По дороге мы заехали в типографию, забрали листовки и после этого разыскали Тонну. Толстяк получил аванс, довольно промычал и сразу принялся раздавать указания «скорлупе». А я поблагодарил Жогина, попрощался и под шелест покрышек «бэхи» направился к дому. Но не к себе, а в соседний подъезд. Поднялся на нужный этаж, нашел знакомую дверь, нажал на дверной звонок. Сон как рукой сняло.
— Здравствуй, Вадим, — отец Ники открыл дверь сразу, едва глянув в глазок. — Поздновато… Что-то случилось?
— Добрый вечер! Извините за поздний визит… Можно Нику? Прогуляемся перед сном, а то из-за работы почти не видимся.
— Проходи.
Меня пустили в прихожую, отец семейства деликатно постучал в дверь девчоночьей комнаты. Выглянула Катька, самая младшая Терешенко, с подозрением уставилась на меня. Интересно, они сообщение Дины Швец по радио слышали, уже в курсе? Не разберу, звука приемника вроде бы нет…
— Нику позови, чего она там сидит… Ника! К тебе пришли.
— Привет, Вадим, — девушка попыталась быть доброжелательной, но на лице слишком хорошо отображалось смятение.
— Пойдем прогуляемся, — придется говорить с предисловиями. — Пятнадцать минут, может, чуть больше. Есть новости.
— Хорошие? — встревожилась Ника.
— Жду тебя на лестничной площадке, — уклончиво сказал я, увидев, как отец девчонок нахмурил брови. — Извините еще раз за поздний визит, до свидания!
Выходя, услышал «поссорились?» и сбивчивые ответы Ники, которые уже не стал слушать. Все личное потом, не до того сейчас, когда на кону жизнь человека. Хорошо, что в нашем доме за редкими исключениями все друг друга давно и отлично знают. И я для старших Терешенко не исключение — сын добрых соседей Каменевых. В прошлом раздолбай, но сейчас молодой бизнесмен и вообще товарищ надежный. Поэтому и Нику со мной отпускают.
— Что произошло? — девушка собралась быстро, минут за десять. Накинула легкий плащик, погода уже не летная. — Я только при папе не стала тебя прогонять, так что…
— Пойдем, — я кивнул в сторону спуска. — Погуляем вокруг дома. Тебе Таня что про своего «взрослого друга» рассказывала?
— С ней все в порядке? — Ника поняла, что покаянных речей не будет, и разговор предстоит очень серьезный.
— Не знаю, — я покачал головой. — Ее уже дома три дня как нет.
— О боже! — воскликнула Ника, и ее возглас потонул в скрипе дверной пружины.
Мы вышли из подъезда в прохладный воздух двора. Уже темнело, небо приобретало оттенок индиго, пока еще светлея на западе — характерная примета осени. Тучи разбежались, ночью холодно будет.
— Что ты знаешь? — я посмотрел на Нику, чуть замедлившись и рукой показав направление. Пройдемся, мол, вокруг наших многоэтажек, как раньше. — Думаю, уже завтра тебя пригласят в милицию, задавать будут те же вопросы. Так что заодно и порепетируешь.
— Дурак ты, Каменев, — обиделась девушка. — Человек пропал, а тебе все шуточки.
— Никаких шуток, в том-то и дело, — я покачал головой. — Мы весь город на уши подняли, насколько это возможно. Кстати, по радио местному объявление крутят. Еще в газету пойдет, в «Толки», и на ТВ, возможно.
— «Толки»… — Ника нахмурила брови. — Это где Нестерова, которая к тебе приходила?
— Какая разница? Да, она там работает. Ника, прости, давай по делу. Я очень надеюсь, что «взрослый друг» Тани — это не маньяк, которого ловит твоя сестра. Она ведь тебя встретила после работы?
— Попросила водителя меня забрать. У них там просто дурдом, как раз из-за убийцы… Слушай, а с Таней-то как, правда?.. Блин, вот если бы я знала! Мы ведь с ней виделись неделю назад, наверное. То учеба, то работа…
— О чем говорили? — подул ветер, гоня по асфальту желтые листья и донося до нас тревожное завывание милицейской сирены.
