Три недели, прошедшие после «Бала Теней», были для Вороновой усадьбы временем странного, почти нереального затишья. Ощущение было похоже на звенящую тишину после грозы, когда воздух чист, небо ясно, но все вокруг еще в ожидании нового раската. Однако грома не последовало. Ни барон Кригер, ни его приспешники не появлялись у ворот. Мартин привозил в усадьбу смутные слухи: барон заперся в своем городском особняке, принимая каких-то важных гостей из столицы – банкиров и судейских чиновников. Судя по всему, он бросил все силы на то, чтобы замять скандал и оспорить доказательства, переданные Анной в суд через герцога. Эта юридическая битва происходила где-то далеко, в душных канцеляриях, и пока не касалась самой усадьбы.
Это затишье Анна использовала по максимуму. Выручка от бала, оказавшаяся весьма внушительной, позволила начать настоящие, а не поддерживающие ремонтные работы. Нанятые через Мартина несколько крепких мужиков из соседней деревни, сначала робевших «проклятого места» и гнева барона, но подкупленных щедрой оплатой и добрым словом Берты, занялись самым необходимым – починкой протекающей крыши над жилой частью дома. Стук топоров и молотков, смешанный с деловой руганью, стал новым звуковым фоном жизни поместья. Впервые за многие годы усадьба потихоньку залечивала свои раны.
Анна, с ее архитектурным образованием, с головой погрузилась в планировку. Она составляла чертежи, набрасывала эскизы будущих интерьеров, стараясь сочетать историческую аутентичность с практичностью. И если бы не Лилия, намекнувшая ей, что пора бы обновить их гардероб, напрочь забыла бы об этом. Она так привыкла обходиться самым малым, что даже не подумала о такой возможности. Но подруга (называть ее служанкой даже про себя Анна больше не хотела) настояла не только на обновлении хозяйского гардероба, но и уговорила Доннера отвезти ее в ближайший городок за косметикой и прочими женскими штучками, вроде заколок, лент и гребней.
Увидев все это богатство, Анна чуть не расплакалась, дав приехавшей модистке еще два заказа – на платья для Лилии. Та сперва упиралась, и ни в какую не соглашалась на такую же богатую отделку, как у «барышни», но в конце концов, пунцовея и робея, согласилась на скромные, но вполне солидные варианты, подходящие для горожанки среднего сословия.
Конечно, пару новых нарядов пошили и для Мишеля. И теперь ему не приходилось ходить в латанном-перелатанном камзольчике. Доннер же скептически поднял бровь на вопрос Анны, нужно ли ему что-то, и хмыкнул:
– Уж у меня-то давно всё схвачено.
Так оно и было. То ли воришка привык щеголевато одеваться еще в городе, то ли накупил нарядов на ворованное у Кригера, но в хорошей одежде он недостатка не испытывал. И даже не гнушался испортить рубаху-другую, активно участвуя в починке дома. Кстати, как выяснилось, замки Доннер чинил так же отлично, как и вскрывал. Глядя на него, Анна вспоминала компании, которые в ее мире нанимали хакеров, чтобы те создавали цифровую защиту для их данных и продуктов. Она понимала, что воришка с ними только ради Лилии, расцветавшей рядом с ним. И даже немного завидовала их нечаянным, но ярким чувствам. Свои она прятала как могла глубоко – не время и не место. Да и… что, если она ошиблась, и Реми она интересна исключительно как… магический казус? Но золотистые глаза герцога Каэлана то и дело всплывали в её памяти, заставляя глупо улыбаться, или во снах… таких снах, после которых она просыпалась, дрожа от нежной истомы.
Лилия, получив в свое распоряжение хорошие свежие продукты, с упоением осваивала кулинарные премудрости, превращая их скудные трапезы в почти пиршества. Она даже попросила Анну подучить ее читать, чтобы освоить пару кулинарных книг из библиотеки усадьбы. Даже Мишель расцвел: исчезла прежняя бледность, а дни он проводил то с книгой в библиотеке, то помогая Доннеру, и глядя на него с обожанием.
