Импровизация в тональности форс-мажор

Глава 15, в которой поют пиратские песни и запускают фейерверки

Дата неизвестна

…Проблема нашего времени в изобилии — и одинаковости.

Слишком много планет, слишком много независимых и полунезависимых государств и схожих с ними образований, слишком много магических традиций… Слишком мало единства. Никто не понимает, что если какой-нибудь уникальный вид ни на что не похожих инопланетных животных вымрет из-за неразумного хозяйствования корпорации, или клана, или древнего Ордена (да, один раз я наткнулся в своих странствиях на секретную территорию тамплиеров, хоть и незачто в жизни не напишу точные координаты — нафиг, нафиг; а масоны выкупили свою Новую Мальту совершенно в открытую!), то вселенная необратимо изменится без какой-либо пользы для кого-либо, лишь во вред всем нам, путешествующим в эфире. Люди спрашивают: «А нам-то какая польза с ядовитой скунсобелки?» Или — «Да, светлячки Натальи красивые, но на Земле есть не хуже!» Сколько раз я слышал доводы, мол, земная фауна и флора надежно защищена законодательством, что же вам переживать о чужих?

Никому не приходит в голову, что жизнь каждой особи значит не меньше, чем жизнь человека, что разнообразие видов ценно само по себе, и что биота каждой планеты станет беднее, что потоки магии в мире пошатнутся, что изменятся сами эфирные течения… Да что там, многие люди до сих пор не верят, что эфирные течения формируются жизненной силой существ, живущих на планетах, а не только тектоническими процессами, протекающими в их недрах!

Наша Земля знала выдающихся защитников живой природы — тут и Карл Линней, и Томас Гексли, и Чарльз Дарвин, и Джеральд Даррел с Дэвидом Аттенборо, и Владимир Вернадский, и Николай Дроздов… Совместными усилиями им удалось вбить в тупые макушки так называемых «сильных мира сего» (сила есть, ума не надо!), что с ухудшением разнообразия биосферы ухудшается состояние магии, что рождается больше лишенцев, что бесследно исчезают некоторые заклятья…[5] Но стоило в двадцатом веке опасности отступить — и теперь никто не верит, что то же самое может повториться в масштабах всей Галактики.

Да, потому что, см. выше — слишком много планет, слишком много видов, слишком много государств и провинций, тянущих каждое в свою сторону.

Мне надоело принимать это положение вещей. Надоело блеять, как овца: «Ну что-о я мо-о-гу поделать…»

Может быть, не смогу сейчас. Главное — начать. Ни Москва, ни Рим не строились в одночасье.

В средние века случалось, что пираты захватывали города или даже целые острова и заводили на них свои порядки. Интересно, реально ли это сейчас? Когда вокруг столько планет и государственных образований, быть может, всем будет все равно, если одна из них попадет под власть «сумасшедшего натуралиста».

____

Наверное, можно было найти момент удачнее. Но, с точки зрения Бэлы, сложно. Она уже не призналась Сашке, когда они летели в ступе назад, потому что не хотела, чтобы полет превратился в поток расспросов, соболезнований и потрясенной неловкости с Сашкиной стороны. Да и бессильного гнева не хотела. Он ведь наверняка бы захотел отомстить Белкиным обидчикам… ну, она бы захотела перегрызть горло тем, кто обидел бы его, если бы их роли поменялись. Не стоит ожидать меньшего, так?

Теперь Бэла никогда уже не перегрызет никому горло.

Нет, стоп, не жалеть себя. Пожалеешь — пропадешь. Это не так важно. Главное — выжить, и чтобы все остальные остались живы.

Так вот, она не сказала Сашке тогда, но когда-то сказать ему надо. Кто его знает, может быть, он будет строить планы, где то, что Белка оборотень, сыграет решающую — ну или просто важную? — роль?

Будь это приключенческий роман, тот факт, что Бэла утаила свою трагедию, непременно стал бы для «Блика» роковым.

Поэтому она, конечно, не собиралась хранить тайну. Только в совсем идиотских книгах и пьесах люди утаивают самое важное, потому что об этом «трудно говорить».

Но выслушивать соболезнования и мучительно утешать своих же утешителей не хотелось тоже, поэтому она выбрала момент, когда все готовились приступить к воплощению Сашкиного плана. Для этого беднягу «Блика» требовалось разрисовать снаружи и внутри так, чтобы и сантиметра квадратного не осталось. Брать в руки уголек предстояло каждому, даже тем, кто, как Бэла и Людоедка, ни хрена не понимали в графической магии. Нет, Бэла, конечно, учила в школе основы и даже их сдавала… по принципу «сдал — забыл».

