Гуль

Глава 15 Это я удачно зашел (нет)

В последнее время в моей жизни появились какие-то проблески. Я подтянул учебу, перестал пропускать занятия, вновь начал задумываться об университете. Всё это было довольно дико, но ведь… В конце концов гули, с которыми я встречался, находили себе место в жизни. Понятно, что их темная сторона никуда не делась, но была и та, которую с натяжкой можно было назвать обычной, людской. Вот и я, сам того не замечая, привыкал. Метил в университет, а ещё у меня появилась девушка. Не совсем честно с моей стороны, но я решил так: если я каким-то непостижимым образом опущусь до того, чтобы попробовать плоть, то я тут же расстанусь с Настей. Я порву вообще все отношения. Но пока же я считал себя больше человеком, чем монстром. Я надеялся, что у меня есть моральное право поступать так, как я поступал. Нормальная, а точнее — улучшенная жизнь, Тимофея Кононова мне нравилась. И в тоже время она меня пугала. Я начал к ней приспосабливаться, видеть плюсы, привыкать. Долго так продолжаться не могло.

Прижавшись спиной к стене, я втягивал носом воздух. Помещения были вентилируемые. Мне нужно было лишь выбрать сторону по направлению движения воздушных потоков и нюхать. Запахи людей за смежной стенкой уменьшились — они отошли окну. Я вышел в коридор и прошел четыре двери с разными научными названиями, которые заканчивались словом «лаборатория». Впереди кто-то шел. Я ринулся в ближайшую дверь. Дернул ручку. Заперто. Девчонка в белом халате и желтых резиновых перчатках приближалась. Она разговаривала по телефону, прижимая его плечом к уху. Я чуть замешкался, а затем толкнул дверь сильнее и покашлял. В замке хрустнуло. Дверь ради приличия поупрямилась, а затем задрожала и открылась. Я вошел, смел ногой щепки двери и запчасти замка в сторону, подошел к окну. Покидать лабораторный этаж не хотелось. Он занимал совсем небольшое крыло, и почти во всех кабинетах постоянно находились люди. Не хотелось снова провести час в ожидании, чтобы найти незаметный вход.

Девчонка прошлепала мимо. Она говорила кому-то, что больше с Толиком, криворуким дегенератом, работать не может. Она готова идти хоть к самому Николаю Петровичу, чтобы он дал ей нового… Потом она ушла слишком далеко, и я не слышал окончания. Хорошо. В шкафу нашелся халат. Он был голубым, а не белым, но это было в любом случае лучше, чем подростковые шмотки. Я постоял некоторое время у двери. Затем выскочил, пронёсся по коридору, свернул в крыло перед туалетом и через десять метров остановился у двери с табличкой «Лаборатория биологии и… бла-бла-бла». Времени — читать название до конца — не было. Я понадеялся на удачу и толкнул дверь.

— ТЫ?! — крикнул Кирилл, стоя прямо передо мной со стеклышком в руке.

— Привет, — я прикрыл дверь и убедился, что в лаборатории больше никого нет. — Есть разговор.

— Никаких разговоров быть не может! — крикнул Кирилл и покраснел.

— Послушай…

— Не хочу! Ты как вообще сюда попал?! В прошлый раз, когда ты обманул меня, представившись журналистом, я заказывал для тебя пропуск!

— На улице тепло. Наступает время открытых окон. Некоторые твои коллеги удивительно много времени проводят в курилках.

— Ты вполз сюда через!?.. Хотя, чему я удивляюсь?! — Кирилл махнул левой рукой, а правую держал неподвижно — боялся расплескать серую каплю на стеклышке. — Ты же у меня в окне ночью вверх ногами висел. Исследовательский центр для тебя… Пошёл вон!

— Не горячись.

— Не горячись?! Какого хрена там было?! Кто эти бандиты?! Что со мной будет?! Мало того, что ты заставил меня вспомнить всё это, так ещё и втянул в разборки бандитов!

— Маленькое недоразумение, — я пожал плечами и улыбнулся. — Поверь, Кирилл: они пришли за мной, а ты их совершенно не интересуешь. Мы потолковали и всё решили. Больше они не появятся и никак не повлияют на твою жизнь.

— За минуту до того, как два гангстера усадили меня в машину и прижали пистолет к боку, ты сказал тоже самое!

— Согласен, действительно забавно получилось.

