Глава 8. И бесплатно покажет кино
— Не подумайте, что я не люблю гостей… я люблю гостей, как и всякий хоббит, но я предпочитаю знакомиться с ними прежде, чем они пришли!
(Бильбо Бэггинс, «Хоббит или Туда и Обратно»)
— Не такое это простое дело — ходить в гости! Когда войдём, главное, делай вид, будто мы ничего не хотим.
(м/ф «Винни-Пух идёт в гости» )
Всё-таки праздновать совершеннолетие в пустом клубе… Не очень. Да, это их клуб, они всего лишь закрыли его на один вечер, но с таким количеством гостей можно было устроить мероприятие и дома, в особняке. Но мама Гульнара была неумолима:
— Мы — боярский род! Кто бы что ни говорил и как бы ни считал. А значит и праздновать нужно соответствующим образом.
— Мам, но никто не придёт!
— Дочь, плевать. Надо.
И теперь они в пустом клубе. Полтора десятка взрослых за индивидуальными столиками и девять представителей молодого поколения за их общим детским. В огромном «Перекрёстке», рассчитанном на полтыщи посетителей (сотня — столики, и четыре сотни помещается на танцполе), их три десятка ощущались, словно спасающиеся в море в лодке среди безбрежного океана. Подчёркивающая никчёмность пустота клуба, стены которого располагались где-то вдали, давила на её психику неимоверно, и Аня не была уверена, что завтра или послезавтра сдержится и не выскажет маме Гульнаре по этому поводу.
Ребята, кто пришёл её поддержать… Только четверо из них были теми, кого она могла назвать высоким словом «друг». Четверо других пришли потому, что их семьи вели совместные деловые проекты — так надо. И ещё пара взрослых — партнёры мам, но это не её гости. Про мальчика, что играл и пел с кремлёвской стены на набережной, она не помнила, и думать про тот случай забыла. Царевич? Может быть. Не важно это, да и плевать — на такие приглашения, которое она тогда прокричала, никто никогда не реагирует, и никто им не следует. Да и точно ли то был принц? Может кто из дворцовой обслуги? Или из Годуновых, но младшие ветви, а там народу хватает? Ей было всё равно, она просто забыла про тот случай, как забывают музыканта, чьё творчество послушаешь на Арбате, кинешь ему в чехол от скрипки или гитары причитающуюся монетку и идёшь дальше. Она с тремя подругами встретилась в конце рабочей недели — девочки тоже подрабатывали в своём семейном бизнесе. Погуляли, отдохнули. Засиделись допоздна, решили пройтись — одна из подруг жила в Зарядье, пешком рукой подать. А тут кто-то на гребне стены, мимо которой шли, играет, да красиво так! И толпа человек в пятнадцать стоит, слушает. Молодёжь, прикол — они тоже остановились, заодно пообщались с теми, кто там был. А после втянулись, и даже поучаствовали в сборе «пожертвования для неизвестного музыканта», она скинула туда сотенную купюру. Да, немало, но Аня уже почти научилась не считать деньги — рядом с ТЕМИ, кто там находился, отдать меньше было бы стрёмно. Не простолюдинка больше, боярышня, и поначалу осознать это стало самым сложным в новом статусе. И пусть вокруг них вакуум, они всё равно боярский род, этого никто и ничто не изменит, и она будет соответствовать.
Вакуум подтвердился и там, под стеной; некоторые, когда она представилась (а они с ребятами, пока слушали, тесно общались) быстренько «слились», решив не поддерживать разговор. Но Ане было не привыкать: она давно перестала объяснять, что они не виноваты, что отец, официально её удочеривший человек, умер сам, и никто не делал ему плохого. Но нет, не признают, хоть что делай, а значит и не надо ничего делать. Просто это не её круг и не её друзья, вот и всё. Аня смирилась с таким отношением, не ждала от мира чудес но и ни в коем случае не отчаивалась, не падала духом — в отличие от мам, которые пыжылись и что-то кому-то доказать пытались, такой у них характер. Почему не отчаялась? Да потому, что выросла хоть не в трущобах (мамы всегда имели какой-никакой, но бизнес, деньги на себя у них были), но в семье мещан-простолюдинов, и в первый класс ходила в мещанскую же школу «на раёне», где драться научилась раньше, чем читать. Ну, драться она и до этого умела, но в школе отточила навыки до блеска. И оказавшись в гадюшнике высшего света, который их не принимал, лишь пожала плечами. Неприятно, да, но жить-то можно! Аня понимала, что карьеру так не сделать, а с другой стороны зачем? У них есть своё дело и бизнес, оставшийся от Сусловых — их родовые предприятия. Многие оказались убыточными (именно из-за этого род Сусловых шёл на дно, и ушёл бы, если б не мамы), но их семья, надрываясь, потихоньку выводит общий баланс в плюс. А есть и их экономическая основа — клуб и афеллированные с ним смежные предприятия, их приданное, за счёт которого семья и восстанавливает предприятия боярского рода. Деньги у них будут — заработают, земля есть, титул есть. Не нравятся, не принимают другие рода? Что ж, у кого-то в стране ситуация и похуже.
— Ань, не грусти, — погладила её по руке Инна Романовская, самая близкая подруга в этом гадюшнике. — Всё будет хорошо.
— Я не грущу, — покачала головой она. — Просто… Мне теперь шестнадцать. Я уже не ребёнок, и мамы подключат к управлению семейным делом. А там… — Из груди вырвался тяжёлый вздох. — Они стеной ограждали меня от негатива, от этой человеческой плесени, а теперь придётся окунуться в неё с головой.
— Такова жизнь, — скривила губки Инна. И Аня вдруг отчётливо поняла, что она, конечно, подруга, но вряд ли пойдёт за ней на Голгофу. У неё нет друзей! Просто нет. Никаких, ни из старой жизни, ни из новой. И с этим невозможно ничего сделать, друзей нельзя купить в магазине или выиграть в лотерею. Хотя нет, именно что выиграть в лотерею можно, но она не представляет, где продаются такие лотерейные билеты.
