Глава 20

Чтобы беспрепятственно добраться до резиденции, пришлось дать крюка вдоль берега и взять небольшую рыбацкую лодку.

Когда волны послушно доставили нас к бетонному причалу, вооруженные матросы уже провожали на борт прислугу. При этом Альберт ожесточенно спорил с капитаном, требуя от того разметать налетчиков из пушек или хотя бы припугнуть.

— Так, никаких пушек, — строго произнесла Рита.

— Где отец? — воскликнул подросток.

— Все еще в суде. Не волнуйся, он может за себя постоять. Иди на корабль и присмотри за прислугой.

— Но наш дом! — из глаз брызнули слезы, похожие на капли расплавленного золота, а вокруг предплечий взревели огненные смерчи. — Я не дам им все разрушить! Не позволю!

— Альберт! — произнесла сестра таким тоном, что брат вмиг остудил колдовство. — Дом можно починить. Мертвых людей — нет. Поверь мне, поверь Гектору, поверь отцу — сейчас лучше всего отступить.

— Но как же город…

— Город — наша забота. Властью, данной мне по праву рода, я назначаю тебя корабельным чародеем. Займи пост и жди дальнейших распоряжений.

— Д-да… — юнец неуверенно приосанился. — А что будете делать вы?

— Спасать колонию, — проворчала девушка и устремилась к причальной башне.

Дирижабль отчалил и поднялся на сорок метров. С высоты я видел, что дымов и пожарищ стало еще больше, а правительственные здания сплошь утопали в огне.

Уцелело лишь одно, окруженное прозрачным куполом, очертания которого подчеркивало беснующееся вокруг пламя. Вот только гарь с трудом отгонял вращающийся вокруг барьера вихрь, и осажденные имели все шансы погибнуть от удушья.

— Проверь радио! — попросила Рита, ведя аппарат точно на купол. — Оно настроено на экстренную частоту.

Я включил установку и тут же услышал в наушников встревоженные голоса, пробивающиеся сквозь оглушающий треск помех. И то, что передавали в эфире, еще больше напоминало предтечи грядущего апокалипсиса.

— На помощь! Помогите, мы окружены!

— Нас кто-нибудь слышит? Они повсюду. Повторяю — они везде!

— SOS! SOS! SOS!

Передача слов по радио — довольно современная разработка, и вряд ли подобные устройства есть у каждого второго горожанина. Скорее всего, это штучный товар, установленный либо у самых богатых семей, либо в стратегически важных объектах.

— Говорит Гектор Старцев! — попытался вклиниться в какофонию отчаяния. — Кто командует обороной? Повторяю — кто командует обороной?

— Боюсь, никто, — сухо донеслось в ответ. — Последнее сообщение из мэрии — мэра выбросили в окно.

— Кто говорит?

— Генерал Борис Смирнов, командир гарнизона Нового Петербурга.

— Почему войска все еще в казарме? Доложите обстановку!

— Мы окружены. Солдаты охраняют арсенал от разграбления. Оружие не должно попасть в руки бунтовщиков. Покинуть периметр не можем. Как поняли?

— Запросите подкрепление из соседних гарнизонов.

— Запросили. Поезда остановлены из-за повреждения путей. Говорят, там воронки, как от дюжины фугасов. И все — в ста верстах от Петербурга. Пришлось идти пешим маршем. Так что сами понимаете, как скоро прибудут бойцы.

— А море?

— В ближайших портах беспорядки. Два фрегата отправили из Новой Москвы, но те прибудут в лучшем случае к вечеру. Свободных транспортных дирижаблей нет — все отлетели в Старый свет еще позавчера. Причем почти одновременно, словно кто-то пошаманил с расписанием. Странно, не так ли?

— Зараза! — в гневе ударил кулаком по столу. — Они все предусмотрели! Все!

— Кто — они, ваше сиятельство? — с легкой усмешкой поинтересовался собеседник.

