Глава 24

Благодарность самодержца


- Суд постановил. Лишить мичмана Кошелева Олега Николаевича одна тысяча восемьсот восемьдесят пятого года рождения, всех наград и разжаловать его в матросы…

Ну что сказать. С одной стороны, не трагедия, как говорится, не за ради орденов. Да и не за Родину, если честно. Она осталась там, в моём мире с её проблемами, взлётами и падениями. Это другой мир, пусть и неотличимый от моего, и я здесь только гость, причём незваный, влезший своими грабками в местные расклады и будоражащий сложившийся порядок вещей.

Кто ж не знает, что благими намерениями выстлана дорога в ад. И как знать, во благо ли моё вмешательство или во вред. Можно, конечно, верить в то, что я желаю России лучшей доли. Но так ли это?

Именно с моей подачи уже умерли те, кто должен был жить. Причём не только со стороны японцев, но и с нашей. Яркий тому пример крейсер «Боярин» и погибшая большая часть его команды, чего в других реальностях не было. Впрочем, моими же стараниями остались в живых те, кому была уготована смерть. Я о Миротворцеве, переданных ему записях и тоннах банального мёда с его целебными свойствами.

Поэтому я и не рвусь в спасители, не желая тащить, тянуть и толкать в светлое будущее. Я просто живу на полную катушку и занимаюсь тем, что мне нравится. Прежде это была жажда адреналина, которая и сейчас никуда не делась. Но сегодня у меня появилось желание пободаться со старухой. По большому счёту она меня пока делает. Но вот в частностях у меня уже кое-что получается…


Когда мы подошли к месту боя, тот был в самом разгаре. Так уж случилось, что появление отряда Эссена до самого последнего момента осталось незамеченным. Поначалу его не могли обнаружить из-за ночного времени суток, а после внимание оказалось сосредоточено на владивостоксих крейсерах, и японцы навалились на них всеми наличными силами.

«Ивате» не просто держался в стороне, а потихоньку шлёпал на базу, имея солидную пробоину в борту. Ну и разумеется, навстречу нам. Имея преимущество в ходе, Эссен сблизился с ним до двадцати пяти кабельтовых. После чего мы тупо расстреляли его из трёх двенадцатидюймовых орудий, наковыряв в броневом поясе несколько пробоин. Пока средний калибр забрасывал его палубу недофугасами. Так себе снаряды, но им оказалось вполне по плечу вывести из строя одну из восьмидюймовых башен и вызвать два пожара. Крейсер так и ушёл под воду, объятый пламенем.

Сколько погибло членов экипажа, я не в курсе, но видел, что многие попрыгали в море в спасжилетах, и несколько шлюпок. А ещё к месту гибели поспешили лёгкий крейсер «Цусима», авизо «Тихая» и четыре миноносца. В любом случае нас это больше не касалось. Нужно было спешить на помощь нашим, всё ещё уступавшим японцам.

Камимура вполне трезво оценил расклад и, имея преимущество в ходе, предпочёл уклониться от боя. Мы успели послать в него несколько фугасов на большой дистанции, и я даже дважды добился попаданий в «Токиву», но на этом и всё. Бой закончился. Крейсерам Иессена, разумеется, досталось, но, по сути, они отделались лёгким испугом.

Казалось бы, всё хорошо. Но уже через две недели по прибытии во Владивосток меня арестовали и посадили на гауптвахту. Увы, но воплотились мои худшие опасения. Я был обвинён в нарушении гаагской конвенции и ещё бог весть чего. Одним словом, аукнулся расстрел шлюпок с потопленного вспомогательного крейсера «Кобе-Мару». Британский пароход сумел спасти двадцать восемь человек, не утонувших и едва живых от переохлаждения.

Бритты подняли вой до небес, который подхватили немцы и даже французы. Хотя почему даже. Как там у Черчилля - у Британии нет постоянных врагов и постоянных друзей, а есть только постоянные интересы? Это справедливо для любого государства. Даже для России. Только у нас об этом никто не знает.

