Тяжёлый зловонный воздух карцера давил на грудь. Я сидел, скрючившись в этой проклятой яме и прислонившись спиной к холодному влажному камню. Ржавые прутья решётки, словно зубы гигантского зверя, смыкались над головой, отрезая кусочек утреннего неба.
Гнилостный запах сырости и тлена, поднимавшийся из-под слоя прелой листвы и травы, уже перестал раздражать.
Время тянулось медленно, словно смола. Каждая минута в этом каменном гробу была пыткой физической и моральной.
Руна подавления, вмурованная в карцер, не давала применить магию. Любая попытка сконцентрироваться и ощутить ставшую уже привычной связь с землёй натыкалась на мёртвую пустоту. Как будто отрубили руку.
Но сдаваться? Ни за что.
Мозг, привыкший к анализу и решению задач, лихорадочно перебирал варианты.
Решётка. Железо. Ржавчина. Коррозия.
Я видел два пути.
Первый — химический.
Слабая кислота могла бы ускорить разрушение ржавчины и ослабить металл. Но где её взять?
Выпросить у охранника уксус? Ха! Вряд ли.
Моча? Она содержит мочевину и соли — слабый электролит. Но концентрация ничтожна, а объёмы… нужны литры, постоянное воздействие.
Недели, если не месяцы, а у меня их не было. Надо выбираться отсюда как можно быстрее!
Электролиз: создать гальваническую пару! Если бы у меня был кусок более активного металла, к примеру, цинк или алюминий, и электролит, да та же солёная вода или моча, можно было бы попытаться ускорить коррозию железа.
Но… металла нет.
Электролита — мизер. И опять — время, которого не хватит.
К тому же процесс требовал бы контроля, постоянного увлажнения, что нереально под присмотром охранников.
Соль: попросить для еды? Если бы дали, можно было бы попробовать делать концентрированные растворы и наносить на самые ржавые участки петель и замка.
Соль — враг железа, она ускоряет окисление. Но опять же, это процесс медленный, а охранники могли заметить мои манипуляции.
Да и дадут ли соли? Хлеб был чёрствый, вода — болотная жижа. Соль — это деликатес.
Все химические пути вели в тупик из-за временного фактора и отсутствия ресурсов.
Толку от них ноль.
Второй путь физический.
Силовой. Но чем? Руками? Смешно.
Нужен был рычаг. Лом.
А где его взять в каменном мешке?
Мой взгляд невольно скользнул вниз, к влажной и тёмной земле под ногами. Туда, где скрывались останки предыдущего постояльца.
Холодок пробежал по спине. Это было кощунственно, отвратительно… но иного выхода нет.
— Прости, друг, — прошептал я, не зная, кому адресую слова: скелету или его призраку. — Но твои дела, похоже, ещё не окончены. Помоги мне выбраться отсюда.
Я начал ковырять пальцами в грязи, раздвигая слипшиеся листья и прелую труху.
Земля была плотной, холодной. И вот ощущение гладкой твёрдой поверхности. Не камень. Это была кость. Ребро.
Потом из земли появились очертания тазовой кости. Наконец, то, что искал: длинная берцовая кость. Она была крепкой, тяжёлой, с утолщёнными концами. Это настоящий природный лом.
Я вытащил её, стараясь не думать о владельце. Кость была желтовато-серой, местами покрытой тёмными пятнами, но целой.
Проверил на изгиб, вроде прочная. Идеально, можно начинать.
Следующие часы превратились в адскую рутину. Как только шаги охранника удалялись или он засыпал на своём походном стуле, а спал он крепко, храпя как паровоз, я начинал работу.
Упирался костяным ломом в место крепления одной из петель решётки к каменному основанию колодца. Петля представляла собой толстый кованый крюк, вбитый в камень и продетый в массивное ухо на самой решётке. Всё было покрыто толстым слоем ржавчины и вековой грязи.
Хр-р-ряп!
Первая попытка.
Кость скользнула по металлу, не оставив и царапины. Я сменил точку приложения силы, нащупал зазор между крюком и ухом решётки. Упёрся изо всех сил, используя всю мощь спины и плеч, сжавшись в тесном пространстве.
