Изнанка прошлого

Глава 2/2

К моему удивлению из тетрахода вышел уже знакомый нам Федор Крапивин. То, что он перешел из следственного отдела в Тайную канцелярию для меня не было удивлением, так как в будущем он станет начальником Тайной канцелярии. Но вот то, что прислали именно его — меня насторожило, да и зная его хватку мне предстоит изрядно напрячься, чтобы мои ответы его устроили и не вызывали ни малейшего подозрения.

На допросе присутствовал только отец, мы расположились в малой гостиной, Анфиса принесла нам чай. Сам Крапивин выглядел довольным и был крайне любезен. Со стороны могло показаться, что мы не сотрудника Тайной канцелярии принимаем, а старого приятеля.

Крапивин достал шар памяти, установив на кофейном столике, активировал его, синий сканирующий луч, мигнув, пробежал по комнате. Федор Крапивин холодно мне улыбнулся, отпил из кружки горячего чаю, а после сказал:

— Ну, Ярослав Игоревич, расскажите нам, как так вышло, что вашим секундантом стал древний вурд Якоб Стабольски — помощник и сторонник преступницы и государственной изменщицы Инесс Фонберг?

Он нарочно выделил Инесс, упомянув ее преступления, явно желая увидеть мою реакцию. И сейчас смотрел на меня с невозмутимым хладнокровием и изучал.

Я спокойно выдержал его взгляд и, стараясь вести себя непринуждённо, ответил:

— У меня не было подходящего секунданта и в одном из разговоров я попросил об этом графиню. Она не отказала и прислала Якоба.

— Что это был за разговор, княжич? Можете его пересказать? — спросил он, и я был готов к подобным вопросам:

— По большей части говорила Инесс: расспрашивала об учебе и об этой самой дуэли, даже пыталась отговорить от дуэли, пока не узнала, что мы поклялись с Бориславом на роду. Но потом согласилась помочь.

Крапивин недоверчиво усмехнулся:

— Просто так согласилась или что-то попросила взамен?

Я пожал плечами:

— Нет, ничего конкретного. Просто сказал, что теперь я ее должник — но это было в шутливой манере, я не слишком придал этому значение. Да и на эту тему я уже ответил вашему коллеге во время обыска.

— Да, — в сухой улыбке поджал губы Крапивин. — Расскажите о Якобе Стабольски, он упоминал куда собирается после дуэли?

Я отрицательно качнул головой, тоже налил себе чаю и, взяв кружку, уставился на Крапивина, ожидая новых вопросов.

— Возможно он при вас с кем-то говорил по зеркалу связи? Или вел себя странно?

— Нет, — пожал я плечами, — он вел себя не странее других вурд. Ничего такого я не заметил.

— Вы знаете куда он направился после дуэли? — на этом вопросе он слегка подался вперед, а взгляд стал пытлив и колюч, значит, вопрос непростой. Мне не стоило забывать, что мы ушли с пустыря при трех свидетелях, а значит Тайная канцелярия расспросила об этом не только Деграуна, но и Быстрицкого, и Григанского.

— Якоб не слишком хорошо себя чувствовал, и я помог ему добраться до стоянки, а после отвёз в гостиницу. Оттуда меня забрал мой дядя Олег, и больше я Якоба не видел.

Пока что мои ответы устраивали Крапивина, потому я еще говорил правду.

— Почему вурд плохо себя чувствовал, княжич? — сузил глаза Крапивин.

И здесь я не стал лгать, ухудшить и без того плохое положение Якоба тем, что он пил кровь несовершеннолетнего я уже все равно не мог:

— Он провел ритуал крови и помог мне очиститься от зелья ослабления. Якоб рассказал мне об этом ритуале, а его уговорил и предложил за помощь хорошие деньги. Ну и из-за этого ритуала ему стало плохо.

Я нарочно упомянул про деньги, желая подкинуть ему версию, что у Якоба было достаточно средств, чтобы бежать из Славии.

Крапивин озадачено нахмурился, такого ответа он явно не ожидал. Хотя я и был уверен, что и про мое забинтованное запястье, и про то, что Олег забрал меня у гостиницы он уже в курсе. И сейчас я все это подтвердил.

