Камень 1993. Книга 3

Глава 14

— Семен Аркадьевич, здравствуйте! — улыбнулся я. — Извините меня, пожалуйста, я спешу. Не обижаетесь?

Любого другого не из семьи или ближнего круга друзей я бы спокойно послал в сад. Здрасьте, до свиданья, и все. Но препод по рисованию был из тех школьных учителей, с кем всегда искренне хотелось общаться. Жаль, что сейчас действительно некогда.

— Что-то случилось? — нахмурился он. — Рассказывай!

— Пропала девушка, — сказал я. — Вы ее не знаете, она не из нашей школы. Уже дня три не было дома, в училище тоже. Сейчас организуем поиски.

— Я могу помочь? — сосредоточенно спросил Шляпников. — Понимаю, я не милиционер, не бизнесмен со связями… Но кое-какой опыт есть — и в дружинниках я был при Союзе, и в походы ходили часто, с ориентированием на местности у меня все хорошо. Так что ты можешь на меня полностью рассчитывать.

Народная дружина, походы… Вряд ли это поможет. И тут меня осенило.

— Семен Аркадьевич! — я полез в карман за фотографией. — А ведь вы можете ее знать, она художница. В тархановке[1] учится.

Шляпников аккуратно взял протянутый мной снимок, прищурился, вглядываясь, повернул к тусклому фонарю.

— Нет, Вадим, я ее не знаю, — он покачал головой, возвращая карточку. — Я же в детской школе искусств сейчас, с тархановскими студентами не сталкиваюсь. Думал, вдруг где-то на выставках могли пересекаться, но нет. Прости, Вадим.

— Да за что? — я улыбнулся. — Спасибо, Семен Аркадьевич. Виноват, побегу.

— Постой! — Шляпников достал из кармана маленькую записную книжку и ручку. — Вот мой телефон. Это домашний, я недавно поставил, можешь меня поздравить. Звони в любое время, если понадобится моя помощь. И без стеснения, слышишь? Как Андрей, кстати? Я слышал, у вас процветающий бизнес… Ох, извини меня. Ты же торопишься, беги скорей. И не забудь — я всегда приду на помощь, держи меня в курсе!

— Спасибо, Семен Аркадьевич!

Я двигался быстрым шагом к Тонне в компании малолеток — вспомнил, что мама его в шутку звала «комиссар куриный». А сам думал, что даже в это тяжелое время некоторые оставались людьми несмотря ни на что. И тот же Шляпников, помню, собрал деньги на похороны Сани, когда его привезли из Чечни в цинковом гробу… Меня передернуло, как будто сверху обдали холодной водой из ведра. Нет, Саня, на этот раз я тебя не пущу в преисподнюю! Ты мне нужен, как нужен Дюс, Илюха, Валерка и остальные.

— О, Камень! — Тонна заметил меня и сделал пару шагов вперед, отводя правую руку с раскрытой ладонью, хлопнул по моей пятерне, пожал. — Здорово, пацан! Че как?

— Почти ровно, Тонна, — ответил я в его духе.

— Да, слыхали мы за твои дела, — из темных кустов вышел пыхтящий папиросой Рябой. Тот самый парень в пятнах от ветрянки, который тогда авторитетно разруливал наш конфликт с Ромахой из-за Ники. — С Севером, говорят, хорошо живешь?

— Приходится работать, — усмехнулся я, пожимая в ответ протянутую ладонь.

Компания «скорлупы» держалась на почтительном расстоянии, чтобы не мешать разговорам старших, но и чтобы в то же время не пропустить ничего интересного. Расселись, словно голуби по старым железным фермам, которые не вывозили уже несколько лет. Я уже даже не помню, что собирались строить и почему не стали. Рядом горел костерок, и выглядело это все довольно… скажем так, необычно — с учетом расположенных рядом многоэтажек. Сразу пришла в голову ассоциация с постапокалипсисом, будто бы случилась ядерная война, и мы сейчас на обломках цивилизации.

— Камень у нас вообще красава, — Тонна тоже затянулся сигаретой, протянул мне, я отказался. — Говорят, ты и к Куполу вхож.

— Преувеличивают, — я покачал головой. — Общались разок, да и только.

— Уважаемый человек, — протянул, медленно кивая, Рябой. — Куда торопишься?

— К вам шел. К Тонне, если точнее.

— Ну, ну? — толстяк подобрался. — Че-то по Ромахе известно?

— Нет, к сожалению, — я покачал головой. — Милиция ищет, братва тоже. Сами понимаете, это и для них удар по престижу. Особенно для Севера.

— Подляна, — понимающе закивал Рябой.

