Камень 1993. Книга 3

Глава 20

Несмотря на позднее время, спать я уехал домой. Почему-то мне захотелось побыть не только в тишине и спокойствии, но и там, где меня всегда ждут и всегда рады. Пусть все уже спали, только Валерки не было на кухне, не вернулся с дежурства.

Поднялся по лестнице, вдыхая непередаваемый запах советского подъезда, и плевать, что СССР уже пару лет как нет. Открыл расшатанный замок тамбурной двери, нащупал родной дерматин квартирной. Дома я ориентировался вслепую, не нужно было включать свет. Разделся, просочился в нашу с Серегой комнату, услышал мерное посапывание брата. Как любой мелкий он спал буквой зю, разбросав по кровати руки и ноги, а одеяло, свернутое в невероятное гнездо, было откинуто к стене. В окно светили стадионные фонари, которые не успели разбить хулиганы, поэтому я все хорошо видел.

Сел на свою кровать, накрытую каким-то старым жестким пледом. Раньше он меня раздражал, я считал, что это дешевка, которой можно только помои накрывать, но сейчас эта тряпка была родной. А на противоположной стене в слабом неверном свете суетились нарисованные бурундучки. Мультяшные фотообои в стиле «Чипа и Дейла», прорисованная в деталях лесная квартирка зверьков. И Серега всегда представлял, будто он тоже спит в этой комнате с бурундучками…

Я почувствовал такую страшную усталость, что голова будто бы сама потянула меня к кровати. Лег прямо так, в чем был. И уснул, погрузившись в сон без видений.

Проснулся я от радостного крика Сереги, возвещавшего, что Вадик вернулся. А потом брат кабанчиком набросился на меня — обниматься. Тут уже хочешь, не хочешь, а надо вставать. Тем более что и в офис пора. Позавтракаем все вместе, как давно уже не было, потом разойдемся все по своим делам. Серега в детский сад, мама с папой на работу. У Валерки сегодня после суточного дежурства наверняка отсыпной, предложу ему пойти к нам, тоже давно не болтали.

Однако реальность быстро напомнила о себе. Сурово и беспощадно. Таня. Ее искали весь день и, надеюсь, всю ночь. Нашли? И если нашли, то… в каком виде?

— О-о, вот это встреча! — папа, услышав, что я здесь, обрадовался и зашел к нам в комнату. — Оля, наш деловой сын вернулся!

Мама буквально материализовалась рядом, все трое теперь смотрели на меня, спрашивали, как дела, что нового, трепали по плечу, обнимали. А я тоже на них смотрел — улыбаясь, чувствуя, что все не так плохо, пока есть семья.

— Как же я вас всех люблю, — сказал твердо, от всей души, а сам с трудом подавил решившие меня задушить слезы. И как давно я стал таким сентиментальным? Каменев Вадик, пятьдесят два годика…

— Пойдемте завтракать, — предложила мама, когда распалась наша куча-мала из объятий.

Я немного задержался и набрал наш зал. Ответила Юлька, которая после ночной смены голосом напоминала восставшего зомби. Нет, никаких новостей, парни еще не появлялись. Впрочем, и время сейчас только едва семь утра. Помедлив, набрал рабочий Маши Терешенко. Никто не ответил — либо еще на поисках, либо… Даже не знаю. А на домашний звонить слишком рано.

На кухне было так же, как и всегда, только… Стол блестел новой клеенкой, в хлебнице лежал ароматный «Дарницкий», который мы раньше всегда экономили. Вроде бы мелочь, а видно, что деньги в доме теперь водятся. Кстати, полотенца новые появились — пусть тоже вафельные, как раньше, но пока еще белые, чистые, накрахмаленные. Цветы на подоконнике, ну, здесь я не уверен, мама любит всякую зелень, это они с соседками меняются.

И… нет, изменилось еще кое-что. Мама выглядела бледновато, а перед завтраком выпила какую-то таблетку. Вот оно. До онкологии еще несколько лет, но она уже прощупывает эту нестарую женщину, мою маму. Сперва легкие головокружения, одышка, подозрение на сердечную недостаточность. Потом эуфиллин в ежедневном режиме, дежурный баллончик с сальбутамолом и новое подозрение — бронхиальная астма. И уже потом… Нет, больше я тянуть с этим не буду!

