Ярость сменилась ледяным расчётом.
Адреналин ещё колотился в жилах, но главное сейчас — Мотя.
Его слабое дыхание под тканью моей рубахи было единственным, что удерживало от немедленного рывка к «Стрижу».
Волынский там.
Мои люди под чужим командованием.
Каждая минута промедления стоила дорого.
Но бросить зверька? Невозможно.
Он только недавно принял на себя удар, предназначенный мне.
— Погоди, постой! — услышал я, как только отдалился от телепорта.
Обернулся.
Капитан Чернов.
Он догонял, прихрамывая, лицо в саже и царапинах, но взгляд твёрдый. Видимо, гнал долг. Или приказ Долгорукого.
— Я пойду с тобой, — заявил капитан без предисловий, поравнявшись.
Внутри всё сжалось. Это человек, чей «профессиональный» фугас чуть не отправил «Стриж» в пропасть.
Довериться ему? После моста?
Логика кричала: «Нет!» Он, пусть и по приказу Белова, играл с огнём, рискуя сотнями жизней и всем моим проектом.
Этот взрыв мог быть лишь частью спектакля, и Чернов не связан с артефактом сырости под первой опорой моста, из-за которого мы едва не пострадали по-настоящему. На его совести ведь этого не было? Или всё же было?
Слишком много вопросов.
Слишком мало доверия.
Но… всплыл холодный довод из прошлой жизни. Держи друзей близко, а врагов — ещё ближе.
Плюс капитан знает реалии штаба, лагеря, возможно, Волынского. Полезный ресурс. Опасный, но ресурс.
— Пойдём, если хочешь, — ответил я, стараясь сделать так, чтобы голос звучал ровно, без тени раздражения, которое клокотало внутри. — Но сначала — дело. Видишь тех грузчиков у платформ?
Я кивнул в сторону железнодорожной ветки, где суетились солдаты, грузя ящики на знакомую моторизированную платформу.
— Это самоходка, что возит рельсы к «Стрижу». Задержи её. Скажи начальнику эшелона, чтобы платформу не отправляли к бронепоезду до моего, Кирилла Пестова, личного распоряжения. Понял?
Чернов оценивающе посмотрел на платформу, потом на меня. В его глазах мелькнуло понимание: я не хочу, чтобы Волынский получил подкрепление или предупреждение.
— Понял, — кивнул он резко. — Задержу. Но… — мужчина не уходил, его взгляд упал на свёрток у меня на груди, из которого торчал кончик опалённого уха Моти. — А ты? С ним?
— У меня сейчас дела в лазарете, — отрезал в ответ. Объяснять не было ни времени, ни желания. Пусть думает что угодно.
— С этим… таинственным зверьком? — Чернов скривил губы в подобие улыбки, но без насмешки. Скорее, с долей мрачного любопытства. — Слышал, он у тебя не простой.
— Да, — ответил я коротко, уже поворачиваясь к лазаретам. Не простой. Подвиг. Жизнь за жизнь. Разъяснять капитану детали спасения в карцере было бы святотатством. Каждая секунда на счету. — Найдешь меня там. Или встретимся у платформы.
Не дожидаясь ответа, я зашагал прочь, прижимая к груди драгоценный свёрток.
Дыхание Моти под тканью казалось чуть слабее.
Холодный укол, что я могу опоздать с помощью, пронзил яростью.
— Ищи черноволосую девчонку! — прокричал вдогонку капитан. — Молодая. Зовут, кажется, Оля. Лечит зверей лучше, чем людей.
— Спасибо, — буркнул в ответ я.
— Люди на неё жалуются. Говорят, руки не оттуда растут, — он криво улыбнулся. — Зато любое животное исцелит, хоть волка, хоть крысу. Прозвище у неё соответствующее — «крысиный доктор».
Я хмыкнул и ускорил шаг.