Так что она дождалась, пока Сашка всем все растолкует, пока все возмутятся, выскажут свои возражения, и только тогда сказала:

— Кстати, я больше не оборотень. Вам нужно это знать.

Реакция в кают-компании была… молчаливой. Кажется, всех просто ошарашили ее слова. Молчание давило, заставляя как будто бы оправдываться, хотя Бэле и нечего было стыдиться. Она вскинула голову:

— Меня пытали. Я уже говорила. Оказывается, от этого можно потерять зверя. Я не знала. Ну вот так получилось.

Она еще хотела добавить «Сандра не успела помешать», но не стала. Получилось бы, что она выгораживает Сандру, но ведь та действительно не виновата. Так что и выгораживать не нужно.

— Да… — пробормотала Людоедка. — Я слышала о таком, но про оборотней столько всякого рассказывают…

Еще молчание. Потом — неожиданно — первым заговорил Володька:

— Слушай, ты поэтому сказала сейчас, а не раньше, чтобы никто не приставал с сочувствием?

Белка удивленно на него поглядела. Он сидел по левую руку от нее, такой же несуразный и лохматый, как обычно.

Она не смогла ничего ответить Володьке. Не то чтобы слезы подступили — какие слезы, о чем вы? Можно плакать, когда потерял любимого человека, родственника или друга. А какие слезы, когда потерял себя? Кто их будет лить-то?

Просто оцепенели мышцы лица.

— Но ведь это же ужас что! — воскликнула Катерина. — Белка, ведь…

— Цыть, — перебил ее капитан Белобрысов. Белка отстраненно отметила, что его капитанская ипостась удавалась ему все лучше и лучше. — Тогда давайте по местам. Дел невпроворот. Людмила Иосифовна, вас я попрошу напоить Сандру тем отваром, от которого она будет спать, а потом проснется здоровой. Бэла, поможешь ей? Или все-таки будешь печати рисовать?

— Печати, — хрипло сказала Белка.

Пусть будет сложная, незнакомая задача, к которой непривычны руки. Чем сложнее дело, тем меньше времени остается думать… о всяком. А красота рисовки сейчас не очень важна, Володька сам так сказал, когда они обсуждали Сашкин план.

Главное, пережить шок. От шока умирают. А она не собирается умирать. Оборотни — они живучие. Даже если Бэла больше не оборотень.

***

Золотая капля взмыла вверх — и распустилась в ночном небе над Тортугой пышным цветком. Грохнуло, бахнуло. Впрочем, никого это не разбудило: девять, десять, даже одиннадцать вечера — детское время по меркам курорта. Во-вторых, Тортуга и не думала спать. Тортуга кипела легкомысленной, праздничной жизнью: в парке все еще работали аттракционы, кроме тех, что рассчитаны на совсем уж малышей, на улицах города за воротами парка играла музыка в кафе и ресторанах, прогуливались парочки и компании…

И, конечно, не спала служба безопасности планеты, разбираясь с недавними происшествиями. Но беззаботных гуляющих это мало волновало. Они пересекли сотни парсеков по волнам опасного эфира, заплатили немалые деньги (и продолжают платить!), чтобы окунуться в сияющую атмосферу праздника, далеко от повседневных житейских забот — и намеревались черпать эту атмосферу полной чашей! Благо, ни в хлебе, ни в зрелищах недостатка не было.

Вот например, что это такое красивое, поющее и стреляющее золотыми огнями из мачты, плывет по реке? Надо подойти посмотреть… ну, если нет дел поважнее, потому что ежели ты здесь не первый день, то уже, конечно, насмотрелся на эти карнавальные имитации пиратских кораблей, которые периодически устраивают парад на местной речушке! И понятно, что ничего с нормальным водоизмещением сюда не зайдет, но смотрится красиво, огни отражаются в темной воде… а что еще надо?

Так что люди подходили к краю мощеной камнем набережной, любовались красочной иллюзией, но — без особого внимания. Целовались, перекусывали, садясь на украшенный магическими огоньками парапет, даже ныряли в речку и с хохотом вылезали обратно. А очередная развлекалочка пусть себе плывет, создавая антураж…

На это и был расчет.

Если не можешь уйти тихо — уходи громко. Весело, с музыкой, с фейерверками, с фанфарами! И тогда тебя не заметят.

