Глава 12. Хищник
Взросление — это не лишение девственности, клубы, курение, наркотики и понты. Это, когда понимаешь, что материться не красиво, да и ходить пьяной тоже!
(Автор неизвестен)
— Ты иди, иди погуляй пока, а я тут по хозяйству. Только осторожно, а то в лесу… тут… всякие шляются разные.
(из м/ф «Как волк телёночку мамой был»)
— Тираннозавр не желает, чтобы его кормили. Предпочитает охотиться.
(к/ф «Парк Юрского Периода»)
Ну что ж, взрослый — так взрослый. И если царевич во мне жаждал простых и примитивных развлечений (вон сколько смазливых девочек, которых только пальцем помани — даже Троекурова под конец не устояла и чуть было не сорвалась с резьбы), то взрослый во мне понимал, что это… Скучно. Они — охотницы, и связь с любой из них — их победа. А взрослому во мне хотелось мудрить и интриговать, чтобы победа была МОЕЙ.
— Ваше высочество, потанцуем? — перехватила меня у столиков подруга хозяйки Инна Романовская. Вот уж настырная девчонка!
— Инн, прости за бестактность вопроса, но тем не менее. У тебя что, вообще предохранитель в башке отсутствует? — не выдержал и прямо спросил я.
Она поначалу смутилась грубости, но после нахмурилась, собралась, и, словно воспрянув, ответила:
— Если я сегодня этого не сделаю — не сделаю никогда.
Чей это такой тяжёлый вздох прозвучал? А, мой.
— Я только что поссорился со старшей сестрой из-за её подруги, — устало покачал я головой. — А перед этим… Целовался с другой девочкой. — Не будем уточнять, все присутствующие и так видели, какой. — А вон те, конкретно те три фигурки у барной стойки, отделают тебя как бог черепаху за малейший намёк, что ты серьёзно претендуешь на то, что они в мыслях уже считают своим. Тебе точно это надо?
— Я рискну, — ехидно улыбнулась девушка.
— Ну что ж, сама напросилась. Пошли! — А, нет, в перспективе вечер должен стать веселее…
Девочки на сцене, как уже говорил, чередовали блоки: классические танцы, быстрые танцы, родственные латинским… К клубные танцы а-ля эпоха ВИА — сейчас у нас как раз та самая эпоха. И даже один раз перерыв сделали. Время уже третий час ночи, играть им в принципе не долго осталось, и свою программу они отрабатывают на «ура». Сейчас пошёл блок из медленных композиций, и, кстати, именно сейчас на танцполе большое количество взрослых. Какой-то мужик из гостей вёл боярыню Лизавету Ивановну. Дохлик, как большинство местных мужчин, но среди гостей представителей моего пола было всего трое, в отличие от пятерых нас, детей. Я повёл Романовскую в танце, и, поскольку позволяли ритм и громкость, решил побеседовать:
— Слушай, им всем нужны «плюшки» от моей семьи. Кто-то рудники хочет в Перу. Кто-то возможность перехватить госконтракты впоследствии. Кто-то ещё что. А тебе это зачем?
Она думала долго, но внятно сформулировать не могла.
— Чтобы было. — Нахмурилась. — Александр, не знаю, не могу объяснить. И понимаю, что не мой уровень — мне до шахт далеко, как до Манчжурии. Просто… А почему бы и нет? Вот такой простой девчонке с рабочей окраины, предел мечтаний которой поступить в политех на бесплатное и стать инженером? И да, про то, что ребёнка от тебя царица вряд ли позволит… Но хотя бы так, без ребёнка.
Её глаза заблестели… И я понял, что мне жалко эту дурочку. Простолюдинка. Без перспектив (если ты не служишь в армии — то ты без перспектив, таков этот мир). Без возможности «купить» себе мужчину для нормального брака — ибо она из бедных мещан. Даже платье на ней хоть и красивое, и, чувствуется, ручной работы, но, скорее всего, просто дома с мамой сами сшили. То есть денег нет, мужчин нет. Из мещанского сословия, где их и так мало, оныхпылесосом выгребают купцы, дворяне и бояре — а значит вряд ли светит. И судьба её — или одиночество, или розовые псевдоотношения (а для меня они псевдо, так воспитан), то есть или быть ЭКОшницей-одиночкой, или в компании с такой же ЭКО-шницей, с которой будет совместный быт и какая-никакая, но семья. Грустно.