— Забавно?! То есть для тебя это…

— Да, погоди ты, Кирилл! Вон, смотри, у тебя капелька растеклась!

— А?!

Кирилл вдруг спохватился и выровнял стеклышко. Затем он отнес его к какому-то здоровому белому аппарату, положил в ячейку и нажал пару кнопок. Аппарат пискнул и зажужжал. В нём что-то крутилось, к стеклышку подъехал автоматический шприц и чего-то добавил, сделав каплю чуть голубой. Я внимательно следил. Но не за экспериментом, а за Кириллом. Вернувшись к работе, он успокоился. Во всяком случае с лица сошла краснота, а дыхание выровнялось.

— Я очень надеюсь, что ты пришел, чтобы ещё раз попросить прощение, — сказал Кирилл, рассматривая серо-голубую каплю через микроскоп.

— И это тоже, — сказал я и посмотрел в потолок.

— Можешь даже не начинать.

— Послушай, — я стремительно к нему подошел, взял за плечи и посадил на стул. — Это может быть важно для нас обоих.

— Что мне действительно важно: так это, чтобы местоимение «нас» никогда не использовалось в контексте моей и твоей личностей.

— Ты же не просто так согласился работать с Грачёвым. Ты можешь это отрицать, но… Я и сейчас вижу: как ты увлечен! Мне очень жаль, что ты попал в это недоразумение, и я понимаю: тебе было страшно. Любой бы испугался.

— Они хотели похитить меня и прикончить.

— Я бы им этого не позволил. И я не позволил. Они люди, Кирилл. Они не имеют ничего общего с миром гулей. Произошедшее — на самом деле дурацкая случайность. Ты просто оказался в точке пересечения двух миров. Только и всего. Но эти две прямые один раз пересеклись и теперь расходятся друг от друга всё дальше и дальше.

— Они сказали, что ты убил… Ползучего? Мать твою, да я вообще по закону должен был сообщить обо этом в полицию! Или они сами ко мне придут!

— Кирилл, — я сжал его плечи и чуточку потряс. — Тебе не нужно знать, что произошло в моём мире. И тебе не нужно бояться полицейских. В конце концов ты не сделал ничего противозаконного. Ты был заложником. И впредь я не попрошу делать тебя ничего противозаконного, но… Но мне нужна твоя помощь.

— Об этом не может быть и речи.

— Вспомни, почему ты согласился помочь Грачеву! Тогда тебя не остановили ни опасность, ни страх загубить карьеру, ни ужас предстоящих экспериментов. Ты согласился на это, потому что ты любишь это, — я обвел лабораторию руками. — Исследования, эксперименты, грязные капельки на стеклышках и странные жужжащие аппараты, размером с кабину лифта. Ты понял, что Грачев посвящает тебя в мир, где всё работает иначе. Он словно завел тебя за кулисы и показал настоящее, а не только то, что происходит на сцене. Ты же сам это говорил. Регенерация, изменённые клетки и ненормальность. Разве они перестали тебя интересовать?

— Теперь это не имеет никакого…

— Ты рассчитывал, что Грачёв познакомит тебя с этим миром. Но он был слишком занят решением своей проблемы. Он взял тебя — одного из самых смелых и способных аспирантов — но ты нужен был ему всего лишь, как помощник. Он так и не дал тебе самому во всём разобраться, верно?

— Большую часть из того, что я знаю — я знаю с его слов, — сказал Кирилл и опустил голову.

— И поэтому я предлагаю тебе узнать всё самому.

Кирилл посмотрел мне в глаза и ухмыльнулся.

— Конечно, конечно, — я кивнул. — Было бы глупо отрицать, что здесь нет моего интереса. Но давай договоримся так: я предоставлю тебе материал, а ты начнешь исследования. Я не будут тебя торопить и указывать, в каких направлениях работать. Ты можешь делать с материалом всё, что захочешь. Ты можешь работать в направлении, которое посчитаешь нужным. Было бы глупо отрицать, что ДНК гулей можно использовать на благо человечества. Я не буду тебя торопить. Я хочу лишь, чтобы ты узнал как можно больше, и, может быть, тогда ты что-нибудь придумаешь и для меня.

