Хуррит 2

Глава 12

В дороге мы находились пятый день: только сейчас я понял, каково быть рабом, даже не приступив к работе. Самое унизительное и худшее — быть ограниченным в свободе. То, что колодки елозили на плечах и натирали кожу, оказалось самым меньшим из зол. При привалах нужно всё делать синхронно: садиться, вставать, справлять нужду. Последнее было просто до такой степени унизительно и трудно, что я стал напоминать хуррита, осыпая проклятиями хеттов.

Никаких гигиенических средств не было в помине: если приспичит, ищешь взглядом лопухи, прежде чем решаешь опорожниться. Самое неприятное, что напарник, скованный тобой колодкой, вынужден принимать то же положение. Вонь от мужичка оказалась цветочками, я едва не задохнулся во время его гигиенических процедур. Даже исхитрился заехать ему кулаком по лбу — сработали рефлексы.

На второе утро после пробуждения всё тело будто пропустили через мясорубку. Спать пришлось на спине, используя заднюю сторону колодок как подушку. Шею свело такой сильной болью, что лишь спустя час восстановилась возможность умеренно поворачивать голову. К исходу вторых суток Этаби выдохся, его проклятия становились все реже, и хуррит молча брёл, засунув левую руку между колодкой и подбородком. Элса тяготы переносил стоически, от него не было слышно жалоб и проклятий. Кормили нас в дороге куском каменного овечьего сыра. Хетт выудил такую головку из подседельной сумки и, расколов кинжалом, покидал каждому по куску.

Всё в этой дороге начиная от колодок и до системы кормления, было направлено на унижение человеческого достоинства.

Меня удивляло молчание моего напарника, только на третьи сутки во время приёма очередного куска сыра, увидел, что во рту невольника нет языка. Его я возненавидел даже больше хеттов, запахи его тела и выделений вызывали желудочные спазмы. Даже мышцы живота стали болеть от такой нагрузки. Но главная причина ненависти была в другом — по колодке на меня перебрались вши или блохи, вызывая неистовое желание чесаться.

Перед сном стражники связывали наши пары между собой, оставляя конец верёвки в своих руках. Ещё первой ночью Этаби предпринял попытку к бегству. Ему и Элсе удалось подняться на ноги бесшумно, но наша пара создала шум, да и верёвка, натянувшись в руках дремавшего хетта, сразу пресекла побег. Разозлённый попыткой побега, хетт ударил рукояткой меча по голове кузнеца. Рана оказалась скверной, лишь время спустя хуррит пришёл в сознание.

Ночью четвёртого дня, нащупал камень под своим телом: хетты спали, удобно расположившись у костра. Нанести сильный удар по голове моего напарника мешала колодка, поняв, что убить его не удастся, в сердцах выругался:

— Твою мать! — С другой стороны, я прекрасно осознавал, что, убив напарника, буду вынужден тащить тридцатикилограммовую колодку сам. Днём пятого дня, мы всё время шли на северо-запад, вышли на широкий утрамбованный тракт, свернув на восток. За четыре дня мы едва прошли больше пятидесяти километров, стражники психовали, постоянно подгоняя ударами древком копья, но скорость передвижения не увеличивалась. К обеду нас нагнал торговый караван из десяти повозок. Хетты разговорились с купцами, и те, переложив товары в другие арки, так назывались обычные повозки, разместили нас на двух повозках.

После четырёх дней волочения разутых ног с колодкой на шее, даже ухабы и кочки на дороге не чувствовались. Мы сидели, привалившись спиной к борту повозки, придерживая руками колодки на шее, чтобы дерево не сдирало кожу.

С караваном мы остались, и на шестой день, расставшись с ними только утром седьмого: купцы сворачивали на юго-восток в сторону земель хурритов, направляясь в Нанави, столицу эсоров. За два дня с купцами преодолели расстояния больше чем за пять дней до этого.

