— Тем не менее, в наличии имеется побочный эффект, — перебил я её. — И он заключается отнюдь не том, что я собрал “цветник”, как ты выразилась, а в том, что я перестал покрываться холодным потом и цепенеть, когда ко мне обращается какая-нибудь девушка…

Гермиона весело рассмеялась, согнувшись к коленкам. Я довольно точно обрисовал ей картину того, что становилось с Поттером в такой ситуации. Вот в Сценарии его общение с Чо именно в таком ключе и происходит. Кстати, именно так, скорее всего, Джинни его и прищучила в Сценарии. Подошла, сказала “А давай-ка поженимся!”, Поттер привычно замер, а когда отмер и огляделся — рядом оказалась копия Молли и трое рыжих отпрысков в очках. А у Чо не получилось его захомутать, потому что Поттер успевал прийти в сознание раньше, чем она переставала рыдать по Седрику.

— После того, что произошло вчера, я должен поведать тебе кое-что, — сказал я. — Поделиться… Может, предупредить…

— Слушай, у тебя сейчас такое серьёзное лицо, — снова прыснула Гермиона. — Надеюсь, ты не в любви мне собираешься объясняться?

— Нет, — развёл я руками.

— А жаль, — легкомысленно вздохнула она. — Мог бы и притвориться на минутку.

— Это была бы жестокая шутка, — помотал я головой. — Нет.

— Ну, хорошо, рассказывай, что там у тебя за предупреждение, — с сожалением сказала Гермиона.

— Только… — замялся я. — Понимаешь, это — большой секрет. Ты не должна об этом никому говорить — вообще никому, даже во сне.

— Ты меня пугаешь, Гарри, — покачала она головой. — Давай уже колись!

— В общем, понимаешь, — я уставился в пол, ковыряя пальцем коленку. — Как бы это сказать… В общем, я понял, что я — ужасный бабник.

Я посмотрел на неё. Она выпучила глаза и надула щёки, ещё и прикрыв рот ладошкой. Потом выдохнула, набрала побольше воздуха и… снова надула щёки, выпучив глаза ещё сильнее.

— Прости, Герми, — с виноватым видом сказал я.

Она, наконец, не выдержала и громко расхохоталась. Секунд пятнадцать я всё это терпел, а потом схватил её, крепко зажав рот ладонью.

— Тише ты! — зашипел я на неё. — Сейчас сюда точно кто-нибудь прибежит!

— Гарри, — с упрёком сказала она, вырываясь, — ты бы мне сказал что-нибудь, чего я уже не знаю!

— Ну, что тебе сказать… — задумался я. — Ты знаешь, что энтропия в замкнутой системе либо неизменна, либо возрастает?

— Ты мне ещё теорему Пифагора расскажи, — усмехнулась она и стала меня дразнить: — Пифагоровы штаны на все стороны равны!

— Ну, тогда не знаю, — развёл я руками. — Я тебе это к тому говорю, что лапаю всех без разбора, кто ко мне прижимается в тёмном шкафу. Анжелину, к примеру, Лизу… Дафну вот, кстати. И даже Паркинсон.

— Ду ну, ты шутишь, наверное! — махнула она рукой. — Ты ещё скажи, что младшую Гринграсс тоже…

Я с виноватым видом кивнул, а она в ужасе закрыла рот руками.

— А, понятно, — сказала она через минуту, перестав таращить глаза. — Тогда то, что ты меня… схватил — вполне нормально. Никаких претензий, — я облегчённо вздохнул, а Гермиона склонилась ко мне и крикнула почти в ухо: — Держи свои грабли подальше от меня, кобель озабоченный!

Я отшатнулся, затыкая оглохшее ухо и с упрёком глядя на неё.

— Я и с первого раза понял, — пожаловался я. — И не надо было так кричать!

— Отечественные учёные утверждают, что таким образом информация буквально выжигается в мозгу на трупиках безвременно погибших нервных клеток, — удовлетворённо кивнула она. — Зато не будешь говорить потом, что не расслышал…

— Слушай, а ты-то что ко мне целоваться полезла? — спросил я.

— Да я к тебе просто прижаться хотела, как к родному, — буркнула она. — А ты тут начал мямлить — “Герми, я…” — передразнила она меня. — Я и испугалась, что ты сейчас какую-нибудь глупость брякнешь вроде признания в любви. А я-то тебя — совсем не. Ну, и решила немного тебя утешить, чтобы ты не так страдал.

— А я тебе как раз хотел сказать, что ко мне опасно прижиматься, а то я могу и за зад схватить, — признался я.

— Да врёшь ты всё, — сказала Гермиона, подвинулась поближе и прижалась ко мне, сложив голову на груди. — На самом деле ты белый и пушистый, хоть и бабник невероятный.

Идиллию разрушила растрёпанная голова Рона, показавшаяся на чердачной лестнице. Он обвёл нас недобрым взглядом и спросил:

— А что это вы тут делаете, а? — причём, последнее “а” он тянул так пронзительно и изобличающе, что мы оба сразу почувствовали себя виноватыми.

Вот, как он пролез сквозь то узкое отверстие, а? Может, по частям? Или в Хвоста превратился? Может, Хвост — это Рон?

— Иди, иди отсюда, — шепотом буркнула Гермиона, с неохотой от меня отстраняясь.

— Рон, дружище! — обрадовался я. — А что я тебе нашёл!