Но Инна не расплакалась, несмотря на то, что хотела. Сильная девочка. А раз так, пожалуй, дам ей шанс.
— Инн, говорю сразу, будет плохо. Сурово и жестоко. И ещё, даже так перспектив у тебя никаких — через два-три года меня женят и отдадут в Испанию.
— Мне хватит. — Она всё-таки шмыгнула носом. — Это будут лучшие годы в моей жизни.
— Если выдержишь.
— Выдержу.
— Тогда готовься. И имей в виду, ЭТИ могут и убить. — Бросил косой взгляд на свой бывший ансамбль. — Не специально, нечаянно, но даже случайная смерть это смерть. Всё ещё готова рискнуть?
— Да. Давай.
Я остановился прямо среди танцпола, а мы как раз были примерно на середине, и впился ей в губы. Вечер поцелуев сегодня, но мне нравится.
С Романовской целовался не долго, танец уже заканчивался. Обнимая девушку, дождался его конца, вежливо поклонился и отвёл к столу — к её месту. Я ж галантный царевич, а не быдлогопота какая. И плевать, что тут в основном не мужчины, а яйцетрясы; я — альфач, остальное не важно.
Пока шёл назад, обходя Анин стул (которая хозяйка вечера), как бы между прочим перехватил под локоть также идущую на своё место Нарышкину, которая с подругами возвращалась на место:
— Отойдём?
— Отойдём, — кивнула боярышня. Варя и Даша проводили нас изучающими взглядами, сквозь прищур, но ничего не сказали. Миша, словно прицеп, шёл за ними хвостиком.
Мы же отошли за колонну, и я сразу, без предисловий, наехал:
— Наин, давай определимся. Ты с ними или со здравым смыслом?
— Это интересный вопрос, — потянула юная боярышня и отвела взгляд в сторону. — У меня что, вообще нет шансов?
— Честно? Ни у кого нет шансов. — Я грустно усмехнулся. — Они только у Карменситы Манрике де Лары… Либо у кого-то, кто понравится моей маме, если она решит этот брак переиграть. И мне бы не хотелось заводить долговременные связи — потом будет тяжело их рвать. Что же касается проектов твоей семьи — это обсуждаемо без относительно, спим мы с тобой или нет.
— Тогда со здравым смыслом, — покачала она головой, всё ещё смотря в сторону. — Но от связи всё равно не откажусь, так и знай. — А теперь посмотрела прямо в глаза, и я даже отшатнулся на шаг. Передо мной стояла женщина, которая всё для себя решила, и ей плевать на мнение своей жертвы (меня). — Если ты выжил — я добьюсь того, чтобы быть с тобой. Хотя бы эти несколько лет.
— Ты будешь не единственной, — растерянно покачал я головой. — И поскольку это не брак, а просто связь, у меня будет, возможно, куда больше женщин, чем позволяют себе семейные мужчины.
— Я готова, — пожала она плечами.
— Тогда проследи, чтобы эти дуры не прикончили девочку, — смирился я с поражением. Хищники такие хищники, это просто моё отражение в юбке. — И на ушко нашепчи им моё требование — только личная сила и личное упорство! Никаких ресурсов семей и авторитетов родов, лишь кулаки и желание победить. Узнаю, что кто-то жульничает — эта особа вылетит из гонки. И без обид, вы все в равной позиции, ибо по сравнению с герцогиней Астурийской что ты, что они, что эта дворняжка — одинаково котируетесь.
— Это-то понятно… — тяжело вздохнула Наина. — Хорошо, Саш, предупрежу. А то у них и правда настрой боевой.
— И никаких летальных исходов! Даже случайно. Умейте дозировать силу.
— А это мог и не говорить, — нахмурилась и отмахнулась она. — Мы кто вообще по твоему? Звери какие-то? Есть добрая драка, есть бой. И эта клуша никак на бой не тянет.
Вернулись за стол — каждый на своё место. Маша сидела не то, что грустная, но молчаливая. Развезло её куда больше моего, но я тоже не стал держаться и выпил. Ксюши нет, важные переговоры на сегодня завершены, можно и расслабиться. Вино, только вино, ибо «улететь» для принца, на которого полстраны смотрит — последнее дело, а «я» всё же имеет какой-никакой опыт по потреблению горячительных напитков (только на него я и надеюсь).
— Я тоже хочу, — заявила вдруг ни к селу ни к городу Аня, которая Суслова.
