Неприкаянный 2. Камешек в жерновах

Глава 12

Штурм Хуинсана

За спиной скороговоркой и вразнобой гулко ухают четыре стодвадцатимиллиметровых миномёта, посылая снаряды высоко в небо. Максимальный заряд забрасывает их по крутой траектории, и, миновав пик, они устремляются к цели, с каждым мгновением набирая скорость.

Пудового снаряда с замедленным взрывателем хватает на то, чтобы пробить мягкий верхний слой грунта и рвануть уже внутри. Если попадание придётся по перекрытию блиндажа, то оно с большой долей вероятности не выдержит и погребёт под собой находящийся там личный состав. Разумеется, если перекрытие не в два наката. В этом случае без второго попадания не обойтись.

Снаряд дважды в одну воронку не попадает? Враньё. Это всего лишь закон больших чисел. Если долго и упорно бить в одно и то же место, то прилёт непременно случится. А подчинённые генерала Белого останавливаться явно не собираются. И артиллерийских мин у них предостаточно. Если что, то по пять сотен на ствол. И это не всё, что миномётчики собираются вывалить на самураев. Когда дело дошло до этой контратаки, порох нашёлся, и Горский снарядил-таки предварительно подготовленные заготовки.

Помимо крупного калибра работают по вершине и трёхдюймовые миномёты. Этим с фортециями не управиться, зато выставленные на минимальную чувствительность мины вполне себе пробивают дощатые козырьки, взрываясь непосредственно в траншеях. А там солдат хватает, и при таком массированном комбинированном обстреле потери должны быть большими.

Затея более чем дорогая. Если трёхдюймовая мина обходится в пять рублей, то стодвадцатимиллиметровая уже в двадцать. Две тысячи штук, соответственно, в сорок. И ни кому-то там, а мне любимому. Война штука дорогая и, ввязываясь в драку, лучше прекращать считать деньги. Как только начнёшь прикидывать траты, практически уже проиграл. И яркий пример у меня перед глазами. Причём выводы не будут сделаны и в будущем, когда страну втащат в Первую мировую.

Впрочем, не о чем говорить, коль скоро я вполне могу себе позволить подобные траты. В этот раз благодаря выделенному пороху вышла хорошая экономия, но получается всё равно изрядно. С другой стороны, не молиться же мне на свои капиталы. Как говорится, легко пришло, легко ушло. И тем более не жалко, если на дело. А лично я в успехе не сомневаюсь. Это не десяток-другой выстрелов морским калибром, что способен предоставить флот, а сосредоточенный массированный обстрел. К тому же здесь и сейчас самураи не в состоянии этому помешать, и миномётчики отрабатывают, как на полигоне, совершенно не опасаясь ответки…

Как я и полагал, Кондратенко всячески убеждал Стесселя в необходимости организации контрудара и отбитии горы Хуинсан, являвшейся ключевой точкой обороны в Зелёных горах. В итоге ему это удалось.

Двадцать шестой полк его дивизии занимал позиции на правом фланге Зелёных гор. Под начало его командира, полковника Семёнова, был передан временно сформированный отряд, в состав которого вошёл четырнадцатый полк полковника Савицкого и мортирный взвод в составе двух шестидюймовых мортир подпоручика Кальнина из четвёртой дивизии генерала Фока. Эти орудия должны были усилить атакующих при штурме высоты.

И всё бы ничего, но полковник Савицкий и подпоручик Кальнин получили едва ли не прямой приказ генерала Фока всячески саботировать подготавливаемый контрудар. Открыто об этом не говорили, но шепотки по подразделениям ходили.

Вот тут-то и пригодились мои новые миномёты. Они оказались куда эффективней медлительных мортир, и Кондратенко намеревался этим воспользоваться. А тут ещё и я предложил ему тактику артиллерийского наступления. Признаться, я не ожидал, что Роман Исидорович отнесётся к моей затее с большим таким скепсисом.

Хорошо хоть, помимо крупнокалиберных миномётов в деле участвовали ещё и трёхдюймовые да порядка тридцати полевых пушек. Командовать этим артиллерийским кулаком взялся лично генерал Белый, которого моя затея увлекла. Мы даже успели отработать кое-что на спешно устроенном полигоне.

Сам я так же не собирался оставаться в стороне. Предложил подготовить из двух стрелковых рот штурмовиков. Понятно, что времени слишком мало, и на значительный результат рассчитывать не приходится. Но, с другой стороны, вложить в солдат и офицеров азы мне вполне по силам, и времени на это хватит. Благо народ был уже в той или иной степени обстрелян.