В теории, по крайней мере, так. Принцип похож на знаменитую идею похищенного письма: когда что-то на виду, то тебя не замечают. Володька, когда читал про такое, всегда невольно восхищался мошенниками или вояками, что шли на такую хитрость: это какой же наглостью надо обладать!..

Очень тяжело психологически: выставляться, чуть ли не орать «смотрите, я здесь!» — и быть уверенным все это время, что сработает. Не переборщить, не пережать, не выдать себя неуместным жестом. Не привлечь все-таки к себе внимание.

В общем, тяжело плыть через весь вражеский город — а именно так его воспринимал теперь Володька Тортугу — находясь в центре сверкающей, поющей иллюзии огромного (больше стандартных размеров) пиратского галеона с туго надутыми разноцветными парусами!

Сказать, что Володьке было страшно, было все равно что назвать эфир умеренно опасным местом. Володька был в ужасе.

От его давешней эйфории не осталось и следа.

Когда обретаешь волю к жизни, появляется и неожиданная проблема: начинаешь этой жизнью дорожить. Под конец его пребывания под спрутом Володьке сделалось почти все равно — ну погибнет и погибнет, как будто это много хуже, чем тянуть эти тяжелые, серые, однообразные дни!

А теперь хотелось дышать полной грудью, хотелось пить вино, обнимать красивых девушек — даже если ограничиться только объятиями, все равно приятно! В общем, хотелось жить. Вместо этого приходилось напрягать все силы, чтобы выполнять безумный план их безумного капитана.

Потому что Сашка псих, в этом Володька теперь был уверен. Причем опасный. И опасный именно тем, что когда он на тебя посмотрит, улыбнется и хлопнет по плечу, ты как-то незаметно попадаешь под его обаяние и начинаешь делать, что он просит…

— Йо-хо-хо! — в очередной раз заголосила Катерина.

Звуковые печати, нарисованные всем миром и наспех проверенные Володькой, подхватили Катеринин голос, исказили, умножили и понесли над рекой.

Одновременно с ней те же звуки повторил, словно болванчик, здоровущий чернобородый пират с деревянной ногой, который занимал весь полубак. С берега видно было только этого пирата; Катерину скрывал бочонок из-под меда, на который и были нанесены руны, поддерживающие иллюзию.

Бочонок был маленький, Катерина еле уместилась в нем, еще жаловалась, что сидя петь тяжело. А кому легко-то? Зато пират получился здоровый, чуть ли не трехметровый. Ничего, с берега в самый раз…

Издав пиратский хохот, Катерина запела песню на испанском из своей песенной тетрадки, которую они условно сочли пиратской (слова там повествовали о девушке, которая не дождалась жениха с моря, а потому решила нанять корабль и сама отправиться куда глаза глядят на поиски приключений). Однако благодаря печатям казалось, что поют эту песню несколько голосов…

Нет, ладно, не несколько. Все-таки Володька не был настоящим звуковивком — скажите спасибо, что, благодаря его художественным талантам, визуальные иллюзии получались достоверно! Но все-таки создавалось смутное ощущение, будто, во-первых, поет не женщина, а мужчина, пусть и с высоким голосом, а во-вторых, что на подпевке как раз женский хор.

Вода — отличный отражатель, и такая акустика, как сказала Катерина, улучшает любой голос и поддержит любую иллюзию. Только на это надеяться и оставалось.

И лучше не спрашивайте, чего это стоило Володьке! Легко ли — поддерживать столько печатей, что на корабле не остается живого места?

Правда, это не считая усилителей для левитационных печатей, которыми занимается Сашка…

Сейчас с Володьки пот лил настолько, что, наверное, мог бы поднять уровень воды в реке и решить проблему «Блика» с осадкой сам по себе. Очень много сил отнимала иллюзия такого объема и мощности, да еще и на открытом воздухе, где чуть зазеваешься — и твои наработки развеет ветер! Это вам не холл казино, где Володька многое мог оставить на самотек и только время от времени подпитывать печати своей силой. Здесь поток энергии нужен был постоянный, причем в таких объемах, что Володька опасался свалиться как бы не в худшем состоянии, чем Сандра. Даже при том, что часть иллюзий он замкнул на Катерину: у нее резерва было поменьше, но что делать?

Другого выхода все равно не было. Володька спасал свою жизнь — и жизни друзей. И лучше не думать, что там делает Сашка в трюме: выжимает до предела все, на что способны левитационные печати, чтобы «Блик» не чиркал килем каменистое днище речушки…

А то ведь еще страшнее станет. Как маг-графолог, Володька отлично знал пределы возможностей левитационных печатей. И понимал, что они выжимают из них сверх этого предела.

