Я захлопнул дверь в комнату Варвары, повернув ключ с таким скрежетом, словно запирал не сестру, а дикую гиену, готовую в любой момент вцепиться мне в глотку.
Металл в замке жалобно звякнул, и я на секунду задержал ладонь на деревянной поверхности двери, словно проверяя, выдержит ли она, если Варя решит биться в бешенстве.
— Не открывать дверь, — бросил я Потапу, который стоял в коридоре, переминаясь с ноги на ногу. — Буду кормить сам. Никого к ней не подпускать.
— Но как же… что я скажу Ирине Владимировне? — старик растерянно моргнул. Он явно представлял, какой разнос устроит моя мама за такое обращение с дочерью.
— Скажешь, что я приказал. И всё.
Мой голос прозвучал тише обычного. Потап кивнул и поспешно ретировался, словно хотел поскорее уйти, пока его не затянуло в водоворот семейных проблем.
На следующее утро я проснулся раньше обычного, возможно, сказывалось адреналиновое похмелье после вчерашней бойни.
Тело ныло, но мозг работал с пугающей чёткостью, как будто кто-то вычистил его наждаком, оставив только холодный расчёт и острые углы мыслей.
Спать больше не хотелось. Даже если бы и хотелось, совесть не позволила бы.
Дела. Их было море.
Алхимическое производство требовало контроля, железная дорога — финансирования, нужно было подробно изучить отчёты из «Яковлевки», донесения от Марсова и Лунева, да и других организационных дел хватало.
Мир не остановился только потому, что моя младшая сестра праздновала день рождения, а старшая решила устранить брата. Жизнь не замерла ради семейной драмы.
Я велел Машке приготовить завтрак для Варвары, а потом накрывать на стол.
Дверь скрипнула, когда я вошёл в комнату сестры.
Варвара сидела на кровати, бледная как призрак, с синяками под глазами, словно не спала уже не первую ночь. Увидев меня, она скривилась в гримасе, в которой смешались ненависть, отвращение и… страх?
Взгляд девушки был острым, но не злым. Скорее, растерянным.
— Голодна? — спросил я ровным голосом, ставя поднос на прикроватную тумбочку.
Ответом был резкий взмах руки — она смахнула еду на пол. Тарелка с кашей грохнулась на ковёр, хлеб покатился под комод, чай разлился тёмной лужей.
— Я не буду есть из твоих рук, убийца! — голос девушки дрожал, но в глазах горел почти безумный огонь.
Я медленно наклонился, поднял уцелевший кусок хлеба и аккуратно поставил опрокинутую посуду обратно на поднос. Мои пальцы не дрогнули.
Не в первый раз она пыталась меня спровоцировать. Не в первый раз она теряла контроль.
— Тогда поешь в обед, — сказал я, поворачиваясь к двери и забирая поднос.
И вышел, снова повернув ключ и оставив сестру в заточении.
Пусть подумает. Или просто успокоится.
В столовой стояла гробовая тишина.
Мама сидела, сжимая чашку с остывшим чаем так, словно хотела раздавить фарфор в пыль.
Тася, обычно болтливая, уткнулась в свою тарелку, но пальцы сжимали вилку с такой силой, что костяшки побелели. Она… боялась?
Это меня озадачило. Неужели теперь она видела во мне не брата, а того самого монстра, каким меня рисовала старшая сестра?
— Кирилл, я не понимаю… за что ты так с ней? — наконец не выдержала мама, её голос дрогнул.
Я отодвинул кашу, которую даже не успел попробовать.
— За то, что она натворила, не то что запереть, её… — я не договорил.
Мать резко вдохнула, как будто я её ударил.
Тася вздрогнула, но так и не подняла глаз.
Они не знали всего. И, может быть, это и к лучшему.
И в этот момент в столовую вбежал Потап, бледный как мел.
— Барин… приехали полицейские. По поводу вчерашнего… инцидента.
Мать вскочила, опрокинув стул.
— Какого инцидента⁈ Что случилось⁈
Я спокойно отложил салфетку и встал.
— Ничего страшного. Продолжайте завтракать. Разберусь сам.
Но по тому, как Тася наконец подняла на меня глаза, большие, испуганные, я понял, что она уже откуда-то всё знает.
На крыльце меня ждали.
Двое полицейских в поношенных мундирах и дознаватель в строгом сюртуке, который явно считал себя важной шишкой. Но больше внимания привлекало не их присутствие, а то, как они стояли: плечи напряжены, взгляды скользят по сторонам.
