Император Пограничья 12

Глава 12

Шесть дней минуло с того момента, как вертолёт опустился на площадь Угрюма, привезя нового главного архитектора. Фон Штайнер заперся в выделенной ему комнате на втором этаже гостевого дома, и с тех пор я видел только выделенного ему помощника — тощего и конопатого парнишку лет шестнадцати, который забегал за едой и выносил исписанные чертежи. Каждое утро я проходил мимо двери, слыша за ней скрип карандаша по бумаге и бормотание на немецком. Терпение — не моя сильная сторона, но я понимал: гений требует времени.

Утром седьмого дня я стоял в шахте Сумеречной стали, в двадцати метрах под землёй. Кузьма Долбилин водил меня по восстановленным штрекам, его фонарь выхватывал из темноты серо-синие прожилки металла.

— Взгляните сюда, воевода, — горный мастер провёл рукой по стене. — Видите, как изменился цвет? Раньше руда была тускло-серой с едва заметным синим отливом. Теперь она словно светится изнутри. Понять бы, что с ней… — задумчиво крякнул он.

Я прикоснулся к жиле. Сумеречная сталь охотно откликнулась на мою магию. Металл пульсировал энергией, словно живое сердце.

— Всё просто. Когда тот Кощей вылез наружу, — отозвался я, — некротический выброс был такой силы, что вся порода в радиусе пятидесяти метров изменилась. Кристаллическая решётка уплотнилась, примеси выгорели, сталь стала чище. Как будто прошла через невидимую плавку. Оружие из такой стали будет в разы крепче обычного. Настоящий подарок для оружейников.

— Вон оно что… — почесал густые усы собеседник.

— Каковы сейчас объёмы добычи? — я провёл ладонью по холодному металлу, чувствуя его изменённую структуру.

— Увеличились примерно на десять процентов. Руда теперь легче отделяется от вмещающей породы, меньше крошится при извлечении.

Мы поднялись на поверхность по восстановленному подъёмнику. Солнце било в глаза после подземной темноты. Вокруг устья шахты всё ещё виднелись следы недавней битвы — глубокие борозды в земле, где семиметровая туша Кощея неслась к Угрюму, сломанные деревья, огромные глыбы породы, выброшенные из недр при его пробуждении. Природа уже начинала залечивать раны — в бороздах пробивалась молодая трава, на месте поваленных деревьев тянулись к солнцу побеги.

Дорога обратно в Угрюм заняла полчаса верхом. Я намеренно выбрал неспешный шаг — нужно было обдумать события последней недели. После победы над Кощеем всё закрутилось с бешеной скоростью.

Реклама Угрюмых Арсеналов, которую режиссёр Градский подал как героическую сагу о спасении мира от древнего зла, взорвала информационное пространство. В Эфирнете ролик набрал больше миллиона просмотров за три дня.

Канал «Содружество-24» крутил наш ролик в прайм-тайм между новостями — рекламный слот обошёлся мне в пятнадцать тысяч рублей за неделю. Сумма огромная, но затраты уже окупились втрое — Полина докладывала о непрекращающемся потоке покупателей во всех наших магазинах.

Вообще, пробиться с рекламой на этот престижный федеральный канал практически невозможно — там крутятся только гиганты вроде Демидовских заводов или Имперского Коммерческого Банка Рибопьеров. Если бы не личное знакомство с медиамагнатом Сувориным, владельцем канала, мой ролик никогда бы там не появился. Хитрый лис явно преследовал собственные цели, давая добро на размещение, но пока наши интересы совпадали.

Главное, эффект от рекламы превзошёл все ожидания.

Первый звонок раздался на следующее утро после публикации. Воевода Карасёв из деревни Липки, что в тридцати километрах к югу. Мужик лет пятидесяти, судя по голосу — усталый и измученный.

— Маркграф Платонов? Видел вашу… рекламу. Впечатляет. У меня триста душ под началом, треть молодёжи Бездушные выбили за последние пять лет. Владимир обещает помощь, но дальше обещаний дело не идёт. Зато налоги собирают исправно. Может, встретимся, обсудим… сотрудничество?