Повисла долгая пауза. Кирилл рассматривал носок своего тапка, одетого в бахил, и думал. Я не мешал. Он то поднимал глаза к потолку, то смотрел на аппарат, то косился на меня. Несколько раз набирал полную грудь воздуха и теребил волосы на голове. Потом в кармане у него заиграл телефон. Кирилл достал его, прочитал сообщение, вдруг сделался грустным. Он резко поднялся, сунул руки в карманы и сказал:

— Однажды я уже повёлся на дурацкую романтику, — сухо сказал он. — Однажды мне пришлось видеть то, что я с удовольствием вытер бы из памяти. Больше по своей воле я на это не подпишусь. Хочешь, чтобы тебе помогли ученые — сообщи о себе общественности. Сделать это проще-простого. Заявился на телевиденье, порезал себе руку, а лучше — вскрыл брюхо. Люди увидят, как на тебе всё заживает, и из ученых выстроится очередь.

— Ты же знаешь, что это невозможно. Я превращусь в подопытную крысу.

— А мне не нужно об этом знать или думать, — Кирилл отошел к аппарату.

— У тебя что-то случилось?

— Кое-какие проблемы с… Впрочем, тебя это не касается! Свои проблемы я решу сам, а вот проблемы подростка-убийцы-каннибала, которого я вижу третий раз в жизни, меня совершенно не касаются. А теперь, если ты не хочешь нарваться на моего руководителя, — Кирилл посмотрел на часы. — Он должен вернуться с минуты на минуту. То тебе лучше уйти. Не скажу, что мне было приятно познакомиться. Скажу, что буду рад больше никогда тебя не увидеть. Прощай.

Худой и слабенький, но на удивление прыткий и целеустремленный аспирант вытолкал меня из лаборатории и захлопнул дверь.

Признаться, это было неожиданно. Кирилл принял мои аргументы и… У него что-то случилось. Что-то, что беспокоит его больше, чем наука.

Из-за угла до меня дотлел запах человека. Я подбежал к окну в конце этажа, открыл его и выскочил на улицу.

Кирилл сидел рядом с жужжащей машиной и подпирал рукой голову. В другой руке лежал телефон. На экране отображалось последнее сообщение от Кати: «Опять кровь из носа пошла, и голова кружится. Наверное, вызову скорую…».

… … …

Я взял у Насти стакан из-под колы, сунул его в стакан из-под попкорна и бросил в урну.

— До свидания! — сказала улыбчивая тётя на выходе из кинотеатра.

— До свиданья.

Мы оказались на улице. Настя ушла чуть вперед, пока я возился с мусором, но потом я её догнал и взял за руку. Как и все предыдущие разы этим вечером она сжала мою ладонь как-то неуверенно или… нехотя?

Мы перешли дорогу на пешеходном и пошли по проспекту в направлении дома.

— Понравилось кино?

— Нормальное, — ответила она, глядя перед собой.

Как и подобает в таких ситуациях, я порылся в голове, пытаясь понять — в чём провинился. Ничего на ум не пришло. Впрочем, и опыта отношений у меня почти не было, потому я мог запросто что-то упустить. Рука её по-прежнему оставалась наполовину расслабленной. Она лишь позволяла брать себя за руку, но не держала сама. С момента нашего первого поцелуя в той палатке на оупен-эйре прошло три недели. Мы гуляли с Настей почти каждый день, проводили все перемены вместе, развлекались на выходных. И тут вдруг…

— Что-то случилось? — спросил я.

— Нет, — она помотала головой.

— И всё же ты сегодня…

— Может и случилось.

— И что же?

— Ты уверен в том, что ты делаешь? — спросила она и посмотрела мне в глаза.

— О чем ты?

— Обо мне. О наших с тобой отношениях.

— Конечно, уверен. Почему ты спрашиваешь?

— Я всё чаще задумываюсь, что встречаюсь с тобой только потому, что Маша выбрала Марка. Вернее, ты встречаешься со мной потому, что не можешь встречаться с Машей.

— Это не так, — я остановил её. — Мы это уже обсуждали, но я скажу ещё раз: я никогда и не скрывал, что мне нравилась Маша, но в тот день всё изменилось.

— Когда ты убедился, что у них с Марком всё наладилось?

— Да при чем здесь?.. Настя, я сейчас думают только о тебе. Я хочу быть только с…

— Тогда почему ты ей звонишь? — её лицо сделалось вдруг холодным.

— Звоню? Ну-у-у…, — я напряг память. — Один раз она спрашивала у меня про подарок для Марка. Второй раз я спрашивал у неё про фитнес-браслет с контролем температуры тела и пульсом. Вот и всё! Или… А, ещё раз я звонил ей, чтобы попросить книгу по программированию. Насть, это же…

— И часто ты звонишь каким-то другим девушкам или парням?