А как быть? Жить захочешь…

Произошедшее с Белкой не оставляло сомнений: на экипаж «Блика» будут охотиться всерьез. Эх, подставила их прошлая капитанша, еще как подставила, чтоб ей ни дна, ни дня!

Но вскоре силы думать про это кончилось. Володька просто работал.

***

Дерево дымилось.

Сашка не знал, что это возможно, не поверил бы, если бы кто сказал. Но факт: здоровущие, в средний человеческий рост левитационные печати, нарисованные на корпусе корабля — разумеется, изнутри, в трюме, чтобы никакая магия не контактировала с эфиром напрямую — раскалились настолько, что выжигали древесину.

«И нам еще повезло, что это именно графическая магия, — мрачно подумал Сашка. — Амулеты, уже, небось, хрупнули бы, хоть из драконьей кости их делай — и привет. А корпус толстый…»

Толстый, но — не прожжет ли его насквозь?

А еще у Сашки заканчивались силы, но об этом он старался не думать.

— Тебе нужна помощь? — спросили из-за спины.

Сашка оглянулся.

Дело, которое он делал, требовало большой энергии, но почти не требовало концентрации: печати сами направляли поток, им только давай. Сашке казалось, что из него откачивают кровь. К счастью, ему почти не нужно было принимать в этом процессе сознательного участия. Разве что прикладывать всю свою волю, чтобы не прервать передачу.

Поэтому он мог позволить себе обернуться, что и сделал.

Бэла стояла у него за спиной, мрачная, серьезная, похожая на призрак себя самой.

Но — стояла, а не жалась к стене. Глядела прямо, не опуская глаза, не куталась в шаль, которую не снимала, и одета была в короткие шорты и футболку, как последнее время в рейсе. Сашкино сердце сжалось гордостью за нее.

Слишком мало времени прошло с ее откровения, он как-то до сих пор не мог переварить. Не верилось. Потеряла лису? Да быть того не может. Это просто стресс от пытки. Оклемается, отдохнет…

(Что-то внутри Сашки знало: не отдохнет. Он себя обманывает. Но даже зная это, Сашка продолжал держаться за обман. Слишком иначе больно получалось).

— Энергии не хватает, — коротко сказал он, потому что сил говорить длинно или миндальничать не было. — Катерина с Володькой держат иллюзию, левитационные печати на мне. Если можешь надавить на духа…

— Уже, — так же отрывисто и по существу ответила Бэла. — Он не в восторге, но мешать не должен. Я спрашиваю — тебе помочь энергией?

«Да чем ты там поможешь…» — хотел было сказать Сашка.

Действительно, какая там магическая энергия, у Белки и на самые простые заклятия еле-еле хватало, только чтобы с амулетами в рубке управляться. Но Сашка понял, что не может растоптать ее вновь приобретенную гордость.

Да и… им идти еще несколько километров, для верности лучше хотя бы тридцать, но… Сашка был готов к тому, что удастся только выйти за пределы города, а там — замаскировать корабль, отдохнуть и стартовать только тогда, когда будут силы отойти еще выше. Если левитационные печати, конечно, выдержат. А может и так случиться, что он загонял всех в ловушку. Ибо если печати прожгут корпус насквозь, стартовать они не смогут.

И если сил у Бэлы хватит хотя бы на лишних три-четыре километра… Да хоть на полсотни метров! Это уже кое-что..

— Хорошо, — сказал Сашка. — Помогай. Смотри, кладешь руки вот сюда…

Маленькие смуглые ладони Бэлы легли на темное дерево корабля рядом с Сашкиными, которые были больше и светлее. И «Блик» пошел быстрее — Сашка аж почувствовал! Чуть ли не рывок сделал!

Сашка в изумлении поглядел на Бэлу.

Она не смотрела на него. Она стояла, закусив губу, бледная до сероты в мерцающем свете синих колдовских огней. А энергия текла. Много, много энергии.

Сашка испугался. Ему показалось, что она жертвует своей жизнью, то ли от отчаяния, то ли по незнанию — он слышал, что бывают такие техники, хотя в школах их, разумеется, не учили. Но… магический поток заправлял он, и Сашка отлично чувствовал «вкус» той силы, что дарила ему Бэла. Все-таки просто магия. Не жизнь. Но как?!

Притворялась все это время?! Зачем?!

Бэла покосилась на него с усмешкой.

— Лиса ушла, а место оставила. Я заметила, когда рисовала печати.

«Первая хорошая новость за день», — подумал Сашка.