Искра

Глава 6

В этот раз молебен прошел для меня куда спокойней, хотя ощущение вымывания дерьма все равно осталось. Но именно вымывания, не выжигания, так что я чувствовал себя куда уверенней. Все же устойчивость к зоне — это вещь.

Стоял я намного ближе к отцу Тихону, так что его взгляд во время ритуальных действий пару раз на мне задержался. Неодобрительный взгляд — еще бы, я же ему говорил, что не собираюсь в зону, а сам не просто собрался, но и почти погиб при встрече с глубинником. Что поделать, жизнь заставила поменять приоритеты.

Сегодня впервые увидел на молебне князя. Стоял он в первом ряду вместе со старшей дочерью, выглядел мужчиной, способным выдержать еще много битв с тварями: говорят, он постоянно зачищал отдельные участки в надежде, что это позволит если не обратить зону вспять, то хотя бы замедлить продвижение. Эта система явно не привела к успеху: если мне не удастся решить вопрос с реликвией, то суждено Куликову остаться князем без княжества. Беспокоило ли меня это? Конечно, поскольку при таком развитии событий я уйду на цепочку перерождения, раз за разом умирая от невозможности выполнить договор. А это судьба куда печальнее, чем перестать владеть землями.

Как оказалось, заметил не только я князя, но и он меня.

— Петр… Аркадьевич, задержитесь, — властно раздалось у меня за спиной, когда я уже заворачивал к школе Коломейко.

— Василий Петрович, добрый день, — повернулся я к нему. — Я могу быть вам чем-то полезен?

— Можете. Разговор не для улицы. Пройдемте.

Я тоскливо покосился в сторону школы Коломейко, поскольку мне казалось, что даже если князю пришло в голову только попить чай в моей компании, то все равно на занятия я сегодня не попаду.

Привел он меня не домой, а в контору, где я оформлял в собственность недвижимость и местную, и в городах, покрытых нынче зоной. Как оказалось, у князя в этом здании был кабинет как раз для таких случаев, когда собеседника домой приглашать не хочется, но необходимость в приватной беседе есть.

Куликов распорядился подать нам чай, но разговор начал до того, как что-то принесли.

— А расскажите-ка мне, Петр… Аркадьевич, что там за история с глубинником. Не верится мне, что в Мятном могла завестись этакая пакость.

Его заминка перед моим отчеством была слишком характерна, чтобы я не обратил на нее внимания. И сдается мне, дело было вовсе не в том, что он размышлял, насколько уместно обращаться ко мне по отчеству.

— Тем не менее, Василий Петрович, завелась, и я лишь чудом не погиб, когда она меня схватила. — Я описал свою эпическую схватку, но недоверие моего собеседника сквозило в каждом жесте, поэтому рассказ я завершил так: — Вы не единственный, кто засомневался в правдивости рассказа, но доказательством могут служить ингредиенты, добытые с глубинника.

— Я их видел, Петр… Аркадьевич, но на них не указано, где и кем они были добыты.

Делопроизводитель внес поднос с чашками, чайником и сушками в миске. Ни молочника, ни сахарницы, ни захудалого варенья… Как сказал бы Валерон, нас явно не уважают.

Я дождался, пока делопроизводитель расставил все и вышел, и только потом спросил:

— И откуда, по-вашему, мы могли притащить части глубинника?

— Перекупить у артели, которая ходила дальше. У тех же астафьевских, у которых возникли определенные проблемы, а с ними — необходимость быстрее избавиться от части добычи. Перед уходом они распродавали ингредиенты по демпинговым ценам. Правда, недолго — пока запасы не закончились.

— Зачем это нам?

— Видите ли, Петр Аркадьевич, походы к Мятному алхимиками очень хорошо оплачиваются. Если остальные артели перестанут туда ходить, деминская сможет поднять цены. И мне это очень не нравится.

— Василий Петрович, я, конечно, в Дугарске человек новый, но мне Демин и его компания кажутся людьми честными, не способными на обман.

Я отпил чай и невольно поморщился: такое впечатление, что заваривали его из опилок, добавив для цвета безвкусного алхимического красителя. Сушки я даже попробовать не стал — они уже по виду походили на ровесника Куликова. И если князь находился в расцвете сил, то и сушки уже набрали достаточно мощи, чтобы переломать зубы всем, кто посмеет покуситься на их целостность.

— Ради денег, Петр… Аркадьевич, некоторые люди легко поступаются своими принципами.

Внезапно я понял, что сейчас меня оскорбляют. Конкретно так оскорбляют, намекая на ложь с моей стороны.

— То есть вы подвергаете сомнению и мои слова, слова потомственного дворянина?

— А точно ли потомственного дворянина? Документы у вас подлинные, это правда. Но вот незадача. Петр Аркадьевич Воронов не так давно погиб. По версии следствия, его убили в купе поезда. Кто вы и как к вам попали его документы?