Тем временем в зале появилась мама, просто мама, родная, Лизавета Ивановна, всё детство она только её называла этим словом — тётя Гульнара стала мамой после их совместного замужества. И лицо её хоть и было тревожно, но Аня поняла, страшного ничего не случилось. Мама наклонилась и зашептала дочери на ухо:
— Всё хорошо, ребята ошиблись адресом, это не провокация. Хотя фамилии там и правда серьёзные.
— Слава богу! — Червячок, что грыз её, отпустил. Ибо они всей семьёй боялись именно этого — что кто-то из недоброжелателей, не раз намекавших, что «Перекрёсток» в цветах других хозяев будет смотреться эстетичнее, пойдёт на совсем некрасивый шаг, чтобы на них надавить. А таких хватает, и это не кто-то один — таких «эстетов» минимум четыре, три боярских рода и один княжеский, и это только те, что открыто предложил купить их клуб за бесценок. Кстати, наверное, только поэтому они ещё на плаву — «эстеты» не могут договориться, кто из них больше «эстет», конкурируют друг с другом. Пусть клуб пока побудет в руках «этих простолюдинок», главное чтобы не достался «партнёрам».
— Мам, там точно всё хорошо? Ты напряжена, — нахмурилась она.
— Ну… Проблемы всё же есть — кое-что очень непросто. Но я решу. Отдыхай, дочь. — Лизавета Ивановна нахмурила брови, погладила её по голове, распрямилась и пошла по направлению к стойке бара, где в этот момент находилась администратор. Что ж, раз говорит, что решит — значит не критичная ситуация. Её можно потом расспросить, что да как, сейчас же лучше не отвлекать «боярыню за работой» как она называла мам в деловом режиме.
— Ань, всё хорошо? — с тревогой посмотрел на неё Денис, единственный приглашённый ею мальчик, простолюдин, часть прошлой жизни.
— Да, наверное.
— Тогда у меня тост. Давайте выпьем за то, чтобы… — поднялся парнишка.
Она улыбалась. Грустно, но улыбалась. Ибо как бы плохо ни было — надо терпеть, стиснув зубы, это первое, чему научил отец. Да, приёмный, но он принял её, как родную и занимался ею, обучал. И в целом-то был хорошим человеком! И если б не оказался таким придурком, чтобы сесть пьяным за руль… Но тут ничего не изменишь, мужчины слабы, и им, женщинам, из-за этого приходится на многое идти и многим жертвовать.
Их компания сидела, о чём-то говорила, и, несмотря на давящую пустоту огромного клуба вокруг, за самим столом атмосфера установилась тёплая. Как вдруг будто гром среди ясного неба раздался голос метрдотеля из динамиков колонок, объявляя пришедших:
— Княжичи Любовь, Мила и Геннадий Мстиславские!
Не только за их столом, но и во всём клубе воцарилась тишина, лишь тихо игравшая на сцене группа продолжила музицировать. Аня инстинктивно подскочила — встречать новоприбывших, душа в себе волнение, граничащее с паникой. Ибо сегодня гостей не объявляли. Их настолько мало, что Аня всех знала наперечёт. Кто-то приехал раньше, кто-то задержался, но она всех встретила и выразила приветствие, официально кого-то объявлять, как на приёмах в лучших салонах, не требовалось. И тут… Мстиславские?
Обернулась в сторону, куда ушла мама. Та стояла у стойки бара и с кем-то разговаривала, лицо её было напряжено. Почувствовав её взгляд, повернулась, удовлетворённо кивнула: «Всё хорошо, дочь, всё под контролем, я в курсе». То есть это на самом деле ТЕ Мстиславские? Так вот почему она вернулась вся нескладная и на взводе?
Аня собралась с духом и вышла навстречу приближающейся троице. Две милые тёмно-русые девушки со змеиными глазами и слащавыми улыбками (что для высшей аристократии Москвы норма, хуже, если б было иначе), между ними высокий и статный юноша крепкого сложения лет двадцати с небольшим… Да это же один из парней, что стоял с ними на набережной! Что ж, это меняет дело — «в прикол» молодёжь может пойти на многое. Но всё же представители такой фамилии, и явиться к кому-то отверженному без приглашения?
— Боярышня Анна Суслова? — спросила девица слева, самая старшая на вид, Аня дала бы ей двадцать четыре — двадцать пять.
— Не извольте сомневаться. Суслова Анна Ивановна. — Аня присела в лёгком реверансе, приветственно склонив голову.
— Любовь Ивановна Мстиславская. — Девица также сделала реверанс. — Моя сестра Мила Ивановна, и наш брат Геннадий Иванович Мстиславские, — представила спутников. — С ним вы, возможно, знакомы.
— Мы… Общались, — мягко сформулировала Аня, а Геннадий кивнул в ответ — дескать, узнал.
— Дозволь выразить своё почтение и прошу принять это от нашей семьи — Девица протянула ей небольшую шкатулку — типовую, в которых продаются ювелирные украшения. Не самого высокого качества, но не самого высокого в понимании аристократии. Украшение там ценное, но не аховое — как раз по уровню дочери боевого, при этом небогатого боярского рода, коим они считаются. Ключевое слово «считаются», её одарили согласно статуса, как если бы отец был жив, и этой травли бы не было!
— Благодарю. Мы рады видеть вас в нашем доме. Располагайтесь где хотите, сейчас подойдёт кто-то из людей принесёт меню, — снова присела она в реверансе. — Сегодня у нас европейская кухня, но так как это ресторан, официанты примут любой ваш заказ — стол не ограничен национальными блюдами.
— Удобно устраивать дни рождения в ресторане! — заметила Мила. Ей Аня навскидку дала бы двадцать — двадцать два.