— Хочешь что? — подняла глаза Маша, и за столом, где народ в той или иной мере переговаривался, все обратили на наш конец взор и притихли.
— Сегодня все целуются с Сашей, — выдала неожиданную мысль именинница, и хорошо, что я сидел, а то б упал. — Традиция, наверное, такая? Даже те, у кого скоро свадьба. — Троекурова от такого выпада позеленела, но сдержалась и дров не наломала. Умничка. — Я тоже хочу. Тем более у меня не то, что свадьбы, но даже пары пока нет.
— Так какие проблемы? — развёл я руками. — Сегодня у меня конец детства, я не против любой движухи.
— Тебе ж ещё не скоро шестнадцать? — спросили с той стороны стола. — В смысле конец детства?
— Человек взрослеет в тот момент, когда понимает, что взрослых не существует! — выдал я пафосную фразу. — А я именно сегодня это понял. Ну так что? Ты ещё там? — А это хозяйке мероприятия.
Аня поднялась, отодвинув стул, неуверенно обошла Машу. Постояла, но решилась и резко наклонилась, рукой откидывая мою голову назад. И впилась мне в губы. После чего наклонила мой стул, чтобы угол наклона был удобнее… Сучка длиннобудылая! Я запаниковал, чуть не вырвался… Но оказалось, зря — они ж все одарённые, Аня и стул удержала, и меня прижала так, что хрен дёрнешься.
— Ты мне для другого! — прошептал я, когда она отстранилась, но лицо убрать не успела (не спешила). — Потом по душам поговорим.
Кивок — поняла. А то как-то слишком грустно смотрела за моими похождениями.
— Девочки, кто следующий? — А это повеселевший я — всем присутствующим.
— А сегодня всем-всем можно? — одна из подруг Ани.
— Да, но только сегодня, — стрельнул я глазами. — Ибо только сегодня я первый раз после комы и покушения вышел в люди и ничего не помню. Следующий раз уже будет вторым, и я буду всех знать.
— Прямо всех?
— Ну, вас — буду.
— Тогда я следующая! — подскочила эта подруга.
Класс! А мне всё больше нравится наш мир.
В итоге перецеловал всех, кто сидел за столом, кроме Милославской. Да-да, даже Строганова, которую по-хозяйски обнимал Гена левой рукой (правой — Милославскую) решилась и подошла. «Праздник же, после комы — как отказать?» И обе его сестры тоже, и плевать на «расклады» в политикуме. Жаль, что это всего лишь поцелуйчики, но с другой стороны за один вечер меня точно на всех не хватит — на одну бы хватило. Это только в порнофильмах актёры могут часами, и кончают по команде режиссёра. В реале всё сильно грустно, даже с учётом подростковых амбецких гормонов. И ставить себе амбициозные цели ради эксперимента, чтоб потом сесть в лужу?.. Лучше невинные поцелуйчики.
— Я возьму самоотвод, — пояснила Катя всем, ибо все смотрели на неё — она осталась одна за столом нецелованная. — Я — Милославская, Саша — Годунов, царица-матушка может не понять. Это выше наших детских игр, ей там «наверху» не до поцелуйчиков. Не хочу его высочество подставлять.
Нехотя, кряхтя, но все с нею согласились. Мама у меня гром! И как её сын, я это подтверждаю. И отмаз насчёт «подставлять царевича» силён — она ещё и белой-пушистой осталась.
— Маша, а ты? — с ехидным выражением мордашки спросила Варя. Ага, подруга называется! Я худею с вывертов женской дружбы.
— А я чего? — недоумённо подняла голову было улетевшая на свою волну сестрёнка.
— У Кати самоотвод, и мы все понимаем, ей лучше не лезть. Значит, ты последняя.
— А я — его сестра, — небрежно парировала она, — а не девушка.
— Ну, на кремлёвской стене тебе это не мешало… — А это нож в спину воткнула с поистине кавказским коварством наша тавади по имени Тамара. Я говорил про женскую дружбу? Хорошо, что я не женщина!
— Кстати, колитесь, а что там было? — А это ожила вдруг Строганова. — Девочки, Аня, Алина, вы там были — что видели? Гена, а ты?
— Я чуть раньше ушла, — это Алина.
— А я не смотрела вверх после окончания. — А это Аня.
— Я тоже. Мне там было на кого смотреть, — хохотнул Гена.