— Что? — спросил он, сразу сменив подозрительность на любопытство.

— Вот! — сказал я, протягивая ему найденную в одном из ящиков тряпку. — Очень модный атласный колпак средневекового волшебника в отличном состоянии.

— Правда? — стал крутить он тряпку в руках. — Что-то не похоже!

— Если тебя кружева смущают, то в то время все мужчины кружева носили, — вклинилась Гермиона. — И даже чулки.

— Правда? — снова спросил Рон. — А как это надевают?

— Дай, помогу, — заботливо сказала Гермиона, натягивая “колпак” ему на голову. — Вот, посмотри, — подтолкнула она его к стоящему рядом зеркалу. — Красавец!

— Правда? — обрадовался Рон, с обожанием разглядывая в зеркале себя любимого.

За обедом Джинни подозрительно на него косилась, близнецы о чём-то своём гоготали, поглядывая на него, а Молли вообще не было дела, поскольку бедная женщина мыслями вся была с больным мужем. Зашедший на огонёк Сириус глянул на Рона и тихо спросил меня на ухо:

— Это то, о чём я думаю?

— Если ты опять думаешь о панталонах своей матушки, то ты — извращенец, — сказал я.

— Цирк, да и только, — покачал головой Сириус и поспешил уйти, поскольку Молли при его появлении начала “выплывать” из своего транса и зачем-то прихорашиваться.

В общем, проблему Герми Дублёр решил так же мастерски, как и создал — даже я не смог бы лучше. С утра я проснулся пораньше, осторожно вылез из кровати — а учитывая лежащую на груди кошку, прижавшуюся ко мне спиной Асторию, которая вместо подушки использовала мою руку, и Дафну, примостившую свою прелестную головку мне на плечо, это была задача совсем не из лёгких — вернулся домой и отправился бегать вокруг замка. Неведомо как оказавшаяся здесь Мурка сидела на крыльце, блестела на меня зелёными глазами и считала круги, при моём приближении делая вид, что я ей совсем неинтересен, и это она просто умыться вышла.

После завтрака мы с Панси и Дафной занимались с Перасперой — она учила нас тому же зельеварению, но в несколько другом ключе. Миссис Гринграсс объясняла, как разные ингредиенты связаны друг с другом, и почему в одних случаях зелья получаются, а в других — нет. Надо сказать, что мне этот подход показался несколько более эффективным, чем тупая зубрёжка в Хогвартсе. Она сказала, что многие талантливые зельевары интуитивно чувствуют то, что она излагает как науку, но подобная систематизация была объявлена Чёрной Магией ещё сто пятьдесят лет назад, и знания уцелели лишь в нескольких семьях, которые заботливо передают их по наследству — тут она ласково погладила зардевшуюся Дафну по головке. Эх, лучше бы она меня погладила — я бы ей лапу дал и хвостиком повилял!

В ходе одного из коротких перерывов я обратил внимание Дафны на несправедливость, которая творится со мной каждый раз, когда я ночую у них — а именно, на Асторию и кошку. Дафна переглянулась с Панси.

— Действительно, жуткая несправедливость! — согласилась она. — Не волнуйся, Алекс, мы это обязательно исправим!

Тогда я ещё не знал… Впрочем, что толку забегать вперёд? С Перасперой мы занимались до обеда, потом после обеда почти до самого ужина играли на улице. После ужина мы решили поиграть в прятки, причём когда я водил, Панси с Дафной так ловко от меня прятались, что найти у меня получалось только Асторию, тем более, что замок и вправду был большой… Потом, правда, Дафна кое-что сообразила, и уже сама отлавливала меня в каком-нибудь уютном местечке, когда я водил... Когда я улёгся спать, почти неслышно приоткрылась дверь, а потом послышалось мягкое шуршание тапочек по полу. Панси полезла в кровать, только почему-то с другой стороны.

— Ты же обычно справа лежишь, — громким шёпотом сказал я.

— Нет, я обычно лежу слева, — ответила она, приподнимая одеяло.

Не знаю, что мной двигало в тот момент, но я протянул руку и наткнулся… В общем, я сразу понял, что это не Панси и не Дафна.

— Алекс! — взвизгнула Астория, шлёпая мне по руке. — Ты что себе позволяешь?!

Я почувствовал, что краснею от неожиданной пикантности ситуации. Меня охватила какая-то неимоверная слабость — словно шину сдули. С горящим лицом я сел на кровати.

— Прости, — сказал я. — Я нечаянно. Мне совершенно не было тебя видно.

По-прежнему шипя, она залезла под одеяло и улеглась рядом.

— Что за шум? — послышался голос с другой стороны.

Я чуть не подпрыгнул — Астория настолько громко выражала своё недовольство, что Панси прокралась совершенно неслышно. Хотя, Панси ли это? Может, мои мечты сбылись, и своим присутствием в моей постели меня решила удостоить Богиня собственной персоной?

— Панси? — шёпотом спросил я.

— Конечно, Панси, а кого ты ещё ждёшь? — прошипела она в ответ. Я даже растерялся от такого напора. — Ну, что замолк? Я тебе вопрос задала. Признавайся!

— Кордебалет королевского театра жду, — раздражённо ответил я. — Приму уже спрятал под кроватью, чтобы Астория не застукала…

— Тори, ты что ругаешься? — спросила Панси.