— Пока не знаю. Но как только найду этих ублюдков — мало им не покажется. «Разящий», как слышно — прием?

— «Разящий» слышит хорошо, — отозвался радист.

— Отправляйтесь каботажем на юг — к Новому Белгороду. Подберите отряд и попробуйте деблокировать порт. Стрелять на поражение только в случае прямой угрозы, ясно?

— Так точно. Запрашиваю подтверждение от семьи Кросс-Ландау.

— Подтверждаю! — крикнула Рита.

— Приказ принял. Выдвигаемся.

— Черт! — настал черед спутницы браниться. — Восходящие потоки от пожаров трясут дирижабль, как шлюпку в шторм. Да еще и ветер вокруг купола — не зависнешь! А если убрать вихрь, все задохнутся.

— Тогда постарайся пройти рядом с куполом! Я раскачаюсь на лестнице и спрыгну на крышу. Сорвусь — не страшно. Уже падал с цеппелина — глядишь, и сейчас выживу.

— Осторожнее! И учти: в гондолу поместятся не больше двадцати человек. Придется делать минимум два рейса.

— Хорошо. Жди сигнала.

Я открыл бортовую дверь и столкнул вниз скатанную в рулон лестницу — прочную, жаростойкую, с цепями и полыми стальными перекладинами.

Несмотря на приличное расстояние, горячий ветер обжигал лицо и руки, а черная воронка поднималась все выше, всасывая гарь с ближайших пожарищ.

Здания подожгли недавно — вскоре после нашего ухода — и самое пекло только начиналось. Гореть там было чему — ковры, гобелены, мебель и несметные кипы бумаг и гроссбухов.

Рита пошла на первый заход, борясь с сильным боковым ветром, что так и норовил затянуть аппарат в гущу ревущего смерча.

Я качался как маятник, спускаясь по лестнице — оставалось лишь немножко помочь себе магией, чтобы оказаться точно над крышей.

На лету окружил себя воздушным коконом и приземлился на черепицу, чудом не провалившись на чердак. Дышалось здесь с трудом, хотя уже находился внутри заслона. Люди тоже давно покинули и площадь, и окружающие проспекты, спасаясь от жара и дыма.

Так почему чародеи просто не разнесут здание и не проложат себе дорогу из огненной западни? С другой стороны, куда им идти после, если резиденции сожжены или осажены, а по городу по-прежнему носятся оравы заряженных молодчиков?

Но стоило оказаться в зале заседаний, и все сразу встало на свои места. Огонь отгоняла только Распутина, в то время как трое магистров поддерживали щит. Андрей колдовал над верховным судьей — старику стало дурно то ли от гари, то ли от пережитых ужасов.

Несмотря на старания «академиков», дым щекотал нос и щипал глаза — долго в таких условиях находиться нельзя. Неудивительно, что агенты вместе с Юстасом расселись на полу вдоль стен, где газа скапливалось поменьше.

Остальные чародеи вместо посильной помощи занимались совсем другими вещами. Хмельницкий каким-то чудом сумел избавиться от рунических кандалов — судя по вывихнутым большим пальцам и содранной коже, здоровяк просто стащил их с запястий — дури и желания хватило.

И теперь пытался выбраться из клетки, вцепившись в прутья и раскалив их добела. Ему всеми силами противостояли Генрих и Земской, накачивая решетку и руны золотистыми синусоидами, извивающимися из сложенных ладоней.

Оба колдуна изошли потом и едва стояли на ногах, а Пан продолжал рычать медведем и рваться на волю. Пушкин же вместо помощи товарищам просто сидел на скамье с таким видом, будто рядом развернулась пьяная драка, которая никоим образом его не касается.

— Что здесь происходит?

— А разве не видно? — пробасила Николь из-под маски, сделанной из куска вощеной шторы. — Мужланы опять мужланятся, вместо решения насущных проблем!

— Я не отдам семью под пытки! — заорал Хмельницкий. — Сам пойду — а их трогать не смейте!