— Са-аш? Ну Саш, что ж там было? Вся Москва гадает, — стрельнула глазками Строганова. — Не подумай, вас не сильно осуждают, все понимают, что журналисты выдают желаемое за действительное — они те ещё проститутки, особенно Тулина. Королева высосанных из пальца скандалов — мы сами её, бывало, для грязных статей нанимали. Но не на пустом же месте она развернулась?
Вот ведь… И не отвертишься. Впрочем, в отличие от всё больше краснеющей Маши, я понимал, что этот вопрос сейчас, да в исполнении Строгановой — подарок небес. Ибо это абсолютно бесплатная точка вброса информации в местный бомонд. Мы должны контролировать и возглавлять, а не отрицать и не в коем случае не «морозиться».
— Что-что, взяли и поцеловались! — произнёс я, сразу беря винтовку на перехват, и в штыковую. Машка, не ожидавшая такого, аж глаза вылупила. — На нас же камеры смотрели, все дела. Как мы могли людей разочаровать? — Да, Машуль, отрицать или оправдываться — заведомо проигрышная стратегия. Я это говорил вчера на семейном совете, и с тех пор ничего не изменилось. Но надо брать командование в инфовойне в свои руки — я к такой грязи привычный, пользуюсь опытом Альтер-эго, а вот местные, а Маша — местная, могут наломать дров.
— Так вы знали, что вас снимают? — удивлённо распахнула глаза старшая сестра Гены.
Маша снова попыталась что-то ответить, но я опередил, для верности останавливающее вскинув руку:
— Люб, там на башнях снайперы вообще-то. Всегда, по боевому распорядку. Засекли оборудование — фотообъектив отблеск даёт, в каких-то лучах светится. Не совсем понял механику, но отблеск линзы легко ловится, тем более напротив не «зелёнка», а пустынная утренняя рассветная набережная. Так на войне снайперов по блеску линз вычисляют, потому они свою оптику сажей замазывают, или ещё чем-то. — А это чистая правда — память Альтер-эго подсказывала… Правда, не знаю, как здесь, но если физически возможно — можно и блефануть. — А репортёры сугубо гражданские, первая же попытка навести на кремль линзу с такого смешного расстояния… И спалились сразу. Наспредупредили, и я предложил сделать показательные выступления, раз народ требует.
— А зачем? — Это общий вопрос, читаемый на всех лицах.
— Инфоповод. Пусть лучше в народе говорят о том, что надо нам. Обсуждают тему, которую мы сами запустили и развитие которой контролируем. А под шумок этого инфошума, обсуждения нас с Машей, мама с Олей творят какие-то свои нам неведомые дела. В полной тишине. Не знаю, против кого сейчас работают — сюрприз будет, но считаю, раз шум поднялся, то мы достигли цели.
— Как интересно! Хороший подход, — озадаченно потянула Строганова, и обалдевшей от такой простой истины была не только она. — Но, знаешь, немного опасный. Если б я вас много лет не знала, я б засомневалась и поверила, что между вами страсть. И многие поверят, кто не знает.
— Да плевать на них! — А это очнулась и поддержала меня сестрёнка. — Если мама благодаря этому поднесёт фигуру к какому-нибудь враждебному роду и пригрозит снести ею черепушку — это того стоит. О нас всё равно что-то будут говорить, придумывать. Лен, мы с младенчества вместе спим! Думаешь, я не знаю, как это преподносят в разговорах? А тут им хоть придумывать не надо — нашу же версию и будут обсуждать.
Моя школа! Я накрутил сестрёнку вчера. Есть смысл гордиться.
— Ну, если для вас это ничего не значит, чисто политика… — попыталась развить тему Милославская — но от этой мы хотя бы ожидали подлянки. Я перебил:
— Информационная война!
— Что?
— Это не политика, а информационная война.
— Ну да, — кивнула Катя. — Если для вас это всего лишь политика и информационная война… Просим на бис!
Стервочка похлопала, и некоторые её поддержали. Включая Строганову. Но вот княжны на этот раз перегибать не стали, а Варя нахмурилась — поняла, что ей от Маши, как все отвернутся, за подставу перепадёт на орехи — так сестрёнка на неё зыркнула. Но выжидающие мордашки были у всех, даже кто не хлопал.
— Маш, народ просит. Выступим на бис? — это я повернулся к сестрёнке.
Меня немного развезло, но она последний час, на спиртное не налегала. Выволочка от Жени подействовала. Потому соображала хорошо.