Лагерь, ещё недавно кипевший боем, теперь напоминал растревоженный муравейник под контролем Долгорукого.
Конвоиры строили в колонны сдавшихся бунтовщиков — жалкие фигуры в порванных мундирах. Их гнали прочь, к телепорту, для отправки в колонию среднего круга «Ярцево».
Рядом уже формировалась и первая группа гонцов: подтянутые, решительные офицеры с портфелями, набитыми донесениями для Императора и других важных персон империи, которые могли здесь помочь.
Госпитальный шатёр внутри пах травами, йодом и целебными эликсирами.
Под низким брезентовым сводом царил полумрак, разорванный пятнами света от магических ламп и светляков. Стоны раненых, сдержанные команды медиков, лязг инструментов — это была адская симфония.
Окликнул первого попавшегося фельдшера, перевязывающего окровавленную руку солдата:
— Где найти Ольгу? Целительницу. Ту, что зверей лечит…
Мужчина, не отрываясь от бинта, мотнул головой вглубь шатра, к дальнему углу, загороженному грубыми ширмами.
— «Крысиного доктора»?
Я кивнул.
— Тогда в «зверинце» ищи.
Ринулся туда, обходя носилки и перевязочные столы.
За ширмами был импровизированный уголок.
На грубо сколоченном столе — клетки с ранеными почтовыми голубями, перевязочный материал, склянки с мутными жидкостями.
И она. Черноволосая, в поношенном офицерском мундире медицинской службы, поверх которого — клеёнчатый фартук, забрызганный тёмными пятнами.
В руках девушка удерживала крупную серую крысу, аккуратно накладывая на её лапку миниатюрную шину из щепки и тряпицы.
Лицо…
Я замер.
Черты утонченные, как у Софьи, тот же разрез глаз, форма губ. Но всё иное. Волосы стянуты в беспорядочный пучок, прядь выбилась и прилипла ко лбу. Глаза — не холодные серо-голубые озёра, как у княжны Потоцкой, а изумрудные, горящие сосредоточенным огнём. В них читалась не надменность, а упрямая решимость и… глубокая усталость. Девушка что-то бормотала крысе, голос низкий, резковатый.
— Ольга? — произнёс я тише, чем планировал.
Она вздрогнула, оторвалась от крысы.
Взгляд целительницы скользнул по мне с ног до головы, составляя картину: опалённые волосы, рваный грязный сюртук, сажа, кровь на руках, дикая усталость в глазах. И главное — свёрток из рубахи на груди.
В зелёных глазах мелькнуло раздражение, почти презрение. «Ещё один грязный солдафон с глупой просьбой», — прочитал я.
— Кто спрашивает? — отрезала девушка, кладя крысу в небольшую корзинку с соломой. Голос резкий, даже раздражённый.
Решил проверить свою догадку. Уж больно разительным было сходство.
— Ольга Фёдоровна Потоцкая? — спросил я прямо, глядя ей в глаза.
Целительница нахмурилась, словно услышала что-то неприятное, и сжала губы.
— Да, это я. Что вы хотите? — повторила девушка, вытирая руки о фартук. — Если это шутка про «крысиного доктора» или нужно полечить блоху у вашего пса — идите лесом. Места нет, времени нет, и терпения тем более.
Не стал спорить.
Просто осторожно развернул свёрток, положив рядом с корзинкой крысы.
Освободил Мотю.
Маленькое беззащитное тельце. Опалённая серебристая шёрстка. Ужасная рваная рана на боку, прикрытая коркой чёрной запёкшейся крови и грязи. Его дыхание было поверхностным, еле заметным.
Но что поразило меня, края раны под коркой уже не выглядели воспалёнными. Это была бледно-розовая ткань, словно пытающаяся срастись.
Невероятная регенерация. Или… остаточный эффект собственной магии?
— Вот, — тихо сказал я. — Не крыса. Тушканчик. И он умирает. Мне сказали, вы… единственный шанс.