Честно говоря, я рассчитывал прожить в безвестности хотя бы полгода. Но, похоже, мне этого сделать не дадут. Князь выглядел напряженным. Этак не сдержится и упокоит меня прямо в этом кабинете — не зря же на здешнем ковре такие подозрительные пятна? Для него одним Петей больше, одним меньше — разницы уже нет.

— Я надеялся, Василий Петрович, что версия следствия будет именно такой, — признался я. — Видите ли, в поезде погиб не я, а тот, кто хотел меня убить. Поскольку это было уже второе покушение на меня, и в обоих случаях я спасся лишь чудом, то посчитал, что будет лучше, если заказчик моего убийства будет уверен, что я погиб. Но это я тоже доказать не смогу. Вы либо верите моему слову, либо нет.

Он буравил меня испытующим взглядом и молчал. Долго молчал, потом спросил:

— Почему вы не сообщили князю Воронову о нападениях на вас?

— Потому что я именно Вороновых и подозреваю в покушениях, — ответил я. — У первого убийцы была моя фотография, а у второго — фотография предназначенного мне куска реликвии, который я получил аккурат между этими покушениями.

— У вас есть осколок реликвии?

— Есть.

— Не могли бы вы его мне показать, чтобы, так сказать, убрать все недосказанности?

— Мне придется за ним сходить.

— Сходите, я подожду.

И сказано это было так, как будто князь заподозрил, что я собираюсь сбежать, и намекнул, что это не получится.

Но я сбегать не собирался, во всяком случае пока. Спокойно дошел до дома, где попросил Валерона выплюнуть кусок вороновской реликвии.

— Что случилось? — напрягся он.

— Княжеские службы выяснили, что Петр Аркадьевич Воронов был убит в поезде. Требует доказательства того, что я именно тот, за кого себя выдаю.

— Ты, главное, не соглашайся им больше ничего платить, — всполошился Валерон. — И документы на воробьевское имущество не вздумай возвращать. А то заявят, что незаконная сделка — и пиши пропало.

— Мне кажется, это меньшая из наших проблем. Вот если он сообщит Вороновым, то придется ждать новых убийц.

— Это тебя расстраивает? — удивился Валерон. — С прошлых сколько всего хорошего выпало, а туалеты по соседству полупустые — есть куда хоронить.

— А если пришлют сразу группу?

— Придется отлавливать по одному. Зато представь, сколько всего мы с них сможем собрать?

Валерон чуть ли не подпрыгивал от предвкушения.

— Вряд ли они с собой возят складные котлы, — ехидно заметил я, — зато хорошие артефакты — наверняка.

— Хорошие артефакты тебе не повредят, — задумался Валерон совсем не над тем, на что я намекал. — Те, что я у астафьевского артельщика отобрал, они средненькие. Будем рассчитывать, что за тобой кого попало не пришлют. Пришлют хорошо экипированных и с деньгами. Нам останется только подготовиться и собрать сливки. — Он облизнулся. — Дом для этого расположен идеально: свой участок, соседей нет.

— Соседские сортиры пустые, — продолжил я за него. — Ты мой осколок выплюнешь или нет?

Валерон с сожалением прервал мечтания и наконец извлек из своего внутреннего хранилища нужный осколок. Правда, вначале он случайно выплюнул почти завершенную куликовскую реликвию, но я даже ничего не успел сказать, как он быстро заменил на нужное. А то хорош был бы я, принеся в качестве доказательства принадлежности к семейству Вороновых реликвию Куликовых.

Вернулся я быстро — князь даже чай не успел допить. Чашка так и стояла наполовину заполненная, хотя чай, если так можно было назвать заваренные опилки, уже наверняка остыл. Осколок я показал исключительно из своих рук. Но Куликов и не потребовал поднести поближе — вместо этого активировал заклинание, которое связало тонкой золотистой нитью меня и осколок.

— Надо же, — удивился он. — И осколок настоящий, и Воронов.

— До этого вы мне не верили, Василий Петрович?

— Видите ли, Петр Аркадьевич, ваша история прозвучала слишком сказочно. Как вы справились с убийцами?

— Повезло, — ответил я. — Иначе и не скажешь. Потому что они оба были хорошо подготовлены. Наверное, просто не ожидали отпора от гимназиста.

— Наверное. А почему вы не сообщили своей семье, что живы? Тоже не доверяете?

На этом вопросе я испытал чувство вины, потому что мои родные со стороны маменьки наверняка обо мне страдали, и сильно. Мои чувства по отношению к семье настолько переплелись с чувствами прошлого Пети, что я не мог не переживать ни о маменьке, ни о Ниночке. Даже Юрию Владимировичу и Лене доставалась часть моих размышлений о том, что я поступил не совсем хорошо по отношению к людям, которые меня любили.