— Нет, но… Серьёзно, неужели ты думаешь?..

— Тим, — она разжала руку и засунула в карман. — Я не хочу сориться по пустякам, кричать и истерить. Я хочу, чтобы ты в первую очередь сам хорошенько над этим подумал. Так ли тебе нужно было разговаривать с ней о фитнес-браслете, когда твоя девушка — первая спортсменка в школе и перепробовала их десятки. Думаю, нам нужно взять паузу.

— Настя, ты серьезно?!

— Разберись сначала с собой, ладно? — она повернулась и пошла. — Провожать не нужно.

Фонари и проезжающие авто ещё долго подсвечивали фигуру Насти, пока она не свернула на перекрестке. Я так и остался стоять рядом с кофейной лавкой. Пытался переварить услышанное и успокоить себя. Это же чушь. Ну разговаривали мы по телефону, и что? Да, я звонил ей… Мог ли не звонить? Мог. Но позвонил…

Настроение стало поганым. Я накинул капюшон, сунул руки в карманы и пошел в противоположную сторону. Минут через сорок начался дождь. Я давно ушел с проспекта, и теперь прорезал насквозь незнакомый двор. Сперва меня захлестывали злость и обида. Из-за такой ерунды мы должны взять паузу. А ведь в последние несколько недель я стал намного счастливее. Глубже заглянув в себя, я всё-таки признал: так просто избавиться от Демидовой не получилось. И отчасти Маша была права. Кто знает, как бы всё сложилось — не помирись они с Марком. Нужно было с кем-то поговорить. Я позвонил Борису. Не стал его напрягать своими проблемами, во всяком случае не по телефону. Мы поболтали не о чем. Он сказал, что почти определился с местом поступления.

— Пойду по стопам отца. Промышленное и гражданское строительство, — сказал он, причмокивая чаем в трубку. — Буду строить дома и рубить капусту. В этой теме нужны в первую очередь: смекалка и правильный подход. Если хорошо устроиться, то зарабатывать можно ого-го! Эй, Тимоха, ты слушаешь?

Ветер принёс запах. Запах, который я не спутал бы ни с одним другим. И нет — больше я Бориса не слушал.

— Ну, всё понятно, — сказал я.

— Что понятно?

— Ну-у-у… всё, что ты говорил. Прости, Борь, мне тут по второй линии звонят. Рад был поболтать.

— Ладно, — Борис помолчал. — Пока.

— Ага, пока.

На остановке в тридцати метрах никого не было. Я некоторое время постоял возле неё и посмотрел в черный провал переулка, откуда услышал запах. Затем я сел и достал телефон. Карта подсказала точное местоположение. Я ушел далеко на запад и оказался в не самом благоприятном спальном районе. В переулке кто-то был. Переулок был узким и совсем без освещения, а ещё он хорошо продувался ветром. По-другому я бы его не учуял.

Сунув руку во внутренний карман, я достал коробочку. Внутри лежала всего одна железа. Последняя. Время охоты приближалось, хотел я того или нет. И хоть место было тихим, я сомневался. Все предыдущие разы я тщательно готовился и… Да и хер с ним! Я вернулся к переулку, посмотрел по сторонам и растворился в его темноте.

Запах был непостоянным, а долетал отдельными потоками. Я прошел два дома, в которых горели всего несколько окон. По левую руку впереди стояло муниципальное здание, по правую — не первой свежести стадион с распахнутыми настежь воротами, а дальше — место для выброса мусора, огороженное тремя бетонными плитами. Справа от баков он и сидел. Черная спина вздрагивала и шевелилась. Он над чем-то склонился. Чем ближе я подходил, тем отчетливее слышал запах пищи.