— Алекс меня потрогал, — обиженно ответила Астория.

— Не поняла, — удивлённо прошептала Панси. — Ну, потрогал, и что?

— Грудь потрогал! — шёпотом завопила Астория.

Панси хрюкнула.

— Поттер, нашел, кого за грудь лапать! — со смехом сказала она.

— Я знаю! — буркнул я.

— Что значит — я знаю? — возмутилась Астория. — Ты хочешь сказать, что я плоская?

Я поднял руки к потолку и потряс ими, взывая к мудрости богов.

— Ты сначала отрасти, а потом возмущайся, — продолжала издеваться Панси.

— Панси! — обиженно сказала Астория, и мне показалось, что она готова расплакаться.

— Перестаньте! — громко прошептал я. — Давайте конкурс устроим и сравним.

— Алекс! — зашипела Астория.

— Что значит — конкурс устроим? — спросила Панси.

— А то, — рассерженно пояснил я. — Садитесь обе рядом. Я потрогаю Асторию левой рукой, а Панси — правой. Вдумчиво и обстоятельно, чтобы ни в коем случае не ошибиться. Потом для чистоты эксперимента мы поменяем руки и повторим, и после этого я вынесу свой вердикт. Кто не согласен на конкурс — у того грудь плоская!

Они затихли.

— Ну, ладно, — нехотя призналась Астория. — Я согласна. У меня плоская грудь.

— У меня тоже, — быстро согласилась Панси. — Как доска.

Это она, конечно, зря — я точно знаю, что это неправда. Да и Астория чуть-чуть погрешила истиной — ладонь словно горит. Жаль, конечно, что конкурс не удался, но с другой стороны — ведь остался жив и даже в чём-то здоров. Я осторожно лёг, чтобы опять ненароком никого не задеть, и они завозились, прижимаясь ко мне. В грудь ударило, и прыгнувшая на меня кошка стала крутиться, утаптывая место. Она улеглась и привычно выпустила когти мне в кожу. Самое то, чего мне не хватало! Вот же Дафна, вот умничка! Пообещала исправить это неравноправие — и ведь исправила. Теперь куда я ни приду — рядом две девушки, а на груди — кошка. Я подумал было, что стоит сбежать на Гриммо и там спать спокойно, но потом мне в голову пришла другая мысль, которая полностью примирила меня с этой ситуацией.

В самом деле, я же сам говорил Дафне, что мечтаю снова провести с ней ночь в постели, и вот она — постель, вот девушки в ней, пусть даже ни одна из них и не Дафна. Да ещё и кошка в придачу, чтобы сделать моё счастье совсем уж безмерным. И через десять дней этому всему конец. А сейчас я должен быть просто счастлив. Я прислушался к внутренним ощущениям — так и есть, счастлив.

— Мурка, — тихонько позвал я.

Кошка блеснула в мою сторону синим светом глаз.

— Бася? — не понял я. — А где Мурка.

Кошка положила голову на лапы и начала тихонько урчать. Я решил, что не стоит забивать себе голову проблемами того, почему у меня на груди лежит не та кошка, и потихоньку заснул.

Так прошли несколько дней — с утра мы учились у миссис Гринграсс, потом после обеда играли вчетвером, после ужина снова играли и ложились спать. Я спал то у нас, то у Гринграссов, соответственно, с разными девушками и разными кошками. Дафна на мой вопрос о том, почему Бастинда теперь чередуется с Мери Сью, хотя раньше такой привычки не имела, пожала плечами и глубокомысленно заявила:

— Не одной же Мурке такое счастье!

Новый Год наступил как-то неожиданно — по инерции я побегал с утра, позавтракал и было собрался на наше ежеутреннее занятие, как меня огорошили — все взрослые, включая Перасперу, вдруг стали заниматься обустройством праздника. Я поглядел в окно на двенадцатиметровую ёлку и решил, что можно неплохо развлечься, украшая её. Мама отправила меня — традиционно — на чердак, где я нашёл большую коробку, доверху заполненную ёлочными игрушками. Когда я говорю “большую”, то я имею в виду ящик размером с кузов грузовика, то есть он действительно был размером два с половиной на четыре метра и высотой полтора. Пока озадаченно тёр макушку, я заметил у входа на чердак прислонившуюся к столбу маму, которая сложив руки на груди, внимательно за мной следила.

Я огляделся по сторонам. Контейнер стоял не так уж далеко от большого окна во фронтоне, размеры которого позволяли его пропихнуть, если бы не одно “но” — запаса было не очень много, по полметра с каждой стороны. Учитывая моё мастерство владения Левиосой, я сильно сомневался, что мне удастся вынести ящик наружу, не снеся при этом окно. Да что там — я и за сохранность крыши много бы не дал! Подойдя к окну, я отщёлкнул шпингалеты и распахнул створки, которые при открывании, как оказалось, складывались “гармошкой”. В лицо мне ударил холодный воздух, и я вспомнил, что забыл накинуть верхнюю одежду. Я оглянулся — мама уже была в пальто и протягивала мне куртку.

— Спасибо, — сказал я, одеваясь.

— Ну, как? — весело спросила она. — Справишься?

— Я попробую, мам, — со вздохом ответил я. — Я попытаюсь.

— Ты не пытайся, а просто сделай, — улыбнулась она. — И помни — размер не имеет значения.