Потому что вокруг — мои люди.
Пять охранников из последнего пополнения, бывшие вояки Снежного, стояли так, чтобы в любой момент перекрыть все пути к отступлению. Кобуры расстёгнуты, пальцы лежат на спусковых скобах.
Они не просто сопровождали, они держали гостей на прицеле, даже не доставая оружия.
Хорошие ребята. Чувствуют угрозу, даже когда её нет.
Именно такие мне и нужны. Особенно сейчас.
Один из полицейских, тот, что был постарше, с жёстким взглядом и сединой на висках, шагнул вперёд и показал мне удостоверение.
— Кирилл Павлович, мы можем поговорить наедине?
Голос вежливый, но в нём чувствуется сталь. Наверняка военный в отставке.
Я мотнул головой в сторону заводских корпусов:
— Можем проехать ко мне в офис. Тут недалеко.
Младший из прибывших нервно покосился на охрану. Его рука дёрнулась к кобуре, но он тут же опомнился.
Юнец. Ещё зелёный. Не привык к таким условиям.
— В этом нет необходимости, — поспешно сказал дознаватель, выдавливая из себя что-то похожее на улыбку. — Мы прибыли лишь из-за… формальностей, господин Пестов.
Он протянул бумагу.
Я взял документ, пробежался по нему глазами.
Ах, вот как!
Показания уже были даны Аматом Жиминым. И, судя по аккуратным формулировкам и юридическим уловкам, всё это сделано по инициативе Мити.
Значит, он уже в курсе. И, как всегда, подсуетился первым.
Таков его стиль. Быть там, где его не ждут.
Но… это даже к лучшему.
С таким количеством трупов разбирательство могло затянуться на недели.
Но теперь всё было чисто: я — аристократ, на которого напали. Свидетели — не только Амат, но и десятки слуг, которых уже наверняка успели опросить за прошедшую ночь.
А банкир Оксаков?
Он не поднимет шумиху. Это не в его духе. Он просто порвёт все нити, связывающие его с нападавшими.
Потому что ему это невыгодно.
Оксаков не станет терять лицо перед другими банкирами. Особенно после того, как я дал понять, что готов действовать.
— Всё в порядке, — я поднял глаза, пробежавшись взглядом по бумаге. — Где подписать?
Следователь нервно кашлянул.
— Позвольте один вопрос, барон… Ваша сестра, Варвара Пестова. Она принимала участие в этом… происшествии? Ведь так?
Тишина.
Я медленно поднял взгляд. В документах, которые дал служащий, она нигде не фигурировала.
Но вопрос был задан. Значит, они знают.
— Это моя сестра. И это дело моего рода.
Пауза.
— Мы сами с ней разберёмся.
Его лицо не дрогнуло, но в глазах мелькнуло понимание.
Не страх. Не сочувствие. Просто понимание того, что лучше не лезть.
— Разумеется.
Он знал, что продолжать разговор бесполезно.
Полицейские ушли так же, как и пришли — под неусыпным наблюдением моих людей.
Старший полицейский даже не стал благодарить. Только коротко кивнул, словно прощаясь.
А я…
Я отправился в кабинет. Дела не ждут.
Но перед этим обернулся к Потапу:
— Предупреди домашних, я буду к обеду.
Старик кивнул, не задавая лишних вопросов.
Кабинет встретил меня привычной прохладой каменных стен и запахом полированного дерева с лёгкой примесью химических реактивов.
Я отстегнул саблю от пояса и сразу же взялся за дело: сегодня нельзя терять ни минуты.
Начну с «Ярцево».
Эсминец на рельсах… Мысль заставила меня усмехнуться. Это был вызов, достойный настоящего инженера.
Развернув карту колонии «Ярцево», я изучал рельеф: холмы, глубокий каньон по центру, извилистые речные протоки.
Там, где другие видели препятствия, я искал решения.
Корабль графа Смольникова стоял в самой неудобной точке — между скалистым уступом и обрывом.
«Кого взять из путеукладчиков? Лунева или Марсова?» –размышлял я, водя пальцем по карте.
Пусть выбирают сами, кому ехать, а кому остаться.
А вот Сергея Бадаева туда точно нужно взять: слишком сложный рельеф. Но он справится.
А если уж ставить корабль на рельсы, то делать это на совесть. Значит, надо звать ещё и инженера Черепанова.
Перо скрипело по бумаге, когда я выводил текст:
Сергей Петрович, Ефим Алексеевич,
вы когда-нибудь пробовали поставить 300-тонный эсминец на рельсы?