Когда между нами оставалось метров двадцать, он вскочил и обернулся. Было темно. Я разглядел блеск влаги на его лице, шее, руках, груди. Во рту у него торчал кусок чего-то очень вкусного. Оно было аппетитным. Даже с расстояния казалось свежим и чуть сладким. И ещё оно было на косточке…

Некоторое время он смотрел на меня светящими красными глазами. Если бы он не учуял мой запах, то жизнь случайного свидетеля тоже была бы предрешена. Затем он склонился, несколько раз быстро и резко дернулся. От кучи изорванной одежды, переломанных костей и смятого тела отделился кусок. Он посмотрел на меня через плечо, рыкнул и швырнул. Еда упала в нескольких метрах от моих ног. Я поднял её и почувствовал, что то-то промочило кофту и майку насквозь. Опустив голову, я увидел поток слюней. Уже долгое время они стекали по бороде и заливали грудь. Я укусил себя за язык, но боли не почувствовал. Присмотрелся, но ничего не увидел. Помотал головой — бесполезно. Как бы я не старался, не мог рассмотреть то, что держал в руках. Я видел лишь свежий и сочный кусок пищи. Тогда я принялся мотать головой так сильно, что заболела шея. Слюни полетели в стороны. Я разжал руки и отступил. Если во мне ещё было сердце, то оно билось со скоростью не меньше трехсот ударов в минуту. На земле лежала оторванная ступня. Плоть с поломанной костью торчала из кроссовка, точно фастфуд в салфетке, чтобы не запачкаться. Ублюдок… Он или я? Оба!

Ноги понесли меня. В ушах засвистел ветер. Я разогнался, толкнулся и сбил его. Вцепился ему в одежду. Мы сделали несколько кувырков и проскользили по траве. Вскочив на ноги, я поднял его и ударил о столб. Гуля выгнуло, глаза расширились. Он продолжать жевать, а я видел всё то, что перемалывали его красно-желтые зубы. Я схватил его за голову и дважды ударил о столб. В голове чвякнуло, а затем я отлетел в сторону. Он дожевал и посмотрел на меня с невероятным удивлением:

— Я же тебе дал!

С виду это был обычный, незаурядный мужичок — работяга, спешащий принести жене получку.

— Плохо себя ведёшь! — крикнул он и пошел к телу. — Больше не получишь!

— Сука плотоядная! — крикнул я и снова прыгнул.

Я вцепился ему в руку и потащил следом. Перевернул его в воздухе и ударил лопатками об землю. Под ним раскололся бордюр, а сам он взвыл, делая красные глаза ярче. Я уселся сверху и ударил четыре раза в морду — по два с каждой руки. Его окровавленная харя мялась. Полетели капли крови и слюна. Затылком он проломил асфальт. Я сделал ещё несколько ударов и почувствовал хруст в костях — поломал пальцы. Гуль выгнулся, подбросил меня и схватил за ребра. Сжал. На шее у него проступили вены, глаза выкатились из глазниц. Его пальцы впились в торс. Одни залезли под рёбра, другие — просочились между. Внутри что-то щелкало и…

— А-а-а, бля!

Я схватил его руки и оттянул в стороны. Сил хватило, чтобы ослабить напор. Тогда он неведомым образом изогнулся. Сложился во внутрь и ударил меня головой в грудь. Плечи и голова остались впереди, а грудь и тело унесло назад. В нелепой позе, будто сидел на стуле с вытянутыми ногами, я пролетел метров десять, коснулся задницей земли и ушёл в неконтролируемое падение с вращениями. Асфальт сдирал одежду, оставлял ссадины на голове и руках. В некоторых местах одежда протёрлась до дыр, асфальт срывал с меня кожу. Гуль приземлился рядом почти в ту же секунду. Рывком поднял меня за плечи и дважды ударил головой. Стало плохо видно. Глядя на его смятое и окровавленное лицо, я на миг представил, на что же сейчас похоже моё, после того, как его усиленный гулий лоб разломал лицевые кости.

Мне хватило мозгов присесть перед третьим ударом. Тот прошел по касательной. Я вытянул руку и рванул первое, что попалось. Раздался треск. В ладони у меня осталось что-то теплое и мокрое. Гуль взревел и схватился за огрызок, оставшийся от его уха. Воспользовавшись моментом, я схватил его за горло. Сжал. В ответ он напряг шею, и я понял — что сил не хватит. Я рванул назад, но теперь он схватил меня за шею. Его рука была теплая и липкая. Кровь, что только что сочилась из его уха, теперь стекала мне под майку. Бежать! Бежать! Я сделал несколько рывков и почувствовал, как его толстые ногти рвут кожу на шее. Я пнул его в голень. Он чуть ослабил хватку, наклонил меня вперед, скривился и ударил с большим замахом снизу-вверх.