— Мам, ты что-то плоховато выглядишь, — я намазывал хлеб «Рамой», редкостной дрянью, которую в рекламе выдавали за масло. — Извини, конечно, женщинам так нельзя говорить, но я твой сын, беспокоюсь.

— Устала просто, голова немного подкруживается, — улыбнулась мама. — Места сократили, а работы осталось столько же. Вот и трудимся с оставшимися девчонками каждая за троих.

— Как сократили? — удивился я. — К вам же АРПовских должны направить, значит, деньги есть, и есть чем платить.

— Это, сын, к нам в гараж слесарей перекидывают, — напомнил папа, подсказав мне причину сокращений.

— Вот Кондратюк, ну и сволочь! — выругался я.

— Кондратюк? — нахмурилась мама. — Наш мэр?

— Он, а кто же еще! Слесарей с АРПа перегнал, а бюджет на автовокзале тот же остался. Вот они вас и сокращают, чтобы дармоедов Геслеровских обеспечить.

Нет, я не чувствовал своей вины. Это не из-за моего предприятия Кондратюк с Дядей Гошей затеяли подобную комбинацию. АРП в любом случае был бы разорен и распродан, а через тридцать лет на его месте вообще жилой комплекс будет… То есть мог бы появиться, но фигули на рогули. Там будет мой завод. Но до этого вот значит как. Уплотняет мэр городские рабочие места.

— Зря ты так, сын, — папа покачал головой. — Мужикам тоже работа нужна. Да и тем более там теперь ваше предприятие будет, разве не так?

— Ох, папа, ты даже не представляешь, какие там лентяи, — я покачал головой. — А выгоняют из-за них женщин-кассиров, как мама.

Есть у меня подозрение, что ее-то как раз не тронули из-за меня. Кондратюку же сказали, чтобы меня никоим образом не касался, а он трусливый. Вызнал наверняка, где мои предки трудятся, и перестраховался. Но ухо, пожалуй, нужно держать востро. Сейчас не тронул, потом может передумать, если осмелеет.

— Давай-ка ты, мам, пошлешь далеко и надолго свой автовокзал с переработками и будешь дома сидеть. Бизнес идет, деньги есть. А потом…

— Нет, Вадик, я не смогу без работы, — перебила мама, покачав головой. — Я умру дома.

И это была правда. Как только ей поставили диагноз в моей прошлой жизни, она перестала работать. И как будто сгорела в момент. Словно эта дебильная касса на автовокзале продлевала ей жизнь.

— Тогда баш на баш, — я посмотрел на нее. — Остаешься работать, но пройдешь полный медицинский осмотр.

— Правильно, сын, — поддержал меня папа. — Впервые за всю жизнь мама таблетки пить стала, а в больницу не идет, непорядок. Так что, Оля, нас больше, не сопротивляйся.

— Я тоже за то, чтобы мама была здоровой! — пискнул Серега.

— Без вариантов, — подытожил я. — Иди сдаваться Тамаре Ефремовне, пусть тебе назначает полный спектр анализов.

Мама еще посопротивлялась, но в итоге сдалась. И это был прям удачный момент. Еще совсем недавно, когда она полыхала энергией во всю сторону, бесполезно было даже предлагать. Мама до мозга костей была советским человеком — умри, но работай. Если не ты, то кто. И, конечно же, главный хит: отдохнем на пенсии. А теперь вот голова закружилась, и явно не первый день, мы же втроем с папой и Серегой надавили. Теперь, главное, не дать ей увильнуть. Проследить, чтобы и к Тамаре Ефремовне сходила, и по всем обследованиям пробежалась.

Позавтракали, теперь пора по делам. Я выглянул в окно, мазнул взглядом по стадиону. Саня! Вот ведь неубиваемый человек, уже турник расшатывает. Надо бы Дюсу с Илюхой набрать, пусть тоже выходят. А то мы с этим нашими ночевками в офисе на традицию начали забивать.

— Сегодня на ужин придешь? — с плохо скрытой надеждой в голосе уточнила мама уже у двери.

— Не знаю, — я покачал головой. — Не буду обещать.