За Карасёвым последовали другие. Боярин Мельников из Собинки — у него почти тысяча подданных, собственная дружина из сотни бойцов, но против Кощея даже они бессильны. Боярин Лисицын из Костерёва — пятьсот человек, неплохие охотники, но нет ни оружия, ни подготовки для серьёзных угроз. Воевода Рожков из Уршельского, что лежало достаточно близко к Мещёрскому капищу.

За неделю я встретился с двенадцатью местными правителями. Некоторые приезжали лично — хотели своими глазами увидеть человека, убившего двух Кощеев. Другие присылали доверенных лиц. Картина везде была одинаковой до удручающего однообразия.

Владимирское княжество, формально их сюзерен, выжимало из подвластных территорий последние соки. После смерти князя Веретинского и прихода к власти Сабурова поборы только усилились. Новый правитель пытался залатать дыры в казне, образовавшиеся после безумных трат покойного князя. При этом реальной защиты от Бездушных центральная власть не предоставляла — отряды Стрельцов сидели в городе, а деревни выживали как могли.

Боярин Мещагин, приехавший лично из Вышманово, рассказал показательную историю:

— В прошлом месяце на мою усадьбу напала стая Трухляков. Двадцать тварей, представляете? Мы отбились, потеряли троих охотников. Отправил гонца во Владимир с просьбой о помощи — мол, гнездо где-то рядом, нужно зачистить. Знаете, что получил в ответ? Счёт на «экстренный оборонный налог» — три сотни рублей. За защиту, которую так и не предоставили!

Я слушал их жалобы и видел возможность. Хаос после смерти Веретинского создал вакуум власти. Сабуров то ли был слишком слаб и нерешителен, то ли просто не имел возможности полноценно контролировать окраины княжества. Местная аристократия искала новую точку опоры, кого-то, кто даст реальную защиту, а не только собирает подати.

Моё предложение было простым. Формально — договоры о взаимопомощи и защите. Фактически — вассальная присяга. Они признают мой сюзеренитет, я обеспечиваю защиту от Бездушных. Никаких дополнительных поборов сверх десятины на содержание общей дружины. Взамен — отряды быстрого реагирования, обученные инструкторы для местных ополчений, оружие со скидкой из Угрюмых Арсеналов.

Воевода Карасёв первым поставил подпись под договором. За ним — Лисицын и Рожков. Боярин Мельников колебался два дня, но когда услышал, что соседи уже под моей защитой, тоже согласился. К концу недели у меня было четыре подписанных договора и ещё пять правителей в раздумьях.

Официально для Владимира это были всего лишь соглашения между соседями о взаимной поддержке. Но я-то понимал — это первые камни в фундаменте моего будущего княжества. Каждое новое поселение под моим крылом расширяло границы реальной власти Марки Угрюм. В какой-то момент эти договоры превратятся в нечто большее. Люди пойдут за тем, кто их защитил, а не за тем, кто только собирал налоги.

Вечером фон Штайнер наконец открыл дверь своей комнаты. Помощник архитектора явился в мой кабинет с коротким сообщением: «Пруссак просил передать, что готов представить проект». Я собрал всех, кого посчитал нужным: — Белозёрову, Василису, братьев Кудряшовых, старика Седакова, Зарецкого, Арсеньева, отца Макария и Черкасского. Мы разместились в просторной гостиной гостевого дома.

Архитектор вошёл последним. Семь дней затворничества оставили след — щёки впали, под глазами залегли тёмные круги, костюм висел мешком на похудевшей фигуре. Но глаза… В них горел огонь творца, завершившего главный труд. Я не сомневался, что загляни в его комнату, увижу настоящий хаос — чертежи покрывающие не только стол, но и пол, стены, даже подоконник. Эскизы, расчёты, схемы — сотни листов, исписанных мелким почерком.

— Господа, — начал фон Штайнер хрипловатым от долгого молчания голосом, — я создал не просто академию. Я создал город в городе.