Через три дня я отправляюсь в «Ярцево», где меня ждёт корабль, который должен стать нашим бронепоездом.
Мосты, которые выдержат этот вес. Рельсы, по которым он сможет ходить. Расчёты, от которых зависит, останется ли это чудо инженерной мысли целым или разлетится на куски при первом же повороте.
Я знаю только двух человек во всех колониях, которые способны решить эту задачу. Это вы, господа.
Жду вас в «Точке». Давайте сделаем то, о чём другие боятся даже подумать.
К. П.
Сухой треск лопнувшего сургуча, когда я ставил печать, прозвучал как выстрел стартового пистолета.
Но одного письма недостаточно…
Я развернул ещё один лист:
Николай и Пётр Бадаевы,
увеличьте производство стальных сплавов марки «В» втрое.
Через неделю нам понадобится не менее пятидесяти тонн.
Подготовьте расчёты по новому составу.
Важно не просто сделать — сделать быстро и надёжно.
К. П.
После писем были встречи: с управляющими, с мастерами, с теми, кто держал всё под контролем тут, в моей алхимической империи.
С Иваном Гурьевым я решил накопившиеся вопросы по алхимии.
С Осипом — вопросы снабжения и логистики.
— Осип, договорись с управляющими соседних колоний о поставках угля. Предложи им 15-процентную скидку на наши перевозки в обмен на эксклюзивные контракты.
Он кивнул, но задержался в дверях, словно не решаясь уйти.
— Рассказывай. Я вижу, тебя что-то беспокоит, — сообщил, глядя на управляющего.
Осип подошёл к столу и, тяжело вздохнув, присел на стул:
— Вот какое дело…
Он помедлил.
— У нас появились конкуренты. И не одни.
— Так это же хорошо, — ответил я. — Конкуренция только на пользу.
— Вы не понимаете, Кирилл Павлович, — Гурьев покачал головой. — В некоторых колониях уже начали строить железные дороги. Они будут конкурировать с нами.
Я довольно улыбнулся и откинулся на спинку кресла, представляя будущее железных дорог в колониях.
Локальные ветки конкурентов в колониях? Отлично! Они будут доставлять грузы к моим магистралям.
Местные власти хотят бесплатных перевозок? Не проблема! Их лояльность окупится сторицей.
А конкуренты пусть строят свои дороги. Всё равно все пути ведут ко мне.
Перо снова заскрипело по бумаге, выводя цифры и расчёты.
Каждый штрих — это будущие рельсы.
Каждый абзац — новые мосты через каньоны и реки.
Я записывал свои мысли, чтобы не забыть их в будущем: платформы с усиленными креплениями, гидравлические домкраты в грузовых вагонах, системы перераспределения веса.
Наконец отложил перо.
В голове словно стучали колёса.
Пора было заканчивать.
Я посмотрел на часы: почти половина пятого.
Заработался.
А ведь обещал прийти к обеду.
Странно, что мама ещё не прислала кого-нибудь на поиски.
Вернувшись домой, я увидел на пороге Потапа.
Он явно был чем-то обеспокоен.
— Барин… она бушевала. Стучала, кричала, требовала еду, — сказал слуга тихим, но встревоженным голосом.
— Ну вот и хорошо, — ответил я, стараясь говорить спокойно. — Значит, теперь мы сможем нормально поговорить. Приготовьте сестре поесть. И мне тоже накройте на стол.
Машка принесла поднос с супом, хлебом и куском жареного мяса. Я взял его и направился в комнату Варвары.
Дверь открылась со слабым скрипом.
Девушка сидела на кровати, волосы были растрёпаны, глаза горели. Не от болезни, а от злости.
— Приятного аппетита, — сказал я, ставя поднос на стол.
Она молча посмотрела на еду. Потом на меня.
И резким движением опрокинула тарелку. Горячий суп брызнул на пол, хлеб упал в лужу бульона.
Я не дрогнул. Просто наклонился, подобрал ложку, кусок хлеба, положил всё обратно на поднос и унёс.
— Значит, до ужина, — произнёс я ровно.
И вышел, снова заперев дверь.
Через три часа я вошёл к ней снова, Варвара не набросилась на меня.
Она сидела на кровати, обхватив колени, и лишь мельком взглянула на поднос.
Я поставил еду на стол:
— Ешь.
Она не ответила.