Я подозрительно на неё посмотрел. Не знал у своих родителей подобной слабости. Достав палочку, я встал рядом с окном, чтобы лучше было видно, что я делаю, и направил её на контейнер.

— Вингардиум Левиоса! — произнёс я, сделав чересчур размашистое движение, и ящик буквально подпрыгнул к потолку с явным намерением протаранить крышу. Я едва успел двинуть палочкой и предотвратить столкновение, но слишком дёрнул рукой вниз, и контейнер чуть не врезался в пол. Ещё вверх-вниз, вверх-вниз, и он замер почти неподвижно — рука у меня всё-таки подрагивала от нервного напряжения, и ящик колыхался, словно живой. Я осторожно потянул его к окошку и понял, что он идёт боком, угрожая разнести всё вокруг. Мама пожала плечами.

Подойдя к контейнеру, я толкнул его, пытаясь держать палочку неподвижно, но его всё равно тряхнуло. Ящик начал очень медленно поворачиваться вокруг вертикальной оси. Я вдруг понял, что мне его сейчас и останавливать придётся, а он достаточно тяжёлый. Что такое момент инерции, из маггловского курса физики я уже изучить успел. Мне пришла в голову мысль, что затормозить-то его можно будет и об пол. Притерев его почти вплотную, я дождался, пока он выровняется с окном, и мягко опустил.

— Вингардиум Левиоса! — сказал я, снова его поднимая, и на этот раз мне удалось плавно его стронуть с места и так же плавно повести его к окну.

Осторожно проведя контейнер сквозь раму, я вывел его наружу и стал осторожно опускать с таким расчётом, чтобы он приземлился рядом с ёлкой, при этом не завалив последнюю. Когда, наконец, мне это удалось, я с облегчением выдохнул и вытер со лба пот. Сзади меня обняла мама и положила голову мне на плечо.

— Кто сказал, что размер не имеет значения? — проворчал я. — Очень даже имеет, когда окошко лишь чуть больше ящика!

Мама рассмеялась, вручила мне метлу и поцеловала щёку. Хорошо-то как! Сурово нахмурившись, я поцеловал её в ответ, сел на транспортное средство и выпрыгнул в окно. Мама правильно рассудила — если я буду выходить через дом, то за мной обязательно увяжется кто-нибудь из девушек, а так…

Обломись, Алекс! Ещё когда я только выходил из второй бочки, я заметил, как с крыльца спускается тоненькая фигурка в голубом пальто с меховым воротником. То есть, с высоты четырёхсот метров я только увидел фигурку, а пальто разглядел, когда минут через двадцать, вдоволь накружившись в обжигающе-холодном воздухе, спустился вниз.

— О, Алекс! — обрадовалась Астория. — Да ещё и на метле! А я-то думаю, кто бы мне помог ёлку наряжать?

— Я… — я задохнулся от возмущения.

Посмотрите на неё — я ей буду помогать ёлку наряжать! Как будто это не я придумал и спустил сюда ящик!!!

— Значит, вызвался добровольцем! — похлопала она меня по плечу.

С меня хватит! Я схватил её поперёк, отчего она сразу радостно завизжала, засунул в сугроб и начал закапывать снегом. Она при этом отбивалась руками и ногами, хохотала и вопила так, что у меня уши закладывало. Я довольно быстро выдохся, аккуратно смёл с неё снег и стал разглядывать её раскрасневшееся личико с бровями и ресницами, припорошенными снегом. Она ещё продолжала хихикать, глядя на меня, а потом замерла с совершенно серьёзным выражением на лице.

— Нравится? — спросила она.

— Конечно, — согласился я. — Что тут может не нравиться?

— А что именно нравится? — спросила она.

Я подал её руку и потянул на себя, поднимая из сугроба. Она сразу прильнула ко мне, сложив руки у меня на груди.

— Куда ты торопишься? — покачал я головой. — Не спеши, всему своё время…

Она горестно вздохнула, а потом что-то вспомнила и лицо её разгладилось.

— А правда, что ты обещал папе найти мне жениха ещё лучше, чем ты? — хитро спросила она.

— Враньё, — покачал я головой. — Даже второго такого же не найти, а ты говоришь — лучше…

— Ну, положим, второго такого же мы и сделать сможем, — подмигнула она. — Котёл с питательным раствором, пара заклинаний…

— И твоя мама в отключке на день от перерасхода сил, — согласился я. — Так, давай ёлку украшать, а то уже обед скоро!

— Через три с половиной часа, — удивилась она.

— Именно, — подтвердил я.

Закончили мы, конечно, раньше — и не потому, что успели. Сначала всё было прекрасно. Астория взяла на себя функции координатора — ну, конечно, без неё я бы точно не справился — и доставала из контейнера игрушки, указывая мне, куда их вешать. Начали с австралийских пикси, которые вяло жевали эвкалиптовую кашу в довольно большой коробке у самого входа в контейнер. Они были выряжены в костюмы зайцев, медведей, волков, всяческих принцесс и прочих сказочных персонажей. Из-за своей малоподвижности она представляли собой идеальные ёлочные украшения — достаточно было поместить пикси на ветку, и он там и оставался, пока его не снимут, лишь медленно перемещаясь в радиусе метра от начального положения. У пикси помимо украшения была ещё одна функция — они снабжали пыльцой чилийскую шаровую медузу.