Но самой значительной переменой стали визиты герцога Каэлана. Он появлялся каждые два-три дня, всегда без предупреждения, как первый раз после бала. Больше его визиты не были связаны с гневными разбирательствами, но не приносили и понятных ответов на ее вопросы, как высказанные, так и нет. Он проверял «защитные барьеры» – те самые невидимые глазу структуры, что сдерживали какое-то древнее Зло под усадьбой, но как будто случайно и по делу проводил рядом с Анной все больше времени. Их общение было похоже на сложный, медленный танец. Они могли часами обсуждать планы по восстановлению парка, причем герцог неожиданно обнаруживал глубокие познания в садоводстве и ландшафтном дизайне. Иногда они спорили до хрипоты о методах управления имением, и Анна с упоением отмечала, как вспыхивают его холодные золотые глаза в пылу дискуссии.
Между ними существовало невысказанное напряжение, та самая «искра», которая возникла во время их незавершенного чаепития, похоже, так и не погасла. Это чувствовалось в случайных прикосновениях рук, когда он помогал ей перешагнуть через груду бревен, в долгих взглядах, которыми они обменивались, когда думали, что на них не смотрят. Но герцог был сдержан и осторожен. Он как будто постоянно вел внутреннюю борьбу, отмеряя допустимую дистанцию. После того дня, когда он почти коснулся ее губами, он отступил, возведя между ними невидимую стену. Анна чувствовала это и, хотя досадовала, понимала – его опасения были связаны не только с ней, но и с той силой, что дремала под их ногами. Его частые проверки у старого дуба на окраине парка показывали, что ситуация оставалась напряженной.
Однажды вечером, когда они вдвоем стояли на террасе, глядя на заходящее солнце, окрашивавшее руины парка в багрянец, Анна не выдержала.
– Реми… – она назвала его по имени впервые, и он вздрогнул, повернув к ней удивленное лицо. – Эта «печать»… она становится слабее?
Вопреки опасениям, герцог ничего не сказал по поводу неожиданной фамильярности, только помолчал, глядя на алый горизонт, а потом ответил:
– Не слабее. Она становится... тоньше. Более чувствительной к вибрациям. Твоя энергия, энергия призраков, даже простая радость от того, что крыша над головой не протекает – все это резонирует с ней. Как камертон, попавший в поле другой, более мощной вибрации.
– И что будет, когда она не выдержит?
– Тогда проснется то, что спало веками. И этому миру будет не до налогов и судебных тяжб с баронами, – его голос прозвучал мрачно. – Потому я и здесь.
Он посмотрел на нее, и в его взгляде была такая смесь страха, ответственности и другого невысказанного чувства, что у Анны перехватило дыхание. В этот момент она поняла, что любовь в этом мире – явление куда более сложное и опасное, чем в ее прошлой жизни.
К сожалению, их идиллия закончилась так же внезапно, как и началась. Однажды утром Доннер, вернувшийся из очередной поездки в город за гвоздями и стеклом, привез тревожные вести. Его лицо, обычно беспечное, было серьезным.
– Кригер не сидит сложа руки, – сообщил он, собрав всех на кухне. – В городе вовсю толкуют, что он потерпел неудачу из-за «происков злых сил», но не намерен отступать. Говорят, он в ярости. Не столько из-за денег, сколько от публичного унижения. Он клянется, что выкурит тебя из твоего гнезда, как крысу.
– Сам он крыса!
Лилия хихикнула, а бывший воришка согласно закивал.
Анна сжала кулаки. Она ожидала чего угодно – нового поджога, наемных головорезов, давления через суд. Но та новость, которую Доннер выложил следующей, оказалась неожиданной.