Ольга замерла. Весь напускной скепсис, усталость, раздражение вмиг испарились, словно и не было.
Глаза девушки расширились, в них вспыхнул чистый, неистовый профессиональный интерес, смешанный с тревогой. Она резко шагнула к столу, без церемоний отодвигая меня локтём.
— Боже правый… Почему ты сразу не сказал⁈ — вырвалось у целительницы, но вопрос был риторическим.
Её руки уже начали двигаться быстрее, точнее. Ольга ощупала Мотю, провела пальцем возле раны, прислушалась к слабому писку.
— Воды! Чистой! И спирт, вот там, на полке! Быстро! — она бросила команду, не глядя на меня, всё внимание было поглощено зверьком.
Кинулся помогать, наливая воду в таз, отыскивая склянку с едким спиртом. Возвращаясь, видел, как её пальцы, тонкие и умелые, уже работали над раной, очищая от грязи с невероятной нежностью.
Она что-то бормотала, но теперь это были не ругательства, а поток успокаивающих слов, обращённых к Моте.
— Тихо, малыш, тихо… Глупышка, как же это? Держись, солнышко, сейчас я помогу.
И тут началось чудо.
Не так, как у боевых магов, ослепительно и разрушительно. Руки девушки окутало мягкое тёплое сияние. Не ярко-белое, как у светляков Белова, и не холодно-голубое как у лекарей для людей.
Оно было… живым. Золотисто-зелёным, как молодые листья под солнцем. Магия струилась из ладоней, обволакивая Мотю, проникая в рану. И под этим светом плоть буквально оживала. Мелкие сосуды смыкались, края раны подтягивались друг к другу, новая розовая ткань нарастала с невероятной, но спокойной скоростью.
Я, химик, видевший тысячи реакций, завороженно наблюдал за биологическим синтезом, ускоренным в сотни раз этой невероятной магией.
Ферменты? Клеточная регуляция? Или нечто принципиально иное, не укладывающееся в мои формулы?
— Он живой, — прошептала Ольга, и в голосе впервые прозвучала не профессиональная констатация, а облегчение, почти нежность. — Сильный, очень сильный зверёк. Это… твой фамильяр?
Вопрос застал врасплох. Фамильяр? Термин из старых фолиантов по магии, которые я пролистывал скорее из любопытства.
Магический компаньон, привязанный глубже, чем просто питомец.
Духовный посредник? Усилитель? Я никогда не думал о Моте в таких терминах. Он был… Мотей. Назойливый, прожорливый, невероятно умный, спасающий мне жизнь в критический момент зверёк. Друг.
— Не знаю, — честно ответил я, глядя, как под руками девушки рана окончательно закрывается, оставляя лишь розовый шрам. — Он… просто Мотя. И сегодня спас мне жизнь.
Ольга кивнула, не удивляясь. Пальцы теперь гладили отросшую на месте ожога новую серебристую шёрстку. Мотя слабо пискнул и уткнулся носом в её ладонь. Сердце сжалось от незнакомого чувства. Ревность? Благодарность?
— Готово, — выдохнула целительница, откидывая со лба выбившуюся прядь. Сияние вокруг рук угасло. Девушка выглядела уставшей, но довольной. — Кризис миновал. Но он истощен. Магия, боль, стресс… Моте нужен покой. Много покоя. И правильный уход.
Я автоматически потянулся забрать друга. Но Ольга резко прикрыла его ладонью, как птенца.
— Куда?
— Я… заберу его. Мне нужно к бронепоезду. Срочно.
— Нет, — голос снова стал жёстким, как вначале. Зелёные глаза сверкнули. — Если сейчас его трясти в дороге, таскать по полям сражений — все мои труды насмарку. Мотя может впасть в кому или умереть от истощения. Оставь его здесь.