— Отстань, мать, сын уже вырос, — шутливо проворчал папа. — Деньги крутит, бизнес налаживает. Все, пока, Вадик!

— Пока! — Серега опять не выдержал и бросился меня обнимать, мне даже неловко стало. Надо его взять с собой как-нибудь, только не за приставку посадить, а к нам в кабинет, чтобы видел, как люди работают.

— Пока-пока! — я попрощался со всеми, и, едва родные вышли за дверь, затрезвонил телефонный звонок.

Я в пару шагов оказался в прихожей, схватил трубку.

— Слушаю, Каменев, — фраза уже вросла в лексикон, стала привычной.

— Вадим? — послышался голос Маши. — Здравствуй. Я звонила в ваш офис, но девушка Юлия сказала, что ты в кои-то веки дома. Вот дозвонилась.

— Доброе утро, Мария, — на автомате ответил я, тут же задумавшись, а доброе ли оно. — Я вам буквально минут пятнадцать назад звонил, никто не ответил.

— Неудивительно, — как-то странно усмехнулась девушка. — В общем… Мы нашли эту тварь! Настоящего, понимаешь? Он все это время крутился рядом, оборотень натуральный!

Нахлынувшая было радость сменилась тревогой.

— Таня жива?

Где-то в городе

— Кто ты? — спросила Таня, чувствуя себя на пределе нервов.

Она в плену у сумасшедшего маньяка, который убил кучу девчонок, нашла еще одну его пленницу, у которой, кажется, не все дома. Какое уж тут спокойствие!

— А-а-а! Ы-э! Ы-э! — женщина продолжала размахивать платьем, словно пыталась отогнать Таню от решетки, отпугнуть.

— Да что случилось-то? — не выдержала девушка и осеклась.

К невыкрашенной железке подходило несколько проводов — решетка и, похоже, лестница тоже были под током. Насколько мощным, проверять не хотелось.

— Спасибо, — Таня остановилась, ее голос дрогнул от подступивших слез.

Несчастная женщина почему-то не могла нормально говорить, только мычала, но все равно пыталась ее, Таню, предостеречь. Девушка внимательно рассмотрела своего «аббата Фариа». Лицо осунувшееся, темные круги под глазами, спутанные грязные волосы, немытые и нечесаные уже очень давно. Полинявший вязаный кардиган неопределенного цвета, под ним такая же убитая кофточка или водолазка. Бесформенные штаны из простой черной ткани. Пленница держала в руках это чертово платье, как наиценнейшее сокровище в своей жизни, хотя еще пару минут назад размахивала им, словно полотнищем флага.

А ведь она не старая, подумала Таня. Если привести ее в порядок, то лет тридцать или сорок самый максимум. Интересно, зачем она здесь? Просто чтобы шить платья? Но кому? Ей, Тане? Или другим пленницам, которых здесь, может, целый десяток? Только вот где он их прячет, неясно… Нет, у него самый обычный дом, частная «деревяшка» в сохранившемся старом квартале. Вряд ли он прокопал целую систему подземных ходов. Он, конечно, рукастый — подвал оборудовал с перегородкой, электричество провел, вентиляцию. Вот только интересно все-таки, почему их обеих он еще не убил…

— Ты давно здесь?

Невнятное мычание, которое можно было истолковать как угодно, и вполне однозначные кивки. Да, давно.

— И он не тронул тебя?

Женщина на этот раз отрицательно замотала головой, растянула за плечики платье и потрясла им. Потом промычала и указала подбородком на Таню. Но девушка и так поняла уже, что то платье небесно-голубого цвета, которое ей подарил маньяк, было сшито немой пленницей. А еще только сейчас Таня разглядела грубый столик с лампой и старую машинку, кажется, «Зингер». Вот, оказывается, что стрекотало за стенкой на грани слышимости.

Все это время Таня была не одна, если не считать самого маньяка. Но толку-то? Оказывается, у него тут целая маленькая тюрьма, а не одиночная камера. Еще и подпольный невольничий швейный цех.

— Ты знаешь, как отключить ток? — с надеждой спросила Таня.

— У-у, — помотала головой женщина. — Ы-э!

А потом показала на замок, который поначалу не заметила Таня. Да… Если и отключить электричество, надо еще ключом поработать. Которого ни у нее, ни у этой швеи точно нет.