– Это цветочки. Главное – он везет кого-то сюда. Какого-то столичного «специалиста». Я поспрашивал у… знакомых. Говорят, этот хлыщ богато одет, с целым возом книг и странных приборов. И ещё толкуют, что это... экзорцист.
Слово повисло в воздухе. Лилия ахнула и осенила себя восьмилучевым знамением.
– Экзорцист? – глупо переспросила Анна, чувствуя, что сейчас рассмеется. – Один из тех мошенников, которые зарабатывают на доверчивых дураках, верящих в…
Она осеклась, поняв, что в их случае призраки – не глупая выдумка, а буквально кормильцы семьи. Доннер покачал головой:
– Не совсем. Скорее, наемный маг. Торгует изгнанием духов. Говорят, он очень... эффективен. И дорог. Кригер явно не поскупился.
– То есть… – уточнила Анна, – он действительно может… изгнать наших потусторонних друзей?
– Не знаю, – пожал плечами Доннер. – Я раньше и привидений– то не встречал. Откуда ж мне знать, как их изгонять, и правда ли этот баронов специалист такой фиктивный…
– Эффективный, – машинально поправила его Анна.
Возможно, в мире магии им и впрямь стоило опасаться экзорциста.
Тишину в кухне нарушил тихий, леденящий душу шепот. Похоже, призракам тоже не нравилась эта новость. Это подтвердил и Мишель, вошедший к взрослым через минуту. Мальчик мял в руке уже привычного солдатика, хотя с заработанных балом денег ему купили новые игрушки.
– Ана… они чего-то очень боятся. Хотят, чтобы мы их защитили.
Уточнять кто именно боится и хочет защиты не требовалось, все и так это поняли.
– Конечно, мой хороший, – Анна обняла брата, – мы обязательно сделаем всё, что в наших силах, чтобы им помочь. Они ведь тоже наша семья.
Впрочем, первым объявился все-таки не хваленый специалист. В тот же день к усадьбе подкатила роскошная карета, запряженная парой гнедых лошадей. Из нее вышел не барон, а трое важного вида мужчин в официальных мундирах. Это были представители местной власти – что-то вроде окружного судьи и двух стражников. Их сопровождал худощавый, неприятный человек с бородкой клинышком – местный пристав, уже знакомый Анне по балу.
– Госпожа фон Хольт? – начал старший из них, сверяясь с бумагой. – Поступило официальное заявление от барона Вильгельма Кригера. Он обвиняет вас в укрывательстве краденого имущества, которое, по его словам, было похищено из его имения в ночь на... – он назвал дату их вылазки.
Анна, собрав всю свою волю, встретила их на пороге с ледяным спокойствием.
– Это ложь, – заявила она. – Впрочем, вы можете обыскать весь дом. Уверена, барон предоставил вам точный список пропавших ценностей.
Несмотря на уверенный тон, сердце ее бешено колотилось. Добычу той ночи – серебро, украшения, ценности – Доннер давно сбыл в городе или припрятал в тайнике в лесу. Но документы, касающиеся старой мельницы, были здесь. Они лежали в потайном ящике ее кабинета. Если их найдут, она потеряет свое главное оружие, а ее саму могут арестовать за кражу. Те расписки и счета, которые она предоставила на балу, могли быть переданы третьими лицами, или оказаться копиями, хранившимися у фон Хольтов. Но личные письма барона… – они не могли никак иначе оказаться у Анны, кроме как быть украденными у самого Кригера.
Судья кивнул, и стража приступила к обыску. Это было унизительно и неприятно. Люди в мундирах грубо перетряхивали их скудный скарб, заглядывали в каждый сундук, простукивали стены. Анна, Лилия, Мишель и Доннер вынуждены были наблюдать за этим разгромом. Призраки вели себя тревожно: где-то хлопнула дверь, с верхнего этажа донесся подавленный плач – то ли мальчика– поваренка, то ли кого-то еще.
