Глава 21

Пламенная речь лилась над городом до заката, а к ночи на улицах остались только самые ушлые уголовники. Но их быстро разогнал высадившийся с «Разящего» десант, а затем деблокировал казармы, где укрылись не только солдаты, но и часть городовых под предводительством храброго и бесстрашного Ореста.

Совместными усилиями удалось вернуть контроль над городом и вывести пожарные бригады, которые до рассвета тушили последние очаги угасшего бунта, разбирали завалы и уносили трупы.

К утру насчитали триста пятьдесят семь тел — но это, разумеется, лишь верхушка кровавого айсберга. Все эти жизни — на руках заговорщиков. Подонков и ублюдков, что вознамерились любой ценой поднять восстание во всей колонии.

Потери поделились примерно в таком соотношении: пятнадцать процентов чиновников и мелкого неодаренного дворянства, столько же провокаторов и отморозков, а подавляющее большинство — рядовые жители и простые работяги, которым не повезло подвернуться под горячую руку.

Новый Петербург должен был стать отправной точкой — фитилем, что зажег бы пожар бунтов и убийств, который расползся бы повсюду. И быть может, даже достиг Старого Света.

Но заговор провалился, а наши решительные действия спутали врагам все планы. Если бы чародеи выступили против толпы — полыхнула бы вся Америка. И все же мне удалось удержать благородных от необдуманных поступков, и тем самым погасить пламя восстания в зародыше.

Здесь есть чем гордиться, однако расслабляться рано — вряд ли предатели оставят попытки отомстить за провал и отделиться от Империи, чтобы править единолично. Будут и другие нападения, и более изощренные козни — до тех пор, когда всю эту кодлу не раскроют и не перевешают.

Так что расслабляться нельзя, хотя и очень хотелось — бессонная ночь и крайне напряженный день вымотали до потери сознания. Но перед тем как отправится на боковую, необходимо подготовить ответ всем без исключения горожанам — и тем, кто ждал нового сигнала от заговорщиков, и тем, кто прятался среди руин и понятия не имел, что делать дальше.

Я подал идею сфотографировать тела именно в такой пропорции и напечатать во всех утренних газетах. А на передовице оставить всего два слова:

Вы довольнъ?

И под ними — точное число погибших. И больше ничего — ни новостей, ни комментариев, только итоги этой проклятой Варфоломеевской ночи.

Совет семей, взявший на себя временные функции градоначальника, поддержал предложение тремя голосами «за». Пушкин, хмурый и злобный больше обычного, предсказуемо отказался.

— А еще, — Распутина оперлась ладонями на стол, — я собираюсь показать всем жителям, что дворяне их не оставили, не разбежались по своим имениям, не уплыли за океан, а остались здесь и сообща работают над преодолением этой беды. Поэтому хочу поднять на шпиле флаги трех крупнейших семей Нового Петербурга. На горизонтальной мачте — вровень, один за другим, без тех, кто выше, и тех, кто ниже. Что скажете?

— Почему трех? — Кросс-Ландау изогнул бровь.

— Но ведь Хмельницкие арестованы… — магистр с удивлением посмотрела на адмирала.

— А я разве говорил о Хмельницких? — мужчина улыбнулся и указал на Андрея Семеновича. — Быть может, Старцевы и не крупнейшая и далеко не самая богатая семья. Но это меньшее, что мы можем сделать в благодарность за их действия. Если бы не Гектор, жертв было бы несоизмеримо больше. Так что я ходатайствую о четвертом флаге. Но если вы сомневаетесь, предлагаю голосовать. Я — за.

Земской тоже поднял руку. Пушкин, вопреки ожиданиям, после недолгих сомнений присоединился.

— Замечательно, — Софья подмигнула мне. — Совместными усилиями мы быстро отведем напасть. Так держать, господа. Если в настоящий момент вам некуда идти, в Академии вам всегда рады. Надеюсь, еще не забыли, где общежитие.

Это предложение в первую очередь предназначалось моей семье — резиденции других родов пострадали незначительно, и только наш дом сгорел дотла.

— Нет уж, увольте, — проворчал оружейник. — Флаги флагами, а оставаться здесь я не намерен. Мало ли, вдруг заговорщик — один из вас. Про Пана вон всякие слухи ходили, но никто и не думал, насколько все серьезно. Так что позвольте откланяться.

— Вы можете поехать в поместье Хмельницких, — Генрих обратился к отцу.

