Прошло три дня после битвы с древним злом. Три дня, за которые мир в Дельборо и его окрестностях перестал быть прежним. Весть о позорном бегстве барона Кригера по округе разлетелась быстрее лесного пожара. Про экзорциста говорили всякое, но больше шепотом, поэтому домыслы по поводу него редко добирались до Вороновой усадьбы. Зато практически гремела история о том, как призраки Вороновой усадьбы встали на защиту своей хозяйки. А вот от кого, Рэми строго-настрого запретил Доннеру болтать.
– Вы же не хотите увидеть у ворот усадьбы толпу крестьян с факелами и вилами, как в старые добрые времена? – поднял он бровь, глядя на бывшего воришку.
– Ни в коем случае! – пообещала Лилия, грозно зыркнув на Доннера, и тот, с широкой улыбкой собиравшегося нашкодить мальчишки, яростно закивал.
Но этот разговор произошел вчера, а сегодня Анна, все еще чувствуя слабость в каждой мышце, стояла на пороге бального зала и не могла поверить своим глазам. Всего несколько недель назад это помещение было склепом, наполненным пылью, скрипами и шепотом прошлого. Сейчас же оно сияло.
Сотни свечей в хрустальных канделябрах и бра отражались в заново натертом до блеска паркете, который Доннер с помощью пары наемных работников из деревни, теперь уже смотревших на усадьбу не со страхом, а с благоговейным трепетом, отремонтировал в рекордные сроки. Стены, очищенные от копоти и вековой грязи, украшали спасенные гобелены и портреты предков, смотрящие теперь не с презрением, а будто бы даже с одобрением. Воздух был густ от аромата жареного мяса, свежего хлеба, пряных трав и сладких пирогов – даров леса, огорода и снеди, купленной у жителей Дельборо.
Сегодня был не просто ужин, а настоящий пир. Пир победителей.
Лилия, сияющая в новом платье из нежно-голубой шерсти, сновала между столами, расставленными вдоль стен, с подносами, ломящимися от яств. Ее сережки – те самые, подаренные Доннером, – поблескивали в свете свечей. Она то и дело поглядывала на воришку, который, разодетый в камзол, сшитый из бархата, с важным видом разливал гостям вино из герцогских погребов.
За главным столом сидел Мишель. Мальчик почти полностью оправился от недавних потрясений. Его щеки порозовели, а глаза горели живым интересом. Он оживленно что-то рассказывал сидящей рядом туманной фигуре – маленькому Томасу, поваренку-призраку, который впервые за долгие десятилетия материализовался настолько, что стал виден всем. Мальчик-призрак с восторгом слушал, его полупрозрачная рука лежала на столе рядом с деревянным солдатиком.
И таких призраков было много. Они не стали походить на живых, но их силуэты, сотканные из мерцающего света и легкой дымки, были отчетливо видны в зале. Вот у камина, положив голову на спинку стула, греется старый пес, когда-то охранявший усадьбу. В углу, тихо перешептываясь, парят две дамы в кринолинах. А в центре зала, величественная и прекрасная, восседала графиня Ингрид. Ее платье струилось серебристым туманом, а на груди, прямо на призрачной ткани, мерцала точная копия той самой дубовой броши, что Анна носила на своем платье. Призраки впервые за многие годы могли не просто шуметь и пугать неясными проявлениями, они стали частью общего праздника, чувствовали энергию жизни, радости и благодарности, исходящую от живых.
Среди них, поначалу робея, но в итоге привыкнув к потусторонним сущностям рядом, сидели и живые гости – Мартин с супругой и детьми, несколько друзей Доннера, оказавшихся вполне прогрессивными молодыми людьми, готовыми оказаться за одним столом не только с призраками, но и с людьми не благородного происхождения, и фермеры, у которых Анна покупала провизию.
Она присоединилась к Мишелю за столом и поймала на себе взгляд графини, впервые заметив в ее глазах не скорбь, а глубокое, безмолвное удовлетворение. Это был их общий триумф.
Дверь в зал отворилась, и вошел герцог Каэлан. Он был без своего обычного темного плаща, в строгом, но изысканном черном камзоле, оттенявшем его бледную кожу и черные как смоль волосы. Его появление не вызвало ни страха, ни паники. Напротив, в зале на мгновение воцарилась почтительная тишина, а затем гости – и живые, и мертвые – склонили головы в знак признания.