— Обо всем и ни о чем, — Ника пожала плечами, зябко кутаясь в свой легкий плащ. — Как всегда у девчонок, ты же знаешь.
Я приобнял ее, чтобы хоть немного согреть, и она не отстранилась. Наоборот, даже как-то расслабилась.
— Знаю, — просто кивнул я, и мы продолжали идти, шурша пока еще малочисленными осенними листьями. — Но вдруг она что-либо рассказала, а ты не обратила внимания, может, вообще проронила случайно какую-то на первый взгляд фигню… Вспомни, пожалуйста, сейчас каждая мелочь важна.
Ника неожиданно стала какой-то робкой, напуганной, непривычной. Так-то она довольно серьезна, резка, безапелляционна. Где-то даже по-медицински цинична, хотя до моего приятеля Вазгена из будущего ей ой как далеко.
— Ты знаешь, самое неприятное, что она не особо распространялась про этого своего друга, — девушка покачала головой, и ее волосы пощекотали мое лицо. — Мне кажется, она закрылась после того, как я ее осудила… А может, и в целом не была готова о нем говорить.
— Зачем?
Просто спросил. Не обвиняя, не стремясь уколоть. Но Нике стало неловко. Газанула какая-то машина, раздался женский смешок. Из тех, что называют вульгарным — нарочито громкий, звенящий и словно бы бросающий вызов. Я посмотрел в ту сторону, Ника повернулась едва ли не раньше. «Мерин» без переднего бампера, черный и длинный, остановился возле высокой девушки. Рыжими завитыми волосами она мне живо напомнила Гайку, но на этом сходство заканчивалось. Короткая приталенная кожанка, леопардовый макси-пояс и кричаще-яркие красные сапоги выше колен.
— На черные колготки, — Ника думала о своем, и как это было наивно. — Извини, просто это ужасно выглядит…
— В целом да, — согласился я. — Давно у нас тут путаны дежурят? Здесь же спальный микрорайон…
— Там сауна, — Ника кивнула в сторону девятиэтажных панелек за Роговиком. — Ты не знал? В подвале открыта, уже давно. Вот они тут и ходят. Понимаешь…
Ника словно споткнулась, и я понял, что сейчас прозвучит нечто ужасное. Что-то такое, от чего девушке стыдно, и поэтому она, обычно собранная и серьезная, сейчас тормозит.
— Мы не очень хорошо расстались в прошлый раз, — Ника, наконец, собралась с духом, в голосе прозвучали привычные нотки. — Я ей тогда сказала, что дружба со взрослым человеком похожа на отношения клиента и проститутки.
Эх, Ника, Ника…
— И что ответила Таня?
— Она заплакала. Говорила, что он ее и пальцем не тронул. Даже не прикасается, это исключительно дружба. И говорят они, мол, о возвышенных вещах — об искусстве, о литературе… Никакой чернухи, никакой политики.
Ника рассказывала, словно долго держала это в себе, и теперь плотину прорвало. Мы даже забыли оба, что шли — как остановились посмотреть на «красноногую» с водителем «мерина», так и остались на том месте. Небольшая микрорайонная проезжая часть, разбитый тротуар. Из-за угла вышла стайка девушек, таких же ярких и размалеванных не хуже индейцев в боевой раскраске. Рядом шли бритоголовые пацаны, одного из них я сразу узнал — Тонна. А вот он меня или не заметил, или постарался не привлекать внимания. Быстро нашел, как распорядиться своей долей! Впрочем, его «скорлупа» и без участия старшего преспокойно распространяла листовки, беспокоиться не о чем. Из Ники, между тем, рекой лилась информация.
— Она говорила, что с ним ей спокойно. Просто спокойно, понимаешь? Что именно этого ей не хватало. Спокойствия, размеренности. И нормального человеческого отношения, когда тебя оберегают и тобой интересуются, чего никогда не делали ее родители… Когда на тебя смотрят не как на куклу, которую хочется побыстрее раздеть, а… Просто как на девушку. Оказывается, Тане нравился Шуберт… Господи, что я говорю. Нравится! Сейчас нравится! Она ведь жива? Скажи, Вадик, Таня жива?