— А давай! Чего хочет народ — того хочет бог.
В оригинале как-то не так, но я не мог вспомнить, как правильно. Маша же подалась вперёд, и… Нет, на колени не пересела, но была близка, как никогда. И поцелуй с нею вышел… Красивый! Просто отпадный. Но… Не романтический. Как актёры целуются на съёмках фильма, а после отбоя камеры забывают друг о друге. При этом зрителю кажется, что в кадре между их персонажами химия высшего порядка, а на деле они могут друг друга ненавидеть. С ненавистью не наш вариант, но химии тут точно нет, и народ это как ни странно почувствовал — жидкие вышли аплодисменты.
— Кать, — повернулся я к Милославской, когда Маша отстранилась, — это неофициальная просьба, но официально вам никто ничего не скажет. Считаю, это здорово, что у вас с Машей есть личный приватный канал для связи.
Сделал многозначительную паузу. Катя прониклась и напряглась.
— Короче, в следующий раз снайперы при любом блике будут стрелять на поражение. Новая инструкция-циркуляр по дружине. Вашим журналистам и конкретно Тулиной повезло, что была ночь, точнее утро, и оперативная не решилась брать на себя ответственность за устранение ваших репортёров. А остальные, кто выше её, спали, и будить их она тоже не решилась. Но в следующий раз…
— А разве они наши? — нахмурилась девушка.
— Кать, давай без галстуков? — Я устало нахмурился. — Я сказал — ты услышала, а кто номинально в чьей вертикали подчинения — мне в сортах говна ковыряться недосуг. И да, ата-тай им всё равно будет, и я не рекомендую за них вписываться любой ценой — и вам перепадёт. СЕЙЧАС всё будет очень серьёзно.
Пусть потом не говорят, что это война без предупреждения. И да, лишь бы мама выдержала давление и дожала.
— Я услышала, — склонила голову Катя. — Передам.
Тем временем Романовская свалила. Не в закат, но, учитывая, что через минуту за ней в сторону туалета последовали обе княжны — и такой адрес направления возможен.
— Маш, проконтролируй, чтоб не убили, — попросил я сестрёнку.
— А чего сразу я? — нахмурилась она. Не может простить, что заставил целоваться?
— А кто? Мы тут — власть. Даже Зайки всего лишь наша охрана. А вот власть — только ты, я и Женя, и Женя вмешается, только когда там будет труп. А я бы не хотел до этого доводить.
— Хорошо. Но пошли вместе? Твои юбки — твои разборки. Я только разниму.
Не поспоришь! Согласен.
— Я с вами! — А это следом за нами и хвостиками-Зайками вскочила и хозяйка вечера.
Успели. Романовская сидела на коленях, обхватив голову. Лицо в крови, волосы подпалены, платье порвано. Долгорукая и Вяземская с двух сторон её мутузили, в рукопашную, но фигуры по туалету до этого летали: ближайшие кабинки были повреждены, пробиты дырки в стенках и дверцах. И несколько плиток в кафеле несущей стены были треснуты, а часть обуглена. Платье на Вяземской сверху к поясу разорвано, из-под лохмотьев проступала грудка в симпатичном лифе. Его там можно и не носить, но девочкам в её возрасте слишком сильно хочется создавать объём. Лицо Долгорукой тоже окровавлено, да и платье порвано, просто разодран не так бросающийся в глаза подол. Симпатичные у неё ножки!
— Сучки, что творите? — Злая-презлая Маша, да ещё не совсем трезвая, это что-то. Она даже руки не распускала — два расходящихся взмаха ладонями, и обе княжны отлетели в разные стороны — одна спиной врезалась в стену, другая упала на пол в метре от нас. Я теперь вижу фигуры, и её «толчок» это нечто, чем можно по кузнечной наковальне шарахать вместо пресса. И это она сдерживалась!
Следом за нами в туалет ворвались две охранницы клуба, Аня, видно и позвавшая их по дороге жестами, а ещё чуть позже забежала испуганная и взмыленная младшая боярыня Суслова, которая «мама Гульнара».
— Что тут происходит? — сразу взяла власть в руки боярыня.
— Как не стыдно, девочки! — это Аня.
За ними заверещали в той или иной степени все, включая Машу, кроме разве что спокойных, как камень, Заек. Я же отошёл в дальний уголок и подозвал вошедшую следом за боярыней Нарышкину:
— Ты их предупредила? — прошептал на ухо.