Хеттские каменоломни представляли собой открытый карьер в горной местности. О приближении к месту можно было судить по встречавшимся на обочинах статуям с дефектами. Видимо, некоторые статуи повреждались во время транспортировки, их недолго думая оставляли на обочинах. Накатанная дорога вела в ущелье, над которым парили огромные птицы, скорее всего, орлы. Но я ошибся — минуты три спустя наткнулись на полуобглоданный труп человека. Птица, клевавшая внутренности, скорее походила на грифа, виденного мной по телевизору. При виде трупа хетты загоготали, указывая плетью на обочину, старший обратился ко мне:

— Это ждёт и тебя великий воин Арт! — В голосе стражника неприкрытая издёвка, а слова «великий воин» он произнёс с гримасой на лице.

«Посмотрим», — ответил мой внутренний голос. Нас везли работать, однозначно, что работать в колодках невозможно. Пусть только снимут их и дадут освоиться, мы все были готовы умереть, но не терпеть рабское существование. Во время ночных привалов, убедившись, что хетты спят, несколько раз обсуждали ситуацию. Странно, но нахождение в колодках благотворно повлияло на Этаби. Он перестал всех проклинать, винить Элсу в неудобствах, и со стороны казалось, что смирился. Но это была тихая ярость хищника, ждущего удобного момента, я неплохо знал характер своего товарища.

Во время ночных разговоров очень попросил товарищей не пытаться лезть в драку, как только снимут колодки.

— Нужно осмотреться и выбрать лучший вариант для побега. ПРидется подождать несколько дней несколько дней, может больше. У нас только одна попытка и если её провалим, второй уже не будет.

Элса был со мной согласен, согласился и Этаби после минутного размышления.

— Не может быть ничего хуже этого ярма, если я смог вытерпеть это, вытерплю и несколько дней работы на этих ублюдков, — констатировал хуррит, соглашаясь с моими доводами.

Каменоломни находились в глубине ущелья: практически отвесные скалы нависали справа и слева. Внизу у основания скал вилась маленькая и быстрая речка, вдоль ее левого берега шла узкая колея для повозок. Местами дорога поднималась, но чаще всего шла понизу, в метре от берега потока. В глубине ущелье расширялось, правая сторона оставалась отвесной, а левая уходила к северу, образуя своего рода гигантский открытый карьер. Здесь стояли домики, сложенные из камня, прямо на улицах готовые и недоделанные скульптуры людей и животных, над которыми трудились камнетёсы. Нас провожали взглядами, кое-кто из мастеров лениво перекидывался словами со стражниками.

Миновав мастерские, мы пошли дальше и примерно через метров триста подошли почти отвесной скале, облепленной человеческими фигурками.

— Место вашей работы, — стражник на лошади подскакал к группе хеттов с луками и мечами и спешился. После недолгого разговора стражник вернулся, ведя лошадь за поводья. Чуть подотстав, с ним подошли два хетта с тучными телами и холеными лицами.

— Который из них Арт? Этот? — толстый хетт ткнул рукоятью плети в Этаби, рассудив, что великий воин должен выглядеть как великан.

— Нет, вот этот с синими глазами, — стражник сплюнул мне под ноги. Тюремщик, сделал два шага и остановился передо мной, рукоятью плети поднимая мой подбородок. Наши глаза встретились, в его глазах мелькнуло удивление и страх. Не говоря ни слова, хетт хлёстко ударил меня рукоятью плети, заставив загореться от боли правую часть лица.

— Здесь ты раб и умрёшь как раб. — Помня свои же просьбы товарищам вести себя спокойно и не поддаваться на провокации, промолчал, опустив голову. Но хетт не унимался:

— Смотри мне в глаза, раб, — в этот раз его глаза горели ненавистью, — среди убитых тобой в Хаттуше был сын моего старшего брата. И я свой закон крови возьму с тебя здесь, — в это раз хетт ударил слева и совсем близко к глазу. Я буквально почувствовал, как наливается гематома под глазом, ограничивая видимость. И снова мне стоило нечеловеческих усилий не сорваться и не плюнуть в мерзкую морду хетта.

— Снять с них колодки? — второй тюремщик был помоложе.