Я развернулся и ушёл, но не успел закрыть дверь, как услышал, что сестра бросилась к еде.
Проголодалась.
Хорошо.
Значит, завтра можно будет поговорить.
На следующее утро я не сразу понёс ей завтрак.
Пусть подождёт.
Пусть ещё немного подумает.
Если ты хочешь, чтобы человек начал слушать, сначала нужно заставить его потерпеть.
Только к одиннадцати я подошёл к комнате девушки с едой. Открыл дверь.
Варвара сидела на том же месте, но теперь в её взгляде читалась не ярость, а усталость.
Я поставил еду перед ней.
— Варвара, нужно поговорить. Выбирай: либо здесь, либо в столовой.
Сестра медленно подняла глаза.
— А мама и Тася дома?
Я кивнул.
— Тогда здесь, — немного помедлив, проговорила она.
Я прикрыл дверь.
Варя посмотрела на меня исподлобья. Я невольно напрягся, магия земли уже пульсировала в кончиках пальцев, готовясь к возможному удару. Но её руки оставались расслабленными.
Посуда, которую я принёс вчера, была опустошена и аккуратно сложена на подносе.
Хороший знак.
— Поговорим начистоту? — спросил я, останавливаясь у окна.
Девушка кивнула, поджав губы.
Солнечный свет падал на её бледное лицо, подчёркивая тени под глазами.
Она не спала всю ночь. Думала. Возможно, плакала.
— Чего ты хочешь? Чего добиваешься? — начал я первым.
Её пальцы сжались в кулаки, но взгляд уже не был безумным, только обожжённым обидой и… завистью. Да, именно завистью.
— Какой у тебя уровень магического источника? — неожиданно выпалила сестра.
— Третий, — ответил я, не видя подвоха в этом вопросе.
— Третий, — она повторила это слово с какой-то горькой интонацией. — За неполный год. А у меня только второй, а ведь я на три года старше.
Я вздохнул.
Вот он, корень всего.
— Не понимаю… — голос сестры дрожал. — Как⁈ Почему тебе всё даётся так легко⁈
Это был не просто крик. Это был вопль загнанного в угол зверя.
Я молчал несколько секунд, давая словам осесть. Оправдания здесь были бы неуместны.
— Потому что я работал, — ответил ровно. — Каждый день. Потому что у меня не было выбора: либо я стану сильнее, либо нас всех уничтожат.
Она фыркнула, но я продолжил:
— Ты могла бы быть рядом, учиться, становиться сильнее. Вместо этого ты выбрала заговоры и предательство.
Варвара отвернулась к окну, но я видел, как дрогнули её плечи — мои слова попали в цель.
В воздухе повисло тяжёлое молчание, прерываемое лишь тиканьем часов.
— Я мог бы тебя убить, — нарушил тишину. — Или отправить в монастырь, где ты сгнила бы в молитвах четырём. Но я этого не сделаю.
В её глазах мелькнуло облегчение. Но оно тут же сменилось настороженностью.
Именно в этот момент у меня в голове наконец созрело решение.
— Ты поедешь в «Яковлевку», — сказал я, наблюдая, как расширяются её глаза. — Туда, где находится наше литейное производство. Я пришлю книги, и будешь учиться там.
— Ты… что? — она вскочила с кровати, лицо исказилось от непонимания.
— Даю тебе шанс. Не на свободу, а на исправление. Если за три года ты докажешь, что можешь быть частью моего рода, то вернёшься. Если нет…
— Вернёшься в род? — перебила она с горькой усмешкой. — Что это вообще значит?
Я сделал шаг вперёд:
— Это значит, что отныне ты лишена права наследования. Если со мной что-то случится, всё перейдёт к Тасе. Ты больше не наследница рода Пестовых. И в течение этих трёх лет будешь вне семьи.
Она побелела. Кровь отхлынула от лица сестры, как будто я ударил её.
— Но почему именно «Яковлевка»? — прошептала Варя.
— Потому что там магия земли работает в разы сильнее, — объяснил я. — Ты сможешь развиваться лучше, чем с наёмными учителями. Да и монстров там хватает, наши территории требуют постоянной очистки. Вот этим и займешься. Отработаешь своё предательство кровью и потом. Поверь, практики тебе хватит. А ещё у тебя не будет времени на интриги. Уж я об этом позабочусь.
Последние слова повисли в воздухе недвусмысленной угрозой.
— Это не ссылка. Это испытание. Жёсткое, но дающее тебе шанс.
Варвара медленно опустилась на кровать.