Его золотистые глаза сразу нашли Анну. Он пересек зал, его шаги гулко разносились под высоким сводом. Остановившись перед Анной, герцог учтиво склонил голову, и она почувствовала, как привычное напряжение отступает, сменяясь теплым и трепетным чувством.
Рэми заметил, что она выглядит восхитительно. Его низкий голос, обычно обжигающе-холодный, теперь звучал тепло и волнующе.
Анна поблагодарила его, чувствуя, как заливается румянцем. На ней было платье из темно-зеленого бархата, немного походившее на то, что они с Лилей сшили из портьер на призрачный бал. Простое, но отделанное кружевом, оно сдержанно намекало на то, что хозяйка вполне успешна. А у сердца, как талисман, блистала брошь графини Ингрид.
– Дом преобразился, – одобрительно заметил Рэми, – и не только физически. Энергетика наконец успокоилась, печать стабильна, – похоже, жертва ваших духов не прошла даром.
Анна помрачнела, вспомнив, как рассыпались сияющей пылью те, кто защищал ее и усадьбу. Увидев это, герцог поспешил пояснить:
– Они не были уничтожены, лишь… перешли в иное качество, и, вероятно, обрели шанс вернуться в этот мир вновь.
Анна с надеждой посмотрела на него:
– Значит ли это, что они снова родятся людьми?
– Возможно. По крайней мере, у них есть такой шанс. Возможно, ваши призраки – аномалия, созданная присутствием демона, и переход в иной мир для них все равно, что разорванные цепи, которые держали их здесь.
Анне стало грустно. И она еще раз взглянула на мерцающую герцогиню.
– Получается… они здесь не по собственной воле?
– Изначально – может быть, но теперь они чувствуют себя частью усадьбы. Что-то подсказывает мне, что им здесь даже… хорошо?
Он подтвердил ее догадку. Они останутся. Как хранители. Как часть этого места. Сильные, но умиротворенные.
– Как ни удивительно, но, кажется, и мне тоже.
Он улыбнулся так, что сердце Анны зашлось в бешеном ритме. Но, быть может, герцог говорил о чем-то другом? Например, о том, что демон снова спит, и больше не тревожит своего охранника.
– Пройдемся? – герцог смотрел на нее своими невозможными золотистыми глазами, и в них плескалось что-то теплое и нежное. Он предложил ей руку, и, приняв ее, Анна следом за Рэми вышла из шумного зала в тишину прилегающей галереи. Герцогиня с улыбкой посмотрела им вслед и исчезла.
Луна, полная и яркая, заливала серебристым светом парк, который уже не казался непроходимыми и враждебными дебрями, а напоминал таинственный сказочный лес. Они остановились у высокого арочного окна. Отсюда был виден и зал с пирующими, и темная линия леса, и далекие огоньки деревни.
Рэми тихо сообщил, что барон Кригер бежал в столицу, но не с пустыми руками, а прихватив часть казны и самые ценные бумаги.
– Полагаю, мы еще услышим о нем, но здесь он больше не имеет того влияния, которое было раньше. Отец Элиас прислал мне весточку – он отправил отчет епископу и, судя по всему, изложил все в вашу пользу. Церковь пока хранит молчание, но я намекнул знакомым из Совета Щитов, что маги могут выгадать от беспрецедентного союза с церковью, и, думаю, меня услышали. Теперь епископ не сможет просто проигнорировать отчет преподобного.
– Спасибо тебе, – Анна заглянула в глаза Рэми, надеясь, что он видит, насколько сильно она действительно ему благодарна. – Ты буквально наш спаситель. А с бароном я разберусь рано или поздно. Ведь есть еще старая мельница.
– Мельница? – он удивленно поднял бровь.
– Призраки помогли мне найти кое-что. Письмо от управляющего – некоего Занфрида. Кажется, он был в сговоре с бароном, помогал ему в его темных делах, и намекал на то, что на мельнице скрыты какие-то улики. И я знаю, что после этого письма управляющий пропал.
– Этот твой отчаянный набег на поместье Кригера? – усмехнулся Рэми, намекая на то, где она получила такие сведения.
Анна кивнула, в ее глазах зажегся огонек решимости. Да, она не собиралась чувствовать себя виноватой или глупой за это ограбление! Она была в отчаянном положении, а отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Он вздохнул.
– Пока ты не пустилась в очередную авантюру…
Рэми повернулся к ней, и лунный свет выхватил из полумрака его черты, сделав их одновременно красивыми и пугающими.