— Но… — во мне боролись долг и привязанность. «Стриж», Волынский, Рыбаков, Кучумов — они там, в неизвестности. И здесь… — Вы не понимаете! Там мой поезд, мои люди! Их мог…
— Но что? — Ольга перебила, вставая во весь рост. Она была ниже Софьи, но в этот момент казалась не менее внушительной. Её взгляд уперся в мой. — Не доверяешь? Думаешь, я, как моя благородная сестрица, только и жду, чтобы твоему зверьку кости переломать? — в голосе прозвучала горькая усмешка.
Вопрос повис в воздухе. Да, мысль мелькнула. Потоцкие. Сестра Софья — загадка и потенциальная угроза. Почему Ольга должна быть иной?
— Софья Потоцкая — ваша сестра? — спросил я прямо, глядя в глаза девушки и пытаясь уловить ложь.
Она не отвела взгляда. Лицо исказила гримаса отвращения и… боли?
— Ясно, — Ольга сжала губы. — Вы очередной придворный шут, влюбленный в её холодное совершенство? Или шпион, присланный проверить «неблагонадёжную» сестру? Убирайтесь. Вон!
Девушка сделала шаг ко мне, явно намереваясь вытолкать.
Я не отступил.
Мотя слабо пискнул в руках Потоцкой, пошевелил ухом, словно протестуя против ссоры.
— Нет, — сказал твёрдо. — Я не её ухажер. И тем более не шпион, следящий за вами. Я Кирилл Пестов. Фабрикант с «жестяной банкой» на рельсах. А с вашей сестрой… у нас сложные отношения. Но вы… — я махнул рукой в сторону Моти. — Вы только что сделали то, что не смог бы ни один маг в этом лагере. Вы спасли его. И вы… просто очень похожи. Внешне. Но совсем разные. Здесь, — я ткнул пальцем себе в грудь, туда, где сердце.
Ольга замерла, изучая моё лицо. Гнев в глазах поутих, сменившись настороженным любопытством.
— Ладно, — наконец капитулировал я перед очевидным ради Моти. — Он остаётся. Но я вернусь, как только разберусь с… бронепоездными делами.
— Как знаешь, — буркнула девушка, уже отворачиваясь к столу, где бережно устраивала Мотю в чистой корзинке с мягкой тряпицей. Она склонилась над ним, закрывая спиной, словно ограждая от мира. И от меня.
— Спасибо вам, Ольга Фёдоровна, — сказал я искренне. — Огромное спасибо.
Она не обернулась, не ответила. Лишь плечи чуть вздрогнули.
Развернулся и вышел из шатра в серый свет наступающего дня.
Воздух пах дымом и свободой. Но на душе было тяжело.
Белов погиб.
Мотя остался у незнакомки с лицом врага.
«Стриж» был где-то там, в руках потенциального предателя Волынского.
Но, шагая к месту, где должны ждать платформа и Чернов, я поймал себя на странной мысли.
Встреча с Ольгой Потоцкой не была случайностью. Она ощущалась как… необходимая.
Как когда-то встреча с Кучумовым, чья фанатичная преданность стала опорой.
Как появление Рыбакова — человека долга и чести в хаосе этого мира.
Даже Чернов, этот тёмный и опасный инструмент Белова, его присутствие рядом щекотало нервы, но казалось логичным звеном в цепи.
И вот теперь она — «крысиный доктор» с руками, творящими чудеса, и сердцем, полным горечи.
Почему? Не знаю.
Но внутренний голос, та самая интуиция, что не раз выручала меня и в прошлой жизни, и в этой, настойчиво шептал: держи Ольгу близко. Она понадобится.
В отличие от Софьи, чьё холодное совершенство и двойная игра вызывали лишь раздражение и желание держать на дистанции, Ольга… Ольга была другой.
Настоящей.
И, возможно, куда более опасной в своей искренности. Я ускорил шаг. Сначала — «Стриж».
Потом — возвращение за Мотей и за ответами.