Медуз я как раз начал развешивать после пикси. Они были похожи на переливающиеся всеми цветами радуги хрустальные шары диаметром около четверти метра с торчащими стеклянными иголками. Когда на них попадала пыльца пикси, они начинали светиться и петь — на самом деле, почти неслышно, практически как шум ветра, но при этом совершенно необычайным образом поднимая настроение, словно какая-то ангельская a capella. Пикси же это пение раздражало, и они начинали сильнее сорить пыльцой, заставляя медуз разгораться всё ярче и ярче. На всё это у меня ушло два с небольшим часа.

Покончив с медузами, я слегка присыпал кончики веток снегом, и Астория подала мне длинную гирлянду, похожую на стометровый блестящий пушистый хвост. По крайней мере, она смеялась до упаду, когда я приделал эту верёвку себе сзади и стал носиться по воздуху с развевающимся сзади хвостом. Гирляндой нужно было обмотать всю ёлку по серпантину сверху до низу. Так, прикинем — ёлка внизу диаметром шесть метров, так что со ста метров гирлянды выйдет около двенадцати оборотов… То есть, по метру на каждый оборот…

Я взлетел к макушке и закрепил там кончик. Потом немного отлетел, стравливая “хвост” и сделал оборот. Снова отлетел, ещё немного стравил и сделал ещё один оборот. Стало скучно, и я отлетел на всю оставшуюся длину, то есть, почти на сто метров, помахал Астории ручкой и дал по газам. Она мне что-то прокричала — наверное, просто позавидовала — но мне уже не было слышно из-за свиста ветра. Я так увлёкся этим стремительным полётом, что даже не обратил внимания на то, что вместо того, чтобы летать по кругу, меня отчего-то сносит к ёлке, причём всё быстрее и быстрее. Какая-то мысль начала биться в мою черепушку, и тут меня с силой дёрнула гирлянда. Я едва успел закрыть рукой глаза. Здравствуй, ёлка!

В Первозданном Ничто не было ни звука, ни света, ни направления, пока не послушалось оно — нежное ангельское пение, наполнявшее пустоту содержанием и мрак светом. Свет разгорался всё сильнее, стал совсем ярким, и в нём появились какие-то размытые очертания. Смысл стал наполнять моё сознание, и я восхитился красотой расплывающегося в глазах видения — силуэта, окружённого божественным сиянием. До чего же она красива! Склонись же ко мне поближе, чаровница! Зрение постепенно приходило в норму, и видение стало обретать чёткость — тьфу! Длинный мясистый нос, прижатые к голове уши и зелёная кожа — надо мной навис один из родительских домовых.

— Хозяин, вы в порядке? — озабоченно спросил он.

— Да, всё хорошо, Студе-... Студе-... — я как раз дотронулся до рассечённого ударом о толстую ветку лба, и разглядывание измазанных кровью пальцев мешало мне сосредоточиться в достаточной степени, чтобы вспомнить имя эльфа.

— Студебейкер, хозяин, — подсказал он.

— Да, точно, — наконец вернулось ко мне знание. — Студебейкер, со мной всё в порядке, — повторил я.

Вместо домового в поле зрения наконец появилась красная от возбуждения Астория.

— Во, здорово! — сразу затараторила она. — Ну, ты даёшь! С размаху в ёлку — бац! А я ведь тебе кричала… Но ничего, ничего, главное — ёлка не пострадала! А интересно, я так тоже смогу?

В голове стало болеть ещё сильнее.

— Астория, — простонал я. — Помолчи немного!

— У тебя голова болит? — деловито осведомилась она. — Тогда нужно позвать маму — мою или твою. Не важно, чью. Главное — позвать, и тебя сразу вылечат. Я прошлым летом тоже с качелей упала…

— Астория! — взмолился я.

— Молчу, молчу! — заверила она меня и снова раскрыла рот. Подумала и закрыла. Однако.

Я осторожно приподнял голову, сразу почувствовав себя Страшилой с миллионом иголок в голове и тестом вместо мозгов, и огляделся по сторонам. Сук, в который я с размаха врубился головой, спружинил и отбросил меня на несколько метров назад. Я стал прикидывать импульс в момент удара и скорость, с которой моя голова должна была провалиться в трусы.

— Ну и котелок у тебя, — снова не выдержала Астория, заметив как я пялюсь на сук. — Видать, кость очень толстая!

Я осторожно сел и замер, борясь с приступом тошноты. Потом с трудом поднялся, отвергнув её помощь, несколько секунд раскачивался, словно осина, в стороны, пытаясь удержать равновесие, а потом землю словно вырвали из-под ног, и я с размаху хлопнулся навзничь. Надо мной появилось улыбающееся личико Астории, она мне что-то сказала, а затем их стало две, причём они скакали и сталкивались друг с дружкой. Наконец они снова слились, и она махнула на меня рукой, опять исчезнув из поля зрения. Я почувствовал, как мои ноги поднимаются в воздух, а потом заскользил по снегу. Приподняв голову, я увидел Асторию, которая пыхтя и пятясь, как рак, тащила меня за ноги ко входу в дом.

— Мисс, не легче ли было бы левитировать? — послышался голос домового.

— Конечно, легче, — ответила тому упрямая девчонка, — но так — веселее.

— Вы позволите помочь, мисс? — поинтересовался Студебейкер. — Если, конечно, я не испорчу вашу игру.