Я взял Нику за плечи и хорошенько встряхнул. Этого оказалось достаточно, чтобы девушка пришла в себя.
— Чем быстрее и больше ты вспомнишь, тем выше шанс, что мы найдем Таню. О чем еще она говорила?
Ника продолжила уже гораздо спокойнее, без нервозности, однако я так и не понял, чем она расстроена сильнее. Тем, что Таня пропала, или тем, что она совершенно не знала подругу. А может, на нее давило сейчас все это вместе.
Таня была тихой девочкой и как будто смущалась своей красоты. Я не знал, что так бывает, думал, что женщины специально прикидываются. Собственно, так оно в моей практике чаще и было, но и общался я со специфическим контингентом. А тут, блин, как в песне одной исполнительницы из будущего — ты хочешь меня снять, а я хочу писать стихи. Только в случае Тани — рисовать. И тут появляется эдакий надбытный товарищ, который подкатил к девушке именно с этим расчетом. Мол, не нужны мне твои прелести, давай дружить и обсуждать отличия Мане от Моне. А дома отец-алкаш, который даже не помнит, когда в последний раз видел дочь, мать, работающая без продыху и приходящая домой только на сон. Соседи вроде Калиныча и беспросветная русская хтонь. Вот Таня и поплыла.
— Вадик, я дура, — Ника покачала головой. И ведь, что удивительно, тоже ни фига не заигрывала. Просто констатировала. — Я же была против этого «взрослого друга», но вместо того, чтобы подставить плечо, быть рядом и поддержать, я ее оттолкнула. Получается, я тоже виновата в ее пропаже?
— Мы все виноваты, — мягко ответил я. — Мы все, и я в том числе, ее упустили.
— Но я больше всего, — Ника упрямо покачала головой. — Ведь была ближе всех…
— А вы где вообще познакомились? — для меня это и вправду было загадкой.
— У нас бабушка, не Тамара Ефремовна, другая, жила на Зои Космодемьянской. Там мы с Танюшкой мелкими играли. Выросли, а общаться не перестали. Что думаешь? Мы ее найдем?
Ох, вот она — эта непобедимая и разносящая мозг любому мужчине женская особенность рассуждать. В огороде бузина, а в Киеве дядька.
— Найдем, — кивнул я. — Поехали в офис на набережную. Там ребята, там телефон.
— Мне надо родителей предупредить…
— Оттуда позвонишь. Не будем время тратить.
Теперь надо найти транспорт. Автобусы еще ходят, они у нас вообще допоздна на линии. Только вот хрен дождешься… Один вариант — такси. Попросить дядю Гошу опять, например.
Рядом посигналили. Потрепанный «Фольксваген Транспортер» третьего поколения, горчичный с кофейно-ржавыми потеками. А из водительского окошка смотрит и машет улыбающийся Ванька Слюсарев.
— Здорово, Камень! Ника, привет!
— И тебе привет, Вань. Что, «Нюшу» сменили на немца?
Мы подошли поближе, чтобы не перекрикиваться. Да и вот он, собственно, транспорт.
— Нее, это мой, — засмеялся парень, как-то даже нежно поглаживая облезлый руль «фолькса». — Я батю в жопу послал, сам теперь впахиваю, отдельно. И, знаешь, Камень, мне тогда Дюс правильно мозги вправил. Жестко, но правильно. Я перед ним в долгу, да и перед всеми вами. Открыли глаза.
— Купил? — я кивнул на горчичного немца.
— А вам куда, ребят? — спросил Ваня. — Садитесь, я вас подкину. Или просто скатнемся, я вам все расскажу.
— Слушай, не буду ходить вокруг да около, — сказал я. — Будь другом, довези до набережной, а то пока такси найдем… Бензин компенсирую.
— Отстань, Вадик, — неожиданно легко засмеялся Слюсарев. — У меня смена закончилась, съезжу ваш зал посмотрю, если ты не против.
— Отчего ж нет? — улыбнулся я. — Пойдем, Ника.
Мы сели в кабину, тоже старую и потрепанную, но весьма чистенькую. И да — конечно, с кивающей собачкой на приборной доске. Пахло смазкой и впитавшей в себя табачный дым тканью. Работала магнитола, но тихо, говорить не мешала. Бутусов проникновенно пел про Христа и апостола Андрея.