— Я опасался, что в следующий раз могут пострадать и мои близкие. Кроме того, зная маменьку, я был уверен, что она не сдержит эмоций и отпишет обо всем Вороновым, — пояснил я. — Отчиму я бы открылся, но возможности такой не было. Я решил умереть для всех. Временно.

— То есть вы скрываетесь здесь от Вороновых? — не скрывая насмешки, спросил Куликов.

— Именно так, — обескураженный его тоном, ответил я. — Пока они уверены, что я погиб, я в безопасности.

— Петр Аркадьевич, — уже безо всякой паузы между именем и отчеством сказал Куликов, — они уверены в обратном. У каждого княжеского рода есть артефактное фамильное древо со всеми живыми носителями княжеской крови. И если вы оттуда не пропали, то Вороновы в курсе, что вы живы. Если, конечно, это именно они заказывали покушения на вас.

— Вот черт! — не удержался я. — Выходит…

— Выходит, вы лишились семьи, не получив ничего взамен, — жестко сказал Куликов. — Юрий Владимирович Беляев мог бы обеспечить вашу защиту.

— Он и без того очень много для меня сделал, — ответил я. — Было бы несправедливо сваливать на него проблемы, связанные с первым мужем его супруги. Я разберусь сам.

— Ох уж эта молодость… — насмешливо сказал Куликов. — Глупо не использовать возможности семьи.

— Но и подставлять семью под удар нельзя.

Он кивнул, соглашаясь, отпил чай и тоже поморщился. Возможно, лично ему здесь подавали что-то поприличней, а сейчас он распорядился на меня не тратиться, но страдал и сам.

— Итак, Петр Аркадьевич, что вы собираетесь делать?

— Зависит от того, можно ли получить с упомянутого вами артефакта информацию о том, где я нахожусь.

— У артефакта нет такой функции, искать вас будут по старинке.

— Тогда задержусь в Дугарске и получу профессию артефактора, по возможности параллельно усиливаясь как боец, Василий Петрович. Если, разумеется, в ваших планах нет передать информацию обо мне Вороновым.

Спросил я прямо, потому что Куликов не похож на интригующего за спиной. И если он заявит, что не будет хранить мое пребывание здесь в тайне, придется срочно линять. Конечно, я уже прижился в Дугарске, обзавелся знакомствами и кое-каким имуществом, но лучше остаться без дома, чем без головы.

— В моих планах такого нет. Ни с прошлым князем, ни с нынешним мы в дружеских отношениях не состоим. Врагами нас не назвать, нет. Скорее речь идет о некой постоянной напряженности.

Куликов отпил из чашки, скривился и окончательно отодвинул ее в сторону.

— Не буду скрывать, Петр Аркадьевич, что ситуация в городе не просто опасная, а становится опасней с каждым днем. Если история с глубинником правдива, то Дугарск вскоре накроет зона.

— Коломейко нам пообещал вести занятия до лета.

— В таком случае раньше он не уедет. Разве что выдаст всем слушателям бумагу об обучении, — усмехнулся Куликов. — Если не секрет, Петр Аркадьевич, где вы взяли деньги на обучение и покупку дома?

— Я же говорил, Василий Петрович, на меня дважды нападали наемные убийцы. Вот с них и получил первоначальный капитал.

Куликов недоверчиво усмехнулся, а потом захохотал.

— Говорите, с собственных убийц деньги сняли? Любо, Петр Аркадьевич. Уважаю.

— Но они уже все растрачены.

Я тяжело вздохнул, но Куликов не проникся.

— Если вы рассчитываете, Петр Аркадьевич, что я аннулирую сделку по продаже воробьевского имущества, то зря. Эта тысяча уже расписана на нужды княжества. Единственное, что могу пообещать: информировать вас о любых новых лицах, которые раньше в Дугарске не появлялись. В знак признательности за поддержку нашего княжества.

— Благодарю, Василий Петрович, эта информация будет для меня очень полезной.

И не просто полезной, а жизненно необходимой: сейчас в Дугарске посторонних не могло быть — слишком опасно само нахождение в городе. Приезжали только по делу, стараясь не задерживаться.

— А нам, Петр Аркадьевич, очень полезен собственный механик. Собственно, в княжестве вы остались один.

Последнее Куликов сказал весьма грустно, вспомнив, что и от княжества у него, считай, ничего не осталось.

— Я надеюсь, что все изменится, и моя инвестиция в воробьевское имущество окажется не напрасной, Василий Петрович, — подбодрил я его.

— Как вы сказали? Инвестиция? — он опять рассмеялся, но не обидно. — Хорошо, Петр Аркадьевич, раз уж мы все выяснили, можете быть свободны.