Бдзынь!
На этот раз глухой стон металла. Ржавчина осыпалась мелкой крошкой. Казалось, петля чуть сдвинулась.
— Эй, ты! Тихо! — донёсся хриплый окрик охранника. — Шевелишься как червяк! Угомонись, а то палкой успокою!
Я замер, спрятав кость в грязь под ногами.
Сердце колотилось как молот.
Минута, другая… Храп возобновился.
Можно продолжать.
Работа шла мучительно медленно. Кость это тебе не сталь, она скользила, трещала под нагрузкой, грозя сломаться. Я использовал грязь как абразив, пытаясь втирать её в зазор и надеясь, что песчинки сыграют роль наждака.
Пробовал плевать на место работы со слабой надеждой, что слюна хоть чуть-чуть, но ускорит коррозию в микротрещинах. Но это капля в море. Основная ставка была на механическое воздействие, упорство и потраченное время.
День сменился вечером, принеся черпак вонючей воды и кусок хлеба, твёрдый как булыжник. Ночью же пришли холод и кошмары, где решётки сжимались, а кости подо мной шевелились.
Странно, раньше кошмары мне не снились вовсе, а теперь каждую ночь одолевает какая-то мерзость. Словно это место прокляли прежние хозяева. Хотя, учитывая, что я оказался в мире, где магия реальна… ничего удивительного, пожалуй.
Наступило утро с новой порцией отчаяния и новой решимостью.
Я продолжал. Час за часом. Петля поскрипывала всё громче, зазор становился чуть заметнее. Я уже чувствовал её люфт!
За эти дни, что провёл в яме, карцер пополнился.
После мятежа Строганова он перестал быть местом для единичных провинившихся. Теперь это был импровизированный лагерь для «неблагонадёжных».
Скрип открываемых решёток и глухие удары тел о дно ям стали почти постоянными.
Сначала сюда волокли не согласившийся примыкать к восстанию высший состав, потом непокорных офицеров из тех родов, смерть которых сулила Строганову крупные неприятности в будущем.
Одним из первых приволокли молодого капитана кавалерии. Его мундир был порван на груди, лицо в ссадинах и кровоподтёках. Мужчина хрипло ругался, пытаясь сопротивляться конвою, пока его не оглушили прикладом и не сбросили в яму рядом с Долгоруким.
— Предатели! Ублюдки! — придя в себя кричал он хрипло и безнадёжно, пока охранник не ткнул палкой в лицо, пригрозив залить нечистотами. — За Императора! За Белова!
Крики молодого капитана сменялись рыданиями ярости и беспомощности.
Вид этих людей — магов-офицеров, лишённых силы, сброшенных в грязь, — лишь подливал масла в огонь моей ненависти.
Карцер наполнялся. Запах страха, боли и гнили усиливался. Шепотки, стоны, проклятия. Теперь здесь кипела своя, подземная и отчаянная жизнь.
Охранникам стало сложнее контролировать всех. Их крики «тише!» и угрозы избиения звучали всё чаще, но всё менее эффективно. В этой новой мрачной симфонии наконец появился шанс для разговора.
В один из таких моментов относительной тишины, когда охрана ругалась с новоприбывшим офицером, которого только что бросили в яму, я обратился к своему соседу, светлейшему князю.
— Андрей Николаевич?
Тишина. Потом сдавленный ответ:
— Пестов? Ты как, жив, всё нормально?
— Пока дышу. А вы, Константин Иванович? — повернулся к другой стороне.
— Жив… еле, — донёсся хриплый голос Долгорукого из другой ямы. — Рёбра болят… сюда бы твой эликсир первой помощи, — уже мечтательней закончил он.
— Это да, — тяжело вздыхая, согласился Белов.
— Андрей Николаевич, этот подрыв на мосту. Чернов. Ваш человек? — прямо спросил я.
Пауза. Затем Белов ответил, его голос звучал виновато:
— Да, Кирилл. Наш. Внедрённый к Строганову.