— Как у Димки дела? — я спросил о парнишке, который обгорел при неудачном поджоге зала Судакова.

— Лежит в ожоговом, — вздохнул Тонна. — Держится молодцом, хороший пацан, сильный. Мы ему передачки таскаем, а то у родоков его денег по нулям. Да и из-за этого блудняка они оба теперь с Витькой в детской комнате милиции на учете будут. Мусора — козлы — даже в больнице его прессуют, как взрослого. Хорошо, врачи их гонят, не дают малого совсем запугать.

Я заметил, что в разговоре толстяк стал чаще употреблять блатные словечки. С чего вдруг? А впрочем, ладно, меня это мало касается. Парней вот действительно жалко — считай, с детства себе дорогу в нормальную жизнь закрыли. С учета их, может, и снимут потом, да только, скорее всего, уже поздно будет. Не сели бы дальше по-взрослому.

— Так что там у тебя, Камень, чего хотел? — от мыслей меня отвлек Тонна.

— Пропала девушка. Таня Маслова, художница. Ты, Кирилл, и твои ребята видели ее работы в клубе. Фигурки персонажей и наш маскот Кибертроникс…

— Маскот? — переспросил Рябой, повторив слово по слогам.

— Типа символ, — я махнул рукой, мол, не заморачивайся. — Так вот, ее дома не было уже несколько дней, никто не знает, что с ней случилось и… Жива ли она вообще.

— М-да, — крякнул Рябой. — Подонка того, я слыхал, мусора так и не поймали. А кого взяли, не тем оказался.

— Одну девчонку он тоже убил, — напомнил я. — Копировать его пытался, гаденыш. Но я не об этом. Помощь нужна, пацаны. Хорошая девушка, надо ее найти. Поможешь, Кирилл? Как тогда? В ответ не обижу — хочешь, деньгами, а хочешь, проходками для твоей «скорлупы». У нас новые приставки…

— Да, Тонна! — не выдержал кто-то из «голубков», сидящих на железках. — У Камня в зале такие игрухи есть! С базукой, ваще!

— С рулем! — добавил еще один.

— Цыц! — чуть повысил голос Кирилл, и мелкие пацаны замолчали. — Че делать надо?

— Через час, — я посмотрел на весь исцарапанный циферблат «Монтаны», ее бы поменять уже, — будут готовы объявления с портретами девушки. Надо расклеить их по всему Новокаменску. И еще… Пусть твои пацаны разузнают, разнюхают, вдруг кто-то что-нибудь видел. Важна каждая мелочь, каждая деталь, даже если она кажется несущественной.

— Когда девчонки пропадают, это нехорошо, — с простецкой философией заметил Рябой. — Тонна, помочь нужно хорошему пацану.

— Вези объявления, Камень, — толстяк не стал думать долго. — Будем землю рыть, чтобы найти художницу.

— Главное, чтобы была жива, а не мрази этой попалась, — добавил Рябой.

— Мы тоже все на это надеемся, — сказал я.

Клуб гудел подобно растревоженному муравейнику. Все уже знали о том, что пропала художница, рисовавшая Кибертроникс, а надо сказать, что нашу девчонку-маскота посетители очень любили. И что меня особенно поразило, ребята-геймеры, большинство которых были, прямо скажем, из не очень богатых семей, начали добавлять лишние купюры или хотя бы монетки…

Первым об этом сообщил Лешка-админ. Прискакал с горящими глазами и с ворохом денег в руках, сунул мне, на стол просыпал. Синенькие соточки, кремовые двухсотки, монетки — тоже сотенные, полтиннички, двадцатки и даже десюнчики. Последние были особенно трогательными, так как купить на них было фактически нечего, и ясно, что это из ребячьих сбережений.

— Это что, Леш? — спросил я, оторвавшись от документов и глядя на россыпь денег.

— Это… — парень запнулся. — Ребята на поиски скинулись. Ну, там чтобы типографию оплатить, бензин, если машины задействовать…

— Офигеть, — вырвалось у меня.

Признаться честно, я этого не ожидал. Девяностые, бедность — какая там благотворительность! Одно дело, когда ты сам вкладываешься из собственной прибыли, и совсем другое, когда люди готовы отдать последнее просто так. Просто потому что хотят помочь. И даже если не последнее, то точно не лишнее.

— Вадим Станиславович, можно? — в кабинет осторожно заглянул Васька, мой тайный игрок.

Я едва заметно улыбнулся. Парнишка по-прежнему выделялся своим мажористым внешним видом: кожанка в стиле американской колледжной моды, вареные джинсы, дорогая бейсболка и огромные белые «Найки». Как сейчас говорят, «родные», не китайские. И как же контрастно они вдвоем выглядят с Лешкой, для которого одежда без дырок — уже шик.