— Да, всё передала, — прошептала Наина в ответ. — Обеим.
— … А я сказала заткнулись обе! — А это тем временем в их коллективных пререканиях слово взяла Маша, и, просто чтобы все замолчали и обратили на неё дополнительное внимание, сотворила в ладонях огнешар размером с футбольный мяч. От которого и охранницы, и боярыня, да и непроизвольно и я сам в компании Нарышкиной попятились. — Вы где находитесь, не забыли? Вы чего хорошим людям вечер портите? Нам больше всех надо вас тут по туалетам ловить, чтоб не перебили друг друга?
— Маш, прости… Мы не специально… — Это мудрая Даша закономерно не полезла на конфликт с подругой и включила «виноватая я, простите люди добрые».
— Тебе конец, сучка! Тебе не жить! — А это более тугодумная Варя не поняла политику партии. — Слышь, Романовская? Ты в политех хотела поступить? Так вот, ты никогда там не будешь учиться! Не поступишь ни на следующий год, ни через десять лет! Иди прачкой или посудомойкой — там твоё место!
— Да пошла ты! — фыркнула мещанка.
— Я тебя достану, сучка! Конец тебе, поняла? И семье твоей конец, хотя там у тебя той семьи… — Презрение.
— Варвара Николаевна! Вы не много на себя берёте? — А это рявкнул чуть обалдевший от такого спитча я.
— Сколько надо, — рыкнула она мне. Меня, в отличие от Маши, она не боится. Учтём. — Где твоя мать работает, мымра? Швеёй в ателье? Всё, больше она там не работает! И нигде не работает!
— Так, Наин, ты ТОЧНО передала, что использовать влияние и ресурсы семьи и рода запрещено? — Это я громко, для всех, чуть обернувшись к боярышне.
— Разумеется, Саш, — развела Нарышкина руками.
— Варь, мне жаль, но ты выбываешь из гонки. — Тональность ледяная, и сделать оную получилось — ибо был зол. Ибо достали! И охотой своей достали — я им что, заяц? Или лось? И этот великосветский шовинизм достал отдельно — память «я» не давала забыть, кем он был ТАМ, и позволять общаться в таком тоне с низшим сословием какому-то аристократическому быдлу я позволить не мог. — У меня не может быть интересов с несдержанными особами, которые не могут своего добиться исключительно за счёт собственной силы и подключают связи и ресурсы семьи. Всего хорошего, Варвара Николаевна!
— Саш, нет! — подскочила Варя и кинулась ко мне… Но врезалась во вставшую перед нею стеной Соль. — Саш, подожди! Я пошутила! Я со зла, не специально! Я не думала так…
— А ну назад! Назад, сучка! Фигуры деактивировать! — а это шаг вперёд, отпихивая меня за плечо, вышла Селена, и выд у неё был настолько грозный, что все, находящиеся в женском туалете, подались назал. Перед собой же Селена активировала огненную фигуру, пусть не такую большую, как Маша, но зато с вихрями, расходящимися в стороны. Зайки опасные девочки! Впрочем, с конкурсом кадетского корпуса иные туда просто не поступают.
Пауза, и отход на несколько шагов растерявшейся Вари:
— Я чо… Я ничё! Просто…
— Нет, всё под контролем, — а это ожила Соль, картинно опустившая кронштейн микрофона гарнитуры. Когда он поднят, он деактивирован, а если опускаешь — включается. — Нет-нет, никакого конфликта, и тем более драки. Никаких нападений. Просто девочки поссорились и подрались друг с другом, очень громкие девочки. Его высочеству… Обоим их высочествам ничего не угрожает. — Пауза. Слушала ответ. — Поняла. — Повернулась ко мне. — Саш, давай покинем помещение? Они волнуются.
О как! Не зря взял на дело девочек. И защитили, и обстановку разрядили, и на место всех поставили — показали «кто здесь папа». А то как-то смотрели на меня… Ну, не как на говно, но всерьёз никто из малолеток не воспринимал.
— Сейчас, — кивнул ей я, и, отодвинув Селену, сделал пару шагов вперёд.
Мне было всё равно на Варю и бывший ансамбль. Принц Саша тепло относился к этим козявкам, но он умер три месяца назад. Мне же… Да, правильно сказал сразу, мне плевать. Малолетки они и есть малолетки, не собираюсь с ними нянчиться. И если они хотят чего-то добиться… Им надо именно добиваться, а не почивать на лаврах. Ишь, думали, очаровали мальчугана, попами и сисями покрутили (было б там чем крутить), на виолончелях с ним вместе поиграли, и всё, он в их собственности. Жаль таких обламывать, но иначе жизнь не учит.