Но наверняка они и сотрудников гостиницы опросили. Здесь я весьма рисковал, потому портье мог меня запомнить, как и то, что я приходил на следующий день. В данном случае я намеревался все отрицать. Слова одного портье не делают из меня изменником родины, да и не велик шанс, что меня запомнили. Все же та гостиница довольно большая, и за день каких только людей там не бывает.

— Что это был за ритуал, Ярослав Игоревич? — спросил Крапивин. — Впервые о таком слышу.

— Вурды не любят о нем распространяться, — начал я объяснять, — да и не всякий из них на него способен. Со слов Якоба, только старые вурды и могут подобное. Принцип действия мне и самому не слишком понятен, но думаю, вам не составит труда узнать о нем более подробно.

Крапивин нахмурился, наверняка сейчас он сомневался в правдивости моих слов и пытался обосновать плохое самочувствие вурда как-то иначе. Но, видимо, ничего так и не придумав, продолжил:

— Значит, вы отвезли его в гостиницу, взяли для него номер на имя Добромира Репина и после этого не встречались с Якобом?

— Все верно, — с готовностью кивнул я.

— Кстати, а почему вы представились портье вымышленным именем?

— Не хотел, чтобы простой народ судачил о том, что я привел вурда в гостиницу, — ответил я.

Крапивин сделал большой глоток из кружки, отложил десертную ложку, которой с наслаждением уплетал сливовое варенье, и полез в свою наплечную сумку, достав оттуда блокнот. Он неспешно листал страницы блокнота, водил пальцами по записям, изредка останавливаясь и что-то изучая. А потом сухим тоном завел:

— Двое мужчин заселились семнадцатого числа лютого месяца в восемнадцатый номер гостиницы в пять пятнадцать вечера. По свидетельстванию дежурившего в тот вечер портье, один из них, тот что оплачивал номер и был помоложе, сразу ушел и больше он его не видели. На следующий день портье другой смены сделал запись, что был взят второй ключ от номера в четыре часа вечера тем же Добромиром Репиным, а через полчаса оба ключа были возвращены. И постояльцы хоть и оплатили номер на три дня, в гостиницу больше не возвращались. Кто был этот второй? Вы, княжич?

Хладнокровный пытливый взгляд, непроницаемое выражение лица по которому невозможно определить, о чем сейчас думает Федор Крапивин. Я дышал ровно и оставался спокоен и так же спокойно ответил:

— Нет, в тот день я был дома. Якоб слышал, на чье имя я брал комнату, и вероятно, передал это тому, кто за ним приехал.

— Все верно, Ярослав был дома, — с готовностью подтвердил отец. — Он неважно себя чувствовал и весь день провел у себя. Это могут подтвердить наши домработники и мы. К тому же вы установили «глаза» в нашем поместье и без труда можете проверить, что в тот день никто не покидал особняк.

— «Глаза» установлены только внутри помещения и не во всех комнатах, Игорь Богданович. По отчетам ваш сын в обед ушел в свою комнату и не выходил из нее до самого утра. Ночью к нему в комнату вошла ваша супруга и ушла в начале шестого утра. Я счел это странным.

Все едва ли шло по маслу, теперь и отец из-за слов Крапивина наверняка начнет меня подозревать. Хотя мне и без того казалось, что он уже подозревает. Но отец держался хорошо и даже виду не подал, что слова дознавателя его удивили или вызвали сомнения.

— Что здесь странного? — спокойно поинтересовался отец. — Мой сын, как я уже сказал, чувствовал себя неважно. Очевидно, что Злата волновалась и поэтому провела почти всю ночь в его комнате.

— Могу побеседовать с вашей супругой? — Крапивин улыбнулся, обнажив сероватые крупные передние зубы.

— Моя жена в положении, мне бы не хотелось, чтобы ее беспокоили без особых причин, — вежливо, но твердо сказал отец. — И ваш начальник нам ясно дал понять, что вы опросите только Ярослава.

Улыбка сползла с лица Крапивина и лицо стало жестче:

— Что ж, тогда продолжим, — сказал он без особого энтузиазма. Крапивин наверняка рассчитывал, что сможет загнать нас в угол или уличить во лжи, но пока я не допустил ни одной ошибки и отец мне помогал. Ему попросту не к чему было придраться.