— Заходи, Василий, — пригласил я.

— Я… вот, — он положил мне на стол пачку пятисоток. — У меня больше нет, но я у родоков попрошу.

— Не надо, Вася, — я покачал головой. — Спасибо, ты и так много дал. Спасибо, ребят.

— Вадим Станиславович, а может, нам объявление написать и коробку для сбора поставить? — предложил Лешка.

— А что, это мысль, — одобрил я. — Давайте так и сделаем. Займетесь?

Парни воодушевились, пошли искать коробку и прочие нужные вещи вроде бумаги, карандашей и прочего. Потом влетел Жогин, ругался, что я к нему не зашел, оставил денег для расчетов с типографией и других возможных затрат. Сказал, что в видеосалоне то же самое сделает — по сотне с каждого билета в фонд поисков.

— Надо Северу сказать, — предложил он.

— Ты о чем, Серый? — уточнил я.

— Понимаешь, бандиты — это такие люди, у которых все схвачено получше ментов. Ты извини, Камень, я как есть скажу… Таню эту я помню, видел несколько раз, когда она приходила. Девчонка скромная, но красивая, прям вот персик. Ей бы собой заняться, на конкурс красоты можно выставлять, все первые места возьмет. Ты уверен, что она не подалась в эти?..

Тут Жогин внезапно смутился.

— В проститутки? — закончил за него я.

— Ну да, — выдохнул он. — Знаешь, как бывает: днем одна работа, вечером другая. Нужда, понимаешь, и не на такое людей толкает. Не скидывай вариант со счетов — тут лучше перепроверить. Или, если по другим делам, братва тоже может пошерстить.

Слышать такое было не очень приятно, но я понимал, что в словах Жогина есть логика. Почему мне не пришло в голову, что «покровитель» может быть из братков? Нашел хорошую девушку, присмотрел, решил присвоить… Не как рабыню, конечно, это потом на Кавказе начнется такая херня. Если уже, кстати, не началась. А так — волей или неволей какой-нибудь криминальный бригадир мог что-то сделать с Таней, если она отказалась от близости. Не только же маньяки у нас бесчинствуют.

— Пожалуй, ты прав, Серый, — я почувствовал, как на меня навалилась усталость. — Пусть пошерстят… Не дай бог, на девчонку кто-то пасть свою раззявил.

Партнер посмотрел на меня с сомнением и, как мне показалось, с легкой тревогой. Впрочем, я знаю, в чем дело — я редко так выражаюсь, а тут еще и голос повысил. Потому что осторчертели мне эти бандитские темы! Но никуда от них в этом времени пока точно не деться.

— Поеду-ка я домой, — я покачал головой, тараща слипающиеся глаза.

Раздался звонок. Я машинально поднял трубку, не глядя на время. Если звонят сюда, на руководительский номер, значит, не просто так.

— Включи радио, — сказали в динамике голосом Нестеровой. — Местную волну.

Я протянул руку к маленькому приемнику, стоящему на столе, прибавил громкости, нашел нужную частоту.

— … к другим новостям, — заговорило радио. — Новокаменский «Транзистор» встретился на поле с ярославским «Шинником». Уже в первом тайме принимающая сторона забила два гола в ворота нашей команды, итоговый счет составил 4:0 не в пользу футболистов из Новокаменска. Мэр города Дмитрий Данилович Кондратюк заявил, что поставит вопрос о расформировании команды, ставшей обременением для бюджета.

— Вот сучара! — выругался Жогин. — Нормальная команда всегда была, просто тренировки нужны мужикам и нормальная база!..

— Тихо! — прервал его я.

— Разыскивается Маслова Татьяна Анатольевна 1975 года рождения, — продолжала популярная в нашем городке ведущая. — Несколько дней назад она ушла из дома и не вернулась. На вид восемнадцать лет, длинные светлые волосы. Одета скромно, на ногах синие кеды. Особые приметы: родинка на верхней губе. Важна любая информация. Если вы знаете что-либо о ее судьбе или местонахождении, позвоните по телефонам… Или 02.

— Услышал? — спросила Нестерова, когда сообщение закончилось. — Ведущая — Дина Швец — моя однокурсница, я ее попросила…

— Спасибо, Сонь, — сказал я. — Спасибо. Хорошо бы почаще, и не только сегодня. Это реально?

— Сам понимаешь, надо бы подогреть. Эфир весь расписан, но при желании втиснуть можно.

Я даже не стал уточнять, и так все предельно ясно. Вот и деньги со сборов на дело пойдут.

