Хуррит 2

Глава 7

Служба безопасности, если так можно выразиться, у хеттов была отлично налажена. Мне крикнули остановиться, едва голова оказалась над проёмом ямы: секунду спустя, петля захлестнула шею. Мне не приходилось видеть таких приспособлений — полая жердь с верёвкой внутри. Петлю можно мгновенно затянуть, находясь на расстоянии от жертвы. Ещё четверо стражников с мечами наголо, шествовали рядом, чтобы в любой момент вмешаться в дело. Чувствуя себя животным, пойманным в петлю, шёл, стараясь не делать резких движений. Мужчина, державший меня в петле, казался напряжённым, не стоило его провоцировать. Я старался запомнить дорогу, в этой части города не приходилось бывать. Обычная городская улица с лепившимися друг другу каменными домиками. Впереди темнела громада высокого здания, похожего на пирамиду с усечённой верхушкой.

«Храм Тешуб-Тарку», — промелькнуло в голове. Мы к нему подходили с задней стороны, потому и не узнал местности. Солнце клонилось к закату, на улице было довольно малолюдно. Возможно, что мои охранники, боясь попыток моего освобождения, постарались свести к минимуму такую возможность, удалив зевак с улицы.

Саленко с двумя стражниками находился впереди на десять шагов. То, что он пленник, я увидел своими глазами. В одном моменте, когда украинец повернулся, чтобы встретиться со мной взглядом, стражник наотмашь огрел его мечом по спине. Больше Саленко не предпринимал попыток установить зрительный контакт.

В храм вошли через боковую дверь: на минуту все замешкались, длинная жердь с петлей не вписывалась в проём. Один из стражников, заломил мне руку назад, приставив остриё меча к спине. Освобождённый от петли на шее, я мог бы справиться с ним, но трое других тоже были наготове с обнажённым оружием. Кроме того, мне было интересно, что скажут жрецы, ведь не просто так нам сохранили жизнь.

В тёмной зале первого этажа горели факелы: потоки воздуха колебали языки пламени, вызывая причудливую игру теней. Жрецов было трое — в центре сидел тот самый седовласый, что постоянно был рядом с Адой. Мои глаза заметались по полутёмной зале в поисках жены, но Ады здесь не было. Жрец вполголоса отдал указание — стражник отпустил мою руку и отступил. По жесту Саленко приблизился к седовласому. Они немного пошептались, до меня доносились лишь обрывки слов. Затем жрец коротко отдал команду страже: те из ниши стены слева и справа вытянули верёвку толщиной с руку ребёнка. Сзади послышался шум и мне на шею надели колодку, не давая времени на сопротивление. Колодка представляла собой трапецию, через нижние углы пропустили верёвку и натянули, мертво зафиксировав меня по центру залы. Концы верёвок привязали к скобам в нише, откуда изначально её и взяли.

Старший из стражи, убедившись, что я зафиксирован надёжно, доложил жрецу. Кивком головы седовласый отправил стражников наружу, оставшись в зале со своими коллегами и Саленко.

— Кто ты и почему пытался похитить Инанну? — перевёл украинец первый вопрос.

— Они не знают, что она моя жена? — ответил Саленко вопросом на вопрос.

— Арт, лучше отвечай, я видел, как они умеют пытать, — испуганно пролепетал украинец, съёживаясь под грозным взглядом седовласого.

— Ну так скажи этому козлу, что Ада никакая не Инанна, а моя жена, — огрызнулся на просьбу Саленко. Жрец внимательно выслушал ответ и улыбнулся. Его улыбку поддержали двое остальных.

— Глупый человек, — украинец переводил слова седовласого, следя за остановками в его речи, — богиня Инанна жена бога-пастуха Думузи. Ни один смертный недостоин быть даже рядом с ней, не то чтобы быть её мужем. Иногда боги спускаются к нам и ходят среди людей, чтобы понять, чем нам помочь. Наши жрецы молились тринадцать лет Тешубу-Тарку, прося его явить себя. Но он прислал Инанну, чтобы лишить силы наших заклятых врагов хурре и всех других, рождённых от «саг-гик-га». И ты оспариваешь волю бога Тешуба?