— Ты арестован, — процедил Кросс-Ландау, щурясь от мельтешения сияющего щупальца. — И пытаешься сбежать. Я не позволю.

— Царский пес! Из-за таких, как ты, весь в город в огне!

— Мы еще узнаем, кто это устроил, Дмитро, — твердо пообещал Земской. — И ты — снова под подозрением, ведь толпу заводили мелкие бандиты. А все знают, кто им благоволит.

— А тех, что взрывались сами по себе — тоже я подослал?! — рявкнул пленник. — Может, и манород тоже я варил? Так не нашли ни хрена, кроме взрывчатки!

— Просто обыскали не все твои логова, — поддержал адмирал.

— Уроды… — Пан заскрипел зубами и усилил нажим, пытаясь разогнуть раскаленные прутья голыми руками. — Убивайте, а не сдамся!

— Мы сейчас все погибнем! — крикнул, пересиливая нарастающий треск.

— И что ты предлагаешь? — проворчал Генрих.

— Ваша дочь привела дирижабль, но не может подойти к крыше из-за жара и ветра. Нужно объединить усилия и потушить пламя, иначе задохнемся здесь, как мыши в духовке.

— А одна мышь и не против, — Пушкин скрестил руки на груди.

— Мы не можем его отпустить, — спокойно подытожил Олег Вячеславович. — Пан — бандит, предатель и враг короны.

— Значит, вариантов нет — погибнем все.

— Ну почему же, — Распутина вошла в зал и встала напротив клетки. — Варианты есть всегда.

Вихрь ослаб, и дыма стало заметно больше. Но женщина развела большой и средний пальцы, и между ними зазмеилась ярко-голубой сполох, похожий на электрическую дугу.

— Ты знаешь, что это такое? — с вызовом спросила Софья, глядя Хмельницкому прямо в глаза. — Или уже забыл? Так я напомню — этим заклинанием я могу так перегрузить твой Дар, что ты лишишься магии на долгие-долгие месяцы, а может, и годы. Коллегия архимагов разрешает применять эту силу лишь в крайних случаях, но видит Свет, никто из них не поспорит, что сейчас — именно такой. Я повторяю вопрос, Дмитро Степанович — вы успокоитесь сами или вам помочь?

Толстяк вытаращил налитые кровью глаза и попятился. От лица же кровь, наоборот, отступила, и буян побледнел, как мертвец.

— Наденьте на него кандалы, — Софья верховодила могучими дворянами, как если бы те снова оказались классом малолетних несмышленышей, впервые отправленных в Академию. — И чтобы больше никаких глупостей. А после поможете мне разобраться с огнем. Говорят, для пожара порой достаточно лишь раздуть искру. Сейчас мы подуем так, что потушим весь квартал.

— Спасибо, — от сердца отлегло.

— Не за что, — женщина улыбнулась и присела в игривом книксене. — Мы все служим общему делу.

— Я выведу гражданских на крышу и предупрежу Риту, чтобы держалась покрепче. Как только вывезем их, вернемся за вами.

— С чего это вдруг безродные первые? — возмутился оружейник.

— Потому что эти люди, — Распутина сделала особое ударение на последнем слове, — не могут ставить щиты и повелевать стихиями. А мы справимся и сами. Если что — летите в Академию, на шпиле есть причальный мостик. Уверена, там все будут в безопасности.

— Еще раз спасибо, — кивнул и поспешил в холл. — Кто может идти — выносите раненых на чердак. Торопитесь, здесь лучше не задерживаться.

Эвакуация прошла штатно, несмотря на некоторые незначительные трудности. Главное, никто не погиб, не пострадал и не сбежал из-под стражи. По прилету раненых отправили в лазарет, Хмельницких — в камеру в подвале, из которой не выбралась бы даже сотня Панов, а знатные рода и сотрудники компетентных органов собрались в свободном лектории для решения главного вопроса — как спасти город.