— Танюша! — раздался веселый голос. — Я дома! Где ты? Танюша?

Звуки доносились слишком хорошо и разборчиво, а значит, он открыл люк! Открыл и сейчас поймет, что она попыталась сбежать. И тогда что? Убьет?

Немая зашаталась, лицо ее перекосило от ужаса. Из глаз брызнули слезы, она заорала, закрыла руками рот, выронив платье… Фух, не на решетку! Физик из Тани был никакой, но она понимала, что ткань могла вспыхнуть. И тогда они обе с этой странной швеей могли задохнуться в дыму. Впрочем, как разница, если все равно помирать…

— Где ты? — голос его впервые звучал недовольно. — Выходи, не прячься! А-а, ты проломила фанеру! Черт, не успел заделать!

Вот и все. Он увидел сдвинутый книжный стеллаж, а дальше вывод напрашивается сам собой.

— Таня, вернись в комнату, я все объясню, — он вновь говорил мягко и спокойно. — Это все для твоей же безопасности…

— Электричество тоже? — не выдержав, крикнула она. — И немая женщина, которую ты держишь в гараже, это тоже для моей безопасности?

— Я все объясню…

— Не надо! — Таня почувствовала, как ее накрывает страх, сменяющийся гадливостью и отвращением. — Ты… ты чудовище! Я ненавижу тебя!

— Ненавидишь? — голос как будто дрогнул. — Но разве я это заслужил?

Услышав это, Таня словно бы захлебнулась. Она хватала ртом воздух, чувствуя, будто грудь сдавливает огромный невидимый удав. Человек, убивший невинных девчонок, тот, кто держит двух человек взаперти. Не заслужил⁈

— Иди сюда…

Так он тоже еще ни разу не говорил. Требовательным тоном, не терпящим возражений.

— Иди сюда! Подойди!

Теперь он рычал, словно загнанный зверь. Опасный, жестокий, безжалостный.

— Хорошо, я сам к тебе приду.

От этих слов и голоса, которым они были произнесены, у Тани мороз прошел по коже. Монстр тяжело дышал, он словно бы распалялся, что-то при этом приговаривал, но разобрать уже было невозможно.

А потом раздался требовательный стук в дверь. Далекий, но ясный.

— Сиди тихо!

Но Таня не собиралась этого делать, она резво добежала до проломанного отверстия, непрерывно крича, перелезла через острые царапающиеся края фанеры, зацепилась за что-то, грохнулась.

— Спасите! Спасите! Спасите!

В горле саднило от громкого крика, у Тани звенело в ушах. Он все-таки успел захлопнуть люк в погреб, но в следующий миг снова раздался стук в дверь.

— Кто там?

— Гражданин Шляпников? — уверенный мужской голос.

— Да, это я! Что вам нужно?

— Откройте, милиция!

— Милиция? Что происходит? — воскликнул он, и в голосе послышался липкий страх. — Я же сказал, эта сволочь убила мою ученицу… В этом вопрос?

— Откройте, у нас пара вопросов по поискам другой девушки. Извините за беспокойство, у нас разрешение от прокурора.

— Я… нет, сегодня никак.

— Тогда нам придется зайти без приглашения.

Входная дверь громыхнула, но выдержала. Таня слушала это все и плакала, не могла остановиться. Все происходящее казалось дурным сном. А если они не смогут открыть дверь? Смогут! Но он может запереть подпол, накрыть ковриком… Или просто убьет ее, поняв, что уже нечего терять!

В следующую секунду громыхнуло так, что Таня даже в своей подземной темнице вздрогнуло. Ее похититель вскрикнул, и тут же наверху все наполнилось шумом голосов и топотом множества ног.

— Как вы смеете вламываться ко мне в дом⁈

Таня бросилась к лестнице, буквально взлетев на нее, и, держась одной рукой за перекладину, второй принялась долбить по люку. И кричала, кричала, кричала, уже просто на одной ноте, без слов.

— Открой погреб, сука!

В голосе говорящего послышалась неприкрытая угроза, и в следующий миг крышка люка буквально подлетела вверх, пуская в тюрьму свет и чистый воздух.