При этих словах оба жреца испуганно вскочили и уставились в барельеф угла залы, где вышеупомянутый бог стоял верхом на животном, вроде быке, с тиарой на голове. В одной руке у него точно был топор, а вот что во второй руке, мне не удалось разглядеть.

— Вик, скажи ему, что это ошибка, — трудно говорить, будучи растянутым на верёвках. Кроме того, тяжесть колодки давила на плечи, ограничивая возможность смотреть по сторонам. Между Саленко и жрецом состоялся разговор, некоторые слова мне удавалось понять, всё-таки язык Халов и Хеттов очень близок. Точнее, Халы являлись одним из ответвлений хеттов.

— Ты и твой друг убили много воинов, — Саленко запнулся и пару раз переспросил жреца про количество. — Вы убили тридцать человек, — продолжил украинец перевод. — И хотя милостивая богиня Инанна, запретила проливать вашу кровь, есть закон Тешуба — Тарку.

При этих словах все три жреца победоносно переглянулись, не скрывая радости.

— Что за закон? — Саленко перевёл мой вопрос. Седовласый минут пять говорил с украинцем, пару раз в разговор вступали остальные жрецы. По мере общения лицо украинца темнело, словно ему сообщали его смертный приговор. Закончив разговор, седовласый сделал нетерпеливый жест в мою сторону.

— Это закон крови, — начал говорить украинец, — один взрослый родственник по мужской линии каждого убитого вами, имеет право на поединок, чтобы забрать кровь обратно.

— Поединок? Если я выиграю-получу свободу? — непроизвольно вырвалось у меня. Мне показалось, что забрезжил свет в конце туннеля.

— Каждого убитого, — напомнил украинец. — Но даже выиграв у всех, вы не можете получить свободу за оскорбление богини Инанны. За это полагается смерть, но Ада использовала Анаат, это своего рода помилование. Богиня Инанна может использовать его раз в год в отношении любого или группы людей, — пояснил Саленко. — Таким образом, они не могут вас казнить, но и не могут отпустить, даже если вы чудом выиграете все поединки, — голос украинца дрогнул, он мысленно уже хоронил меня и Этаби.

— Ты сказал, что не могут дать свободу, даже если мы выиграем все поединки? — напомнил я переводчику, стоявшему с кислым выражением лица. — А как же это право помилования?

— Оно спасло вас от смерти там у ворот, и оно неприкосновенно. Но закон Тешуба — Тарку по крови, их верховного бога, выше права помилования Инанны.

— Вик, давай не мути, — я начинал терять терпение, — что будет, если мы выиграем все поединки? Они же не могут нас казнить, будут держать в яме, пока мы сами не умрём?

— Вас продадут в рабство, — еле слышно выдохнул украинец. На минуту я задумался — выиграть такое количество поединков было фантастикой. Но даже если это произойдёт, перспективой является рабство. Представив реакцию Этаби на рабство, еле сдержал смех — не стоило провоцировать жрецов, ещё заменят колодку на петлю.

— И Ада ничего не сможет сделать, чтобы нас не продали? — задал уточняющий вопрос. Саленко отрицательно покачал головой, в уголках его глаз блестели слёзы. Украинец был хорошим, порядочным человеком. Природа не дала ему физических данных быть бойцов, но судьба наделила его чистым сердцем.

Жрецы терпеливо ждали окончания диалога. Убедившись, что я получил всю информацию, седовласый приблизился ко мне:

— Ты умрёшь как собака, — по слогам произнёс жрец. В переводе не было необходимости — по интонации и паре знакомых слов я понял, что мне сказали.

— Только после тебя, тварь! Переведи, — потребовал голосом, не терпящим возражения. Мои слова вызвали безудержный смех у всех троих: жрецы даже согнулись пополам, хлопая себя по коленям.

Закончив смеяться, седовласый крикнул вглубь залы: появилась стража и с меня сняли колодку. Заломив мне руки, вывели из храма и сразу накинули петлю на шею.

— Завтра первый бой, я попробую принести еды ночью, — успел крикнуть Саленко, прежде чем меня повели обратно. Уже сгущались сумерки, у одного из стражников горел факел, которым он освещал дорогу нашей процессии. Петля с шеи сняли, только когда я опустился в яму на уровень решётки. Стражник ногой толкнул мою голову, едва не скинув меня с лестницы.