— Сейчас туда нельзя, — Ратников покачал головой. — Мои агенты еще ищут улики.

— Тогда мы с радостью примем вас у себя. Если вас, конечно, не сильно смущает запах гари, — адмирал с грустью улыбнулся.

— О, вот вы где, — в лекторий вошел Орест, держа под мышкой помятую каску.

Выглядел полицмейстер так, словно только что вернулся из окопов Первой мировой — чумазый от сажи, с подпалинами на мундире и сломанной надвое дубинкой за поясом.

— Докладываю Совету — порядок на улицах полностью восстановлен. Разбор завалов продолжается. Новых тел покамест не найдено — и даст Свет, найдено не будет. Зато глядите, кого я встретил по дороге к вам.

Из-за спины наследника вышла Дульсинея — перепуганная до смерти, в порванном на плече платье, но живая и здоровая.

— Дуся? — «Чехов» встал, придерживаясь за спинку.

— Андрей Семенович! — горничная бросилась ему на шею и разрыдалась. — Какой ужас! Вы не представляете, чего я насмотрелась, чего натерпелась, пока бежала через город. Хорошо, что вы придумали спрятать Афину в Академии, но прошу вас — хватит. Все зашло слишком далеко, девочка могла погибнуть!

В зале воцарилась гробовая тишина. Все как загипнотизированные уставились на отца, а тот стоял столбом, потел и часто дышал, стараясь подобрать нужные слова.

— Пап… — хмуро бросил Марк. — О чем она говорит?

— Дуся права, — Андрей отстранил женщину и поправил галстук, всем своим видом давая понять, что готов покаяться и принять любое наказание. — Я заигрался. Но видит Свет, я преследовал лишь благие цели.

— Подробнее, пожалуйста, — Орест похлопал по поясу с наручниками. — А то никак не пойму — дело возбуждать или нет?

— Да уж, — шагнул к отцу и скрестил руки на груди. — Будь добр объясниться.

— Я просил тебя по-хорошему, — с вызовом произнес мужчина, глядя в глаза. — Предупреждал о последствиях. Но ты лез и лез в этот омут, как кот — в крынку сметаны. Лез и лез, подвергая опасности не только себя, но и весь наш род. Я не хотел, чтобы однажды накачанные манородом ублюдки спалили наш дом дотла только потому, что ты возомнил себя Шерлоком Холмсом. Не хотел, чтобы моих детей похитили или взорвали только потому, что ты боишься покоя и рутины, как упырь — солнца!

«Чехов» трясущейся рукой снял очки и промокнул платком струйку крови.

— Поэтому решил тебя проучить. И наглядно показать, что случится, если не оставишь свои авантюры. После недолгого разговора Афина поддержала мое решение — она хоть и юная девица без дара, но всегда была умнее тебя. Госпоже Распутиной мы сказали, что просто ищем укрытие. Софья согласилась выделить комнату в общежитии, но ничего не знала о нашем маленьком заговоре. Да, это я писал тебе послания. Это я вот этими вот руками, — он поднес дрожащие кисти к бледному лицу, — срезал локоны дочери и отправлял в конвертах, чтобы однажды в посылке не прислали ее отрезанную голову. Но ты все лез и лез, лез и лез, лез и лез, не слушая никого и ничего… Ты…

Мужчина схватился за грудь и рухнул в кресло. К нему тут же бросились на помощь, но Андрей Семенович отмахнулся и долго кашлял в насквозь пропитанный кровью платок.

— Ты свел в могилу мать… И я тоже одной ногой в гробу. Ты… сильно изменился после Японии. Словно… стал другим — чужим, холодным и совершенно глухим к нашим чувствам. Будто мы тебе и не родня вовсе, а так… пешки в очередной схватке интриганов. Но мне все еще дорога семья. Марк, Афина — и ты, Гектор. Поэтому я сделал все, чтобы спасти нас — если не от нищеты, то хотя бы от смерти. И, как видишь, оплошал. Но виноватым себя не чувствую. И по-прежнему считаю, что поступил правильно. Просто… кхе… проклятый бунт смешал все планы.

— Я хочу ее видеть, — спокойно произнес в ответ, и Андрей кивнул.

* * *

Когда дверь открылась, мы увидели сидящую за столом девушку. Афина читала книгу, подперев щеку ладонью, но едва заметив нас, тут же кинулась на шею.

— Марк! Гектор! Вы в порядке?