— Как Даша, Вань? — повернулась к парню Ника, которая села посередине. — Никитка растет?
— Спасибо, все хорошо, — парень непривычно много улыбался. — Через месяц от родителей съедем, я уже вариант нашел, ждем, пока квартиру освободят. Мать расстроилась, батя бухтел сначала, теперь нет-нет, да и предложит остаться. Только он, знаете, делает это своеобразно.
— Как? — поинтересовалась Ника.
— Да так, что мы сами будто бы пропадем, — засмеялся Ваня. — Что нас через месяц-другой все равно выгонят, а так хоть мы под их с матерью присмотром.
— Ну, а ты? — тоже улыбнулся я. — Ты молодец, я тебя поздравляю, кстати. Купил немца-то? Молчишь все, интригу нагнетаешь…
— Не совсем, — Ваня покачал головой, выворачивая на главную. — Пока в аренду, но она копеечная. На мне бенз, ремонт и обслуживание. Потом хочу выкупить. А работаю водилой и грузчиком, как до этого с батей. Еще у меня несколько парней хороших в команде, Арам Кулиев, ты его помнишь, наверное. В соседней общаге жил. Ну и Хрип с Храпом. Я, Вадик, с тебя пример взял. Ты ведь тоже со своими пацанами бизнес намутил. Молодец у тебя парень, Ника, держись за него. С ним не пропадешь.
Я благодарно кивнул Ваньке, боковым зрением глядя на реакцию Ники. Смутилась. А у меня на душе осадочек, который был, вдруг опять взвился вверх, будто встряхнули его.
— Вот, — продолжил Слюсарев. — Выкупим «фолькса», я еще один присмотрел, почти новый — девяностого года. Во внутрянке я теперь разбираюсь, сам тоже делать буду. Посажу на него Арама, кого-нибудь ему в пару найду. Оба Женька́, Тараканов с Акимовым, тоже просились. Без работы сидят.
— Ты присмотрись, Ваня, к пассажирским тачкам, — посоветовал я. — Сам видишь, у нас общественный транспорт подыхает. Пока за него возьмутся, еще хуже будет. И появится коммерческий, как в Москве маршрутки, знаешь?
— Ну, — кивнул Ванька. — Только это в Москве, а в Ярике-то маршрутки, наоборот, закрыли.
— Потому что работали через задницу, — я махнул рукой, вспоминая будущее. — Через год-полтора опять запустят, может, даже раньше.
Я намеренно не стал называть точные временные рамки, привычно выдавая свое послезнание за аналитику.
— Сначала государственные, потом и частники подтянутся, — продолжил я. — Первое время, пока власти порядок не начнут наводить, это золотая жила. Сядьте с пацанами, составьте маршруты самые востребованные и попробуйте один-два автобуса запустить. Вот увидишь, стоя ездить будут и еще в очереди стоять, кулаками махать, кто раньше должен на борт подняться. Вложись, Ваня, не пожалеешь. И не бойся, автобусы твои быстро окупятся. С авторитетами, главное, сразу договорись. Чтоб не сожгли.
— Поможешь? — Ваня как раз подрулил к нашему зданию, начал парковаться. — Ты просто, пацаны говорят, знаешь их… Севера, Черепа с Корейцем. Я от Тонны слышал, что ты вроде как даже с Куполом хорошо живешь.
Ника опять скривилась, услышав знакомые клички. А что поделать, сам не люблю бандитов, но время такое, что приходится с ними считаться.
— Попробую помочь, Вань, — кивнул я. — Начни с автобусов и подходи, обсудим…
— Э, слышь, те че надо здесь? — в водительское окно бесцеремонно постучали, с моей стороны тоже заглянула мерзкая харя с глазами убийцы. — А, Камень, здорово. Не увидели тебя сразу.
— Все нормально, Ерема, — кивнул я тому, кто заглядывал к Ване. Потом махнул в сторону пассажирского окна. — Сдрисни, Башка, даму пугаешь.
Второй бандит, криво усмехнувшись, отошел прочь.
