Искатель утраченного тысячелетия

БУМ… ТАМ-ТАМ

Дневник Веригина

Тянется ночь. Гвианская ночь.

Без берегов он, этот океан джунглей. И безбрежна океанская тьма ночи над джунглями.

Задремали до утра одни запахи земли, но под полной луной проснулись другие: удушающий запах перегноя, запах листвы деревьев, сжимаемых лианами, запах непокорных мхов, запахи почек, трав… Все они, влажные и разные, потянулись к небу.

Я не мог уснуть. Тихонько, чтобы не потревожить Ржевусского, выбрался из хижины. Ушел к протоке. Чтобы обезопасить себя, стал разводить костер.

«Скорей бы утро!» — маялся я, глядя на язычки пламени. Незаметно глаза мои слиплись. Я задремал.

И вдруг сквозь сон явственно услышал горький, жалобный плач человека. Кто-то всхлипывает — крик, зов па помощь… Но откуда этот человеческий стон, возгласы? Я вскочил: мотнулась тень маленького человека. Что же такое? Я выхватил из костра головню, высоко поднял ее. Мелькнула другая тень. Но я уже понял: то был ягуар. Он загнал на дерево обезьяну. Она вскарабкалась на сук — звала на помощь, металась. Я бросил головню в ягуара. Он исчез. Злоба и отчаяние!

Голоса, одни — полные отчаяния и страха, другие — полные злобы и угрозы, снова обступили меня.

Грозный стоял вокруг меня тропический лес. Своими сплетающимися кронами он прятал все, что таилось на влажной, душной земле, в травах, в ветвях, сдавленных насмерть лианами.

Злоба и отчаяние!

Я подкинул несколько сухих веток в огонь. Костер вспыхнул сильнее.

Река потонула в сизом мокром тумане. И вдруг над лесом стал подниматься круглый оранжевый диск луны. Она, как на белую стену, опиралась на туман.

Огромная, настойчивая, она в упор смотрела на меня. Никогда еще не видел я такой оранжевой луны.

А ночные голоса тропического леса так необычны, непривычны и тревожны… Слегка потрескивал костер. И пламя его, боясь помешать звукам ночи, тянулось вверх очень медленно и осторожно.

Душевная мука одолела меня.

Не придумать, не открыть мне никакого преобразователя. Но ведь была, была же догадка! Была мелодия. И рос иод нее иван-чай. Лишь бы вспомнить! Еще… еще одно уси, тпе. Преодолеть самого себя — вспомнить ту догадку, что ушла в глубь моей души!

Оранжевый диск луны чуть побледнел. Поднялся над лесом. Костер мой догорел. Погас.

Бам!.. Откуда-то издалека, из глубины джунглей, долетел одинокий звук. Удар барабана. Н смолк.

Бам!.. Бам!.. Звук повторился.

И опять все оборвалось. А потом опять лес заговорил.

Бам-бам!.. Бам-бам!.. Бам-бам-бам!.. Теперь звуки были частые и короткие, то высокие, то низкие. У барабана была своя интонация. Торжественность и значительность почудились мне в частых ударах барабана, в смене звуков, то высоких, то низких.

Я не выдержал. Бросился к Ржевусскому. Разбудил его:

— Послушайте!

Бум… там… там…

Ржевусский приподнялся со своей циновки и тихо сказал:

— О чем они вдруг заговорили?

— Кто?

— Индейцы разговаривают. Слышите? Говорит 6apабан. Стойте! Тс-с…

Барабан умолк. И сразу в другом ритме: та-там… татам…

— Вслушивайтесь в эти удары, — сказал Ржевусский. — Это человеческая речь. Различайте: тут и гласные и согласные. Тут слова человека в ритмическом изложении.

Удары барабана, то близкие, то далекие, следовали то часто, то редко, то медленно, то быстро. Бум… там… там…

— Слушайте! Я буду переводить язык барабана, — сказал Ржевусский. — «Посмотрите на луну, — начал он переводить. — Вы видите, там на ней кто-то держит палочки на барабане. Там тоже бьет барабан. Он созывает нас на Круглую поляну к нашему дереву. Оно никогда не умирает. Мы будем петь и плясать вокруг нашего дерева. Будем есть его листья и зерна. Мы будем жить долго, как это дерево…»

Ржевусский переводил тихо, отчеканивая каждое слово. А удары барабана, то короткие, то долгие, то резкие, то легкие, врывались во влажную тьму джунглей и говорили, говорили о своем.

— О! — воскликнул Ржевусский. — Они уже собрались у этого дерева.

— Что за дерево?

— Даже не дерево… скорее куст. Совсем небольшой. И листья у него собраны веером. Ну совсем японский веер. Но не в листьях дело. Тут легенда. Легенда! Будто этот куст никогда не умирает.

Бам… бум… Теперь эти удары звучали так, словно помогали кому-то танцевать.

— Приглашение к танцу, — тихо сказал Ржевусский. — Легенда говорит: если часто под музыку плясать у этого куста, то его семена будут скорее созревать. А знаете, что я видел: черенок этого удивительного куста словно никогда не засыхает. Проходит год, другой… воткнешь черенок в землю — и что же? Растет!

Но я уже не слушал Ржеву сского: звуки барабана в моем сознании слились в мелодию, которая внезапно чем-то знакомым отозвалась во мне…

Помню, Ржевусский взял меня за руку:

— Что с вами, пан Веригин? Не причиняют ли вам боль эти удары барабана?

— Хочу туда… К ним…

— Что вы! — схватил меня за руку Ржевусский. — Вам нельзя… Вы чужой… Только со мной.

Но я уже рванулся из хижины. Побежал к лодке.