— Зачем? Скоро ночь, сегодня они работать не будут. Пусть оценят наше гостеприимство, — гнусаво захохотал толстяк, обнажая кривые и почерневшие зубы.

Молодой отвёл нас дальше: примерно в ста метрах от места нашей беседы находилась пещера.

— Ночевать будете здесь, — после его ухода без сил опустился на камень, увлекая за собой вонючку. Завтра я избавлюсь от напарника, ради этого стоило потерпеть удары и последнюю ночь в колодках. Осторожно повернув голову налево, смотрел, как работают остальные каторжники. Почти на отвесной скале, мужчины, вставив нечто похожее на долото, пытались отколоть кусок породы, похожей на гранит. Трое носили воду из реки в деревянных бадьях и поливали щели между скалами. Четвёртый держал вставленный в щель клин, по которому пятый наносил удары большим молотом. Прямо на наших глазах, кусок скалы размером с автомобиль, оторвался от скалы и с грохотом обрушился вниз, задавив насмерть нерасторопного водоноса.

— Никакого соблюдения техники безопасности, — нашёл в себе силы сострить.

— Чего? — синхронно спросили Этаби и Элса.

— Говорю, что работа опасная и умереть можно в любой момент, — не стал вдаваться в подробности.

— Мужчина должен жить так, как будто он уже умер и не умрёт второй раз, — философски заметил хуррит, подержанный меоном.

— Но не под камнем, что превращает его в навозную лепёшку. — с этим тезисом мои товарищи не стали спорить. Между тем смерть водоноса даже не вызвала остановки работ. Другая группа людей, упираясь отколовшийся валун, постаралась его сдвинуть. Привлекли трёх лошадей, на глыбу накинули верёвки, и животные вместе с людьми стали оттаскивать кусок гранита, поднимая пыль и издавая ужасный скрежет по камням.

Валун смогли дотащить до домиков, что мы ранее прошли. Всё это происходило под чутким надзором вооружённых хеттов. Со своего места я насчитал больше двух десятков стражи, могли быть ещё, полный обзор карьера был невозможен. Хетты поголовно были вооружены луками и держали дистанцию: каждую мелочь мой мозг фиксировал, откладывая увиденное в памяти. Оценивали ситуацию и хуррит с меоном:

— Эти трусы держатся на расстоянии, лук — оружие труса, — в сердцах сплюнул Этаби. Элса молча, как и я, продолжал наблюдать. На отвесной скале в общей численности работало около сотни каторжников. За ними наблюдали порядка десяти хеттов, заняв удобную позицию и держась на расстоянии выстрела из лука. Три конных хетта держались ближе к реке, периодически патрулируя ущелье от узкого входа в сторону его расширения. Самая широкая часть каньона оставалась вне нашего обзора: там могли быть каторжники и хетты. Ещё две группы хеттов по пять человек находились слева и справа от всадников — с их позиции открывался обзор на весь карьер. Итого двадцать три человека, не считая троих главных, что встретили нас. Каждый вооружён мечом, не считая лука со стрелами. Луков не было только у тех троих начальников, видимо, отстреливать каторжников не их забота.

Раздавленный камнем водонос так и остался лежать, но недолго. Один из всадников подскакал к трупу и зацепил его палкой с крюком на конце. Шагом всадник поволок труп водоноса в сторону выхода из ущелья. Похоронами себя здесь не утруждали, выволакивали труп и оставляли на съедение падальщикам. Вспомнилась хищная птица, клевавшая полурастерзанный труп перед входом в ущелье.

— К нам идут, — подал голос Элса. Начинало смеркаться, трижды прозвучал удар гонга, и каторжники начали торопливо собираться недалеко от нас. Чуть в стороне от пещеры, на огне стоял огромный котел, весь в копоти, над которым поднимался пар. Рабы торопливо собирались рядом с котлом, где хозяйничал оборванный мужчина средних лет без левой руки. Точнее культя была, словно ему ампутировали руку на уровне середины плеча.

Я не заметил посуды у людей — рабы подходили к «повару», который накладывал кашеобразную массу в сложенные ладошки.