И… барабанная дробь! Мне пошли навстречу. Выделили четыре сотни пограничников. М-мать! Нет, я к Кондратенко со всем уважением, но он меня даже слушать не стал. Какие рейды по тылам? Всем известно, что для этого нужна кавалерия. Диверсии на коммуникациях противника? О чём вы вообще вещаете? Нужны штурмовики? Так ведь у пограничников наилучшая подготовка, превосходные бойцы, в большинстве своём из казаков пластунов.

Согласен, эти парни не рядовые стрелки. Но отправлять их в лобовой штурм высоты… нет, я этого не пойму никогда. Да только кто бы меня слушал. Мои попытки достучаться до Романа Исидоровича ни к чему не привели. Как выяснилось, он не одобрял подлые методы ведения боевых действий. Да-да, именно так! Указал на то, что я молод, глуп и не видал больших зал… м-да. Ткнул в то, что незачем наскоро готовить штурмовую команду и отправлять в бой недоучек, когда под рукой имеются хорошо обученные кадры. Ну что сказать, насильно мил не будешь, поэтому биться головой о стену я не стал.

Радовало хотя бы то, что уж с Белым-то проблем как раз не возникло. Он взялся лично командовать артиллерией в этом деле. Уж больно много нового было предложено мною как уже опробованного, так и лишь в качестве теории. Повезло мне, что Василий Фёдорович не закостенелый консерватор и ни разу не чужд новаций. Иное дело, что ему палки в колёса вставляет тот же сват, Стессель который, но если есть возможность обойти его, не вызвав недовольства, то отчего бы и нет.

А там, глядишь, получится свести потери к минимуму. А ведь могли и запретить. Ничего смешного. Плевать, что всё это произведено на мои средства. Изъяли бы для обороны крепости, заплатив или выписав расписку о выплате компенсации после войны. А уже использовали бы так, как это видится им. То есть никак…

Наблюдая султаны земли, вздымающиеся на склоне и вершине горы, я покрепче сжал дробовик, прикидывая, насколько серьёзным окажется причинённый ущерб. По идее, должен быть неслабым, потому что по сегодняшним нормам плотность стрелков в траншеях высокая. Да и я в полевой бинокль наблюдал порой вздыбливавшиеся обломанные брёвна, разлетающиеся обломки досок и щепу.

Отчего при мне дробовик? Ну, так намечается ведь бой накоротке, потому и вооружился я соответствующим образом. А на случай стрельбы на среднюю дистанцию имеются у меня стреловидные пули. Их изготовление наладил Горский в своей мастерской. Не сказать, что они по точности сравнятся с нарезным оружием, но на четыреста шагов я уверенно попадаю в грудную мишень. А там уж ранение или наповал - не имеет значения, в любом случае рана получится серьёзная, и человека свалит от болевого шока.

В рядах пограничников также имеется пара дюжин помповых дробовиков. Успели распробовать, когда гонялись за хунхузами и портили кровь самураям, пока им не запретили подлые методы ведения войны. Плюсом к этому успели обзавестись трофейными кавалерийскими карабинами и раздобыли мосинские. Так что теперь чуть не две трети зелёных фуражек вооружены не пехотными оглоблями, а более оборотистым оружием. Впрочем, меня это не радует, потому что про микроскоп я уже говорил.

- Ну и что скажете, Олег Николаевич? - спросил меня подполковник Бутусов.

Поначалу-то он воспринимал меня, как и остальные. Молодой, много о себе думающий выскочка, поучающий взрослых дядек, достаточно повидавших на своём веку. Но со временем его отношение сильно изменилось. Уж больно много проистекало от меня необычного, невероятно полезного и неизменно эффективного.

О Кондратенко я уже говорил, но даже Эссен, выказывая мне поддержку, своего недоверия не растерял. А вот главный пограничник вполне себе проникся и теперь не считает для себя зазорным посоветоваться. Жаль, только не смог отстоять свою независимость. Как только крепость отрезали, так Стессель сразу всех под себя и подмял, не считаясь с принадлежностью к министерству финансов или внутренних дел.

- Полагаю, пора выдвигаться, - высказал своё мнение я.

- Вот и я так думаю. Еропкин, как связь? - спросил он связиста с катушкой телефонного кабеля на боку и полевым телефоном в руках.

- Связь есть, ваше высокоблагородие, - ответил рядовой.

Использовать связь в атакующих цепях тоже моё предложение. И видит бог, мне было ох как непросто добиться, чтобы под это дело выделили как сами аппараты, которых было до крайности мало, буквально единицы, так и полевой провод для них.