— Пойдемте, — сказал я. — Угостим вас модным напитком «3 в 1».
Открыл дверцу, спрыгнул и протянул руку Нике. Девушка посмотрела в сторону Башки, лузгающего семечки чуть поодаль, и, покачав головой, мягко отстранила мою ладонь.
— Ему не надо помогать, — жарко шептал Увальцев, глядя на Машу. — Его все равно не поймают. Он слишком… слишком обычный снаружи. И умный. Гораздо умнее меня, я плохой ученик.
— Вы просто неопытный, — девушка покачала головой. — Мы поймали вас раньше, чем вы обрели силу.
Если поначалу Маше было противно, то сейчас она словно вошла во вкус. Вжилась в роль Клариссы Старлинг! И с удовлетворением понимала: четко разделяет свои истинные мысли и то, что нужно говорить Увальцеву, то, чего он от нее ждет.
— Жаль, что вы мне не поверили, — вздохнул тот. — Я ведь правда мечтал превзойти его… Поэтому и взял на себя всех остальных.
— Или, — Маша, борясь с внутренним отвращением к человеку напротив, наклонилась вперед, пристально глядя ему в глаза и таинственно улыбаясь, — или вы хотели помочь ему. Прикрыть его, защитить.
— Да, — Увальцев сглотнул, не выдержав такой близости, и смущенно отвернулся.
Смущенно! Маша чуть даже не рассмеялась.
— Да, мне хотелось его защитить, но вы напрасно делаете мне комплименты. Я не так хорош, как он. Я и вправду хотел быть лучше, поэтому решил соврать. Я слабак, увы.
Незадачливый убийца тоже входил во вкус, он осмелел, поверив Маше. Внимание со стороны женщины, к которому он не привык, льстило и будоражило. Сама она чувствовала, что нравится Увальцеву, как, наверное, нравятся ему все девушки без исключения, и потому он прислушивается. Желание, падкость на женскую красоту делали поклонника маньяка слабым, заметно снижая способность мыслить критически.
— Нет, вы сильны, — Маша откинулась на спинку стула, чувствуя облегчение от того, что отдалилась от этой похотливой хари. — Вы сильны тем, что попытались защитить того, кого считаете авторитетом. И тем, что признали свою слабость. Понимаете это?
— Понимаю, — робко улыбнулся Увальцев. — Я ведь как-то об этом не думал…
— Так подумайте. И не будьте столь самокритичны. Так вы говорите, что ваш учитель — самый обычный?
— Конечно, — закивал убийца. — Он живет в самом обычном доме, ходит на самую обычную работу. Но… вряд ли, как я, убирает улицы. Он умнее. И у него нет справки из дурдома, как у меня.
Увальцев отвернулся, и Маша заметила в уголке его правого глаза блестящую капельку. Расчувствовался… Вот скотина! Так, спокойно, Маша, спокойно. Дыши!.. Раз он так уверенно рассказывает про убийцу, может, он не просто подражает вслепую, а действительно знает, кто он? Но нет, это было бы слишком просто… Надо выдавить из него больше! Еще что-нибудь!
— Владимир, — девушка старалась говорить максимально мягко. — Лилия Росткова… Вы любили ее? То есть любите?
— Да, — сглотнув, глухо ответил Увальцев. Не задумываясь и не сомневаясь.
— Но ту, другую, девушку вы убили, — осторожно продолжила Маша.
— Потому что она не Лилия! — Увальцев вновь повернулся к ней, он дрожал, выпученные глаза словно пытались выскочить из орбит. — Она вся в грехе! Вся! Она надо мной смеялась и говорила, что у меня денег не хватит, чтобы за ней ухаживать! А Лилия… Она другая.
— Владимир, простите. Простите, что заставила вас вспоминать об этом. Просто это важно… Скажите, а ваш учитель может любить кого-то так сильно, как вы свою девушку?
— Может, — Увальцев вдруг успокоился. — Только ему нужно ее сначала найти.
Найти? В голове Маши начала выстраиваться схема. А были ли в последнее время пропажи — не смерти, а именно что исчезнувшие без следа молодые девушки определенного типажа? Ведь если не получается найти убийцу по его жертвам, то, может, получится зайти с другой стороны.