Что было у следствия против меня? По сути, только слова. Что было у меня в свою защиту? Тоже слова.

Кстати, я напрочь отрицал расстрел из орудия, понятия не имея, поддержат ли меня парни. Но они встали на мою сторону. А может, решили, что краем может зацепить и их. В любом случае все стояли на своём, торпедная атака была. Передача по беспроволочному телеграфу тоже. И это уже не военная тайна. Увы. Японцы не дебилы и поняли, что их шифры у нас. А вот расстрела шлюпок не было. Заведомо ложные координаты гибели «Кобе-Мару»? Ну что вы! Это трагическая ошибка! У меня с этим вообще проблемы. То мимо Артура проскочил прямиком в Дальний. То в Чифу оказался. И всё задокументировано.

Итак. У обеих сторон только слова. Но при этом меня упрятали в камеру. Возмущённая общественность? Заступники за героя войны? Да я вас умоляю. Все меня уже осудили и готовы распять. Потому что цивилизованная Европа не может врать.

Ну ладно, в данном конкретном случае эти гейропейцы, где содомия пока ещё преследуется по закону, не врут. Ну и что? Мы, на секундочку, воюем, там не было гражданских, и под определение военнопленных они не подпадают. В конце концов, у них могло быть оружие, и то, что в меня не стреляли, ни о чём не говорит.

Нет, это я не перед собой оправдываюсь. Я пытаюсь понять, о чём думают те дебилы, которые приказали пригвоздить меня к столбу позора. Вот ей-богу, так и напрашиваются слова Верещагина - за державу обидно. Николашка, как халдей, спину гнёт перед забугорными господами. Ведь только он может подписать указ о лишении меня наград и разжаловании в матросы. Отца его на него нету…


Едва приговор был зачитан, как с меня сначала сняли все ордена и отобрали кортик. И чего было заставлять напяливать все регалии? Показушники хреновы. Под занавес срезали погоны. Ну всё. Теперь я рядовой, простите, матрос второй статьи Кошелев, прохожу действительную службу на броненосце «Севастополь». Класс! Осталось только понять, нужно ли мне оно вообще или податься в дезертиры и пожить в своё удовольствие. Мир большой, места предостаточно, со средствами существования у меня вообще никогда проблем не возникало.

Нет. Бежать я никуда не буду. И чувство долга тут вообще ни при чём. У меня теперь вот такой зуб на старуху вылез, и я о-очень хочу с нею пободаться. А вообще грех жаловаться. В конце концов я нанёс ей удар, спас восемь русских кораблей, ведь в известной истории «Диана» разоружился в Сайгоне. А вместо «Рюрика» на дно отправил «Ивате». Вот старая и ответила мне оплеухой. Нормально, чего уж там. Я же знал, что легко не будет…

- Матрос Кошелев, почему не отдаёте честь? - остановил меня лейтенант Ислямов.

- Виноват, ваше благородие. Задумался, - вытянулся я перед ним, бросив ладонь к обрезу бескозырки.

Похоже, мне теперь припомнят всё. И даже тот факт, что именно благодаря мне отряд прорвался из осаждённой крепости, за что все офицеры были награждены орденами святого Георгия, а нижние чины Георгиевскими крестами. Наградной дождь обошёл только моих матросов. Хорошо хоть, их прежних наград не лишили. Мне, конечно, неприятно, но для них это была бы трагедия. Они ведь все у меня полные кавалеры. М-да. А у меня ли?

- О чём же ты задумался, матрос? Уж не о небесных ли кренделях?

- Никак нет, ваше благородие. Наград и звания меня лишили, но не мозгов, а в голове у меня много ещё чего есть.

- Матрос, тебя не учили, куда нужно смотреть начальству? - зло бросил старший штурман.

Угу. Не нравится, когда тебе смотрят в глаза без тени страха, а главное, уважения. Просто как на пустое место. А как мне ещё на него смотреть? Тоже мне, решил самоутвердиться за мой счёт.