— Понял. Договаривайся, скажешь потом, сколько нужно.

— Давай, пока.

Я положил трубку, посмотрел на Жогина.

— Давай-ка, Камень, домой, — сказал он, доставая ключи от «бэхи». — Если ты здесь останешься ночевать, завтра не встанешь.

Где-то в городе

— Хватит упрямиться, — спокойно, даже почти ласково повторил он. — Я же сказал, что у тебя теперь новая жизнь, не нужно цепляться за то, что было.

— Я понимаю, — ответила Таня. — Но… это не так просто.

Она сидела, сложив ноги по-турецки, на своей кровати. Проведя взаперти несколько дней, она выплакала, казалось, все слезы. И теперь ей даже стало полегче — сработали какие-то внутренние предохранители. Он ее не трогал, не делал ничего плохого. Кормил, причем довольно сытно, спускал свежее белье, влажные полотенца. Привез альбом, хорошие карандаши, краски, чтобы она могла рисовать. Подарил платье — красивое, голубое, как небо. Вот только это никак не отменяло того, что он продолжал держать ее под замком в погребе.

— Да, это непросто, — подтвердил он. — Но ты привыкнешь. Примешь свою судьбу, перестанешь сопротивляться и тогда сама увидишь, как все поменяется.

— Я хотела тебя попросить… — Таня смутилась. — Можно нормально помыться? Не влажными тряпками, а в душе, хотя бы по-быстрому… Обещаю, я не буду кричать и звать на помощь. Я не сбегу!

— Увы, ты пока не готова, — она видела, как он качает головой, глядя на нее сверху.

Казалось бы, нужно всего-то заскочить на ступеньки ведущей в погреб деревянной лестницы, перемахнуть их, схватиться за край открытого люка… Но он тогда просто мгновенно захлопнет крышку, придавит своим весом, а потом закроет ключом. Так уже было, и Таня потом корила себя за вспышку эмоций, за бессмысленную попытку сбежать.

Нет, с ним надо хитрее. Он совсем не глупый. Говорит странно, ведет себя вроде как сумасшедший, но на самом деле он очень умен и расчетлив. Иначе бы она ему не поверила, когда познакомилась на рыбалке. Да и потом, когда они встречались, говорили часами об искусстве, поэзии, мире. Обо всем! И никакого — ни малейшего! — намека на близость, никакой пошлости, грязи… Напротив, он искренне негодовал от общего падения нравов. Только любовь, говорил он, только искренняя забота — вот главное в отношениях между людьми.

Кто бы мог подумать, что такой образованный, начитанный и интересный человек окажется больным на голову ублюдком, похитившим ее и запершим здесь. Он говорил, что именно Таня — его судьба, его любовь, и он сделает все, чтобы она была счастлива. А когда она отвечала, что счастлива будет на воле, моментально превращался в нудного психопата.

Судьба, чистота… Какая чистота, если ей уже самой стыдно от запаха немытого несколько дней тела? Боже мой, а какой стыд она испытала, когда все же пришлось сходить в туалет в ведро с крышкой…

Губы Тани вновь задрожали. Но она взяла себя в руки. Нет, ему нельзя врать, он сразу это заметит. Надо говорить правду, просто каждый день по чуть-чуть делать вид, что она принимает свою судьбу. Тяжело, медленно, нехотя… Но принимает.

— Расскажи мне, пожалуйста, что там происходит? — попросила она, теребя в руках набросок обновленного логотипа для «Кибертроникс». Рисование действительно успокаивало Таню, и она даже подготовила несколько эскизов.

— Ничего хорошего, — ласково, но в то же время строго ответил ее тюремщик.

— Но… я должна понимать, что там и вправду опасно.

— И это так. В нашем районе убили молодого парня, считай вчерашнего школьника. Причем на детской площадке, представляешь, какие скоты?

— Ужас!.. — Таня воскликнула искренне, ей даже играть не пришлось.

— Да! — он усилил напор. — Бандиты опять стрелялись, как на войне. Трупы, трупы кругом… Нет, там точно опасно.

— А как же ты? Ты сам не боишься?

— Я взрослый человек, Таня, — грустно, как ей показалось, улыбнулся он. — Я много чего видел… И многое знаю. Кстати…

В этот момент раздался телефонный звонок.

— Извини, мне нужно ответить. Я вернусь к тебе чуть позже, не засыпай, пожалуйста.

С глухим стуком захлопнулась тяжелая крышка люка, и Таня снова осталась одна.

[1] Художественное училище Новокаменска названо в честь живописца Ивана Васильевича Тарханова, уроженца города Углича Ярославской губернии (1780 — 1848 гг.).