— Да. Как сама?

— Сначала было скучно, но теперь я рада, что сижу здесь, а не там, — кивнула на сгоревшие до каменных стен особняки на улице.

— Ничего не хочешь добавить? — пожалуй, чересчур сурово произнес я.

— Прости, — сестра отшагнула и опустила голову. — Папа уверил, что так будет лучше для всех.

— Может, он прав, — сменил гнев на милость, не в силах злиться на эту кукольную мордашку с надутыми губками, розовыми от стыда скулами и ассиметричной прической, обогнавшей свое время почти на целый век. — Главное, что все хорошо закончилось. Но из-за ваших шалостей могли пострадать невинные люди.

— А из-за твоих — уже пострадали, — бросила в ответ Афина.

— Один — один, — протянул ладонь в знак примирения, но вместо рукопожатия девушка привстала на цыпочках, поцеловала в щеку и прижалась к груди.

— Я так соскучилась… Хорошо, что все живы и здоровы. Скорей бы вернуться домой и забыть весь этот ужас.

— Хм… В городе еще опасно, — погладил ее по спине. — Лучше побудь какое-то время здесь.

— А ты останешься? — сестренка подняла слезящиеся глаза, словно провожала меня на фронт. — Ты ведь никуда не уйдешь? И не будешь лезть на рожон? Обещаешь?

— Я… — со вздохом взял ее за понурые плечи и отстранил от себя. — Прости. Но сейчас отступать нельзя. Враг у ворот, и никто кроме нас его не остановит. Но я обещаю, что когда все закончится, никому не придется прятаться и бояться собственной тени.

Оставив Афину вместе с Марком, спустился во внутренний двор и сел на лавочку под раскидистой рябиной. Через несколько минут рядом села Рита, переодетая в привычную мужскую одежду. Какое-то время мы молчали, слушая шорох гравийных дорожек под ногами немногочисленных учеников. Каждый думал о своем — я анализировал открывшуюся информацию, подруга собиралась с духом, чтобы озвучить снедающий душу вопрос.

— И какой он? — наконец спросила она.

— Кто?

— Мир.

— Другой. Но проблемы те же. Забудь, сейчас это не имеет никакого значения.

— А что имеет?

— Пропали четыре чародея. А точнее, три чародея и Афина, которую можно исключить из списка тех, кто стал жертвами заговорщиков.

— Думаю, да.

— Что если мы изначально пошли по неверному пути? Что если первое предположение ошибочно? И манород никак не связан с исчезновениями? И его производят вовсе не из крови колдунов, а как-то иначе? Альберта похитили янки, бастард Хмельницкого пропал в кабаке, а младший сын Пушкина — на рынке. По крайней мере, там их видели в последний раз. Что если эти пропажи — просто случайное совпадение? Просто так сошлись звезды, что сразу трое благородных исчезли за один месяц. А мятежники здесь вообще ни при чем? Или же они похитили их и убили — так же, как пытались убить нас, — но вовсе не для добычи вещества, а чтобы посеять хаос на улицах и смуту между великими родами.

— Допустим, ты прав, — девушка кивнула, неотрывно глядя в стену. — Но как тогда быть? Получается, у нас больше нет ни единой зацепки.

— Ошибаешься, — улыбнулся и легонько толкнул рыжую буку локтем в плечо. — Зацепка как раз появилась. В Академии большая библиотека?

— Самая большая в городе, — Рита оживилась. — А что?

— Собирай всех свободных учеников. Нужно найти любые упоминания алых кристаллов или капель. Пусть начнут с алхимических трактатов. А мне… — с хрустом потянулся, наплевав на все правила, — надо отдохнуть, иначе засну прямо на ходу.

Когда вернулся в холл, совет уже закончился, а дворяне собирались по домам. Не все, а лишь те, кому осталось куда ехать. Распутина, как хлебосольная хозяйка, проводила почетных гостей до крыльца, к которому один за другим подъезжали автомобили с вооруженной охраной.

Заметив меня (а так же мой уставший пыльный и болезный видок), Софья приставила ко мне двух горничных из числа местной прислуги и попросила выделить самые лучше гостевые апартаменты.

— Угождайте ему, как самому императору, — с улыбкой распорядилась женщина.