- Ваше благородие, несмотря на все перипетии, я всё ещё дворянин, и хотя, будучи нижним чином, не могу бросить вам вызов, вас это не красит.

- Боцман! - резко выкрикнул он.

- Я, ваше благородие, - тут же нарисовался оный.

- Матросу Кошелеву за пререкание с офицером три наряда вне очереди.

- Есть три наряда вне очереди, - разом гаркнули мы.

- Ты, Олег Николаевич, вёл бы себя потише. Оно и тебе полегче будет, и мне попроще, - проводив взглядом лейтенанта, тихо произнёс старый служака.

Вот уж кому не позавидуешь иметь в подчинении такого ухаря, как я. Тут ведь всё время как по тонкому льду ступать приходится. Сегодня я разжалован в матросы, завтра же, глядишь, вновь предстану в золотых погонах да при всех орденах. А тогда уж могу и припомнить, и отыграться.

- Прости, Матвеич, не привык я ещё. Но я непременно постараюсь больше не попадать впросак.

- Уж постарайся. Но отработать придётся.

- Это уж как водится. Только очень прошу, не в гальюн.

- Ну, дураком я вроде никогда не был. Только учти, что легко не будет. Чтобы вдругорядь мне жизнь не портил. Ладно, пока свободен.

- Есть.

На батарейной палубе, она же жилая, меня ожидал очередной сюрприз. Господи, как же меня всё же народ ненавидит-то. Я и подумать прежде такого не мог. Сразу с десяток обступили, пока я укладывал свой чемодан в рундук, где хранились личные вещи матросов.

- Ну что, благородие, как тебе в матросской шкуре? - подошёл ко мне наводчик носовой башни главного калибра.

Молодой. Да тут, считай, все молодые и горячие, из зрелых мужиков только кондукторы да боцманы, остальные срочники, которым в среднем по двадцать пять лет. Балбесы, одним словом. Да ещё и прошедшие суровую школу жизни. Это только кажется, что пехоте труднее, потому как пока в окопе, по ним долбят со страшной силой. В железе даже пострашнее будет. Потому как землица матушка не выдаст, а в море человек лишь гость, причём нежеланный, и всяко стихия его прибрать хочет.

- А ты с какой целью интересуешься, Горелов? - спросил я, прикрыв крышку рундука. - Если хочешь морду набить, тогда дурак, ибо можешь под судом оказаться. Умные люди устраивают тёмную, чтобы не узнали. Если решил поглумиться, опять дурак, мне без разницы, что ты там обо мне думаешь. Всегда было наплевать, и сейчас ничего не изменилось.

- Слышь ты, благородие… - подступился было он ко мне.

- Ты готов пойти до конца, Горелов? - склонив голову набок, перебил его я.

- А если да?

- Тогда вперёд, действуй. Не гоношись попусту. Просто делай, что задумал.

- Да я т-тя…

Чего он там меня, я так и не понял. Не стал слушать. Тупо сунул ему кулак в душу, и когда он поперхнулся словами, перехватил его кисть и, заломив, поставил на колени.

- Я, как видишь, готов пойти дальше слов. Вот теперь думаю, сломать тебе руку или всё же не надо.

- Слышь ты, благородие… - выдвинулся из этой группы здоровяк.

- Замри, или я ему руку сломаю, а тебе яйца оторву, - оборвал его я.

- А ведь он оторвёт, - послышался из-за их спин голос Харьковского. - У Олега Николаевича слово с делом не расходится.

- За барчука своего решили заступиться? - хмыкнул третий из борзых.

- Это Андрей Степанович вас, дурней, спасает, - со смешком ответил вместо боцмана Ложкин. - Ты, дурашка, не смотри, что Олег Николаевич молод. Он ить не только под обстрелом в минную атаку ходил, да на абордаж миноносец брал. Он ещё и Хуинсан в первых рядах штурмовал, и пограничники до сих пор то дело вспоминают, а самураи ничего вспомнить не могут, потому как мёртвые.