Зал находился почти на самой вершине башни — сразу под кабинетом ректора, и обилие узких и высоких, как прорези, окон наполняло помещение ярким светом. И заодно открывало отличный обзор — Академия самое высокое здание, и с высоты Новый Петербург выглядел, как трехмерная карта.

Однако для пущего удобства Софья разложила на круглом столе настоящую, на которой флажками отметили все охваченные беспорядками кварталы. Определяли их по дымам — чем гуще и выше, тем больше молодчиков там до сих пор веселится. Но что самое удивительное — таких мест оставалось все меньше, а львиная доля пожаров гасли сами собой.

— Стоит признать, — сказал адмирал, отойдя от окна, — тактика Гектора сработала. В отсутствии боев и столкновений люди устают, теряют запал и быстро расходятся. Либо перетекают туда, где еще есть что разгромить и чем поживиться.

Николь вместе с двумя агентами принесли с дирижабля радиостанцию и проверили экстренную частоту. Это еще больше прояснило ситуацию и привело к несколько неожиданным открытиям.

Например, рабочие с литейных и оружейных заводов не примкнули к мятежу, а с винтовками в руках поддержали защитников из числа наемников и полицейских.

По их словам, основной костяк мятежников — это преступники, пьяницы, бродяги, нищие и прочие отпрыски социального дна. Те же, кто имел стабильный заработок и хоть как-то держался на плаву, старались вообще не выходить на улицы.

Агенты, проводящие обыски в поместье Хмельницких, доложили, что индейцы всем составом сбежали в горы. «Ковбои» же не собираются лезть на рожон, но готовы помочь за щедрое вознаграждение. «Разящий» передал, что связался с отрядом и через шесть-семь часов доставит в порт полсотни штыков.

— Всего-то? — удивился я.

Генерал отчитался, что казармы все еще в осаде, и возможностей для деблокады нет. Но по его сведениям, в некоторых близлежащих районах люди сформировали отряды самообороны, однако они сумели отвоевать и удержать только свои кварталы.

— Я вижу два варианта, — сказал Генрих. — Выжидательный и наступательный. Первый — спустить все на самотек и ждать, пока толпа всласть нагуляется и разойдется по домам. Должны же они спать, в конце концов. Ночью солдаты займут ключевые точки, а полицейские восстановят порядок. Поутру, когда налетчики протрезвеют и осознают, что натворили, насилие окончательно схлынет. А если нет — мы ему поможем.

И второй — действовать решительно и жестко, разогнать и рассеять толпы любыми доступными средствами, переловить провокаторов, подстрекателей и заговорщиков: половину — на допросы, половину — повесить по законам военного времени. Возможно, страх возымеет эффект, и люди предпочтут разойтись. Возможно, это лишь разожжет почти погасшие костры, и придется идти до конца. И тогда победу определит лишь кровь, жестокость и количество пуль у сторон.

— Из крайности в крайность, — Андрей Семенович снял очки и сжал переносицу. Из правой ноздри показалась алая струйка, но отец спешно приложил к носу платок.

— Пап, ты в порядке? — с тревогой спросил сидевший рядом Марк. — Выглядишь не очень.

— Высплюсь — и все пройдет, — мужчина криво ухмыльнулся, и я понял — врет.

Похоже, потратил слишком много сил на лечение, и это не прошло бесследно для истощенного организма. «Чехов» и так худой, а тут еще и осунулся, как после тяжелой изнуряющей болезни.

— Можно, конечно, дождаться ревизоров, — Земской сидел напротив океана, и дымы эскадры стали заметно ближе.

— Если ничего не сделаем сами — нас первыми и отревизорят, — фыркнул Пушкин. — Убрать мусор с улиц мы, наверное, не успеем, но убрать с улиц двуногие отбросы — обязаны. Иначе окажемся в камере вместе с Дмитро.

— Есть третий вариант, — обвел собравшихся взглядом и продолжил. — Против нас применили пропаганду — и весьма успешно. Почему бы не попробовать ответить тем же?