Трое хеттов из числа начальства, направившееся к нам, остановились в паре десятков метров и наблюдали процесс кормления. До нас долетали обрывки их разговора, я услышал несколько знакомых слов, но суть разговора не мог уловить.

— Нас сегодня не будут кормить, — перевёл Элса, знавший язык хеттов в совершенстве. — Говорят, мы не работали и не заслужили еду.

В этот момент мой напарник громко испустил газы, а секунду спустя справил нужду прямо на месте, кривясь от боли. Вонь была такой, что даже хетты её почувствовали, находясь в двадцати шагах.

— Ублюдки, — размахивая плетью, к нам двинулся толстяк, бивший меня при встрече. За время путешествия наше обоняние несколько смирилось с запахом вонючки, но в этот раз он превзошёл самого себя. Зажимая нос левой рукой, хетт всё-таки дошёл до нас и обрушил град ударов на вонючку. Тот втягивал голову в плечи, пытаясь минимизировать последствия, но хетт не унимался.

— Он мёртв, — хетт не сразу услышал мои слова. Вонючка уже не дёргался, разбитое в кровь лицо смотрело в небо полуоткрытым ртом и бесцветными глазами. Хетт остановился и крикнул одного из охранников неподалёку. Лишь только когда стражник подтвердил, что вонючка не дышит, толстый успокоился.

— Выбросьте этот навоз в реку, — один из хеттов вырвал, пока выбивал клин из колодок, чтобы можно было оттащить труп умершего.

— С этого тоже снимите колодки и завяжите ему руки за спиной, — распорядился главный тюремщик, прикрывая рот и нос отворотом туники. Я вытерпел удары по клину, хотя они больно отдавались в позвоночник, и вздохнул, забыв о вони, получив долгожданное облегчение. Не споря, завёл руки за спину, но молодой хетт оказался человечным, связав их впереди.

Двое из рабов, что успели съесть свою порцию каши, взяли труп вонючки и понесли в сторону реки. Из его дырявых шароваров по земле оставался след испражнений, но общая концентрация запаха значительно уменьшилась, давая дышать. Дойдя до реки, рабы бросили тело умершего в воду: течение понесло его на юго-запад. Пара раз среди бурных вод показалась фигура вонючки и исчезла за камнями, что торчали в стремнине реки.

— Загоняйте их, — распорядился толстяк. Рабы облизывали свои ладони в поисках последних крошек каши. Труднее всего в пещеру вошли Этаби и Элса, свод был невысокий, пришлось сгибаться и идти в раскорячку. Изнутри пространство было больше, до свода оставалось добрых два метра. Перед заходом людей в пещере побывал вооружённый хетт с факелом, вышел уже с пустыми руками. Факел освещал лишь переднюю часть, глубина пещеры оставалась тёмной.

Когда последние из рабов вошли в пещеру, хетты, сдвинули большой камень у входа. Сумеречный свет проникал через щели толщиной в руку человека. По разговору снаружи, не довольствуясь камнем, хетты оставляли охрану. Снаружи потянуло дымком, пока мы сидели при свете факела, а чуть позже появился запах жареного мяса.

Рабы, забитые и истощённые, не шли с нами на контакт, оставив нам довольно большое место у выхода из пещеры. Так, сами того не зная, мы изначально заняли лучшее место, так как в глубине пещеры рабы устроили отхожее место.

Разговаривать сил не было, я мысленно вспоминал свой жизненный путь, не до конца понимая, как и почему оказался в этом богом забытом месте во времена нечеловеческой жестокости.

— Ничто не сможет сломить волю воина, — вполголоса произнёс Элса. Они с Этаби всё ещё оставались в колодках, и им было труднее вдвойне. Связанные руки мне казались приятным подарком после того, как избавился от унижающей и непомерной ноши в виде колодок.

— Ничто! — подтвердил я слова меона, — и ничто не удержит нас здесь, мы никогда не превратимся них, — кивнул в сторону испуганных и обезличенных людей, чьи лица при свете факела напоминали лица узников Освенцима.