— Якоб Стабольски был в доме колдуна Демьяна вместе с другими вурдами, когда на вас напали чернокнижники? — быстро и жестко затараторил Крапивин, задавая быстрый темп вопросам и ответам.

— Да, — без раздумий кивнул я, прекрасно понимая, что Крапивин и так это знает.

— Вы видели, что вурды забрали одного из чернокнижников? — с давлением и быстро задал он следующий вопрос.

— Нет, я вообще плохо помню, что происходило. Меня чуть не убили.

— Вы предупредили Якоба Стобольски о том, что графиня Фонберг под арестом?

— Нет, — даже не моргнув, солгал я.

— Вы приходили в гостиницу к Якобу на второй день?

— Нет, я же уже сказал.

Крапивин на миг оскалился и в том же темпе протараторил еще один вопрос:

— Готовы подтвердить все свои слова под зельем правды?

— Это еще зачем?! — возмутившись, вмешался отец. — Какие у вас имеются на это законные основания? Моего сына в чем-то подозревают?

Крапивин отвечал ему, но при этом не преставал сверлить меня хищным взглядом:

— У меня есть сомнения по поводу правдивости слов княжича.

— Сомнения? Или домыслы? — отец чеканил каждое слово, жесткой интонацией заставив все же повернуться дознавателя к нему. — А доказательства у вас есть? Обвинения официальные?

— Портье дежуривший во второй день описал того, кому отдал вторые ключи, как высокого молодого человека с бледной кожей, темными волосами и в хорошем, явно дорогом пальто. Описание в точности соответствует Ярославу Игоревичу.

— Как и соответствует большей половине темноволосых вурд империи. За ним наверняка пришел кто-то из своих. Или ваш свидетель непосредственно узнал в нем княжича?

— Нет, — нехотя ответил Крапивин. — Напротив, на прямой вопрос о княжиче и предъявлении его отпечатка внешности, портье заверил, что это точно не Ярослав Игоревич, и княжича он бы наверняка узнал.

— То есть, ваш свидетель заверил вас, что это не Ярослав, и вы все равно его подозреваете? — уставил тяжелый взгляд на Крапивина отец.

Крапивина нисколько не смутил ни тон отца, ни его явно справедливое замечание.

— Я полагаю, что отпечаток внешности из нашего архива немного расходится с тем, как ваш сын выглядит сейчас. Он даже с последней нашей встречи весьма подрос и изменился внешне. А имеющийся у нас отпечаток двухлетней давности.

— Мы полагали, что Ярослав свидетель, а не подозреваемый, — с давлением произнес отец. — В чем именно вы сейчас пытаетесь обвинить моего сына?

— Нет вовсе нет, я ни в чем его не подозреваю, — пошел на попятную Крапивин, явно опасаясь, что подобное поведение мы можем счесть за превышение полномочий. — Все что мне нужно — правда, князь. Я всего лишь хочу поймать предателя и преступника, и очень наделся, что ваш сын мне в этом поможет. И если княжич что-то утаил, лучше ему сознаться сейчас.

— Мне не в чем сознаваться, я сказал вам и вашим сотрудникам все, что знал, — сказал я.

Крапивин задумчиво закивал, взглянул на отца, затем спросил:

— Как насчет опознания? Если портье подтвердит, что на второй день приходил и брал ключ не Ярослав Игоревич, все мои сомнения развеются и я больше не посмею вас беспокоить.

Отец не взглянул на меня, я же внутренне напрягся и сейчас всеми силами старался не выдать волнения.

— Хорошо, — кивнул отец. — Назначьте время и место, привозите вашего свидетеля или мы сами приедем.

— О, в этом нет необходимости, — радостно заулыбался Крапивин, вскочив с места, — я уже привез его, он ждет в тетраходе, подождите минуту, и я его приведу. Если вы конечно же не против.

Ликующий взгляд Крапивина был обращен ко мне, я, прикрыл рот, и довольно правдоподобно зевнул, изображая скуку.