Он развернул на столе огромный лист — генеральный план всего комплекса. Пятнадцать зданий, расположенных с немецкой педантичностью и римским величием. В центре — главный учебный корпус, массивное трёхэтажное здание с центральным залом под куполом. От него, как крылья, расходились четыре факультетских корпуса, соединённых крытыми галереями.

— Библиотека, — архитектор ткнул пальцем в здание с полукруглой пристройкой, — три этажа, просторные читальные залы, хранилище на сто тысяч томов. Здесь — лаборатории для алхимиков и артефакторов, стены усилены, чтобы выдержать взрывы неудачных экспериментов. Общежития — четыре корпуса, восемьсот студентов и двести преподавателей разместятся с комфортом. Административный корпус, трапезная на тысячу человек, спортивные площадки…

Полина наклонилась над планом, рассматривая детали.

— Какая красота! Фронтоны, пилястры, скульптурные композиции… Это настоящий дворец науки!

Василиса нахмурилась:

— Не слишком ли? Это учебное заведение, а не Версаль. Все эти завитушки, карнизы, барельефы — они же удорожают строительство в разы.

Фон Штайнер выпрямился, в глазах вспыхнул знакомый фанатичный огонь. Он почти рявкнул:

— Никаких бетонных коробок! Никакой Kastenpest!!

Однако затем взял себя в руки и начал говорить уже спокойнее:

— Фрау Голицына, красота — это не роскошь, это необходимость! Человек, учащийся в бетонной коробке, мыслит как житель коробки! А тот, кто каждый день видит гармонию пропорций, золотое сечение, совершенство форм — тот стремится к совершенству в науке!

Он указал на детали:

— Каждая колонна с каннелюрами, каждый акантовый лист на капители, каждый медальон на фризе — всё имеет смысл! Колонны поддерживают крытые галереи для защиты от снега, но почему не сделать их прекрасными? Высокие арочные окна с архивольтами дают максимум света зимой, но разве полукруглое завершение с замковым камнем не радует глаз больше, чем прямоугольная дыра в стене? Я называю это «северный классицизм» — вся красота античности и Ренессанса, адаптированная к вашему климату!

Старший Кудряшов, Иван, изучал чертежи с профессиональным интересом:

— Пролёт главного зала… тридцать метров без опорных колонн? Амбициозно.

— Невозможно с обычными материалами, — отрезал младший, Пётр. — Нужны стальные балки или магическое усиление.

Фон Штайнер кивнул:

— Именно. Но результат того стоит — представьте актовый зал, где тысяча человек видит сцену без помех.

Седаков молча водил узловатым пальцем по чертежам купола. Наконец произнёс:

— Можно сделать. Но нужен особый раствор, с алхимическими добавками. И опалубка хитрая, в несколько ярусов.

— А фундаменты? — спросил я. — Грунт в Угрюме промерзает на несколько метров зимой.

Это вызвало оживлённую дискуссию. Василиса предложила использовать геомантию для уплотнения грунта и размещения каменных свай ниже глубины промерзания. Полина добавила идею о дренажной системе — гидроманты создадут каналы для отвода грунтовых вод, уменьшая их вспучивание при замерзании. Черкасский взялся организовать подогрев грунта силами пиромантов на время заливки. Зарецкий обещал специальные составы, предотвращающие промерзание раствора. Арсеньев предложил вырезать согревающие руны прямо на фундаментных камнях. Обсудили даже банальное утепление слоями щебня и песка.

— В плане есть все расчёты по материалам, — заметил фон Штайнер, — но это отдельный разговор.

Я поднял важный вопрос:

— Академия должна быть не просто учебным заведением. В случае осады — это укреплённый пункт обороны. Предусмотрите скрытые бойницы, усиленные стены в ключевых точках.

Зарецкий робко поднял руку:

— А для алхимических опытов… особо опасных… может, отдельная башня? С усиленными перекрытиями и вентиляцией?

— Уже в проекте, — фон Штайнер указал на круглое строение в углу комплекса.

Отец Макарий деликатно кашлянул:

— Часовня? Необязательно большая, но… для духовных нужд.

Архитектор кивнул и сделал пометку на полях.