— И взрыв… это был спектакль? Чтобы спровоцировать его? — яростный шёпот вырвался из меня. — Вы хотели, чтобы князь вышел из себя? Совершил что-то очевидно глупое? Но вы же не ожидали, что он устроит бунт⁈ Эта глупость оказалась слишком масштабной! Я прав⁈
— Мы… мы просчитались, — признал Белов, его шёпот стал ещё тише. — Ждали интриг, доносов, может, саботажа поставок. Но не открытого мятежа. Захар… он всегда был амбициозен, но не сумасшедшим.
— А первая опора⁈ Мы чуть не погибли, когда сработала закладка…
— Руны положили не мы, Кирилл! — резко встрял Долгорукий, сдерживая кашель. — Клянусь! Чернов заложил слабый фугас, только для шума и видимости повреждений! Он клялся, что даже если твой «Стриж» весил бы вдвое больше, опора выдержит! Только внешний слой камня должен был пострадать!
— Он клялся⁈ — я не смог сдержать сарказма. — А реальность? Вырванный кусок основания! Арматура на виду! Мы балансировали на грани! Ещё чуть-чуть, и ваш Чернов похоронил бы всё!
— Неправда, я всё рассчитал, а действовал по приказу, барон, — послышался из ямы напротив новый голос, тихий, но твёрдый. — И не мог раскрыться. Компромат на Строганова был нужен Императору, но… безопасно добытый. Простите. Я не хотел. Это просто моя работа.
— Безопасно… — фыркнул я.
Но спорить было бессмысленно. Факт оставался фактом: они играли в опасные игры, и мяч угодил мне в лицо. Я готов был высказать ещё многое, но внезапно громкий скрип двери и резкие окрики охраны заставили нас замолчать.
— Тихо там, твари! Князь идёт! — рявкнул один из надзирателей, стуча прикладом по решёткам ближайших ям. — Ещё писк — и останетесь без воды и еды!
Шепотки и стоны в карцерах мгновенно стихли, сменившись гнетущей тишиной.
В зону вошли двое. Первого я узнал сразу, это был Захар Григорьевич Строганов с багровым от гнева или хмеля лицом, широкими бакенбардами.
Рядом с ним шёл мужчина: высокий, подтянутый, в дорогом, но неброском сюртуке. Его лицо показалось знакомым и почти сразу всплыло из памяти. Дорога после посещения завода, внезапное нападение, магические удары и применение мной в реальных условиях боя антимагической пластины.
— Андрей Николаевич, — шепнул я едва слышно. — Второй… кто он? Тот, что со Строгановым.
Из соседней ямы после короткой паузы донёсся шёпот Белова:
— Роман Оксаков. Двоюродный брат главы клана Оксаковых. Их главный специалист по нестандартным решениям и грязным делишкам. Тень банкира. Очень опасная тень.
Оксаков и Строганов остановились неподалёку, у одной из новых ям, где сидел какой-то гражданский, насильственно схваченный в соседней колонии. Они говорили громко, не стесняясь, считая узников не более чем немыми тенями.
— Захар Григорьевич, документы в сейфе — это важно. Но главное — карта. Только я знаю, как активировать указанный на ней ключ.
— Опять эта карта! Болтовня! Я тут головой рискую! Мне нужна сила, а не сказки.
— Терпение. Как только Балтийск будет взят, мне потребуется час в портовом хранилище. Тогда все ваши долги исчезнут. И вы получите доступ к… источнику силы.
— Источнику? Говори яснее! — прищурился князь.
— Карта ведёт к особому месту. Месту силы. Древнему, мощному. Активируем ключ, и оно откроется для вас, усилит магический источник. Но без ключа карты — это просто бумажка. С ключом… — он сделал паузу для эффекта. — С ключом вы сможете прокачать свой уровень гораздо выше седьмого.
Строганов замер. Жажда власти в его глазах стала почти физической.
— Десятый уровень, Захар Григорьевич… вы войдёте в сотню сильнейших магов империи. Одиннадцатый… — Оксаков позволил себе тонкую улыбку. — Одиннадцатый сделает вас, пожалуй, уникальным. Сильнейшим. А с такой силой… Имперский трон не будет казаться такой уж несбыточной мечтой. Но сначала — Балтийск и мой час в хранилище.