— О, да, конечно, — с энтузиазмом согласилась Астория. — Тебе какую ногу — левую или правую?

— Левую, если можно, мисс, — попросил домовой.

— Ну, тогда мне правую, — ответила Астория. Я почувствовал, что начал двигаться быстрее. — Спасибо за помощь, Студебейкер. А то мне и вправду было тяжеловато. И когда он успел так отъесться? Такой кабан!

Через буквально минуту я остановился.

— Мисс, — с сомнением в голосе сказал домовой. — Если мы его потащим на крыльцо, он будет стукаться головой о ступеньки.

— А, ерунда, — отмахнулась Астория. — Ты же видел только что, он своей головой чуть ёлку не свалил!

— Но мисс, — не сдавался эльф, — вверх будет тащить значительно тяжелее, и у нас просто не хватит сил. Всё-таки вы хрупкая девушка, а я… Позвольте мне его левитировать?

— Да, ты прав, — согласилась она, и я взмыл в воздух.

Еще через пару минут я был уложен на кушетку в гостиной, и надо мной нависли пять хорошеньких лиц — по-прежнему весёлая Астория, обеспокоенные Дафна и Панси и деловитые мама с Перасперой. Где-то за их спинами Дэниел с папой всерьёз обсуждали план того, как бы им тоже так удачно с метлы свалиться, чтобы в такой цветник попасть…

— А Ступефай не подойдёт? — обернулась к ним мама. — Легко могу угостить!

Мужчины засмеялись и поспешили удалиться, пока их и вправду чем-нибудь не “угостили”.

Праздновать начали в одиннадцать вечера. На расчищенной от снега площадке поставили стол и тёплые кресла. Жаркое подавали в особой зачарованной посуде, которая не давала горячему остывать на морозном воздухе. Мороженое подавали просто в вазочках — ему было комфортнее всего. Домовые — наши и Гринграссов — вырядились в карнавальные костюмы и водили вокруг елки хоровод под хрустальное пение медуз. Мы поели, выпили шампанского, а потом папа предложил всем прогуляться по праздничному городу. Я так понял, они каждый год это делали, но для меня подобное было внове. Лучшее, на что я мог рассчитывать — это зимние каникулы у Уизли, которые про Новый Год вообще слыхом не слыхивали.

Была в этом, кстати, своя ирония — волшебники в большинстве своём были архаичны, и Новый Год не праздновали, но зато исправно выполняли и почитали все христианские обряды, хотя для нормального христианина являлись живым воплощением ереси. До недавнего времени это мне казалось само собой разумеющимся, но я как-то раньше и не пытался задумываться о чём-то, помимо квиддича и Волдеморта. Прогуливаясь по ночному — но по-дневному бодрому — Лондону вместе с толпой таких же зевак, основной целью которых было просто встретить Новый Год, как настоящий праздник, я вдруг понял, что до рождества, святого Николая, Валентина и прочих религиозных символов мне дела больше нет.

Меня цепко держали под оба локтя — похоже, репутация бабника постепенно становилась реальной даже для самой главной пиарщицы, и Дафна не собиралась оставлять меня без присмотра в центре города, полного красивых и весёлых девушек. На второй локоть нацелилась было Астория, но Панси с усмешкой оттерла её в сторону, и тогда Астория прицепилась к ней с другой стороны. Мы шли по Виктории в сторону Биг Бена, чтобы встретить праздник под бой его курантов. Народу всё прибывало, и скоро было бы уже не протолкнуться, если бы шедшие впереди родители не раздвигали толпу в сторону каким-то заклинанием. Мы вышли на Бридж Стрит и встали, задрав голову на часы, на которых до нового года оставалась ещё одна минута.

Астория на что-то отвлеклась, а Панси отошла к маме. Воспользовавшись моментом, я притянул Дафну к себе и спиной вперёд начал ввинчиваться в толпу, чтобы остаться с ней наедине, подальше от взглядов родных. Как мне показалось, мы достаточно удалились, а найти кого-либо в этой многотысячной массе людей было просто невозможно. Дафна намертво ко мне прилипла, с горящими глазами глядя на меня. Когда раздался первый удар, она встала на цыпочки и потянулась ко мне губами.

— С Новым Годом, — прошептала она, оторвавшись.

Меня кто-то дёрнул за локоть, от неожиданности я развернулся и оказался лицом к лицу с Панси, которая немедля впилась мне в губы поцелуем, как раз успев ко второму удару. Я машинально высвободил руку, чтобы обнять её и подтянуть поближе.

— С Новым Годом, — сказала она, пока я делал глубокий вдох.

И не напрасно — рот мне почти сразу залепила Дафна. Так они и чередовались на каждом ударе курантов, и как-то так получилось, что на последнем ударе я целовался именно с Панси. Толпа начала радостно вопить и свистеть, в ход пошли ручные фейерверки, и я даже заметил пару салютов, запущенных Дэниелом — их можно было различить по тому, что разорвавшись в вышине, они рассыпались диковинными фигурами, а не примитивным шаром или дождём. Ликующему народу было всё равно, чему радоваться, и на такое небольшое нарушение секретности явно никто не обратил внимания.