Отец сидел с каменным лицом: о чем он сейчас думал, понял ли все, волновался ли так же, как и я — этого я не мог знать. Но что-то мне подсказывало, что и отец сейчас нервничает ни меньше моего.

— Да, конечно, приводите вашего свидетеля, — ответил отец, коротко кивнув.

Крапивин хищно улыбнулся и стремительным шагом направился к выходу.

В малой гостиной висели «глаза», и мы с отцом об этом не забывали ни на секунду.

Отец повернулся ко мне, ощерился — улыбка ой какая недобрая.

— Все хорошо, сын? — голос отца был ласковый, но учитывая улыбку, получилось весьма зловеще.

Отец потрепал меня по волосам, очень сильно потрепал, вдавливая мою голову в плечи и при этом продолжал широко и совсем не ласково щериться.

— Все замечательно, — выдавил я из себя, натянуто улыбнувшись. Отец все понял и теперь мне влетит уж наверняка, но главное сейчас отделаться от Крапивина, и я теперь всерьез опасался, что сумею отвертеться — он слишком хорошо подготовился.

— Вот и славно, нервничать совершенно не о чем. Тебя же там не было, — отец резко убрал руку с моей головы, лицо его приняло прежний жесткий вид, он в ожидании уставился на вход откуда уже доносились шаги.

В гостиной с довольной улыбкой сначала появился Крапивин, а за ним неуверенно вошел мужичок средних лет с приветливым лицом и с улыбчивыми глазами. Я его не запомнил в гостинице, хотя лицо и казалось смутно знакомым при более внимательном рассмотрении. Но если бы мне довелось встретить его на улице, я бы ни за что его не вспомнил.

— Князь, княжич, — неожиданно порывисто и радостно начал кланяться свидетель. — Такая честь оказаться здесь, в Вороновом Гнезде! Всегда мечтал здесь побывать!

Он восхищенно принялся озираться, осматривая интерьер, но Крапивин поспешил вернуть его с небес на землю:

— Агафон Радимович, — довольно жестко окликнул он его, — внимательно взгляните на этого молодого человека и ответьте — он ли приходил в гостиницу восемнадцатого дня лютого месяца и брал ключ от восемнадцатого номера?

— Да что вы, — отмахнулся он от него портье, как от нечисти, — я ж вам сказал, что другой. Что я, княжича нашего не узнал бы?!

На лице Крапивина одновременно отразились злость и разочарование.

— Вы уверены?

— Да как же не быть уверенным? — он вперил в меня взгляд, хитро сощурился, а потом возмущенно воскликнул: — Не он это, господин Крапивин! Не он — уж точно! Тот худющий был, да и куда старше. И вид у него был какой-то болезненный, а княжич наш пригож и здоровехонек!

Крапивин раздраженно выдохнул, обвел нас разочарованным взглядом.

— Полагаю, мы уже закончили? — деловито закинув ногу за ногу и сложив руки в замке на коленях, спросил отец.

— Что ж, полагаю, что так. Не смею вас больше задерживать, — раздражение не сходило с лица Крапивина, но как обязывал этикет, он начал кланяться, прощаясь: — княжич, князь.

И после этого, быстро забрав и отключив шар памяти, Крапивин бросил на ходу:

— Агафон Радимович, нам пора, — и устремился прочь.

А Агафон слегка задержался, усмехнулся — весело так усмехнулся и неожиданно мне подмигнул, а затем глубоко поклонился и сказал:

— Рад был встрече князь и княжич, добра и процветания вашему роду и дому! — И затем скрылся, поспешив за Крапивиным.

Сказать, что я был удивлен происходящим — ничего не сказать. То, что этот Агафон меня не узнал, верилось с трудом. Нет, я мог конечно предположить, что у мужика беда с памятью, но в такие совпадения я не верил. Да и уж больно довольный вид у него был, что невольно настораживало. И эти подмигивания еще…

Отец сидел неподвижно, пока не стихли звуки шагов в коридоре и пока не хлопнула парадная дверь. И только когда завелся двигатель тетрахода, он повернулся ко мне всем туловищем и тоном, не сулящим мне ничего хорошего, холодно произнес:

— Прогуляемся?