— Не поспоришь, — тактично ответила она и улыбнулась. Мало иметь свой ресторан — многие крутые аристократические рода имели или имеют таковые. Но почему-то популярными по Москве считаются те, которыми владеют купцы и мещане. Не умеют бояре и князья работать в этом бизнесе, и это хорошая новость.
Поправка от автора. В не слишком сильно загаженном иностранными словами языке этого мира нет слова «бизнес», есть лишь наше отечественное «дело». Но, несколько раз споткнувшись о невозможность описать процесс для читателя из нашего горячо любимого мира без именно этой англоязычной формулировки, решил оное слово оставить, посконное «дело» не всегда передаёт нужный контекст. А потому любая компания, организация или процесс, приносящие прибыль, в тексте будут называться «бизнес», чтобы мы могли лучше понять аборигенов, при том, что они сами так не говорят. И да, Саша абориген, так как использует в речи базу данных царевича.
— Если я свой следующий день рождения проведу у вас, как смотришь? — А это ей подмигнул Геннадий. — Кстати, официально мы представлены, давай от чопорности к простоте: сегодня я Гена. Просто Гена.
«Просто Гена» так сразу, прямо со входа и знакомства? Аня непроизвольно нахмурилась, но Мила, поняв её сомнения, улыбнулась.
— По сравнению с некоторыми «простосашами» на парковке это не такое и плохое решение, поверь. Не переживай, просто мы на самом деле хотим устроить тёплую молодёжную вечеринку. Мила. Просто Мила, — присела она в реверансе.
— Люба, — поддержала её и старшая сестра.
Аня ничего не поняла, кроме того, что так и есть, эта семейка на самом деле предлагает прейти на «ты» без подводных камней, и что мама не просто так выходила на улицу — что-то там произошло, и, возможно, у неё ещё будут гости. Ну, а собственно, почему бы и не перейти, сблизившись с этими людьми? Да, без приглашения, но она рада гостям.
— Очень приятно, Гена, — склонила Аня голову. — Мила, Люба. Тогда я просто Аня. А по поводу дня рождения — разумеется, мы принимаем любые заказы любой сложности. — А это Гене. — Пусть ваш управляющий свяжется с нашим, я отдам распоряжение насчёт партнёрской и дружеской скидки.
Мстиславские закивали, и двинулись вперёд — весь разговор они стояли метрах в десяти от выхода из главного зала. И тут же встал вопрос: а куда гостей посадить?
— Прошу вас пока за наш стол, — указала она на «детские» сдвинутые столики у самого танцпола. — У нас есть место, но если захотите — можете занимать любой столик, сегодня они все наши. Музыкальная программа начнётся… — Сверилась с часами. — … Где-то через час.
— Благодарим… — ответила за всех Люба.
Мстиславские сели за их стол — там ещё оставалось место, ибо они сдвинули с ребятами несколько больших столов, но людей, чтобы усадить на все получившиеся места, банально не хватало. Её друзья немного так обалдели от новоприбывших, но выходили из ступора и знакомились и, первую скрипку неожиданно начал играть Гена, демонстрируя, что он открытый парень, душа компании, в отличие от достаточно скованных и более деловых и ответственных сестёр. Аня же села на своё место и попыталась взять себя в руки, ибо ничего в происходящем не понимала. Прибывшие Мстиславские, похоже, далеко не из главной ветви, но даже так где боевые бояре Сусловы, и где они! Ибо они всё равно князья, Гедиминовичи, потомки правителей Великого Княжества Литовского. Аня знала историю, и помнила, что именно Мстиславские первыми получили от царя Фёдора Борисовича право наследовать по женской линии, ибо у последнего боярина этой семьи, Фёдора Ивановича, служившего аж четырём царям (четырём последним царям-мужчинам), не было наследников мужского пола. Традиция передавать титул главы рода дочерям назрела, и ещё немного, и была бы введена от безысходности, но именно Мстиславский, не имевший сыновей и не желавший сохранить род мутными схемами замужества дочек, стал первопроходцем, возглавившим знамя перемен во всей стране, несмотря на то, что его дочки родились ещё до перекоса полов.
И потомки того самого Мстиславского в энном колене у неё на дне рождения. Приехали сами, без приглашения, и она сомневалась, что харизмы и наглости Гены хватило бы для этой выходки. Сёстры, что привезли его сюда, производят впечатление правильно воспитанных серьёзных особ, и нашкодить брату точно не дадут. Да и сам Гена, несмотря на компанейство и раскованность в общении (которую она заметила ещё на набережной под стеной), не похож на мажора, делающего то, что решит его правая пятка. Она снова повернулась в сторону мамы — та уже находилась у выхода и разговаривала с метрдотелем. Почувствовав взгляд дочери, повернулась и успокаивающе кивнула: «Всё будет хорошо, всё под контролем». Она верила мамам, обеим. Подруги по жизни, ни разу не собирались замуж вместе, но вместе построили свой первый бизнес, от которого потом плясали. Развивались, прогорали, всё теряя, начинали заново, нарабатывая опыт. Они вытянули счастливый билет, случайно затащив в постель повесу-боярина, последнего из рода, над которым не было сестёр, мам или бабушек, отчего он разболтался и вёл разгульный образ жизни. Две прожжённые стервы-мещанки с деловой хваткой поняли, что это шанс, и взяли боярина в оборот, объединившись на этом поприще и став сестрицами. Вместе вывели боярина из состояния перманентного запоя, промыли мозг о том, что так жить нельзя, сделали похожим на человека, и тот, осознав твёрдую женскую руку над собой, о которой, видимо, подсознательно давно мечтал, не будь дураком, быстренько женился. На обеих сразу — а чего глупости выяснять кто лучше, обе же старались? Да, до конца мамы его не вытащили — смог папа учудить с той поездкой за рулём. Расслабились и отвернулись, занимаясь делами рода, за что корят себя нещадно. Но так или иначе, жизненный опыт, что стоит за мамами, бесценен, и Аня верила, если они говорят, что под контролем — значит справятся.