Ещё рвались мины у вершины Хуинсана, когда цепи пограничников поднялись и пошли в атаку. Тихо, без криков и без надрыва, не бегом, а скорым шагом. Я каких-либо сложностей с подъёмом в гору не испытывал, так как за прошедшее время успел привести это тело в хорошую физическую форму. При случае и взбежать по склону могу. Правда, без последствий это не обойдётся, и если дойдёт до рукопашной, то боец из меня выйдет аховый. Потому и наступаем мы без надрыва.

До траншей оставалось шагов двести, когда до нас стали долетать комья земли и небольшие камни. Видя это, Бутусов отдал по цепи приказ остановиться. Но именно в этот момент один из камней с глухим звоном тюкнул меня по темечку. Спасибо каске. Их пока изготовили всего лишь дюжину на команду «ноль второго», и командование не спешило проникнуться необходимостью защиты голов солдат.

- Вы как, Олег Николаевич? - обеспокоенно спросил шедший рядом Бутусов.

- Не было бы этого котелка, пришлось бы туго, а так в полном порядке, - жизнерадостно сообщил я, постучав по каске, и добавил: - Пора бы переносить огонь миномётов на противоположный склон.

- Уже связался. Сейчас долетят последние, и дальше в дело вступят пушки, - согласно кивнув, ответил Бутусов.

Ещё несколько увесистых разрывов и всё стихло. Правда, ненадолго, практически сразу послышался отдалённый грохот полевых пушек, а затем вой подлетающих гранат. С блиндажами им не управиться, не то могущество заряда, зато получится прижать пехоту, чтобы самураи не высовывали своего носа.

- Пошли! - поднявшись в полный рост, выкрикнул подполковник и сам двинулся в первых рядах.

Храбрый, умный, честный и дурной. Со мной всё понятно, у меня кровушка застоялась и хочется встряхнуться, море всё же не моё. Там всё больше на дистанции, да и думать чаще приходится о своих людях. А вот здесь, когда предоставлен самому себе, совсем другое дело. Но Пётр Дмитриевич… не дело командиру в первых рядах в атаку бегать.

Первую линию мы взяли практически без боя. Обнаружившихся немногочисленных японцев перебили едва ли не походя. Я так и не успел ни разу выстрелить. Спрыгнул в траншею и в сердцах от души матернулся.

- Что случилось, Олег Николаевич? - спросил меня Бутусов.

- Да обидно просто, Пётр Дмитриевич. Учиться нам у самураев ещё и учиться. Вы посмотрите на эти окопы, что они успели выкопать всего лишь за десять дней. У нас и через месяц ничего подобного не наблюдается.

- Это да, японцы народ трудолюбивый.

- Да не в трудолюбии дело. Просто драть солдата нужно не за грязную гимнастёрку и плохие строевые приёмы, а за нерадение в службе. И в первую голову спрашивать с офицеров за их наплевательство в обучении солдат военному делу и отсутствие требовательности. И пуще иного за жалость к нижним чинам, которые потом за свою лень и такое сердоболие платят кровью.

Бутусов согласился со мной, но разводить полемику мы не стали. Оно и не время, и не место, да и начали прибывать посыльные от командиров с докладами. Каждому нашлось, чем заняться. Подполковнику командовать, мне двигаться дальше. Я же сюда за дозой адреналина пришёл, а не вот это вот всё.

Пограничник вновь вооружился телефоном, связываясь с генералом Белым. Получив новые ориентиры, тот перенёс огонь в глубину, а штурмовики начали продвигаться вслед за огненным валом. И, похоже, японцам пришлась не по вкусу их же тактика массированного артобстрела. Впрочем, выдвижение атакующих непосредственно за отодвигающимися разрывами сквозь ещё не осевшую пыль и нерассеявшиеся газы сгоревшей взрывчатки для них пока в новинку.

Я кивнул подполковнику, мол, счастливо оставаться, и побежал по ходу сообщения, вверх по склону. Сейчас я простой стрелок, а не офицер, даже одет в специально пошитую свободную форму цвета хаки, кожаные наколенники и налокотники, на торс надет шёлковый броник со стальными вставками толщиной в два миллиметра. От винтовочной пули не убережёт, от штыкового удара и большинства осколков вполне.

В небе висит плотная взвесь пыли, повязанный на лицо платок не больно-то и спасает, хотя без него и вовсе было бы кисло. Я буквально кожей чувствую влажные борозды, оставляемые стекающими струйками пота по грязному телу. Но пока так и не встретил ни одного живого самурая. А вот мёртвых хватало. Попадались среди них и сражённые осколками, и с оторванными конечностями, и заколотые штыком, и поймавшие пулю. И вообще крови вокруг хватало.

Время от времени доносятся винтовочные выстрелы, русский мат, японское банзай. В какофонию разрывов артиллерийских снарядов время от времени врезается глухой хлопок ручной гранаты. Я уж расстарался, обеспечив парочкой каждого пограничника, отчего их командиры и не подумали отказываться.