Пальцы разжались.
— Хорошо, — наконец сказала она.
И в её голосе я уловил не покорность, а холодный расчёт.
Я развернулся к двери, но на пороге остановился:
— Завтра тебя отвезут. И, Варя?
Она подняла на меня глаза.
— Не подведи меня.
Дверь скрипнула и закрылась с тихим щелчком, оставляя сестру наедине со своими мыслями.
Интерлюдия
Столовая была залита мягким солнечным светом, но за этим светом скрывалась тяжесть невысказанных слов.
На столе дымились тарелки с горячим супом, но никто не притронулся к еде. Аппетита у присутствующих здесь представительниц рода Пестовых не было.
Мать сидела прямо, слегка сжав пальцами край скатерти.
Тася, обычно такая болтливая и жизнерадостная, молчала. Она лишь вертела в руках ложку, время от времени бросая осторожные взгляды то на маму, то на Варю.
Она явно боялась того, что должно произойти.
А Варвара… Варвара сидела, опустив глаза, словно сжавшись внутри.
Потап привёл её сюда, объявив, что «Кирилл разрешил поесть с семьёй», но в этом разрешении чувствовался такой холод, что даже воздух в комнате стал плотнее.
Она знала, что это не примирение. Это испытание.
— Варя… — наконец не выдержала мать, её голос дрогнул, но тут же окреп. — Что… что случилось?
Тасю передёрнуло. Она знала, что мать уже всё слышала про тела, вывезенные из особняка, и про десятки убитых, и про гусара, которого любила старшая сестра.
Но женщина не решалась спросить дочь напрямую.
— Мама… — начала Тася, но тут же замолчала, не зная, как сказать то, что все понимали без слов.
Варя молчала.
Долгие секунды — ни слова. Только тиканье часов на стене.
— Ты хотела убить его? — слова матери прозвучали тихо, но с такой силой, будто в них вложили всю тяжесть камня. — Кирилла?
Тишина. Ещё одна пауза.
— Ответь! — женщина ударила ладонью по столу, но тут же сжала кулак, словно вспомнив, что истерики недостойны её положения.
Это был удар не ярости, а обречённости.
— Я не хотела… — Варя наконец подняла глаза. — Я хотела, чтобы всё стало по-другому. Как раньше. Как при отце.
— По-другому⁈ — мать задохнулась от ярости. — Ты привела на бал убийц! Ты…
Она не договорила, закрыв глаза, будто собираясь с мыслями.
— А что он тебе сказал? — не выдержала Тася, глядя на сестру. — Кирилл.
Варя усмехнулась.
— Завтра уезжаю в «Яковлевку». На три года, — она говорила ровно, но в голосе дрожала глубокая, почти физическая ненависть. — Ссылка. А дальше… «посмотрим». Частичное изгнание из рода.
— Что?.. — Тасю словно ударили.
Глаза расширились, лицо побледнело. Она не могла поверить.
— Да, сестрёнка, — Варя оскалилась. — Радуйся. Теперь всё наше «наследие» достанется тебе.
Мать резко встала.
— Ты дура, если не поняла главного, — голос женщины звучал холодно, словно каждый слог был клинком. — Кирилл не просто сохранил наследие отца и дедов. Он его приумножил. И продолжает делать это, несмотря ни на что. А ты…
Она подошла к Варе. Близко. Почти вплотную.
— Похоже, тебе действительно нужно было… — мать вдруг запнулась, но все за столом и так поняли, что она имела в виду. — Но знаешь, что? Тебе повезло. Другой на месте Кирилла не оставил бы тебе ни единого шанса.
Варвара вскочила.
Лицо её пылало, плечи вздрагивали от сдерживаемой злобы.
— Как ты можешь… Ты же мама…
— Не упусти этот шанс, дурочка, — перебила её женщина. — Иначе в следующий раз Кирилл его не даст.
Варя резко развернулась и вышла, громко хлопнув дверью.
Звук эхом отразился в стенах дома и остался висеть в воздухе.
В столовой воцарилась тишина.
Тяжёлая, плотная, как туман над болотами.
— Мама… — наконец прошептала Тася, словно не веря в происходящее.
— Я горжусь им, — тихо сказала мать, глядя в окно. — Ты слышишь, Тасенька? Я горжусь своим сыном.
Тася кивнула, но ничего не ответила.
Она вскочила и крепко обняла маму, так, что у той заныли рёбра.
— Я тоже им горжусь… — еле слышно прошептала младшая дочь.