Первым делом присел рядом с Инной, которой Аня Суслова, встав рядом на колени, вытирала лицо носовым платком, смоченном в воде, пока та другим платком придерживала идущую из носа кровь. Кровь на лице смешалась со слезами, но я видел, в целом девочка довольна сложившийся ситуацией — подралась с двумя княжнами из самых-самых, и умудрилась не проиграть.
— Инн, ты молодец. Первый удар выдержала. — Я ей улыбнулся.
— Да? — Она шмыгнула разбитым носом. Просто разбит, кости целы — убейте не знаю, откуда я это взял, чувствую.
— Значит ты девочка пробивная и смелая, и заслужила полноценное свидание. — А что ей ещё на это сказать? У меня ничего нет, чтобы что-то обещать или дать, только я сам. — Когда — не знаю, чуть разберусь с делами и наберу тебя.
— У бедя дет тевефона, — покачала она головой.
— Я тебя всё равно найду. — Тоже мне проблема! — Ань, приглядишь за нею, поможешь?
— Так точно, ваше высочество, — кивнула сегодняшняя хозяйка.
— Инн, пойдём, помогу переодеться, — а это с теплотой в голосе (всё же подруга дочери) подошла боярыня. — Подберём тебе одежду. Девочки, сейчас к вам тоже подойдут мои люди и помогут привести вещи и себя в порядок. — А это она княжнам. Хитро. Инна — своя, ей я лично помогу, а к вам слуги подойдут. А не нравится — катитесь отсюда, ваша охрана у входа.
— Саш, всё нормально? — А это спросил Миша Долгорукий, когда я в сопровождении Заек (Маша пока осталась внутри — помочь подругам привести себя в порядок) двигался к выходу.
— Да. Почти. Твоя сестра оказалась хоть и дурой, но умнее некоторых. — Грустно вздохнул. — Мих, когда будешь себе девку выбирать, будь внимательнее — они все те ещё стервы. — Похлопал его по плечу.
Вышел из туалета в коридор. Тут слышна была музыка, но какая-то… Скучная. Да и вообще вечер скучный.
Я хотел выбрать себе кого-то, чтобы стать мужчиной (в понимании Гены, но я и сам этого хочу без Гены и его оценок), но как-то не получается. Знаете, кто запал в душу? Младшая боярыня Суслова. Да-да, боярыНЯ. Которая Гульнара. В отличие от сестрицы, Лизаветы Ивановны, матери Ани, она… Скажем так, в моём вкусе. Да, во вкусе Альтер-эго, но он часть меня — не придирайтесь. Взрослая сочная зрелая женщина, с которой будет интересно. И окружающие поймут — мальчик-девственник хочет опытную женщину, как бы норма для такого возраста и таких целей. Но — нельзя. Ибо род Сусловых собираюсь использовать для серьёзных вещей, и любая постель с любой из его представительниц поставит жирный крест на сотрудничестве. По Ане варианты, но и там близость с нею всё усложнит. Возможно даже для неё — перестану быть рядом, и её заклюют. А кто ещё, блин, на этом вечере подходит, и кого бы мне хотелось?
Я вернулся в главный зал и оглядел его. Да, знаю кто — Катя Милославская. Она постарше этих дур мелких. Да, двадцать пять тоже не предел мечтаний, но хоть какое-то масло в голове есть, это не пятнадцать. Но именно её попросил у меня Гена, замаскировав просьбу под раздел «стада» между хищниками, и уже даже целует её, зажав в углу. Под другой рукой у него Строганова, её будет целовать следующей, чередуя девчонок, но и тут я не ревную. Строганова — змея, идущая к цели, и эту змею поддерживает, возможно, самый богатый род этой страны. С нею опасно, пусть она и самая красивая на этом вечере. Но нет, чур-чур, пусть Гену ублажает! Остальные — пигалицы, мнящие себя аццки крутыми хищницами. Ску-учно!
Взрослые, кроме мамы Гульнары? Взрослых гостей я не знаю, вообще никого. А значит остаётся… Остаётся значит… Моя сестра Женя.