«Люкс» в самом деле оказался достойным августейшей особы. Двуспальная кровать с балдахином, обилие роскошных ковров (в том числе и на стенах, но здесь они смотрелись более чем уместно), большая бронзовая ванна и кран с горячей водой. Пока мылся и брился, принесли сытный завтрак — яичницу, поджаренные колбаски, бекон, тушеную с мясом фасоль и чашку зеленого чая.

Едва все это оказалось внутри, как дрема одолела сильнее снотворного. Грешным делом подумал, что меня решили усыпить, но, скорее всего, сказалось нечеловеческое переутомление. И пока пытался подсчитать, сколько времени не смыкал глаз, сон накатил мощной волной и утянул на самое дно небытия.

Откуда меня вытащили самым бессовестным образом — как показалось, всего через пару часов. Но за окном догорал закат, а значит, свои восемь часов я получил, а на большее в сложившейся обстановке рассчитывать стыдно. Некогда дрыхнуть, пора Родину спасать. Тем более, на пороге оказалась Рита с толстенным томиком в руках.

— Вот оно! — девушка бесцеремонно прошла мимо и уложила пыльный фолиант на журнальный столик.

— Die große Wundarzney, — прочитал название. — Автор: Philippus Aureolus Theophrastus Bombastus von Hohenheim. Что еще за Теофастус Бомбастус?

— Ай-ай-ай, — волшебница погрозила пальчиком. — Кажется, кто-то прогуливал зельеварение. Иначе бы знал, что Филип фон Гогенхейм более известен под псевдонимом — Парацельс.

— Ого, — этого знаменитого алхимика и основателя современного подхода в медицине я, разумеется, знал, хоть и не был знаком с его трудами. — Серьезный ученый.

— Вот именно. А это — приложение к его трактату о врачевании, написанному в Новом Свете. Не вздумай сказать Распутиной, что я вынесла его из библиотеки, иначе мне голову оторвут. Парацельс прибыл сюда в 1525-м году в поисках новых лекарственных растений и веществ. В этом тексте он самым тщательным образом их описывал и зарисовывал. В начале ничего необычного, — подруга занесла ладонь над книгой, и та сама собой зашуршала листами с изображением разнообразных цветков и корешков. — Но на триста сорок седьмой странице мои ребята нашли вот это.

Фолиант открылся на нужном изображении и замер. Взору открылась россыпь овальных капелек, часть из которых носила следы не то сколов, не то огранки. Больше всего они напоминали окаменевшую древесную смолу, грубо срубленную со ствола долотом или стамеской.

Рита перевела текст:

— Кристаллы неизвестной природы, обладающие ярко-выраженной магической энергией. Попытки взаимодействия — как колдовского, так и алхимического — не выявили никакой реакции, однако я вижу в этих каплях великий потенциал. Однако современная наука не только не в силах его использовать, но даже неспособна в полной мере постичь. Возможно, мои далекие потомки сумеют обуздать эту мощь, мои же знания здесь бессильны, бесполезны и бессмысленны.

— Очень похоже на манород, — склонился над записью в тщетных попытках заметить стертые строки или зашифрованное послание. — Но где он его взял?

— С этим сложнее всего, — Рита вздохнула и заправила за ухо упавшую на лицо прядь. — На всех остальных страницах указано, где и как добыто растение или вещество. Это принесли индейцы, это я нашел на склоне горы, это выращивали в парнике местные фермеры, а вот с манородом — ни намека. Словно ученый намеренно хотел скрыть происхождение капель.

— А что если оно отмечено в черновике? — в задумчивости потер подбородок, глядя на готический печатный шрифт. Уж я-то не понаслышке знаю, как много вымарывается и отбраковывается после авторской вычитки и редакторских правок. — Но в итоговый вариант не попало — возможно, на то имелись веские причины. Знаешь, где раздобыть эти записи?

— Это безумно редкие и столь же дорогие вещи, — Рита потерла виски. — Что-то хранится в музее — но, боюсь, после погромов там мало что уцелело. Что-то — в запасниках и архивах Академии Наук. Что-то — в частных коллекциях. Но тамошние экспонаты порой достают не самыми законными путями, так что найти записи будет сложнее всего.

— Но необходимо, — провел пальцем над рисунком, будто ожидая почувствовать перенесенную на оттиск энергию. — Я поговорю с Николь — пусть поищет в Академии. А сами попробуем потолковать с местными букинистами — глядишь, что-нибудь да отыщем. Главное — мы на правильном пути. Найдем источник манорода — найдем и заговорщиков.

Загрузка...