- А ещё все вы живы, потому что Олег Николаевич сегодня матрос. Так что шли бы вы, братцы, подобру-поздорову, - вклинился угрюмый Казарцев.

- Ну и чего вы влезли? - стараясь не показывать, насколько мне это приятно, спросил я.

- Так ить сказали же всё, Олег Николаевич, дурней жалко. Вы ить их побили бы, а не побили бы, так зубами порвали, - пожал плечами Ложкин.

- А вот я сейчас и знать не знаю, как обратно в село возвращаться. Денег куры не клюют, а ума им дать не смогу. Как есть, что смогу пропью, а что не смогу, так то раздам и опять останусь с сохой. Хотя нет. Парочку коней добрых и плуг непременно куплю. Ну гостинцев там. А остальное точно сквозь пальцы, как песок, убежит. А с вами при деле буду, - вздохнув, закончил Вруков.

Вот такой у меня второй кочегар из себя весь неожиданный. То помалкивает, то как выдаст, только руками разводить и остаётся. Вообще-то, по натуре он балагур, но всегда старается держать фасон, чтобы выглядеть серьёзным и сдержанным. И надо сказать, маску носит довольно умело, хотя порой и прорывает.

- Спасибо, братцы. Не ждал, что станете покрывать на следствии, - произнёс я, обведя команду взглядом.

- То дело было грязное, Олег Николаевич, но как оно ни тошно, нужное и правильное. Побили бы нас япошки, кабы в проливе зажали. Как есть побили бы. И вот этих дурней в том числе, - с недовольной миной признал Харьковский.

- Мы тут про меж себя поговорили, Олег Николаевич, и решили, что с вами останемся. На службе, оно конечно, как получится. Но как демобилизация выйдет, непременно с вами, - решительно выдал Ложкин.

- А ну как я в тайгу, в тундру, к оленям и белым медведям? - хмыкнул я.

- Значит, так оно и надо. Значит, в тайгу, в тундру, к оленям и белым медведям, - решительно рубанул Казарцев.

- Но лучше не надо, - под общий смех зябко повёл плечами Вруков.

- Олег Николаевич, я ить тебя просил, - подошёл к нам боцман Матвеич.

- Так и я со всем пониманием.

- А чего тогда Горелов грудь мнёт и руку баюкает?

- Так упал поди, Серафим Матвеевич.

- Ну может, оно и так. А вы чего тут собрались? Заняться нечем?

- Ты, Матвеич, не шуми. Мы многое прошли под рукой Олега Николаевича и не встретить его не могли. Понимание иметь надо, - степенно возразил Харьковский.

- Ну, встретили и будя. Делами займитесь. А тебя, Олег Николаевич, его высокоблагородие господин капитан первого ранга к себе требует.

- Есть прибыть к командиру корабля.

Каюта Эссена с последнего моего посещения полтора месяца назад не претерпела изменений. Всё было на прежних местах, как и её хозяин. Вот только сам я уже не в офицерском мундире, а в матросской робе. Стою навытяжку в дверях и ем начальство глазами, имея вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать лицо начальствующее.

- Отлично, Олег Николаевич. Образцовый матрос-служака. А теперь вольно. И присаживайтесь, - встав, протянул он мне руку.

- Здравствуйте, Николай Оттович, - ответил я на рукопожатие.

- Надеюсь, мне не стоит напоминать, что подобное общение возможно только наедине.

- Можете не сомневаться.

- Я тут посмотрел переданные вами чертежи.

А что такого. Нужно было чем-то себя занять в камере гауптвахты. Благо с комендантом найти общий язык не составило труда. Золотой телец крепостные ворота открывает, что уж говорить о передаче за решётку канцелярских принадлежностей и нормальной еды вместо баланды.

- Скорее наброски концепции нового корабля и предварительные выкладки на основе среднепотолочных данных, - пожал я в ответ плечами.

- Но броненосец будущего вы видите именно таким? - с нажимом уточнил Эссен.