– Совершенно безумную, и такую же прекрасную… как ты. Я должен тебе кое-что сказать.
Он сделал шаг ближе. Теперь их разделяли лишь сантиметры. Анна чувствовала исходящее от него тепло, слышала его сбивчивое дыхание, ощущала жар и трепет собственного тела. Она замерла, боясь надеяться на… что?
– Я много лет нес этот груз один, – произнес он охрипшим вдруг голосом. – Отец и дед торжественно вручили его, когда мне исполнилось десять лет. Да, сперва были старшие – те, кто был на передовой и как будто заслонял меня. Потом они отошли, и только поддерживали. А затем… не стало никого. Эта печать, ответственность, знание, что малейшая ошибка может стоить мира всему живому. Женщины… только мешали. В конце концов я привык к одиночеству, даже искал его. А потом… появилась ты. С твоим отчаянным упрямством, верой в этот дом, душой, пришедшей из другого мира. Ты не только привела в движение демона, ты раскачала мою собственную жизнь, как лодку в стоячем пруду.
Он поднял руку и медленно, давая ей время отстраниться, коснулся ее щеки. Его пальцы были удивительно теплыми.
– Ты рушила все мои планы и правила, сводила с ума своим безрассудством. И заставляла меня терять самообладание, чувствовать. Ярость, страх, восхищение и нечто большее.
Анна замерла, боясь пошевелиться, боясь спугнуть это хрупкое мгновение. Она смотрела в его золотые глаза и видела в них не магическую мощь и не холодную насмешку, а уязвимость и нежность.
– Рэми… – шепот сорвался с ее губ прежде, чем она успела его удержать.
Он обнял её за плечи.
– Я не могу больше представить этот мир без тебя. Ты все еще не стала его полноценной частью, в этом твоя сила и твоя слабость. И так уж вышло, что я могу обратить твою слабость в нечто лучшее. Анастасия фон Хольт… нет. Анна, – он не опустился перед ней на колени, не достал театральным жестом кольцо, но ее сердце пропустило удар, а потом вдруг взлетело в сладкую вышину. И уже не столь важно было то, откуда Рэми знал ее настоящее имя. – Я прошу тебя стать моей женой. Пусть наши узы станут той нитью, которая окончательно вплетет твою душу в ткань этого мира.
Слезы выступили на глазах у Анны. Это была не просто просьба руки и сердца. Это было предложение спасения, единения, завершения. Он предлагал ей не просто титул и положение, а способ стать полноценной частью этого нового мира, обрести в нем незыблемое место, защищенное его силой и его любовью.
Она не находила слов. Все, что она могла сделать, – это кивнуть, чувствуя, как слезы катятся по ее щекам и падают на его руки.
Наконец она выдохнула свое согласие:
– Да. Да, Рэми!
В его глазах промелькнуло что-то похожее на мальчишеский восторг. Рэми наклонился и приник к ее губам. Она очень надеялась, что это не будет формальным поцелуем, каким обычно обмениваются у алтаря смущенные общим вниманием молодожены, и он будто угадал ее мысли. Это был поцелуй, полный страсти, накопившейся за недели напряжения, невысказанных чувств и смертельной опасности. В нем была и ярость их первых встреч, и нежность чаепития на кухне, и отчаяние битвы, и триумф победы. Его губы были твердыми и требовательными, а его руки обвили ее талию, прижимая к себе так сильно, что она почувствовала каждый мускул его тела, каждый удар его сердца, бившегося теперь в унисон с ее собственным.
Мир вокруг перестал существовать. Исчезли пир, призраки, луна. Остались только они – мужчина и женщина, нашедшие друг друга на грани миров. Когда, спустя неизвестно сколько времени, они наконец разомкнули объятия, оба дышали прерывисто. Анна прижалась лбом к его груди, слушая бешеный ритм его сердца.
Она прошептала, что любит его. Он опустил губы к ее волосам и ответил, что тоже любит ее. Его странную, прекрасную, бесстрашную Анну.
Они простояли так еще несколько мгновений, наслаждаясь обретенной близостью. Но Анна знала, что праздник – это лишь передышка, и есть не самое приятное дело, которое может довести до конца только она.
Поэтому медленно, нехотя отстранилась, и серьезно посмотрела в лицо Рэми:
– Это самый счастливый момент в обеих моих жизнях, но прежде, чем мы объявим о нашем решении, есть дело, которое мне придется завершить. И я прошу тебя не останавливать меня, а помочь.