— Контрпропаганда — прием известный, — адмирал качнул головой.

— Однако нас, дворян, никто слушать не станет. Мы только разъярим людей. Но что если дать слово кандидату от народа?

Собравшиеся с интересом переглянулись, а я продолжил:

— Кто руководит обороной заводов?

Связались по рации и узнали, что рабочие избрали главой мастера кузнечного цеха, который отпахал у гидравлического молота без малого сорок лет.

— Отлично. Николь, Рита — прошу за мной. Помимо самого мастера нам понадобится радио и достаточно мощный громкоговоритель.

— О! — Тесла вскинула палец. — Господин Сименс подарил мне один на день рождения. Все гадала, куда его пристроить — как рупор для граммофона эта штуковина не очень.

— Сможете усилить сигнал? Чтобы с высоты услышал весь район?

— Обижаешь, твое сиятельство, — женщина кокетливо захлопала ресницами. — Я сделаю так, что вас услышит весь город.

Под вечер мы опустились на крышу литейной, неся под гондолой точно бомбу отрез дымоходной трубы, позаимствованной у стоящего на рейде корабля. Пока Николь шаманила с радиоэлектронной начинкой, вооружившись сваркой и паяльником, я пытался написать вдохновенную и проникновенную речь, где открыто признавал назревшие проблемы и призывал к решению через разговор, а не кровь.

Получалось слегка наивно — я ведь все-таки детский писатель, а не политический референт, — зато очень живо, красочно и эмоционально. Ведь мне удавалось достучаться до сердец не только детей, но и родителей, и быть может эти слова и не полностью изменят ситуацию, то хотя бы не дадут пролиться новой крови.

Точку поставил, лишь когда на крыше скрипнул люк. Первыми вышли суровые работяги с винтовками и револьверами, а следом — невысокий дедок с обширной залысиной, пышными усами и бородкой клинышком. По случаю важного назначения мастер сменил рабочую робу на потертый выходной костюм с красным галстуком, а в петлицу вставил красную розу с черными от угольной пыли краями.

— Так-так-так… — бригадир заложил большой палец за ухо. — О чем речь вести будем, господа хорошие? Я человек простой, с благородными общаться не привыкший. Коль дело серьезное — мне вникнуть надо. Так что давайте, излагайте.

— Вас не Владимиром случайно зовут? — спросил, комкая в кулаке приготовленную речь.

— Вовой, Вовой, — старик нервно закачался на носках. — А что? Справки уже навели? Винтить-крутить будете?

— Нет. Я хочу, чтобы вы выступили перед народом. И призвали горожан не поддаваться бунтарям и погромщикам.

— Выступить? Это можно. А где? На площади? Извиняйте, на площадь без броневика не поеду.

— Нет. С дирижабля.

— С этого? — Владимир отрывистым движением нацелил на цеппелин ладонь. — Что ж, это можно. Эти погромы нам, честным рабочим людям, ни к чему. Нам эти безобразия и дикость не нужны. Правильно, уважаемый, что обратились ко мне. А то все ваши действия — это к беспорядку, а не к порядку. Но и нам, рабочим людям, кое-чего от вас надобно. А именно: сокращения рабочего дня до десяти часов, повышения зарплаты в полтора раза и выходной в воскресенье.

— Николь, — склонился к женщине и прошептал, — свяжись, пожалуйста, с Академией и передай Пушкину озвученные требования. И намекни, что лучше бы ему согласиться — особенно перед визитом ревизоров.

Изобретательница скрылась в гондоле и через минуту сообщила ответ:

— Согласен!

— Вот и славно, — указал на распахнутую дверь. — Прошу, Владимир. Сегодня вас услышит весь Петербург.

Приветствую, читатель. Далеко же ты забрался — аж за двадцатую вешку. Уже и финал недалече. Как насчет лайка на посошок?;3

Загрузка...