Я кивнул, хотя все мое внутреннее естество желало сейчас сбежать куда подальше. У нас ведь только наладились отношения, а сейчас наверняка ссоры вновь не избежать. Но и этого разговора избежать не получится, правда, как я буду выкручиваться на этот раз, я пока не придумал.

Я полагал, что мы отправимся с отцом на улицу, где можно будет поговорить без «глаз». Но только я направился за пальто, как отец меня остановил.

— Давай проведаем предков, — сказал он и кивнул в сторону коридора за лестницей, который вел в подземелье поместья.

Отец очевидно имел в виду не родовое древо, а самое глубокое место подземелья, где хранились кости предков. В детстве это место наводило на меня неподдельный ужас и, наверное, поэтому я без особой нужды никогда туда не спускался. Но в последнее десятилетие жизни мне пришлось бывать там слишком часто — я хоронил родных.

Мы спустились с отцом в подземелье. Пока мы шли по сырому каменному коридору, освещенному лишь тусклой ойра-лампой, которую нес отец перед собой, он не проронил ни слова. Я чувствовал напряжение между нами, чувствовал накал невысказанности в этом гнетущем молчании и звуках наших шагов, эхом разносящихся по коридорам подземелья.

— Почему туда? — спросил я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

Отец не ответил, словно бы и вовсе не слышал моего вопроса.

Мы прошли через ряды темниц с толстыми решетками, в которых когда-то держали узников и преступников. Последние две темницы не имели решетки, но на полу в этих темницах были начертаны уже потускневшие и почти стершиеся от времени золотые руны, а над входом висели артефакты чародейской клети — в этих темницах держали чародеев. Но над одной из темниц артефакта не оказалось, он исчез вместе с куском камня, в который был вставлен. Я попытался вспомнить, был ли он здесь в прошлый раз и был ли он здесь в будущем, но отец прервал меня.

— Ничего тебя не удивило во время опознания? — непринужденно поинтересовался он, словно бы мы весь путь шли и беседовали.

— Не-е-ет, — насторожено протянул я.

Отец нервно усмехнулся, остановился у потайной стены, которая отодвинется внутрь, если нажать на один из камней.

— Знаешь какой камень? — спросил зачем-то отец.

Я кивнул и, не задумываясь, вжал четвертый снизу камень, своей формой напоминавший крыло. Камень, признав во мне Гарвана, засиял матовым белым светом, раздался скрежет и открылся проход.

Отец какое-то время стоял в задумчивости, не торопясь входить внутрь. Он жестом пропустил меня вперед, и я вошел во тьму туннеля.

Здесь пахло сырой землей и едва уловимо — гнилью. Отец вошел следом, осветив аркообразный узкий туннель. В конце туннель имел развилку: одна вела к усыпальнице предков, вторая была извилистой, запутанной и вроде как даже должна иметь выход где-то в лесу. Но дорога из туннеля давным-давно позабыта, местами обвалилась, и никто в здравом уме туда бы не сунулся, потому что ходы туннеля так запутанны, что, не зная правильной дороги, там можно попросту сгинуть.

Отец снова кивком велел мне идти вперед, хотя ойра-лампу нес он, и было бы разумнее ему быть первым и освещать путь. Это меня насторожило, отец словно бы не хотел, чтобы я шел позади.

Впереди показался мерный голубоваты свет, он мерцал в самом конце туннеля. Там находилась большая рукотворная пещера и прямо над ней росло родовое древо. Вся пещера была увита его корнями, которые и излучали этот приглушенный свет.

— Значит, — снова подал голос отец, — тебя нисколько не удивило, что этот Агафон из гостиницы тебя не узнал?

— Я же сказал…

Но отец не дал мне договорить:

— Но ведь должен был.

Я обернулся. Отец стоял и в тусклом свете, и в нем его улыбка походила на зловещий оскал.

— Что происходит?! — не выдержав, разозлился я.

— А то, что ты солгал! Ты был в гостинице, ты предупредил вурда об опасности — и не смей отрицать!

Я молчал.

— Если бы этот Агафон сам к нам не пришел и не рассказал!… Если бы мы ему не заплатили!… Моего бы сына казнили как сообщника изменников!

