Уже поздно. За окном, открытым в маленькую улицу у Москвы-реки, стоит мягкая, легкая, свежая майская темнота. Плотно и навсегда закрыта земля в переулке асфальтом. Но тихий ветер приносит запах почек из Александровского сада и запах воды с реки. Долетел откуда-то запах перегноя. Давно погасли в окнах огни. И фонари в переулке не горят. И нет на небе нп луны, ни звезды. В тихую темноту ночи врезается гудок проплывающей по Москве-реке баржи. Как всегда, она привезла песок и булыжник. Я знаю: через несколько часов под ясным небом будут к барже подъезжать машины, на борту которых написано: «Не уверен — не обгоняй», «Соблюдай рядность». И пойдет разгрузка баржи.
Но что делать мне этой бессонной ночью? Пора… пора откровенно признаться читателям: все кончено — Веригин погиб.
Я-то знал это давно. С того дня, когда обнаружил на чердаке в Шелковке последние листки. И теперь, когда материалы от Капки полностью исчерпаны и искать больше негде (и нечего!), нет смысла хранить про себя эту горестную тайну.
Веригин погиб… Но не хочется верить. И я все трогаю то один листок, то другой.
Вот на этом листке начертание букв уверенное, с резким наклоном. Это четкая рука заграничного агента царской охранки Святошина; а на том листе — затейливые завитки, следы усердного пера московского доносчика Зимовейкина; а еще вот совсем маленький клочок бумаги — как стремительно летят чуть вверх легкие строки Веригина…
И, наконец, самое горестное запечатлено на газетных полосках. Печатные буквы, полустертые на сгибах листа, и слова: «Под лед ушел».
«В редакцию журнала «Бюллетень естествознания и фантастики»
Уважаемая редакция!
Направляю вам последние документы, заключающие трагическую судьбу Веригина.
Доносы Святошина и Зимовейкина, неоконченное письмо Веригина Порошиным и сообщение из газеты «Московские ведомости» от 21 и 28 декабря 1863 года.
Публикация материалов об искателе шестидесятых годов прошлого столетия Дмитрии Дмитриевиче Веригине на этом заканчивается.
С уважением
Г. Нестеров».
Донос Святошина
Донос Зимовейкина
«Милостивый государь!
Георгий Спиридонович!
Вы изволили выразить неудовольствие по поводу того, что государственный преступник Веригин в течение ряда месяцев находился вне сферы моего наблюдения.
С первого взгляда такое якобы упущение мое заслуживает Вашего упрека.
Однако же для наблюдения за Веригиным за пределами Европы я не получил надлежащего предписания.
Я же в «исчезновении» Веригина не усмотрел повода для особого волнения. В Женеве, где у меня достаточные связи, я в свое время узнал, что Веригин из Пелисье неожиданно отправился во Французскую Гвиану. Там будто бы наскочил на какое-то удивительное открытие (вот уж Колумб с Владимирки!).
В настоящее время Веригин вернулся в Европу. Сейчас находится на борту торгового судна «Молли», которое с грузом кардифского угля идет в Гельсингфорс. А это значит, что из Финляндии Веригин проникнет в Россию и в самом недалеком будущем объявится в Петербурге — Москве.
Он возвращается под видом американского коммерсанта с паспортом на имя Эриха Грюна.
Как видите, Ваше Превосходительство, государственный преступник Веригин, едва вернувшись из Гвианы, тотчас же вступил в сферу моего наблюдения.
Итак, Веригин на пути в Россию. В соответствии с этим обстоятельством полагаю, что моя миссия полностью закончена, и, следуя новому поручению Вашему, я на днях выезжаю в Париж.
Однако коммерсант Эрих Грюн, под именем которого Веригин прибудет в Россию, теперь уже не ускользнет от бдительного внимания соответствующих чинов ведомства Вашего Превосходительства.
Ваш покорный слуга
Анатолий Святошин».
«Ваше Превосходительство!
Благодетель мой!