- Броненосец это прошлое, ближайшее будущее за линкорами.

- Ближайшее?

- Лет двадцать, вряд ли больше. Далее появятся новые вооружения. Но для начала не мешало бы выстоять этот переходный период. Впрочем, безудержная гонка вооружений идёт последние полвека, и процесс этот уже не остановить, сколько бы конвенций о разоружении ни подписывали, все будут только вооружаться.

- Допустим. И вы видите этот линкор с четырьмя трёхорудийными линейно возвышенными башнями на баке и юте?

- Я вижу принципиальную схему размещения главного калибра именно в таком исполнении как для линкоров, так и для крейсеров, - подтвердил я.

- Но не будет ли контужена обслуга в нижней башне?

- Этого не случится.

- Ладно. Допустим. А почему средний калибр в шести двухорудийных башнях представлен стодвадцатимиллиметровыми орудиями. Не маловаты ли они для боя в линии?

- Потому что это не средний калибр, а противоминный. Миноносцы уже сейчас растут, и малокалиберная артиллерия показала свою несостоятельность.

- Но вы всё же предусмотрели её. Тридцатимиллиметровая автоматическая пушка. Вы даже её чертежи представили. И что это за калибр?

- Вы забыли о погибшем «ноль втором». Концепция скоростного минного катера уже заинтересовала ведущие державы, и эти маленькие юркие кораблики непременно появятся в ближайшее время. А автоматические пушки превентивный ответ на них.

- Допустим. Но почему тридцать миллиметров? Не проще ли использовать уже имеющиеся боеприпасы и налаженное производство?

- Они не отвечают требованиям современного боя, что уж говорить о будущем. Количество взрывчатки в гранатах нужно увеличивать, а значит, повышать качество используемой стали. И боеприпасы в двух исполнениях, граната и бронебойный.

- М-да. Всё это выглядит достаточно революционно.

- Я знаю.

- В адмиралтействе не любят столь кардинальных изменений.

- Не сделаем мы, сделают наши противники, а мы опять окажемся в роли догоняющих. И потому я предлагаю сделать шаг вперёд.

- Кстати, а что это за странный такой станок у этой вашей малокалиберки с углом возвышения в восемьдесят градусов. Вы что, собираетесь стрелять по чайкам?

- Это оружие двойного назначения, Николай Оттович. Я же говорю, мы можем оказаться на шаг впереди.

Ну не рассказывать же ему о том, что сегодняшние смешные этажерки уже на второй год первой мировой превратятся в серьёзную силу. Все бросятся создавать средства для борьбы с этой напастью и, как всегда, пойдут по пути модернизации уже имеющегося вооружения. Заполучить готовое зенитное орудие безо всех этих промежуточных этапов дорогого стоит.

Они же на первых порах могут служить и в качестве противотанковых орудий. Можно и не в автоматическом варианте, так они будут куда дешевле и проще в производстве. Отличный калибр, и хорошо себя зарекомендовал.

М-да. Только это всё дела будущие. К тому же не факт, что Эссену удастся это продавить. Много гениальных идей было похоронено в завалах адмиралтейства и военного ведомства, и мой прожект имеет все шансы оказаться в той же куче. Но, с одной стороны, в камере нужно было чем-то заняться. А с другой, отчего бы и не попытаться.

И потом кто сказал, что я потрудился только над этим. Стоило ли тогда вообще заморачиваться с начальником гауптвахты. Ещё до ареста я успел связаться с моим частным поверенным, обосновавшимся во Владивостоке. А пока сидел, подготовил и передал ему все необходимые бумаги для оформления патента на тот же гирокомпас. Не прототип, а вполне рабочую конструкцию. Девиация компаса сегодня огромная проблема, так что лицензии у меня будут рвать со страшной силой.

Были и ещё кое-какие разработки, которые я просто складировал на будущий сенокос. Это я рассчитывал использовать самостоятельно и в своих целях. Всему своё время. А вот гирокомпас мне может понадобиться в самое ближайшее будущее.

Загрузка...