Он медленно кивнул:
– Кригер?
– Да, он не просто пронырливый делец, разоряющий семьи и скупающий их имущество за бесценок, он убийца. И я просто не могу дать ему уйти безнаказанным. Все эти люди, которые пропадали на старой мельнице… Они заслужили правды.
– Именно то, что он убийца, меня и пугает, – Рэми нежно погладил ее по щеке. – Я не могу потерять тебя, когда только обрел. Но, видимо, и помешать не смогу. Вряд ли ты будешь рада замужеству, если я привяжу тебя к стулу в своем замке. Поэтому говори, а я постараюсь сделать твой план чуть менее самоубийственным.
Несмотря на серьезность разговора, Анна рассмеялась. Было так приятно сознавать, что у ее любимого мужчины еще и чувство юмора неплохое:
– Спасибо! Ты не представляешь, что для меня значат твои слова! К сожалению, те обрывки доказательств, которые я смогла найти, не дают возможности осудить барона юридически, да и получены они… не думаю, что в вашем мире принимают улики, украденные из дома подозреваемого. В моем прошлом, по крайней мере, нет. Поэтому мне придется вызвать Кригера на старую мельницу. Один на один. Напугаю его. Пусть это будет блеф, но я напишу, что нашла доказательства его причастности ко всем этим смертям. Если я достаточно успела изучить барона, он не упустит такого шанса и попытается меня… обезвредить.
Она не решилась сказать «убить», но это слово, даже не высказанное, повисло между ними в ночном воздухе.
– Я понимаю, что обещал тебя не удерживать… – медленно начал он.
– Поэтому ты будешь рядом, – улыбнувшись, быстро ответила Анна, беря его ладонь в свои. – Но не один. Конечно, ты справишься с Кригером, я в этом ни секунды не сомневаюсь. Но нам нужно не это. Нам нужно, чтобы его по закону осудили. Поэтому ты, как официальное лицо, приведешь на мельницу представителей закона. И появитесь вы ровно в тот момент, когда барон нападет на меня.
– Это… опасно. Что если мы не успеем, или…
– Я знаю, что ты все сделаешь как надо, – она заглянула в его глаза. – Поверь и ты в меня. Пожалуйста!
Сомнение и страх боролись в его взгляде с желанием полностью ей доверять. Но наконец он глубоко вдохнул:
– Только потому, что я вижу, как это важно для тебя, и знаю, насколько ты сильная…
– Спасибо! – восторженно пискнула она, вновь приникая к его губам. И он снова прижал ее к себе.
Они вернулись в зал, держась за руки. И это не осталось незамеченным. Лилия, стоявшая рядом с Доннером, ахнула, увидев их соединенные руки и сияющие лица. Доннер довольно ухмыльнулся. Даже призраки, казалось, замерли, ощущая смену энергетики в зале. Анна поймала взгляд графини Ингрид, вновь явившейся на минуту. Тонкая призрачная улыбка тронула ее губы, и она медленно, почти невесомо, склонила голову в знак благословения.
– Ана, – тихонько спросил Мишель, – а мы теперь будем жить вместе с герцогом?
Она обняла младшего брата и улыбнулась:
– А ты этого хочешь?
– Очень! – просиял мальчик.
Пир продолжался, но для Анны и Рэми он уже был наполнен новым смыслом. Они сидели рядом, их пальцы сплетались под столом. Они смеялись шуткам Доннера, слушали восторженный лепет Мишеля, общались с гостями. Но между ними возникла невидимая нить понимания, любви и предвкушения.
Они знали, что главная битва за их общее будущее еще впереди. Но теперь они шли на нее не в одиночку, а рука об руку. И эта мысль согревала сильнее, чем пламя в камине, и давала больше сил, чем самая изысканная еда.
Когда гости начали расходиться, а призраки понемногу растворяться в воздухе, возвращаясь в свои укромные уголки, Анна и Рэми снова оказались одни в большом, залитом лунным светом зале.
Он тихо спросил, готова ли она.
– Да, – кивнула она, глядя в его глаза. – Впервые за долгое время я абсолютно готова.
Завтрашний день таил в себе угрозу, но он же нес и надежду на окончательное освобождение – от страха, от прошлого, от последней тени, омрачавшей их зарождающееся счастье.