- Банза-а-ай!

Рванувший на меня из-за поворота траншеи низкорослый японец с винтовкой наперевес был полон решимости насадить меня на примкнутый тесак. Слишком неожиданно и стремительно всё это произошло, и я тупо не успевал навести на него дробовик. Расслабился, следуя вслед за пограничниками, йолки!

Отвёл выпад стволом ружья и толкнул коротышку ногой в живот. Я особой статью не отличаюсь, но храбрый и, возможно, сильный нападающий оказался значительно легче. Так что мне удалось не только остановить его, но и оттолкнуть от себя, опрокинув на спину. Выстрел! Картечь ударила плотной кучей, взбив на груди куртку цвета хаки.

Я перешагнул через ещё бьющегося в агонии противника, одновременно передёргивая затвор. Убедился, что за поворотом угрозы больше нет, и двинулся дальше, досылая в магазин новый патрон. В бою лишний выстрел никогда не бывает лишним, и коль скоро есть возможность перезарядиться, то глупо этим не воспользоваться.

Впереди послышалась перестрелка и забористый мат, поминающий всех святых и живучих макак. Я поспешил на крики и за очередным поворотом траншеи обнаружил четверых пограничников, устроившихся по обе стороны от отнорка, ведущего в блиндаж.

- И чего замерли, славяне? - поинтересовался я, присаживаясь рядом.

- Да вон узкоглазые засели в блиндаже. Я сунулся было, так мне ухо отстрелили. С-суки, - выдал пограничный унтер.

Статный усач, затянутый в гимнастёрку защитного цвета, прикрывал ухо окровавленной тряпицей. На коленях японский карабин с примкнутым тесаком. К слову, моя, в смысле Горского переделка с гнутой рукоятью затвора. На поясе кобура с наганом. Первое впечатление - матёрый волчара. Что скорее всего соответствует истине, потому как наверняка из пластунов. Но вот тут малость растерялся. И причина, похоже, в бережливой хозяйственной натуре. Оно ведь не горит, потому и рука к гранате не тянется.

- Не преувеличивай, только и того, что мочку отстрелили, - возразил я, оторвав его руку от уха.

- Много вы понимаете, ваш бродь. У меня на той мочке серьга золотая висела. И где её теперь искать? - возмутился казак.

- Ну, вот сейчас достану того ирода, вместе и поспрашаем, - подмигнул ему я, меняясь с ним местами и извлекая из подсумка гранату.

РГ-4, ручная граната образца тысяча девятьсот четвёртого года. Ага, не стал я оригинальничать в названии, хотя она и по виду похожа на известную мне РГ-42. Разве только запал серьёзно отличается, да оно и понятно, я ведь пошёл по пути максимального упрощения.

Казак на эти приготовления посмотрел с сомнением. Цену таким игрушкам он уже знал хорошо, как и то, что раздобыть их не так чтобы и просто. И спрос за них у командиров строгий, а потому полагал, что не следует ими разбрасываться по мелочам. С чем лично я категорически не согласен. К слову, я с собой взял целых шесть штук. Плюс два с половиной кило - это достаточно серьёзно, но скоро мне станет полегче.

Выдернул чеку, пристукнул грибком ударника по прикладу. Раздался хлопок капсюля, и пограничники невольно вздрогнули. Усач оторвал от уха тряпицу и неодобрительно покачал головой то ли из-за продолжающегося кровотечения, то ли гранату ему жалко. Но страха не выказал точно. Замедлитель горит шесть-семь секунд, вагон времени, если что. Поэтому я без суеты, где-то даже медлительно, не высовываясь из-за угла, швырнул её в проём входа.

Рвануло. Из отнорка выметнуло пыль и комья земли. Я оттолкнулся спиной от стенки окопа и бросился в блиндаж с дробовиком наперевес. Видимость аховая, единственный источник света входной проём, который я же и загородил. Внутри полумрак и плотная завеса пыли. А ещё стенания, панический крик, маты, я, если что, японский знаю.

Выстрелил в смутно различимую фигуру, шатающуюся, зажав уши, которая тут же сложилась на земляной пол. Следующий, отплёвываясь, попытался поднять на меня винтовку, ещё один выстрел. Готов. Этот стоит на четвереньках и трясёт головой. Ещё один выстрел, и его словно кувалдой приложило, прибив к земле. Последний из подающих признаки жизни с ошалелым и вместе с тем яростным видом поднимается на ноги, стремясь дотянуться до меня изгвазданной в крови рукой. Выстрел! И голова разлетается, будто перезрелый арбуз. Это я погорячился. Факт.