Змейки повисли на мне, согревая дыханием шею, и я практически держал их на весу, обнимая за талию. Сквозь толпу пробралась Астория и повисла сбоку, тесня Дафну и сдвигая их с Панси. Стоящий передо мной парень в смешном тюрбане с интересом глядел на меня, обнимая свою спутницу — тоже в тюрбане. Я его узнал — это был тот самый парень из камина! Я слегка качнул головой, приветствуя его, а он широко улыбнулся и показал мне большой палец. Девушки отпустили меня, поворачиваясь к моему новому знакомому, и тогда он церемонно поклонился. Я сделал то же самое, а девушки присели в книксене. Подруга парня рассмеялась, глядя на это всё.

— Макс, — протянул он мне руку, умудрившись даже в своём имени продемонстрировать свой тяжёлый акцент… Немецкий, наверное — я не знаток.

— Алекс, — ответил я на его приветствие. — А это Панси, Дафна и Астория.

— Очень приятно, Алекс, — склонил он голову, а девушки снова присели. — Позвольте представить Мела… — его спутница быстро поднесла к губам палец и прикрыла верхнюю часть лица карнавальной маской на палочке. — Мела, — кивнул он, угадав её желание остаться инкогнито.

— Очень приятно, — обворожительно улыбнулась Мела, заставив меня преданно завилять хвостиком, а Дафна ущипнула меня за бок, совершенно точно догадавшись, о чём я сейчас думаю. А вот у неё акцент, скорее, восточный, но не гортанно-индийский, а помягче — скорее, из Персии, хотя на персиянку она ни разу не похожа… Нормальная такая симпатичная деваха. Не Богиня, конечно…

— С Новым Годом, — поздравил их я.

— С Новым Годом, с Новым Годом, — смеясь, ответили они.

Макс что-то произнёс, и в небе почти сразу словно взорвалась небольшая звезда, распадаясь на фрагменты, почти сразу составившие изящную шхуну с небольшим кусочком моря, и даже были видны живые буруны, бьющие в форштевень…

— До свидания, Алекс, — донеслось до меня, пока я вместе с остальными зеваками таращился на эту картину в небе.

— Ещё увидимся, — предположил я и опустил глаза, но Макса с его Мелой уже и след простыл… Конечно, увидимся — камины ещё никто не отменял!

На пути обратно родители завернули в приют неподалёку — мама наготовила для детей подарков и угощения, а папа ещё вчера собрал у них ломаные игрушки и все перечинил простым Репаро. Мы с Дэниелом и Перасперой отправились по домам каких-то совершенно незнакомых людей, точнее — магглов. Если просто идти по улице, можно было видеть, что двери большинства домов открыты нараспашку, зазывая гостей. Если, конечно, дальше шла ещё одна дверь. Я в гостях в основном выполнял роль мебели, а вот девушки пели какие-то песенки, взрослые поздравляли хозяев и добавляли к этому какую-нибудь безделицу в качестве подарка, нам тоже выдавали что-нибудь — обычно угощение — и мы шли дальше.

К трём часам ночи я уже почувствовал, что ноги меня совершенно не держат, особенно в свете того, что мне приходилось тащить повисших на мне змеек. Рук на всех не хватило, и Астория висела на своём отце. Лишь Богиня оставалась жизнерадостной и полной сил. Мы добрались до дома и рухнули, не раздеваясь. На мою постель, что характерно. Дэниел открыл было рот, чтобы хотя бы показательно возмутиться этой наглой непристойности, но потом лишь махнул рукой, пожелав нам спокойной ночи, и они с Богиней отправились к себе домой.

Проснулся я ближе к полудню, с трудом вылез из постели, сначала долго расплетая клубок захвативших меня ручек, а потом стараясь не наступить ни на одну из распластанных по кровати ножек, и пошёл искать, чего бы перекусить. Еда, как ни странно, нашлась на всё том же столе снаружи у ёлки, и там же нашлись родители. Я обнял папу, потом — маму, ещё и поцеловав её в щёку, и уселся поближе к запечённому барашку, которого я вчера — в темноте, наверное, не иначе — просто не разглядел; собственно, поэтому он и остался цел. Взяв в руки вилку и нож, я было прицелился ко всей тушке, но папа меня опередил и для начала отрезал мне ногу, складывая на тарелку.

Было неожиданно тепло, и я просто наслаждался новым солнечным днём — и бараньей ногой, конечно, которая на удивление удалась. Я с трудом удерживался, чтобы не бросить столовые приборы и не начать есть, как завещали нам великие предки — по-мужски держа добычу в руках. Лишь вставшая перед глазами картина обедающего Рона заставила меня напрочь отвергнуть тысячелетние традиции. Минут через пятнадцать пришли девушки, снова меня удивив умением в любой ситуации выглядеть бодрыми и нарядными.

— А нас одних бросил, да? — сходу упрекнула меня Астория. — А что, если бы на нас кто-нибудь напал?

Рот у меня был занят, и мне оставалось только таращить глаза от возмущения, попутно осознавая, что это она надо мной так издевается.

— Кстати, — подал голос папа, — подарки мы сложили под ёлку.

Я заинтересованно на него поглядел, потом заметил под ёлкой какие-то нарядные коробки и начал жевать с удвоенной скоростью. Подарки? Какие подарки? Я люблю подарки! И только потом я сообразил, что сам никому ничего не приготовил. Видимо, что-то похожее на вину мелькнуло в моих глазах, и это не укрылось от внимательного взгляда мамы.

— Не волнуйся, малыш, — сказала она. — Девочки тоже ничего не приготовили — подарки будут только от взрослых.