— Теперь о сроках, — я перевёл разговор в практическое русло. — Как ускорить строительство?

Началось настоящее совещание. Василиса с геомантами возьмёт на себя укрепление почвы и перемещение каменных блоков — магия позволит двигать плиты весом в несколько тонн. Я своим даром создам всю металлическую арматуру и конструкции. Зарецкий разработает составы для мгновенного затвердевания раствора — вместо недель сушки хватит часов. Арсеньев обещал артефакты-подъёмники на магической тяге. Белозёрова с командой гидромантов обеспечит идеальную влажность для быстрой, но качественной сушки. Черкасский организует прогрев материалов для осенних и зимних работ.

— Все фундаменты заложим одновременно, — подытожил я. — Геоманты будут работать круглосуточно, посменно.

Фон Штайнер забеспокоился:

— Но нужны сотни рабочих! Где взять столько каменщиков, плотников, землекопов?

— Они уже едут, — успокоил я его. — К концу сентября здесь будет работать тысяча человек. Коршунов вербует по всем княжествам.

После трёх часов обсуждений внесли коррективы. Иван Кудряшов настоял на дополнительных контрфорсах для главного корпуса. Седаков предложил изменить конструкцию арок для лучшего распределения нагрузки. Фон Штайнер спорил, отстаивал свои решения, но в некоторых моментах соглашался — видно было, что гордость не мешает ему признавать правоту других специалистов.

— Утверждаю проект, — объявил я под конец. — Карл — главный архитектор. Братья Кудряшовы — его помощники, отвечают за координацию артелей. Седаков — главный инженер по сложным конструкциям, своды и купола. Приступаем к работе!

Фон Штайнер поднялся, в глазах появился маниакальный блеск:

— Однажды здесь будет стоять восьмое чудо света. Академия, которая простоит тысячу лет и будет вдохновлять поколения учёных. Клянусь своим именем!

Неделя прошла с момента утверждения проекта фон Штайнера. Я стоял на сторожевой башне, наблюдая за очередным обозом, въезжавшим в ворота Угрюма. Пятнадцать телег, гружёных инструментами и пожитками. Ещё одна артель каменщиков — ростовчане, судя по акценту возницы, ругавшегося на стражника за медленный досмотр.

Успех вербовочной кампании превзошёл ожидания. Несмотря на инерцию мышления — кто поедет в глушь Пограничья? — и сопротивление некоторых князей, лёд тронулся. За неделю прибыло уже больше двухсот пятидесяти человек, не считая семей. Коршунов докладывал, что ещё столько же в пути. К концу месяца у нас будет тысяча рабочих рук. Проблема в том, что руки эти нужно где-то разместить, чем-то кормить и как-то организовать, чтобы от них было больше пользы, чем вреда.

Утреннее совещание с фон Штайнером и братьями Кудряшовыми прервал грохот с площади. Крики, звон металла, трёхэтажный мат. Я выбежал из дома, на ходу накидывая плащ.

На площади кипела потасовка. Суздальцы Петренко сцепились с только что прибывшими ростовчанами. Рязанцы, уже неделю как освоившиеся, поддерживали суздальцев — успели наладить контакт. Тверичи стояли в стороне, но руки держали на киянках. В центре свалки — два дюжих мастера, катались по земле, вцепившись друг другу в бороды.

— Стоять! — рявкнул я, вкладывая в голос Императорскую волю.

Драчуны замерли. Медленно, нехотя расцепились. Суздальский мастер Петренко поднялся, отряхивая портки. Напротив него — здоровенный ростовчанин с разбитой губой.

— В чём дело?

— Да эти… — Трофим сплюнул кровь, — заявились и сразу требуют главный корпус строить! Мы первые приехали, нам и почётный заказ!

— Почётный? — взревел его оппонент. — Мы из самого Ростова прикатили, от Бздыхов в пути отбивались, лишь бы на проекте поработать! Не то что вы, соседи! У нас опыт соборного строительства!