— Ты будешь тридцать первым, сука, — пригрозил ему, спускаясь вниз.

— Арт, ты где был? — Этаби сидел прислонившись к каменной стене. В темноте было трудно разобрать выражение его лица, но голос был бодрый. Не торопясь пересказал ему про визит в храм и наше возможное будущее. Информацию про поединки хуррит воспринял с радостью, а вот при слове рабство, заскрипел зубами:

— Я перегрызу им глотки, грязные сожители ослов.

— Ну до рабства нам ещё дожить надо, — остудил парня, — впереди тридцать поединков. А в твоём состоянии ты даже с блохой не справишься, не то что с вооружённым противником.

— Я завтра встану на ноги, — возразил хуррит, — мне намного лучше. А через день буду готов к поединку.

— И умрёшь, опозорив славный род хурритов, — перехватив его руку, продолжил, — Этаби ты слишком слаб. Пока ты реально не окрепнешь, сражаться буду я, а ты будешь притворяться, что не можешь стоять на ногах.

— Не буду, — хуррит даже попробовал встать.

— Будешь! — Усадив его обратно, постарался доходчиво объяснить, что вопрос не в геройстве, а в выживании. Битых полчаса уговаривал, объяснял, приводил разные доводы, но упрямец только мотал головой. Пришлось нанести подлый удар:

— Ты помнишь наш поединок? Я играючи тебя победил, хотя в тот момент ты был здоров. А сейчас весь в ранах, чудо, что ты остался жив. Ты даже стоять на ногах не можешь. Пройдёт дней десять, и, возможно, тебе придётся выйти на поединок. А до этого ты будешь делать то, что я скажу.

Напоминание о болезненном проигрыше подействовало. Этаби признал, что как боец я сильнее и быстрее.

— Пойми, чем дальше будут поединки, тем сильнее будет противник. И вот тогда выйдешь ты, чтобы сразиться с самыми сильными, — посыпал я бальзам на уязвлённую гордость хуррита. Этаби даже повеселел, мы полчаса просидели, обсуждая предстоящие поединки, пока наверху не послышался шум, и свет факела не озарил яму.

— Арт, я принёс еды.

Саленко спустился с корзиной из ивовых прутьев: в этот раз нам дали мясо, два больших куска, сыр, лепёшки и глиняную бутыль молока.

— Ты живой, — обрадовался украинец хурриту, получив в ответ заверения, что, поправившись Этаби, перебьёт всех хеттов в городе.

— Ада добилась, чтобы вас нормально кормили, — сообщил Саленко, передав мне слова моей жены, что она меня безумно любит и уверена в моих победах. В принципе её уверенность была логичной — зная мою подготовку в ГРУ, Ада могла питать такие иллюзии.

— Передай ей, что всё в порядке, пусть не лезет на рожон. Это ещё не конец и даже не начало, всё впереди, — я многочего хотел сказать, но сверху криками заторопили посыльного. Пожав нам руки, Саленко торопливо взобрался наверх, унося с собой пустую корзину и факел.

— Давай спать, Этаби, — наевшись, почувствовал, как меня клонит ко сну. Необходимо выспаться перед боем, чтобы утром не было разбитости. Остатки еды завернули в кусок ткани и положили в стороне. В этой яме в противоположном от нас углу было небольшое углубление, используемое нами как отхожее место. Не знаю глубину, но, похоже, она была значительной, мне даже при дневном свете не удалось увидеть дно. Запах из ямы лишь временами достигал нашей темницы, заставляя подавлять рвотные позывы.

Долго не мог заснуть, жёсткое каменистое дно ямы не лучшая перина. А всю солому, что нам дали, отдал Этаби. Хуррит уже полчаса храпел, а я всё не мог уснуть. Перед глазами проходила вся моя жизнь, начиная с детства в детдоме и заканчивая содержанием в вонючем зиндане. За предстоящие поединки не сильно беспокоился — в эту эпоху люди не были знакомы с обманными выпадами и другой хитростью. Я даже какое-то время занимался айкидо — нет лучше боевого искусства для поединков.