Обыск длился несколько часов. Но люди барона, очевидно, не знали о тайниках, которые веками создавались в стенах старого дома. А те, кто знал о них лучше всех – призраки – позаботились о сохранности секретов. Когда перетряхивали кабинет, Анна мысленно взмолилась: «Спрячьте их. Пожалуйста».
И дом услышал ее. Потайной ящик в столе, который Анна вскрывала с таким трудом, оказался... пустым. Там не было ни документов, ни писем. Когда судья с разочарованием покинул кабинет, Анна тихонько улыбнулась и одними губами прошептала: «Спасибо». Каким-то внутренним чутьем она понимала – как только опасность минует, письма снова найдутся в ее столе.
К концу дня судья, уставший и раздраженный, вынужден был констатировать: «Никаких краденых ценностей, упомянутых в заявлении барона, не обнаружено». Пристав что-то пробормотал о «происках нечистой силы», но официально оснований для ареста не было. Власти удалились ни с чем.
Однако их визит был лишь разведкой боем. Настоящий удар последовал через два дня. К воротам усадьбы подъехал скромный, но солидный экипаж, запряженный крутобокой пегой лошадкой. Из него вышел высокий, сутулый мужчина в темном, простом плаще. Его лицо было худым и аскетичным, с глубоко посаженными, пронзительными глазами серого цвета, которые казались слепыми, но при этом, все прекрасно видели. За ним следовал слуга с тяжелым сундуком, набитым книгами, свечами из черного воска, серебряными колокольчиками и другими странными инструментами. Это был тот самый наемный экзорцист.
Барон Кригер появился следом, на породистом скакуне. Для своей комплекции он хорошо держался в седле и наблюдал с высокомериям и злорадством, как его «специалист» обходит усадьбу по периметру.
– Добрейшего дня, госпожа фон Хольт! – крикнул он Анне, стоявшей на крыльце. – Надеюсь, вы в добром здравии и не собираетесь присоединяться к почившей родне. Потому что скоро здесь не останется ни клочка призрачного савана! Ведь так, отец Элиас?
Экзрцист промолчал, продолжая заниматься своими манипуляциями.
– Насколько я помню, – ответила Анна, – Воронова усадьба все еще не ваша, господин барон! И ваш… человек вторгается на частную собственность. Мне вернуть представителей закона, которые недавно у нас побывали?
Барон слегка побагровел, но нашел в себе силы высокомерно фыркнуть:
– О, это вопрос времени! А пока у меня на руках бумага от епископа Нитридана, позволяющая отцу Элиасу вторгаться куда угодно, если там есть проявления потусторонней чертовщины.
Анна не ответила. Она смотрела на отца Элиаса. Тот, не спеша, достал из складок плаща старый, почерневший от времени деревянную восьмилучевую звезду и медленно поводил ею перед собой, словно пробуя воздух на вкус. Его губы шептали что-то неслышное. Он дошел до главного входа, поднял глаза на фасад дома, и его аскетичное лицо исказилось гримасой отвращения.
– Скверна, – произнес он громко и четко, и его голос, низкий и вибрирующий, казалось, исходил из-под земли. – Место глубоко осквернено. Духи тьмы нашли здесь пристанище. Но свет истины прогонит их обратно во тьму.
В этот момент в доме что-то произошло. Тихие до этого шорохи и шепоты сменились нарастающим гулом, похожим на пчелиный рой. Окна на втором этаже дрогнули, хотя ветра не было. Отец Элиас ухмыльнулся, словно получив подтверждение своим словам.
– Завтра днем я начну очищение, – объявил он, обращаясь скорее к барону, чем к Анне. – Процедура займет несколько дней. Вам, сударыня, – он бросил на Анну беглый, безразличный взгляд, – советую покинуть дом на это время. Силы, которые я призову, не щадят ни нечисть, ни тех, кто с ней в сговоре.
Они уехали, оставив у ворот двух стражников барона – явно для того, чтобы убедиться, что Анна не попытается вывезти что– либо ценное или не помешает экзорцисту.