Тут встрял седоусый широкоплечий мастер:

— А мы вообще-то пять месяцев назад приехали! — Я узнал Архипа, главу артели плотников из Сергиева Посада. — Мы первые откликнулись на зов маркграфа, когда тут ещё волки выли! А теперь нас от работ отодвигают!

— Ты плотник, — презрительно бросил Петренко. — Какие тебе каменные работы?

— Так научимся! Не боги горшки обжигают!

Я понял — так они до вечера будут выяснять, у кого… мастерок крупнее. Приказал всем мастерам явиться в дом воеводы через полчаса. Пусть остынут.

В большой гостиной собралось восемь артельных старшин. Суздальцы, рязанцы, тверичи, ростовчане, две артели из Костромы, плотники Архипа и даже пришлые из Мурома. Фон Штайнер встал во главе стола, разложил чертежи.

— Господа, хватит грызться как псы за кость! — немец стукнул кулаком по столу. — Работы хватит всем на десять лет вперёд! Главный корпус — да, самый престижный заказ. Но там нужны специалисты по сводам. Седаков, ты можешь?

Старик кивнул.

— Значит, суздальцы берут главный корпус. Ростовчане — библиотеку, там ротонда сложная. Рязанцы — два общежития. Тверичи с братьями Кудряшовыми — факультетские корпуса. Костромичи — административное здание и трапезную. Архип, твои плотники нужны везде — полы, перекрытия, крыши, отделка. Муромцы займутся лабораториями — там особые требования к прочности. Вопросы?

Артельщики переглянулись. Возразить было нечего — архитектор расписал всё логично.

После совещания ко мне подошёл Захар с озабоченным видом.

— Барин, беда у нас. С жильём полный швах. Шатры все забиты, в бараках яблоку негде упасть. Некоторые артели начали самовольно за частоколом землянки рыть. Там уже целые трущобы образовались.

— Землянки? — я нахмурился.

— Ага. А ещё жёны местных жалуются — приезжие к их дочкам пристают. Доктор Альбинони предупреждает — если так пойдёт, эпидемия будет. Скученность, антисанитария…

Я взял с собой Захара и Крылова. Нужно было своими глазами увидеть, что творится за стенами. То, что я увидел, вызвало во мне глухое раздражение. За частоколом, на пустыре, буквально за несколько дней выросло стихийное поселение. Наспех сколоченные лачуги из досок и брёвен, землянки с торчащими трубами, даже шалаши из веток и рогож. Узкие проходы между постройками, грязь по колено.

У ручья, из которого брали питьевую воду, женщины стирали бельё. Тут же дети играли в грязи, месили глину босыми ногами. Запах… специфический. Отхожих мест не было вообще — люди справляли нужду где придётся. Если это попадёт в водоносный слой, мор обеспечен.

На обратном пути стали свидетелями стычки. Местный охотник Митяй не поделил лавку в главном зале трактира с каменщиком из Рязани. Дело дошло до кулаков. Подоспевшая стража разняла драчунов, но напряжение осталось.

Захар продолжил сыпать плохими новостями:

— Приезжие весь хлеб в лавках скупают. Цены втрое выросли. Местные женщины боятся к колодцу ходить — каменщики похабности отпускают, а вчера группа молодых работяг напилась и дебош устроила. Стражникам Григория Мартыновича пришлось дубинками успокаивать.

Экстренное совещание собрал в тот же вечер. Полина, Василиса, Крылов, Захар, фон Штайнер.

— За три дня строим временный деревянный посёлок, — объявил я. — Чёткая планировка, улицы, колодцы, отхожие места. Привлекаем всех свободных.

— Я введу продуктовые карточки, — предложила Василиса. — Как во время Гона было. Контролируемое распределение, никто не скупит лишнего.

Крылов добавил:

— Нужна отдельная стража для рабочего посёлка. Из самих рабочих набрать адекватных десятников, дать полномочия.

Мы до полуночи обсуждали детали. План был амбициозный — за трое суток возвести барачный городок на несколько сотен человек. Но выбора не было.

Когда основные детали уже утрясли, в дверь ворвался посыльный. Лицо в саже, глаза дикие:

— Воевода! Пожар в лагере! Полыхает всё!