Разбудил меня Этаби, проснувшийся раньше:

— Ты говорил во сне, Арт, — хуррит выглядел лучше. Прежде чем позавтракать остатками пищи, решил осмотреть его раны. К моему огромному удивлению, самая ужасная рана на груди начала затягиваться. Отёк тканей возле раны ещё был, но края раны были розовые, словно клетки начали интенсивно делиться. Остальные раны тоже выглядели хорошо, надо будет попросить лекаря ещё раз — его разжёванный козий жир творил чудеса.

— Не подставляйся под удар, смотри под ноги, не запнись, чаще всего воина подводят ноги, — Этаби вошёл в раж, словно тренер, отчитывая своего подопечного. В исторических фильмах поединки показывают, как действие, длящееся минутами и больше. Люди там фехтуют мечами, наносят удары, уклоняются. Даже получив серьёзную рану, главный герой находит в себе возможность переломить ход битвы, когда уже, казалось бы, обречён. В реальной жизни такое позёрство будет стоить жизни. Как происходили поединки, что мне удалось увидеть в этом мире? Бойцы кружили друг против друга и, улучив момент, кидались вперёд, чтобы нанести один-единственный удар. И чаще всего побеждал не самый сильный, а самый быстрый. И в этом случае, совет Этаби смотреть под ноги, не лишён смысла. Стоит тебе запнуться, бросаясь в атаку и ты обречён: противник обязательно воспользуется этой секундной задержкой, замешательством.

— Этаби, не переживай, не в первый раз замужем, — прикол про «замужем» хуррит не понял. Пришлось объяснить, чтобы у моего друга не возникло подозрений насчёт моей ориентации. Ожидание смерти хуже самой смерти, я уже начинал нервничать, потому что наверху было тихо. Саленко вроде сказал, что поединок с утра, но за мной пришли ближе к обеду.

Процедура выхода из ямы повторилась: едва моя голова показалась наверху, сразу попал в петлю. В этот раз конвой был малочисленней: всего трое стражников вместе с тем, что держал меня в петле. И вновь мы шли в сторону храма Тешуб-Терку. Народу на улицах было куда больше — моё появление встретили свистом, ругательствами. Мальчишки швыряли комья грязи, один камень задел меня по подбородку, вызвав каскад отборного русского мата.

Стражники прекратили это издевательство — пара грозных окриков и обстрел прекратился. Мы обошли храм и вышли на его фронтальную сторону, на площадь Четырёх Святых. Стало понятно, с чем была связана задержка боя: хетты готовили арену. На площадке перед храмом стояли четыре колесницы-аркавы, образуя квадрат с натянутой между ними верёвкой. Булыжники были посыпаны песком, скорее для чистоты, нежели для удобства поединка. На возвышенной площадке перед входом в храм сидели жрецы. Я не сразу понял, что они сидят на спинах людей, стоявших на четвереньках. Около десяти стражников стояли за их спинами, зорко следя за собравшимися. У одной из колесниц находилась группа людей, среди которых выделялся молодой человек в шлеме, с щитом на плече и обнажённым мечом в правой руке.

Толпа зевак, приблизительно в семь-восемь десятков, расположилась чуть поодаль. Трое стражников стояли рядом с зеваками, не подпуская их ближе к полю боя. Поискав глазами Аду и не найдя её, нахмурился. Жаль, что ей не придётся увидеть, как я расправляюсь с противником. Саленко я тоже не увидел, что меня удивило — неужели в услугах переводчика нет необходимости.

Из храма вышел довольно молодой жрец в белой одежде. Подойдя к троице, он пошептался минуту и направился к колесницам. Из его речи я уловил всего несколько фраз типа «закон крови Тешуба», «убийца и вор» — видимо речь шла о моей персоне. Закончив говорить, молодой жрец присоединился к остальным служителям культа Тешуба, но остался стоять. Видимо, ему по рангу не полагался живой стул.

С меня сняли петлю и втолкнули в пространство между колесницами: один из стражников вытащил свой меч и бросил его на песок передо мной. Мой соперник, облачённый в шлем, переложил щит в левую руку и поднял меч. По кивку седовласого жреца один из стражников ударил своим мечом о медную чащу, объявляя о начале боя.