Разумеется, интерес во мне вызвала не сама Женя — на неё я б не посмотрел даже не будь она сестрой. Цыплячьи кости кому-то определённо нравятся, любителей на планете выше Джомолунгмы, но я не ношу такой фасон. Однако рядом с нею сидит единственная не-хищница на этом вечере, по крайней мере не настроенная на охоту персонально на меня, а значит могущая стать моей законной добычей. Да, она как бы под патронажем другого хищника… Но этот вопрос меня не волновал; у самурая нет Цели, у самурая есть только Путь, и по этому Пути я двинулся в сторону их отдельного столика.
— Всё нормально? — задала вопрос старшая сестрёнка, когда подошёл. — Все живы?
— Пока да, но за малым. — Я довольно хмыкнул. — Вовремя успели. Только платья порвали, да лица в кровь друг другу разбили. Но ты же знаешь этих боевитых девчонок, медлить нельзя было.
— Это точно, — согласилась Женя. — Очень боевитые. Минусы принадлежности к княжеским родам — кажется, море по колено, пока не отхватишь.
Кажется, тут есть некий личный опыт — всё же мы тоже древний род, и про «кровь Годуновых» применительно к нам не просто так вспоминают.
— Ну, лица в кровь и платья — это бывает. Ерунда, — со знанием дела отмахнулась Голицына. — Переживут. Уверена, они ещё после и подружатся! И станут на тебя втроём охотиться. — Ехидная улыбка.
— Ань, потанцуем? — сразу перевёл я тему на нужное, раз она сама сместилась на охоту. — Я же обещал тебе танец. Самый лучший на этом вечере. — И призывно протянул руку.
Та опасливо глянула на спутницу.
— Саш… Какие-то тут скучные танцы. Плохо играют. Может в другой раз?
Боится сестрёнки. Ожидаемо, потому я не повёлся и близко.
— Как насчёт королевского танго? Закажу девочкам, они слабают под заказ? Это, насколько знаю, танец поинтереснее, чем-то, что сейчас.
— Саш, тебе ж сказали, они ИГРАЮТ скучно! — влезла в разговор картинно фыркающая недовольством Женя. — Толку то, выйдете танго танцевать, а все не поймут и будут сидеть. Потому, что расколбаса нет. Сможешь что-то эдакое сыграть, чтобы поднять всех на танцпол перед королевским танго?
— Ты так уверена в моих талантах? — нахмурился я. Нет, что Женя сдастся и отдаст подружку даже и близко в мыслях не было. И это она меня ещё любя, открыто нафиг не послала — самой интересно братишку культурно попинать.
— Мне все уши прожужжали, какую ты вчера на бульварах толпу создал, как хорошо играл и пел, — сделав загадочное лицо произнесла она. — Да, я уверена. Мой брат — музыкальный гений, и, ты этого не помнишь, но я и раньше в тебя верила. Просто ты увлекался другими инструментами.
Ага, скрипкой, альтом и виолончелью. И четвёртый — контрабас Нарышкиной. Вот такие инструменты у нас в квартете с княжнами, причём моя — скрипка (хотя мы все взаимозаменяемые)
— Я поднимаю зал, — сощурился я, поддаваясь азарту. Женя язва, но моя язва! С которой мне нравится бодаться — за три месяца привык к ней, и пикировки с нею — лучшее, что за это время произошло. — Я поднимаю зал, играя что-то весёлое, и ты отдаёшь мне Аню до конца вечера. Так?
— На королевское танго! — попыталась торговаться назад Женя, но я на это лишь выдавил усмешку Джеймса Бонда:
— Боишься, что уведу? Я настолько неотразим, что ты пасуешь перед схваткой с самым знойным мачо этого клуба и этого города? Или у тебя комплекс неполноценности, сестрёнка?
— Ты что ли мачо? — купилась она. Девчонка! Сущая девчонка, даром что старшая сестра. — Я ничего не боюсь! Хорошо, отдам Аню тебе до конца вечера, если сделаешь так, что весь зал… Хорошо, три его четверти, включая взрослых, выйдут на танцпол. — И довольная победная усмешка.
— По рукам. Ты! — Это я ткнул пальцем в Голицыну. — Ты будешь моей! Это говорю тебе я, Секандер, охотник на мамонтов! Готовься, добыча! — И подмигнул. Аня прыснула. Я же развернулся и медленно побрёл вниз, к танцполу. Надо собраться, подумать и… Выпить. Вечер перестал быть скучным.