Строганов тяжело дышал, видимо, представляя себе эту мощь.
— Ладно, ладно… Балтийск возьмём.
Оксаков заметил меня и похоже узнал. Он медленно подошёл к краю ямы. Взгляд, холодный и брезгливый, скользнул по мне.
— Ах, барон Пестов. Ирония судьбы… Из-под защиты стального зверя — в гнилую яму, — он повернулся к Строганову. — Захар Григорьевич, будьте любезны, убейте для меня эту помеху. Он слишком много вреда принёс роду Оксаковых. Смерть Пестова будет… приятным началом перед нашим главным пиром. Мой кузен щедро отблагодарит. И это… развяжет нам руки для более важных дел.
— Но этот… — князь ткнул пальцем в мою решётку. — Мне пока нужен! Его фабрики штампуют эликсиры! Солдаты без них сдохнут как мухи! Хотя… — в глазах мужчины мелькнул расчёт. — Сколько дашь за его голову прямо сейчас?
— Ваши карточные долги. И пятьдесят тысяч золотом. Наличными. Сейчас же.
— Почему сам не убьёшь его? — съехидничал Строганов.
— Горький опыт, князь, — Оксаков скупо улыбнулся, — поручите это своим верным псам. Пусть исчезнет. Без шума. Без свидетелей. Исчезновение одного узника в этой клоаке перед большим походом никто не заметит. Особенно если свидетелей… не останется, — его взгляд скользнул по ямам Белова и Долгорукого.
В этот момент на территорию тюрьмы впорхнула как яркая, но ядовитая бабочка Софья Потоцкая. Она игриво взяла Строганова под руку, искусно встав между ним и Оксаковым.
— Захар Григорьевич, милый! Вы тут обсуждаете какие-то дела и цифры, а я соскучилась! — её голос звенел как колокольчик, но во взгляде, метнувшемся в мою сторону, читалось что-то сложное: не то насмешка, не то предупреждение. — Идёмте, у меня для вас есть прелестная бутылочка старого коньяка, припасённая специально для будущего освободителя Балтийска! Разве победа не достойна того, чтобы её отпраздновать заранее?
Строганов, явно польщённый вниманием такой фигуристой графини и будучи подвыпившим, почти не колебался. Оксаков же смотрел на Софью с холодной оценивающей злобой.
— Ну, Софья Фёдоровна… Может, позже? — пробурчал Строганов, но уже не так уверенно, его взгляд скользнул по декольте графини. — Дело важное…
— Позже? А вдруг я передумаю? — она надула губки.
Томно потянулась, всем видом показывая пренебрежение к разговору.
— Или вам милее общество этого… грязного фабриканта?
Она кивнула в мою сторону с преувеличенным презрением, но острый взгляд скользнул по решётке и торчавшему из грязи концу берцовой кости.
В этих серо-голубых глазах мелькнуло мгновенное понимание:
— Оставьте его гнить здесь, дорогой. Куда Пестов денется из этой каменной мышеловки? После Балтийска… устроим настоящее шоу для всей колонии! А пока… коньяк ждёт! И кое-что ещё…
Графиня настойчиво потянула Захара Григорьевича за рукав, наклоняясь так, что её губы почти коснулись его уха, и что-то шепнула. От слов девушки старый князь довольно улыбнулся.
Оксаков фыркнул, видя, что ситуация выходит из-под контроля.
— Решайте, князь. Но помните о нашем соглашении и о… — он многозначительно кивнул в сторону Балтийска, — … ключе.
Потом Роман Оксаков бросил на меня последний ледяной взгляд, полный обещания смерти, и удалился.
Строганов, разрываясь между злобой, жадностью и желанием угодить графине, рявкнул охранникам:
— Следите за этими тремя! Особо! Остальное подождёт, — он позволил Софье увести себя, обернувшись на прощание и тыча пальцем в мою решётку. — Насладись последними деньками, фабрикант! Скоро конец!
Софья, уходя, тоже обернулась.