Вернувшись в дом, Анна обнаружила, что его атмосфера изменилась кардинально. В коридорах носились холодные сквозняки, слышались обрывки испуганных возгласов, тени мелькали так быстро, что рябило в глазах. Даже обычно спокойная Графиня Ингрид появилась в библиотеке почти материальной – Анна могла разглядеть кружева на ее платье. На лице призрака застыла тревога. Старая графиня не могла говорить с живыми напрямую, но Анна поняла ее и без слов.
– Не волнуйтесь, я обязательно что-нибудь придумаю, – пообещала она призраку.
Бледный Мишель вновь прижался к Анне.
– Они боятся, – прошептал он. – Все они. Даже солдатик в кармане дрожит.
Вечером, когда стемнело, Анна собрала военный совет в кухне. Лилия плакала, Доннер хмурился, размышляя над планом, как «подшутить» над экзорцистом, но понимая, что против магии его воровские навыки бессильны.
– Мы не можем допустить, чтобы он их тронул! – с жаром говорила Анна. – Они наша семья! Они защищали нас!
– Но что мы можем сделать? – всхлипывала Лилия. – Он маг! Священник! А мы обычные люди.
Доннер обнял ее и попытался развеселить, хотя все его шутки выходили кислыми. Вряд ли он по– настоящему боялся за наследие фон Хольтов, но следующий бал уже был назначен через пару недель, а билеты распроданы. Исчезни призраки, и Доннеру самому пришлось бы исчезнуть, оставив на растерзание недовольной знати Анну и всех, кто ей дорог. Но Лилию он бросить уже не мог.
Призраки, казалось, затаились, поняв, что завтрашний день принесет решительную схватку. Даже обычные для дома ночные шорохи и вздохи смолкли, будто все его невидимые обитатели замерли в оцепенении. Анна уложила Мишеля и попыталась убедить Лилию лечь спать, хотя и понимала – уснуть в эту ночь они вряд ли смогут.
Они сидели в кухне при одной– единственной свече, пытаясь придумать какой-нибудь план. Но чем позднее, тем нелепее становились идеи, вроде предложения Лилии ошпарить экзорциста кипятком или отравить – не насмерть, конечно, – несвежими продуктами.
А вскоре началось что-то странное.
Сначала это был едва уловимый гул, идущий не извне, а из самых глубин дома, как будто из-под земли. Он был низким, настойчивым, словно где-то далеко заработал гигантский механизм. Пламя свечи заколебалось, хотя сквозняка в комнате не было. Анна встревоженно подняла голову.
– Вы слышите? – тихо спросила она.
Доннер прислушался и кивнул, насторожившись, как охотничья собака.
– Слышу. Это чего?
Анна только недоуменно пожала плечами. Она сама сталкивалась с таким впервые.
Гул нарастал, превращаясь в сдавленный, но мощный грохот, будто под фундаментом перекатывались каменные глыбы. Пол под ногами затрясся. Со стола со звоном упала кружка и покатилась по полу. Лилия вскрикнула и схватилась за спинку стула.
– Землетрясение? – испуганно спросила Анна.
– Здесь… никогда не было такого, – прошептала бледная Лилия.
Тряска ритмично повторялось, как будто нечто огромное и древнее медленно, лениво переворачивалось в своей каменной колыбели, потревоженное приближением чужака.
Вдруг погас свет. Не только их свеча, подхваченная Доннером, чтобы не случилось пожара, а все источники света в доме – призрачное мерцание, которое иногда исходило от самих духов, тусклые отсветы луны в окнах – все поглотила абсолютная, густая тьма. Ее сопровождал леденящий душу рык, вырвавшийся из самых основ усадьбы. Это был звук чистой, первобытной ярости и тоски, звук, разрывающий саму ткань реальности.