Мстиславские что-то рассказывали из жизни великосветских тусовщиков, когда голос метрдотеля из колонок объявил:
— Боярышни Елена Анатольевна Сроганова и Екатерина Семёновна Милославская!
— Ч-чего? — застыла с отвиснутой челюстью её подруга Инна.
— Романовская, комарик залетит! — подколол её сидящий чуть за ней напротив Денис. Та захлопнула рот, но понимания это не прибавило. — Строганова? Милославская? — вопросительно произнесла она вслух.
— Если мы обе услышали одинаково — значит не послышалось, — покачала головой хозяйка этого вечера, поднимаясь встречать новых гостей. Украдкой посмотрела на Мстиславских — те ехидно-преехидно улыбались, особенно Гена.
«Ну капец!» — произнесла про себя Аня, ибо ноги чуть не подкосились и определённо задрожали.
— Царевичи Марья и Александр Карловичи Годуновы, — звучит голос из колонок. Объявляющая «Галя» во фраке с бабочкой, карикатурная такая конферансье, произносила наши имена в микрофон, а с акустикой в ночном клубе по определению замечательно. Глаза у «Гали» осоловевшие — охренение первой степени. До этого были княжичи и боярышни, но то дело житейское, ибо тут ночной клуб как раз для аристократии. Но чтоб представители правящей семьи, вживую, да не отдохнуть в обычный день, а на день рождения к задвинутым под шконку высшего общества хозяевам?.. В её карьере пока такого не было. — В сопровождении потомственных дворянок Соль Артёмовны и Селены Артёмовны Зайцевых. — Зайки хоть и телохраны, но одновременно и гости — мне так имиджмейкер царевича подсказал. Так что объявить их надо, но после нас, чтобы не делать их самыми важными из перечисленных до нас с Машкой. Представление от обратного же, всё в силе и работает — так надо.
Пока стояли и ждали объявления, глаза адаптировались к скудному освещению клуба, можно разобрать что тут да как. И что имеем? Оп-па! Неплохо, не ждал такого. Скажем так, «16 тонн» хороший клуб, но тут мне нравится больше. Во-первых, круг. Тут на Цветном всё круглое — и цирк, и главный павильон цветочного рынка, и этот ночной клуб. По центру главного зала — круглый же танцпол с одной стороны которого невысокая сцена, с метр всего возвышение, на которой в данный момент лабает ансамбль из пяти девчонок в концертных костюмах и блескучих штанах. Не, ну а что вы от музыканта хотите — на что учился, на то в первую очередь внимание и обратил. Ансамбль типовой: «Ударник, ритм, соло и бас, и конечно, ионика. Руководитель был учителем пения — он умел играть на баяне». То есть гитара (вторая гитара прислонена к стойке в конце сцены, по факту получается ритм и соло, если понадобятся обе), бас, ударные и два синтезатора. Причём нормальные синтезаторы, а не апнутые клавесины типа того дедушки, что стоял у девчонок, что играли у Соньки на Никитских. Лабала группа что-то тихое и атмосферное, спокойное — ибо сейчас «жрательная» часть банкета, когда люди сидят за толом и чинно разговаривают. «Танцевательная» начнётся позже. Может показать им, что такое мягкий джаз системы релаксации в галереях торговых центров мира «я»? Сам танцпол немаленький, уж точно поболее циркового ринга. Раза в два, если не в три. Почти на самом танцполе на его уровне, размещался главный столик, за которым сидела молодёжь, человек пятнадцать, видимо, во главе с именинницей. А вокруг танцпола, небольшими ярусами, словно невысокий амфитиатр, разомкнутыми кругами располагались столики с удобными мягкими стульями, креслами и даже диванами. Три десятка столиков, в общем немало. Пустовали многие из них, но буду справедлив, и занятых было достаточно… Для дня рождения той, кому (чьему роду) объявили остракизм. Потолок зала держался на множестве колонн, расходящихся от периметра танцпола к внешним стенам, и это неплохо, что их много — над нами ещё три этажа, здание представляет собой круглую башню почти наравне по высоте с цирком.
Девчушка, вышедшая из-за главного «детского» столика, была растеряна — не то слово. На лице чуть ли не паника. Но на волевых держалась, и, тяжело переставляя ноги, подошла и предстала перед нами.
— Ты прав, и впрямь высокая, — произнесла Маша, пока она шла, ибо Аня, я её узнал, была более, чем на голову выше меня.
— Привет, Аня. Знаешь, с высоты ты кажешься ниже. — А это я, задрав голову, девушке, сходу в карьер без «здрасьте». — Поздравляю тебя с шестнадцатилетием, и это… Позволь представить тебе свою сестру Машу. Мария Карловна Годунова, — указал я ладошкой на сестрёнку, которая присела в реверансе. — На самом деле она тоже была на стене тогда, просто стояла за зубцами и вы её если и видели, то плохо. Но она как бы тебя видела, так что вы не совсем уж незнакомые люди.
Бли-ин, сразу начал базар-вокзал, а должен был представиться, кто я! А то незнакомый чел сразу начинает что-то рассказывать, сестру представлять… Это я Аню видел, а она меня нет! Меня она ТОЖЕ не видела, не только Машу. А значит юридически мы не знакомы, и правила этикета говорят, что надо было…
А к чёрту правила! Сегодня мне всё простят. Играю с теми картами, какие на руках, и пофиг дым.
— Анна Ивановна Суслова. — Девчушка присела в ответном реверансе. — Ваши высочества, рада приветствовать вас на своём дне рождения. Надеюсь вам у нас понравится… И… — Сбилась. Растерялась. Слишком бледная, и дышит тяжело.
— Ань, ты это брось! — грозно насупив брови, погрозил ей пальцем. — Я ж тебе со стены сказал, кто я? Сказал. Ты меня пригласила? Пригласила. Играл я хорошо? Ну, по крайней мере старался — вы даже гонорар мне там насобирали. Значит не тушуйся, чай, не чужие люди. Называй меня просто Саша. А сестрёнка не будет обижаться на просто Маша. Ма-аш?