Мы попрощались, и я вышел из княжеской конторы. Идти на занятия Коломейко смысла не было. Все равно оно уже почти закончилось, а чуть позже ко мне придет Прохоров и расскажет, о чем там говорилось.

Поэтому я решил зайти к Демину, вернуть свои контейнеры. Тот моему приходу обрадовался.

— Петр, забрал у нас всё алхимик-то. Твоя доля. — Он протянул мне вексель на предъявителя на сумму аж в две тысячи рублей и продолжил: — На Мятное мы завтра пойдем. Не хошь с нами-то?

— Хотеть-то хочу… — я задумался. — Но занятия у меня по артефакторике. А я и без того сегодня пропустил из-за княжеского вызова.

— Про глубинника спрашивал? Сумлевается князь-то.

— Работа у него такая — сомневаться.

— Эт да, — Демин вздохнул, — потому как ежели глубинник совсем рядом — зона скоро скаканет. Мож, на холод притормозит, но весной — все. Мы с мужиками думаем, толь перебираться куды, толь вообще с этим делом завязывать — находились уже. До зимы соберем, что сможем, а тама уж решать будем.

За стеной раздался сдавленный всхлип — страдала деминская баба, поскольку если он завяжет с зоной, то и ей места в его жизни больше не будет. Уверен, в обиде она не останется и сможет начать новую жизнь где-нибудь подальше. Еще и басню сочинит о храбром муже-артельщике, погибшем в зоне. Но здесь и сейчас она расставаться с Деминым не хотела, хотя и прекрасно понимала, когда с ним связывалась, что связь эта временная, пусть и надеялась, что станет постоянной.

Демин всхлип тоже услышал, поморщился и спросил:

— Завтрева пойдешь али как?

Против занятия у Коломейко вставала необходимость получить сродство к кузнечному делу, кристалл с которым падал только с механизмусов, причем вероятность выпадения была тем выше, чем дальше от границы. Рядом я его вообще могу выбивать хоть до морковкина заговенья.

— Пойду, — решился я. — Скажу Коломейко, что один день пропущу, и пойду.

— Жду утречком тады, — обрадовался Демин.

Мы попрощались, и я отправился к Коломейко в надежде получить короткую инструкцию по занятиям на сегодня и завтра. Мои согруппники уже разошлись, оставался один учитель. Взъерошенный и озабоченный, он приоткрыл дверь и сразу радостно объявил:

— Петр, на неделю занятия отменяются, мне нужно срочно уехать по делам.

— Вещи вывезти? — предположил я.

Взгляд его стал неприятно-колючим.

— А хоть бы и так. Не хочу, чтобы тварям все мной нажитое досталось. Самое ценное вывезу, чтобы если что — удирать налегке. Потом-то подводу не найти будет, а сейчас можно все до ближайшего города с оказией доставить. Кстати, может, еще что купите из учебников? Весь ассортимент — к вашим услугам. Даже мои личные отдам, если понравится что, — внезапно расщедрился он.

Это было понятно: книги тяжелые, а знания из них уже давно должны были перекочевать к Коломейко в голову. Мое подозрение доказывало и то, что все книги были свалены в углу комнаты и явно не собирались упаковываться. Наверняка все важное было уже отложено, а весь этот книжный развал, по мнению Коломейко, ценности не представлял.

— Похоже, книги вы вообще забирать не планируете, Фрол Кузьмич.

— Почему не планирую? Планирую. Но в последнюю очередь. В первую очередь вывезу то, что полегче и поценнее, — ответил он. — И не смотрите на меня так, Петр, у меня семья, я обязан о них позаботиться. И без того привычный уклад жизни у них был нарушен. А Дугарск весной надо будет покинуть, мой вам совет.

— А как же обещание проводить занятия?

— Я от него не отказываюсь, но в другом городе. Но знаете, что я вам скажу, Петр… Первый толчок я вам дал, а дальше артефактор развивается уже сам.

— Может, тогда и документ мне выдадите об окончании вашей школы?

— С радостью. Как только сдадите мне пять артефакторных изделий по десять экземпляров, так и выдам. Уверяю, труда вам не составит.

Он расплылся в необыкновенно противной улыбочке, а я задумался.

— Только те, что вы даете?

— Не только. Но это должно быть настоящее артефактное устройство, а не одноразовая поделка. И заклинание там должно быть вложено минимум десятого уровня. Разумеется, если это не схема с кристалла.

Схема с кристалла отличалась тем, что уровень там зависел только от исходного материала и умения артефактора, а не от уровня заклинаний, которыми последний владел. Коломейко думал, что ставит мне невыполнимые требования. Возможно, это и так, потому что целая артефакторная схема из кристалла у меня была всего лишь одна, и я до сих пор по ней ничего не собрал. Но пара месяцев у меня было и чтобы выбить нужные схемы, и чтобы заполучить документ от Коломейко.