Мне стало интересно, что же такое мне подарят. Или уже подарили — Новый Год-то прошёл! На лице Астории большими буквами было написано, что для неё подарка лучше меня не придумаешь. Дафна сосредоточенно ковыряла мороженое, а Панси удивлённо глядела под ёлку — судя по всему, выбор места для того, чтобы сложить подарки, оказался для неё сюрпризом. Я умоляюще поглядел на папу, а он с пониманием кивнул и принялся мне отрезать от барашка вторую ногу. Как раз, когда я вгрызся в неё ножом, на крыльце показался мистер Гринграсс с супругой.

Заглянув под ёлку, я нервно рассмеялся, одновременно аплодируя мастерски наложенной кем-то иллюзии, которая полностью скрывала это буйство фантазии, а заодно понял, что в доме Паркинсонов никто не разменивается на какие-то там ящички и коробочки. И ещё понял, что размеры небольшого контейнера с ёлочными игрушками на чердаке были ограничены не запросами владельца, а лишь необходимостью каждый раз, чтобы украсить ёлку, проталкивать его через узенькое окошко. Здесь же фантазию ничто не сдерживало — и вот, полюбуйтесь! Несколько очень красивых, но явно сиротливо выглядящих коробочек для девушек — от мамы, от папы и от каждого из крёстных. Ну, и рядом… Где они столько обёрточной бумаги взяли? Да что я спрашиваю, никаких проблем — надо просто притащить ещё один морской контейнер, но уже с упаковочной бумагой…

Девушки застыли, в оцепенении таращя глаза и совершенно не обращая внимания на предназначенные им подарки.

— Это… что? — наконец, озвучила общее мнение Дафна, ослабевшей рукой тыкая в сторону моего подарка. — Это… кому?

Ну, “кому” могла бы и не спрашивать. И так же ясно. И не только из-за размеров — хотя и по этой причине тоже — но в основном потому, что сбоку во всю двенадцатиметровую длину контейнера был приделан транспарант — “Алексу от всех, всех, всех!” И ниже буквами чуть поменьше — “Мы все тебя любим. Как хорошо, что ты снова с нами!” И пышный бантик диаметром полтора метра. Аж в глазах защипало. И зачесались руки.

— Чур, я бумагу сдирать буду! — запрыгала на месте Астория.

— Тори, держи себя в руках, — строго покосилась на неё Панси. — Это подарок Лексику, — она сделала театральную паузу. — Значит бумагу буду сдирать я!

— Погодите, девочки, — умиротворяющим голосом предложила Дафна и потянула из рукава палочку. — Один момент…

— Стоп! — очнулся я, поняв, что эти проныры сейчас начнут распаковывать мой подарок без меня. — Во-первых…

— Что — во первых? — хором спросили они, оборачиваясь ко мне и упирая руки в боки.

В голове замигала красная лампочка. Опасность! Опасность! Опасность!

— Во-первых — стул, — сказал я и вытянул палочку. — Акцио, стул!

Поймав его, я уселся и заложил ногу за ногу, откинувшись на спинку.

— Алекс! — грозно зарычала Дафна.

— А во-вторых, если вы открываете мой подарок, то я открываю ваши, — добавил я.

— Да пожалуйста! — заявила Астория. — Всё равно там…

Она осеклась, глядя на стремительно краснеющих Дафну и Панси. Я закрыл лицо ладонью.

— Алекс! — обиженно воскликнула Панси.

Я безнадёжно махнул рукой и сквозь пальцы стал наблюдать, как эти три валькирии сдирают обёртку с контейнера. Ага! Под верхним слоем оказался ещё один. Они издали победный клич и стали срывать бумагу с удвоенной энергией. На третьем слое Панси крикнула:

— Ух ты, какая классная упаковка! Спасибо, папочка!

На четвёртом я всерьёз испугался, что под всеми этими слоями где-то там завёрнут маленький футляр с кларнетом. К счастью, на четвёртом всё и закончилось, и наконец-то на свет явилась рифлёная стенка новенького оранжевого контейнера. Девушки закончили снимать упаковку — и двадцати минут не прошло — и теперь дружно прислонились спиной к стенке, чтобы отдышаться.

— Нет, а всё-таки, что там? — снова спросила Дафна, постучав каблуком по контейнеру.

— Нужно взглянуть, — решился я, поднимаясь со стула.

Я подошёл к торцу и потянул за рычаг, открывающий створку двери. Какое-то непонятные железки и коробки. Я открыл вторую створку.

— Это что? — завороженно спросила Астория, уже прилепившаяся к моему локтю.

— Это называется “рельсы”, — прокомментировала Панси с другой стороны.

Рядом встали родители, причём папа с гордостью глядел на наваленное в контейнере полотно тридцатисантиметровой ширины, а мама с умилением за ним наблюдала.

— Пап, это ты мне игрушечную железную дорогу подарил, что ли? — ещё до конца не поверив, спросил я.

— Угу, — ответил отец.

— С паровозиками? — не поверил я.

— Угу, — был ответ.

— Такую, на которой можно ездить? — уточнил я.

— Угу, — снова ответил он.

Я высвободился из цепких девичьих ручек, подошёл к нему и обнял.

— Спасибо, пап!

— Да это папа себе игрушку купил, ты не подумай, — со смехом пояснила мама. — Тот ещё любитель паровозиков!