— Поздравляю! — Машка подалась вперёд и обняла девчушку. — Анечка, поздравляю тебя с днём рождения! — Взяла в свои ручки её голову и наклонила, чтобы расцеловать в щёки. Бли-ин, я тоже так должен был сделать! В смысле вначале поздравить, потом всё остальное. Спасибо, сестрёнка — иногда я рад, что у нас всё общее на двоих, не буду выглядеть пентюхом.
— Спас-сибо, Сп-пас-сибо, в-ваше вы-вы-с-сочество… Просто Маша… Конечно же… И-и-и-и… Проходите, тут у нас столики… Европейская кухня… Но ресторан работает в полную силу, приготовят любое блюдо, выбирайте куда желаете присесть…
Мы прошли внутрь, к танцполу, и я окинул взглядом место действия. Аня пока ещё была не в себе, но ничего, я не сомневался — скоро вернётся, тогда и пообщаемся.
— Варь, Даш, а чего так все сидят? — указал я на общий столик, за которым сидел кое-кто из наших, включая Мстиславских, но некоторым место не досталось, и народ разобрался по отдельным столикам.
— Так места не хватило, — ответила Даша. Они с Нарышкиной, Мишей и Томой сели вместе.
— Непорядок. Гости типа ж должны сидеть вместе? Чтобы общаться, познакомиться друг с другом? Не? — Я нахмурился. Маша, на которую взглянул, пожала плечами: «это не моя война», но подтвердила:
— По логике да. Большой общий длинный стол, чтобы было удобнее знакомиться и общаться.
— Так это ж ресторан, не продумали они длинный стол, — подал голос Миша.
— Непорядок, — повторился я. Хм, столы тут сдвинуты — то есть всё они подготовили, неправда это. Просто на другое количество людей рассчитывали, а тут пришли наши полтора десятка.- Народ!А нас не так и много. Давайте ещё столы принесём и сдвинем? — обратился я ко всем, но в основном к тем, кто сидел внизу.
— Я сейчас распоряжусь, слуги… — затараторила испуганно Аня — получается, у них гостей плохо привечают, раз не поместились все разом? Испугалась девча, что ославят завтра — понимаю. Но не принимаю.
— Стопэ, не мельтеши! — остановил я — Так, парни, девушки… Девушки! — похлопал, привлекая к себе внимание. — Вы ж каждое лето в армии сборы проходите?
— Да-а!
— Так точно!
— Каждое! — эти и другие подобные возгласы стали ответом почти от всех, кроме некоторых, в которых глаз определил простолюдинок — сидели почти вплотную к месту хозяйки стола.
— Есть тут кто не проходил сборы ни разу?
Всего две руки, из тех, кто поближе к имениннице — простолюдинки, наверное.
— Тогда вы люди привычные, и я предлагаю поиграть в военную игру, называется «Зарница». Играется она так: делимся на две команды… Пусть будет по шесть человек. Первая, условно «синяя», её возглавляет…
— Лена. Строганова Лена, — ответила белокурая блонда с умным лицом, на плечо которой положил руку. Она была в светло-синем платье.
— Во! Команду «синих» возглавляет Строганова Лена. А команду «красных» — Геловани Тома, — указал на старую знакомую, которая пришла в красном. Почему она? А потому, что Тома была за тем столиком самая старшая. — Девочки, делимся на две команды, и ваша задача — доставить сюда ещё четыре стола и поставить впритык, удлиняя столик, но так, чтобы с переносимых столиков ничего не упало и не съехало, ни одного прибора, ни одной салфетки, ни одной солонки! Если прибор сдвинулся — отставляем столик в сторону и берём новый, начинаем сначала. Все, кто не участвует, болеем за участников и хлопаем, а вы, парни, быстро отставьте отсюда стулья — чтоб не мешались. Ну что, готовы? Девочки, делимся на команды, делимся! Кто с кем? Или вы на сборах вместо подготовки водку пьянствовали, а на самом деле ничего не умеете?
Сработало! В игровой шуточной форме, да ещё соревновательной, девки разве локтями не толкались чтоб поучаствовать. В «синюю» команду попало даже две подруги Ани — их не было на парковке. Кто не участвовал, быстро отставили стулья и реально кричали и хлопали в поддержку «своих», причём кто кого по какому критерию считал «своим» — без понятия. Взрослые чуть ли не обступили нас и тоже местами поддерживали хлопками, а Лизавета Ивановна смотрела на действо во все глаза, не веря им, со священным трепетом.
— Так, «синяя» команда, аккуратнее! Солонка поехала, сейчас завалится. Что, силёнок не хватит удержать солонку? А как вы в армии полосу препятствий проходите и по бревну бегаете? Как зовут? Катя? А фамилия у Кати? Милославская? Вот, по буму, Катя, бежать можете, а тут у вас тарелка по столу едет! Нет-нет, Лена, правила для всех, тащите этот столик в сторону. Куда? Да куда угодно, и берём новый! Какой? Да любой, они все одинаковы. Ань, заряди слуг чтобы потом на столике марафет навели. «Красная» команда, а вы думаете, никто вашу едущую салфетницу не заметит? Наина Львовна, как не стыдно! Ну и что, что лёгкая — а на войне, думаешь, будет легко? Я понимаю, у вас татарский род, основателем был выходец из татар, но давай не поддерживать в массах легенду о хитропопости этого племени, я больше чем уверен, она в корне неверная. Да, Варя, именно так, вам тоже тащить новый столик. Ну, значит бегать в разгрузке и с вещмешком в тридцать килограмм несколько километров — нормально, не тяжело и не западло, а какой-то жалкий столик передвинуть — каши мало кушаем? Дарья Ильинична, я вижу, что он дубовый. А вот что неподъёмный — это отмаз. И учитывая, что вас в команде шестеро неслабо одарённых — отмаз глупый. Самим не стыдно, девочки?