Уповаю, что вспомните меня, раба своего Зимовейкина Терентия, который прежней своей службой показал преданность Вам и устоям святой монархии нашей. И вновь сообщение важное Вам представляю.
Веригин-то, нечестивец, сосланный в места отдаленные, оказывается, на воле и в разных странах пребывал. А ныне в Москву возвращается.
Узнал я это так.
Вчера спозаранку увидел я какую-то женщину на крыльце дома моего квартироснимателя профессора Порошина, на Малом Кисельном переулке, во дворе. Сразу про себя понял: хоть она и русская, но по костюму видно, что птичка эта заграничная. Так вот, ночью пробрался я в квартиру Порошина. И в том самом тайнике, где хранятся у него неисповедимые документы, нашел свеженький листок. Я, разумеется, копию поснимал. И к Вам, Ваше Превосходительство, сию копию препровождаю.
И еще осмеливаюсь просить, Ваше Превосходительство, обратить Ваш милостивый взгляд на слова в письме «посчастливилось мне найти». Ведь не иначе эти слова надо понимать как то, что преступник везет с собой какую-то страшную бомбу.
Господи! И когда уж кончатся испытания, которые готовят злодеи Престолу Российскому!
Да хранит господь бог возлюбленного нашего монарха и весь царствующий дом.
Преданный Вам до гроба, жду приказа,
Зимовейкин Терентий».
Письмо Веригина, переписанное Зимовейкиным
«Дорогие мои Порошины!
Та, которая вместе с этим письмом передаст мой привет, расскажет все подробности моей жизни.
Но самое важное вот что: случилось так, что я побывал во Французской Гвиане. И там посчастливилось мне найти то, о чем я до сих пор тщетно думал.
Память моя восстановила отнятое контузией. Путь найден. Теперь наступает пора опытов, то есть ежедневные, ежечасные бои с природой на практике. А в родной хате и углы помогают, следовательно… сами понимаете.
Бесконечно счастливый
Ваш Д.
Сегодня мне кажется: дух мой, зрение мое так обострились, что увижу муху на другом берегу океана».
Донос Зимовейкина
«Ваше Превосходительство!
Понеже я получил Ваш приказ продолжать неусыпное наблюдение за домом Порошина на предмет изловления «заграничного гостя», нашего окаянного беглеца Веригина, так с домика порошинского глаз не свожу. Денно и нощно стерегу, себя не жалея. Даже кушать мне подносят на окошечко, у которого я наблюдение веду. А над воротами самолично фонарь привесил для ночного освещения. Мышь пробежит — и ту угляжу. А вот Веригин не приходит. И сколько ни стараюсь — нет его, и всё тут. Неужто усердие мое все зря пропадает?! И куда он подевался — одному богу известно. Я уж и на картах загадывал. Но вся карта какая-то чудная выходит: словно в дом мой сам придет. Так что на господа бога упование возлагаю. На его всевышнюю помощь и милость. На бога надеюсь, но сам не плошаю в меру моих сил.
Вашего Превосходительства покорный слуга
Зимовейкин Терентий»,
Вырезка из газеты «Московские ведомости» от 21.ХП.1863 г.
«Происшествия за последние дни. Гибель в проруб и.
19 декабря с. г. между десятью и одиннадцатью часами ночи титулярный советник Дормидонт Кузьмич Любезников, проживающий по Большой Якиманке в собственном доме, совершал по предписанию врача перед сном свой вечерний моцион. С ним, как обычно, была на поводке собака его Кир.
Проходя по набережной у Александровского сада, собака Кнр стала тянуть поводок и рваться к реке. Дормидонт Кузьмич, не препятствуя собаке, последовал за ней. Вскоре собака Кир стала усиленно лаять и копать снег возле проруби посреди реки. Под снегом у едва затянувшейся ледком проруби были обнаружены: бобровая шапка, шейный платок, портфель, одна меховая перчатка, часы карманные серебряные фабрики «Мозер». Дормидопт Кузьмпч, имея в виду, что вещи эти найдены совсем рядом с открытой прорубью, пробитой во льду, заподозрил что-то неладное. Презрев свой сон и отдых, он направился в якиманский полицейский участок. В результате сделанного полицией осмотра и обследования на месте нахождения вещей выявлено, что оные принадлежат господину Эриху Грюну, 27 лет, приезжему из Лондона, коммерсанту.