Лицо отца перекосило от ярости, его тяжелое гневное дыхание вздымало грудь, а взгляд, полный бешенства смотрел словно бы не на меня, а сквозь меня.

Да, он был в праве гневаться, но все происходящее меня настораживало. Зачем он привел меня в родовую усыпальницу? И то, что он говорил, как безумец, и то, как он интонацией выделил «моего сына» — меня изрядно озадачило и заставило беспокоиться о душевном состоянии отца.

— Все совсем не так, как выглядит, — попытался я его успокоить.

— Ты помог ему сбежать? — серьезно спросил отец.

Я не знал, как реагировать, не знал, о чем известно отцу, а о чем нет. Но понимал — чем больше буду лгать, тем больше загоню себя в угол. Я молчал.

— Можешь не отвечать, — как-то небрежно бросил он, внезапно успокоившись. — Агафон сегодня обратился к Олегу, так как он частый гость в этой гостинице. И рассказал, что имперские сегодня расспрашивал его о княжиче. Он тебя не выдал, когда смекнул, кто именно его расспрашивает, и потому сразу пошел на попятную. Радует, что люди Варганы преданны нам.

— Преданны? — нехорошо усмехнулся я. — Он просто хотел поиметь с нас денег. Тайная канцелярия ему бы за сведения ни дала ни копейки, а вот князь наверняка в благодарность одарит за помощь. Но, однозначно, хорошо, что произошло именно так.

Отец недовольно поджал губы.

— Так или нет, но я ему очень благодарен. Агафон спас моего сына. — Он снова так сказал.

Я в недоумении уставился на него:

— Что значит — твоего сына? А я в таком случае кто?

— Мой сын, — ответил он мрачно, и этот ответ едва ли меня удовлетворил.

Отец задумчиво посмотрел на сияние в конце туннеля и решительно направился в усыпальницу. Я неуверенно направился следом.

Отец остановился там, где начиналась территория прародителей. Весь грот, куда не посмотри был обвит толстыми извилистыми корнями, и, если приглядеться, меж этих корней можно увидеть торчащие кости и черепа, принадлежащие Гарванам.

Неродовые чародеи просто хоронили кости в землю — это последний из четырех этапов церемонии погребения. Сначала же тело предавали огню — вознося молитвы и отдавая дань Сварогу. После сгоревшее погребальное кострище стояло под открытым небом и обдувалось ветром. Родные приходили к остаткам кострища каждый вечер и обмахивали останки усопшего опахалами, молясь богу ветра — Стрибогу. Дальше кости предавались третьей стихии — воде. Останки омывались и этим занимались только близкие женщины покойного: мать, жена или дочери. Таким образом отдавалась дань богине воды — Дуане. В конце кости отправлялись к Матери Земле. Считалось, что только так человек может переродиться заново и попасть в Ирий. Родовые же чародеи приносили кости своих усопших к корням древа. Эта традиция объяснялась тем, что как корни держат древо и питают его плоды, так и предки держат род и дают силу потомкам.

— Здесь покоятся останки всех Гарванов от самого Эрика Ночного, — сказал зачем-то отец.

— Я знаю, — ответил я.

— Когда-то и я, и вся моя семья будет здесь, а наши потомки там, будут и далее прославлять род Гарванов. — Отец указал пальцем на свод пещеры, увитый свисающими корнями, потом мрачно добавил: — Если кто-то все не испортит.

К чему отец говорил все это, я не совсем понимал. Он продолжал держать палец к верху, да и смотрел он более чем странно, и вдруг он начал пятиться.

Я невольно поднял голову вверх и увидел кусок камня между корней на котором поблескивало что-то металлическое.

Быстрым движением отец нарисовал руну воздуха, направил поток на артефакт, и тот молниеносно активировался. Вокруг меня выросла светящаяся клетка. Её прутья из подрагивающих тонких молний ярко засияли. Все произошло так быстро, что я не успел никак среагировать. А на то, чтобы осознать до конца, что произошло, мне понадобилось времени куда больше.

Я перевел на отца ошарашенный взгляд, он же смотрел хладнокровно и где-то даже ликующе:

— Да, ты мой сын, — сказал отец, — но только снаружи. А вот кто внутри — это еще предстоит узнать.