В общем, я чувствовал себя тамадой, устроившим среди гостей конкурс. Микрофон не требовался — акустика зала хорошая, а гости все сидели недалеко друг от друга, достаточно было просто громко действо комментировать. Столы доставить не проблема, и если честно, это должны были сделать слуги. Но элемент соревнования — не уронить солонки и салфетницы, не сдвинуть тарелки, при том, что столики нужно спускать с невысоких, но ярусов… А это уже не для слуг работа, а господская забава, ключевое слово «забава». Пока тарелки и блюда в основном пустые, но на одном из столов уже красовалось вино и какие-то салаты, и это вино «синие» умудрились опрокинуть. А столы реально тяжёлые, из крепкого натурального дерева. Почему девочки? Так не забываем, одарённые хрупкие девочки нашего мира значительно сильнее качков-«Шварцев» мира «я»; в старину женщины у нас вместо лошади в плуг запрягались в бедных крестьянских семьях, и ничего, справлялись. Во дворце минимум три картины насчитал с похожим сюжетом.
— Итак у нас лидирует команда в синем углу ринга, перевернувшая на своём столике бутылку вина, невзирая на то, что они её перевернули… — издевался я, а все веселились.
— Я сейчас скажу, новую принесут, — это Аня, тихо, для меня.
— Новую то принесут, но девочки сами понимают, что это позор для военнослужащей! Сегодня у них вино упало, а завтра граната до врага не долетит. Но команда синего угла ринга готова реабилитироваться. Она поставила столик на пол, перехватилась, И-и-и-и!
В общем, вечеринка началась с веселья. Мой словесный понос почему-то не то, что никто не прервал, наоборот. Я завёл всех так, что, когда столы поставили, все вдруг ощутили себя «своими», ручкались, знакомились, смеялись и похлопывали друг друга по плечам и спинам.
— Александр… Марья… — всё ещё тушевалась Аня, но уже не так сильно. — Прошу, садитесь сюда. Ребята, подвиньтесь пожалуйста.
Столиков добавили, место появилось, и народ от головы стола к краю с одной стороны сдвинули — ибо во главе стола сидит хозяйка, а дальше гости идти по старшинству чина и важности, а среди присутствующих это, конечно, мы, а после нас… Чёрт возьми, даже не скажу кто, наверное Мстиславские (Гедиминовичи). Вяземские и Долгорукие тоже крутые, Рюриковичи, но вроде как очень дальние. А всякие Строгановы или Милославские боярство вообще вот-вот совсем недавно получили. В общем, князья должны были оккупировать эту часть столика, сдвинув в конец всех остальных, но у нас не средние века, а «ламповая» молодёжная вечеринка, и мои сподвижники не стали ничего менять, спокойно сели в том конце. Но вот уже нас там сажать никак нельзя.
Народ всё понимал, без пререканий потеснился, пересел, сдвинул тарелки, и мы с Машей оказались возле именинницы. Видя, что Зайки непростые девочки, Соль села справа от меня (то есть народ сдвинулся на три места), как бы защищая от всех телом, а Селену посадили напротив меня же с противоположной стороны. Никто против не был. Но главное как я сидел относительно хозяйки — между нами была только Маша. Дома передо мной ещё Женя и Оля, не считая бати. Но и тут Маша выше, и спорить с этим бесполезно, да и не нужно.
— Ну, рассказывай, как до такой жизни докатилась? — окинул я подбородком вокруг, имея в виду клуб. Маша заехала мне локтем в бок, а Аня покраснела и опустила глаза.
— Так получилось, ваше высочество, — произнесла девчушка, сидящая напротив с другой стороны стола, слева от Ани. То есть её лучшая подруга. — Было разослано несколько сотен приглашений. Но пришло всего чуть больше десятка гостей.
Имелись в виду не только дети, но и взрослые — взрослые, к слову, продолжили сидеть тем же составом, ничего не меняя. Да, близко к друг другу, но не вместе. Ну да это их проблемы.
— Что же, значит, сделаем так, чтобы они пожалели о своём решении, — картинно просиял я. — Чтобы кусали локти и говорили: 'Что мы наделали! Как пропустили такую вечеринку у таких клёвых людей⁈
— Точно! — поддержала Маша. Кстати, Саш, ты подарок отдал?
Гитара стояла со мной рядом — я лишь прислонил её к ступеньке следующего яруса, в метре от себя.
— Я подумал, ещё не время, у меня же специфический подарок. Посидим вначале, поболтаем… А хотя… Ну да бог с ним! Ань, могу пойти на сцену? — указал на играющих девочек.
— Да, конечно, ваше вы… Саша, — поправилась она. — Всё, что есть в клубе, в твоём распоряжении.
Я взял гитару и под недоумённым взглядом Маши и остальных, кто к нам прислушивался, двинулся через танцпол. Что, родная, думала я подарю только гитару? И каким же человеком надо быть, чтобы дарить пустые гитары? Неадекватом каким-то! Гитара без песни — как брачная ночь без невесты… Кстати, надо запомнить фразу, тоже откуда-то из мира «я», но не могу пока сказать, откуда именно. Ступеньки на помост. Девочки-музыкантки при моём появлении играть прекратили, дружно, кроме ударницы, подскочили, нахмурив недоумённые моськи.
— Микрофоны работают? — указал я на один из стоящих трёх микрофонов, который по центру.
— Да. Только пока отключили. Давай включу. — Басистка подорвалась к стойке и щёлкнула переключателем. Я подошёл, осмотрел сам микрофон и стойку.
— Широкополосник? — Произнёс это на расстоянии, но нет, звук из колонок не пошёл, значит обычный. И откуда я в этом разбираюсь?
— Нет, — ответила та, что за левым от танцпола синтезатором. — Обычные.
— Тогда помогите настроить, — указал на гитару. — Чтоб звук нормальный был. Со звукоснимателем некогда возиться.
— Сделаем.