Её взгляд встретился с моим. Никакого флирта. Только быстрый, едва заметный кивок в сторону кости и шевеление губ без звука: «Будешь должен!»
Потом она скрылась из виду, громко смеясь над какой-то пошлой шуткой Строганова.
Как только голоса затихли, камеры вновь наполнились стонами и проклятьями. А я обратился к светлейшему князю:
— Андрей Николаевич, о чём это они? Что это за карта такая, если Строганов готов на мятеж, а Оксаковы на финансирование измены? И почему Балтийск? Что там, в портовом хранилище?
Из ямы Белова донёсся тяжёлый вздох.
— Легенды, Кирилл. Древние и страшные. Говорят, есть место, где можно обрести силу. Место это тайное и труднодоступное. Сколько себя помню, всё время ходили истории о нём.
Князь замолк, словно обдумывая.
— Документы, скорее всего, фальшивые, но мастерски сделанные. Оксаковы могут купить или подделать что угодно. Они десятилетиями искали возможность обрести силу. Может, нашли, а, может, это всего лишь игра. И Строганов… он поверил. Похоже, он и правда решил стать Императором. Безумец.
Прошло ещё два мучительных дня. Старый князь, наконец, выступил на Балтийск.
Весь лагерь пришёл в движение под грохот барабанов, трубные звуки и грубые команды. Карцеры лишились части охраны: осталась лишь пара сонных магов и несколько нерадивых солдат.
Напряжение в воздухе немного спало, и бдительность оставшихся стражников тоже. Они больше думали о том, как бы поспать, сжулить пайку или поиграть в кости.
За эти дни я превратил свою яму в поле боя.
Берцовые кости сломались, не выдержав нагрузки. Им на смену пришли бедренные, ещё массивнее, но и хрупче.
Я использовал обломки, плечевые кости, даже кусок таза как клинья.
Петля, над которой я бился, была изрядно расшатана. Замок тоже пострадал от моих костяных «отмычек» и постоянного давления. Решётка теперь держалась, по сути, на одной нижней петле и засове, вогнанном в камень снаружи.
Люфт был уже сантиметровый!
Камень вокруг крепления петли был изъеден и раскрошен моими «инструментами».
Наступила ночь перед решающим штурмом.
Лагерь затих.
Охранник у моей ямы, толстый маг с обвисшими щеками, дремал, посапывая и прислонившись к забору.
Лунный свет слабо пробивался сквозь ржавчину решётки. Мотя, невидимый страж, сидел у меня на колене, его тёплое тельце было единственным утешением. Он наблюдал за последними приготовлениями и тихо урчал, словно подбадривая.
Я вставил последний относительно целый обломок кости — крестцовый позвонок, кажется. Он идеально встал в зазор между решёткой и камнем рядом с расшатанной петлёй.
Облокотился спиной о противоположную стену ямы, упёр ноги в решётку рядом с замком. Взял глубокий вдох, вбирая запах гнили, пыли и собственного немытого тела.
Это был последний шанс. Подходящих для взлома костей больше не осталось.
Собрал всю силу, всю ярость, всё отчаяние года в этом мире, всю ненависть к Строганову и Оксаковым. И рванул!
На себя, вниз, вбок!
Со всей мощью!
Тынг!
Звук рвущегося металла и крошащегося камня прогремел в ночной тишине!
Расшатанная петля не выдержала комбинированной нагрузки!
Кованый крюк вырвался из камня с куском кладки!
Верхняя часть решётки, теперь державшаяся только на засове, дико перекосилась и просела! Я едва успел отдёрнуть ноги!
— ЧТООО⁈ — охранник вскочил как ужаленный, хватая фонарь.
Свет ударил мне в глаза. Он увидел открытую верхнюю петлю, перекошенную, просевшую решётку. Лицо толстяка исказилось яростью и паническим страхом.
— Да ты… Сожгу дотла, гад!
Он взметнул руки.
Воздух сгустился, зашипел. Между его ладонями вспыхнул и стал расти шар малинового пламени — огромный, яростный, смертоносный!
Маг занёс руку для броска прямо в открытый проём над моей головой…