Анна почувствовала, как в полной темноте кто-то обхватил ее за талию и прижался к ней. Она сама чуть не закричала, хотя едва могла дышать от охватившего ее ужаса. Но, услышав жалобный голос напуганного Мишеля, немного выдохнула. Брата наверняка разбудил этот жуткий шум. Воздух стал тяжелым, густым, им было трудно дышать, и в нем витал запах серы и расплавленного камня.
– Это же... не ваши призраки шалят? – с трудом выдохнул Доннер в кромешной тьме. Его голос дрожал.
– Это другое. Злое! – сдавленно всхлипнул Мишель
Стены дома затрещали. Послышался звук лопающихся балок и осыпающейся штукатурки. Казалось, сама усадьба, пережившая столетия, вот-вот рухнет. Анна инстинктивно прикрыла собой Мишеля, понимая весь ужас их положения. Экзорцист еще даже не начал свои обряды, а его присутствие уже пробудило монстра. В этот момент, когда казалось, что тьма и грохот поглотят их окончательно, дверь на кухню с грохотом распахнулась.
В проеме, очерченная алым, неестественным сиянием, возникла высокая фигура. Это был герцог Каэлан. В его поднятой руке пульсировала, освещая окружающий мрак, магическая энергия. Она отбрасывала прыгающие, резкие тени на стены.
Он был не просто встревожен. Его лицо, обычно бесстрастное, искажала гримаса гнева и... страха.
– Все ко мне! Немедленно! – его голос прорвал грохот и вой, прозвучав как удар хлыста.
Он не кричал. Он приказывал, и в его тоне не было места для возражений. Его появление было подобно вспышке молнии в кромешной тьме – ослепительной, вселяющей не столько спокойствие, сколько понимание того, что катастрофа уже произошла, и только он стоит между ними и гибелью.
Анна, не раздумывая, подтолкнула к нему Мишеля, схватила за руку оцепеневшую Лилию. Доннер тоже поспешил к выходу.
Герцог бросил на них короткий, оценивающий взгляд, его глаза метнулись к полу, который продолжал вибрировать под ногами.
– Я недооценил скорость его пробуждения, – прорычал он сквозь стиснутые зубы. – Простите, Анна. Я должен был появиться раньше.
В его глазах, когда он посмотрел на девушку, она прочитала нечто, заставившее ее кровь похолодеть. Это был не просто страх за их жизни. Это был страх мага, теряющего контроль над силами, которые он обязан был сдерживать. И в этом была большая часть ее вины.
– Что нам теперь делать? – она беспомощно посмотрела на него, и он, казалось, подобрался, увидев этот взгляд.
– У ворот стоит карета. Кучер отвезет вас в мой замок. Не спорьте, сейчас в усадьбе не должно быть никого из живых. Поэтому вы проведете ночь у меня. А я попытаюсь остановить это безумие. Если получится, завтра вы вернетесь домой, если же нет… что ж. Я отдал кое-какие распоряжения. Без крыши над головой вы не останетесь.
– Реми… – у нее перехватило дыхание. Оставить его здесь? Одного? На растерзание этой жуткой силе?! – Я… не поеду! Пусть кучер отвезет Мишеля и остальных.
– Нет! – отрезал он куда более жестко, чем мог. – Вы. Поедете. В мой замок. И не будете… путаться у меня под ногами!
Усилием воли Анна подавила обиду, которая, впрочем, позволила ей немного приглушить рвущееся на защиту герцога сердце.
– Тогда вам стоит знать, что сегодня барон привозил к усадьбе экзорциста, чтобы он… изгнал наших призраков.
Взгляд герцога потеплел:
– Что ж, это проясняет… Анна, простите мне мою грубость. Но у нас нет ни одной лишней минуты. Вы немедля должны сесть в карету. – и вдруг почти умоляюще добавил: – Пожалуйста!
Она поняла, что должна это сделать ради Мишеля и Лилии, ради себя, и даже ради Реми, которому будет спокойнее, если она окажется за пределами Вороновой усадьбы.