Девчонки в три пары рук подтащили две остальные стойки и наклонили их так, чтобы микрофоны смотрели в резонатор. Один мне — петь, две для гитары. Вообще-то для оной хватит и одного, но я решил, пусть будет.
— Раз-раз-раз, — произнёс я, прислушиваясь к эху. На меня смотрел монитор, из которого было слышно себя, но как-то непривычно всё-таки. — Один-два-три!
Эха почти нет, хорошо. Провёл по струнам рукой, проиграл лёгкую мелодию — колонки по залу донесли её. Как-то отстранённо, приглушённо, и рассогласованно.
Одна из девушек подошла к микрофону, отодвинув меня:
— Оксана, третий чуть убавь. — Махнула, играй. Я снова провёл по струнам. — И ещё чуть. А второй убавь самую малость. Ещё играй, — это мне. Я поиграл. — Вот так лучше будет. — И снова в микрофон. — Оксан, если что — лови. — Хлопнула меня по плечу. — Наш звукреж. Мы ж на тебя не рассчитывали, а у нас всё подстроено под нас
— Понимаю. Если вы не в претензии, то и я тоже.
Нет, они не в претензии — девочки понимают, что это частная вечеринка, и рулят на ней гости хозяев. Как им скажут сделать — так и надо. Сомневаюсь, что в обычный день кому-то позволят петь со сцены и перенастраивать так долго отлаживаемые схемы звучания!
— Дорогие хозяева, — это я склонил голову в направлении боярыни, стоящей недалеко от стойки бара рядом… Скорее всего с второй боярыней — одежда, вид, осанка — опыт Саши подсказывал, что это наверняка она. — Аня. Гости. — А это в направлении всех остальных. — Прежде, чем делать подарок, у меня официальное объявление. Дело в том, что три месяца назад, в конец мая, на меня покушалась массачусетская наёмница, ведьма. Охрана сработала её, но она успела ударить и чуть не отправила эту бренную тушку к праотцам, — картинно оглядел себя. Зал напряжённо молчал. — Но меня спасли сёстры. Ксюша, наша маленькая целительница, не давшая умереть до подхода бригады врачей, и сестра-близнец Маша, каким-то чудом и молитвой удержавшая от ухода за грань — находясь на той стороне, я её слышал, и это не бред сумасшедшего. И всё было бы хорошо, но я потерял память — посттравматическая амнезия, и ничего и никого не помню. Да, ребят, я не помню вас, — это молодёжному столику, наполовину состоящему из ребят с парковки. — Буду знакомиться со всеми заново. Это первое официальное объявление семьи Годуновых, завтра всё то же озвучит наша пресс-служба. Семья надеялась, память восстановится, мурыжыили меня разными упражнениями и тестами три месяца, не выпуская из кремля, но, как видите, не повезло.
Гул в зале, и в основном от взрослых столиков, начавших что-то обсуждать. Хотя и детский тоже загудел неслабо, но там все уже всё знали, «по секрету всему свету», а кто не знал — тому я до сего момента был сугубо фиолетов.
— Тем не менее, жизнь продолжается, — продолжал я. — И сегодня мы на празднике у замечательной девушки, которой я хочу пожелать не так много в масштабах вселенной, но зато того, что по моему мнению ей не хватает. Уверенности в себе.
Сделал паузу, ловя гул и пытаясь разглядеть в полутьме Анино лицо. Нет, отсюда хреново видно — ещё и рампа, как назло, светит в глаза, хоть и явно притушенная на время «жрательной» части банкета.
— Ну, а поскольку я музыкант, то и подарок у меня может быть только один — песня… — воодушевлённо потянул я. — Ну, и вот эта гитара, конечно же, — постучал по резонатору. Какой ещё подарок может подарить музыкант? Только то, в чём разбирается. Моя сестра Маша полностью меня во всём поддерживает и доверила выбирать мне, — кивок для sister. А это нужно было сказать, чтобы не выглядело, что у нас у каждого свой подарок. А так получается, я приглашён, она пришла со мной, а значит и подарок с меня, пусть она и более старшая в паре мужчина-женщина. Короче, с пивком потянет. — Ань, давай так, пусть кто-то принесёт маркер, я на ней сзади распишусь, а ты потом по этой линии или гравировку сделаешь, или выжигателем.
— Обязательно! — донёсся голос Ани, а после несколько подкалывающих комментариев и смех.
— Итак, главный подарок. Песня. — Я тяжело вздохнул, собираясь с духом и мыслями. — Она, скажу честно, должна исполняться на гармошке или баяне. Но я на баяне не умею, только на струнных — скрипка там, виолончель, гитара. Потому исполню на гитаре.
Перебрал струны ещё раз, немного подстроил. В магазине она уже была настроена, и чуть подкрутил, пока ехали на Шелепиху, но какая акустика в машине? Вот сейчас к идеалу максимально близок.
— Оксан, добавь второй немного, — попросил невидимого, но существующего звукрежа. Прям как бог — где-то есть, и нас видит и слышит, а мы его нет. Хотя это и есть бог для подобного рода площадки? Ещё поиграл — вроде нормально. — Спасибо, так лучше.
И заиграл. Вступление, ещё восемь тактов, и:
Пусть бегут неуклюже
Пешеходы по лужам,
А вода по асфальту рекой.
И неясно прохожим
В этот день непогожий,
Почему я веселый такой?
А что ещё петь? Не надо переусложнять, лучшее — враг хорошего. А песня для дня рождения реально классная.
А я играю на гармошке
У прохожих на виду.
К сожаленью, день рожденья
Только раз в году.
Судя по молчанию напряжённо слушающего зала, народу зашло. Они пока не поняли, не прокрутили в голове, но раз нет негатива, значит считаем, что людям нравится.
Прилетит вдруг волшебник
В голубом вертолете
И бесплатно покажет кино.
С днем рожденья поздравит
И, наверно, оставит
Мне в подарок пятьсот эскимо.
Интересно, для местной публики насколько ценно «бесплатное кино» и «пятьсот эскимо»? Но контекст ясен, а главное он.