В портфеле оказались: а) паспорт на имя коммерсанта Эриха Грюна, американского подданного из города Чикаго; б) железнодорожный билет от Петербурга до Москвы: в) счет гостиницы «Хаммамс» в Ковент-Гардене (Лондон); г) записка от одной иностранной дамы, имя которой мы, по понятным причинам, не упоминаем, с назначением встречи «по важному делу» у церкви Григория Неокесарийского, что на Большой Полянке, напротив Полянского рынка.
Очевидно, уходя под лед, несчастный цеплялся за края проруби, лед подламывался, и тщетны были усилия человека сбросить с себя тяжелую зимнюю одежду. И остались от погибшего только шапка, шейный платок, перчатка и портфель.
Полиция принимает меры к отысканию трупа».
Газета «Московские ведомости» от 28 декабря 1863 года
«Происшествия за последние дни.
На прошлой неделе в нашей газете мы уже сообщали, что на снегу у проруби, что за стеной Кремля, неподалеку от угла Александровского сада, возле проруби на Москве-реке, напротив Софийской набережной были обнаружены вещи, а также документы, свидетельствующие о том, что оборвалась жизнь некоего Эриха Грюна. Послг принятия соответствующих мер полицейских несколько ниже по течению Москвы-реки, у Яузы, был извлечен труп неизвестного утопленника. Произведенное установление личности показало, что Эрих Грюн — лицо подложное, а под лед ушел беглый ссыльный Веригин Дмитрий, возмутитель существующего государственного порядка. Поелику Веригин, в свое время студент университета, постоянно бывал в доме профессора-хирурга Порошина, полиция пригласила последнего осмотреть труп. На вопросы полиции Порошину: «Кого признаете вы в этом утопленнике?» — последовал со стороны Порошина ответ: «Признаю в нем Веригина Дмитрия Дмитриевича, который слушал у меня лекции по анатомии».
Как видно, боязнь преследования заставила преступника бежать по льду и второпях угодить в прорубь, припорошенную снегом, где он и поплатился жизнью.
Итак, дорогие читатели, вот урок революционерам, которые дерзновенно поднимают руку на извечный всемогущий утес империи. Путь их жизни идет к проруби. Не порекомендовать ли всем тем, кто восстал на престол, искать дорогу не к проруби, а прямо направиться с повинной в палату нашего правосудия».
Итак, Веригин погиб… И с его гибелью кончилась слежка агентов в России и за границей. Прекратились до носы на того, кто, как говорится в одном из сообщений, поднял руку «на утес Российской империи».
Вот и нам приходится расставаться с ним.
Я с грустью кончаю публикацию этих пожелтевших за сто лет листков. Подлинники придется сдать в архив. Но трудно мне сразу расстаться с ними: я свыкся с этими листками, они как бы живые для меня. Я был невольным свидетелем злоключений Веригина. Как долго разделял я с ним его мечты и поиски!
Вот как кончилась история благородного искателя…
Как исчерпалась его жизнь… Так и не завершил он того дела, ради которого вернулся на родину.
Еще и еще раз перечитываю дневники Веригина. Вижу, что человек, запечатлевший в них быстрым, неровным почерком свои мысли, как будто приот крыл завесу величайшей из тайн человечества. И если бы он не погиб…
И о мучительном поиске ума Веригина, о его трагической гибели я думаю с новым волнением. Сто лет прошло с тех пор. Где же другой искатель? И когда, когда же человек подберет ключ к тому несгораемому шкафу, где на миллионы, миллиарды лет природа спрятала отгадку тайны жизни и смерти человека…»