А я играю на гармошке
У прохожих на виду.
К сожаленью, день рожденья
Только раз в го-ду.
И проигрыш. Соляки наше всё. Но тема такая, что не разгуляешься, это тебе не «Child in Time» глубоко-пурпурных, и настал момент, когда гитара замолчала. Всё.
Пауза. Народ смотрит, ждёт ещё чего-то. Понимаю и сам, что мало, надо ещё. Нельзя «сажать» зал! Закон сцены! И мой зал как раз раскрыл в удивлении зенки и посмотрел в мою сторону: «Ого, а чё там такое?» И если его сейчас обломать, не то, что впечатление смажется, но и я предстану перед гостями мероприятия как некий… О, как мышонок с песней «Какой чудесный день». Как-то так будут ко мне относиться. Играть надо, но что? Что, блин⁈
А хотя… Почему б и нет? Раз начал с этой ноты — продолжаем. Панки грязи не боятся.
— Следующая песня тоже детская. Почему? Потому, что шестнадцать это граница, рубеж, когда детство заканчивается и начинается взрослая жизнь. И сегодня, в последний день твоего детства, я хочу пожелать, чтобы в тебе всегда, всю твою взрослую жизнь оставалась детская вера в чудо, в победу добра над злом, и главное, чтобы в твоём сердце всегда жила надежда, что рано или поздно, но в итоге всё будет хорошо.
Снова по струнам, проигрыш. Звучание мягкое, бархатное — пожалуй, даже получше, чем у той гитары, что подарила Женя.
Медленно минуты уплывают вдаль,
Встречи с ними ты уже не жди.
И хотя нам прошлого немного жаль,
Лучшее, конечно, впереди.
Скатертью, скатертью
Дальний путь стелется,
И упирается прямо в небосклон.
Каждому, каждому
В лучшее верится…
Катится, катится
Голубой вагон.
Время быстротечно. Всё меняется, как написано на кольце царя Соломона. Но не надо жалеть о прошлом — нужно смотреть в будущее. Смотреть с высоко поднятой головой и огнём в сердце.
Может мы обидели кого-то зря,
Календарь закроет старый лист.
К новым приключениям спешим, друзья!
Эй, прибавь-ка ходу, машинист!
Да, Ань, у тебя в прошлом свои беды — унижения и остракизм. У меня — потеря памяти. Но не важно что было, важно то, что мы построим в будущем. Я уже добился независимости от сестёр и мамы, заставил с собой считаться, а это было непросто. И теперь смотрю на мир с широко распахнутыми глазами, готовый рвать и метать, но выгрызать себе место под солнцем. И то же самое должна сделать ты. И если ты не сможешь — никто не сделает этого за тебя. Такова жизнь, именно так работает этот мир.
Голубой вагон бежит, качается,
Скорый поезд набирает ход…
Ну зачем же этот день кончается,
Пусть бы он тянулся целый год!
Скатертью, скатертью
Дальний путь стелется,
И упирается прямо в небосклон.
Каждому, каждому
В лучшее верится…
Катится, катится
Голубой вагон.
Да, всё будет хорошо. Нет следа за кормой, никакие вчерашние обиды не имеют значения. Мы просто идём вперёд… И всё, чего достигнем или нет, зависит от нас. Об этом моя песня, и, судя по тишине в зале, народ это понял.
Тишина, и все смотрят на меня. «Ещё» — общая мысль, которую никто не говорит вслух, но которая отчётливее ясного витает в атмосфере клуба.
— Вы хотите песен? Их есть у меня! — ответил я одесской поговоркой и продолжил трешак. Именно трешак, ибо про то, что на совершеннолетие битой жизнью рослой девахи буду исполнять детские добрые песни, и зал примет их на ура, я мог подумать в последнюю очередь.
— Следующая песня — про доброту. Мы должны хранить чуточку её в своём сердце, чтобы не скатиться до уровня животных. Ибо нас от них отделяет именно это — они живут инстинктами, а мы видим границу между добром и злом. И совершая первое, прокачиваем себя, возвышаемся над этим бренным миром. А от себя я ещё добавлю: Ань, как бы ни было плохо — улыбайся! Всегда улыбайся! Не представляешь, как это дико всех раздражает!..
Наконец, смешки по залу, а я начал. Вез вступления, сразу в галоп:
От улыбки хмурый день светлей,
От улыбки в небе радуга проснется…
Поделись улыбкою своей,
И она к тебе не раз еще вернется…
Когда спускался по ступенькам, мне хлопали. Все, и дети, и взрослые. Раздавались приветственные крики. И даже часть персонала, кто мог, выглядывали из разных мест — видимо, слушали чудика, поровшего этакий сюр. Когда поставил гитару на место и сел, почувствовал что что-то не так. Но не успел приняться за еду, как… Аня разревелась. Просто раз, и ударилась в мокроту, причём навзрыд.
— Маш… Меняемся.
Всё понимающая сестра пересела, я же подвинул её стул к хозяйке мероприятия, подсев ближе, и уткнул заплаканную мордашку себе в плечо.
Так именинница и сидела, ревела, постепенно успокаиваясь. Я гладил её по голове, шептал нежные слова, которые, к слову, помогали. А Маша тем временем взяла бразды правления столом в свои руки и начала развлекать гостей, что-то рассказывая и подбираясь к тосту — слуги таки принесли нам и вина, как бы пора, и первыми тост (после своего прибытия) говорить должны как раз мы, самые именитые и важные гости из присутствующих. А конкретно она, как более старшая в паре. На нас с Аней смотрели с пониманием, местами с покровительством… И я вдруг прочёл в глазах гостей, причём не только тех, кто приехал со мной, но и тех, кто был здесь до, что и этот клуб, и эта девушка, теперь мои. Моя собственность. За которую я буду нести ответственность, ибо сам взвалил её на себя. И эта мысль не вызывала неприятия и беспокойства.