От апперкота в живот мои внутренности сотряслись, а ноги потеряли опору. Я подлетел метра на полтора вверх и на чертову долю секунды завис над ним. Вдохнул свежего воздуха, завел руки за спину и сложил в замок. Приземляясь, я ударил, будто рубил топором из-за головы. Хрустнули все пальцы. Я почувствовал боль от множественных переломов. Гуля сложило пополам. Он сел на задницу и со звонким шлепком ударился мордой об тротуарную дорожку у себя между ног. По асфальту пошла трещина. От удара морда гуля отрикошетила и стала похожа на… Да не на что, бл*ть! Черное-влажное месиво с вкраплениями непонятно где распложенных зубов. Пошатываясь, я вырвал из земли бордюрный камень и ударил с размахом во второе ухо. Гуля снесло. Камень рассыпался и обдал его цементной крошкой. Я вскрикнул и выпустил оставшийся в руках кусок. Вспухшие и окровавленные пальцы смотрели в разные стороны. Гуля прибило к забору. Он истекал кровью и дышал рывками. Красные фонари его глаз сделались тусклыми и крохотными, точно затухающие лампочки гирлянды на новогодней ёлке.

— Сосать… мудила…, — сказал я и вытащил ещё один бордюрный камень.

— Да пошёл ты нах…

Гуль оборвался на полуслове. Он изменился в лице и снова выгнулся. На этот раз намного сильнее, чем обычно. Выгнулся в спине так сильно, что хрустнул позвоночник. Затем его грудная клетка разъехалась и стала шире. Гуль взвыл от боли. На его мясном лице пузырились кровь и сопли. Только по этим пузырям я и мог примерно разобрать — где ноздри, а где рот. Каким-то непонятным способом он вдруг поднялся на ноги. Словно его подняли невидимыми канатами. И тут он снова сломался. Передо мной стояли его широко расставленные ноги, а торс лежал заломаным на сто двадцать градусов назад. Он хрипел, кряхтел и отдавал концы. Или…

И вдруг, словно выкидной ножик, он снова раскрылся. Встал передо мной ровно и твёрдо. Но уже не он… Он стал выше, плечи шире, часть изуродованной морды покрылась серой тканью, лишь отдаленно напоминающей кожу. Руки стали длиннее, несколько пальцев покрылись окаменелостями, вместо ногтей выросли толстые когти.

— Ё-ё-ё-ё…, — выдавил гуль. — Неужели. Так долго… И вот сейчас, когда смерть так близка я…

— Что?! — я замахнулся бордюром. — Что, твою мать, происходит?!

— Альгуль…, — прошептал он через боль. — Я стал альгулем…

— Поздравляю! Стоп… Так это получается, что мне сейчас… Бля-я-я…, — я бросил бордюр и побежал.

Через пять секунд после старта, я обернулся. Полугуль-полуальгуль шатался, припадал на колени, но улыбался и смотрел на меня. Я решил, что больше не буду оглядываться. Едва я поравнялся с мусоркой, как она взорвалась. Гуль пробил её насквозь, смёл бетонные плиты-ограждения, снёс контейнер и сотворил нефиговый мусорный конфетти. Он не рассчитал свои силы, а у него теперь их было дох… Пролетел мимо клубящимся сплетением рук и ног. Пролетая мимо, он клацал клыками и тянулся длинной нечеловеческой рукой. По счастливой случайности, он зацепил когтем лишь рукав кофты и утащил его с собой.

Я затормозил. Бежать вперёд теперь не было смысла. А был ли вообще смысл?! Развернувшись, я побежал в обратную сторону. Гуль выбрался из кустов. Теперь он шатался ещё больше, ныл от ран, но в тоже время довольно похрюкивал. Он напоминал младенца, оказавшегося во взрослом теле. Он ещё не знал, как им управлять, но чувствовал, что у новой игрушки много новых способностей. С этой игрушкой можно было очень и очень здорово повеселиться. Он встал на карачки и погнался рысью.

Обернувшись в первый раз, я посчитал, что между нами не меньше сотни метров. Во второй раз я обернулся через две секунды, и теперь мог различить его больную улыбку. Сука. Я сделал ещё пару шагов, вильнул в сторону и прыгнул. Гуль прыгнул за мной, но намного сильнее. Он пропустил меня в воздухе. Зато не пропустил оказавшийся пред ним столб. Влетел мордой. Голову вывернуло кверху. Следом надавило тело. Бетонный столб захрустел, треснула опора. Столб накренился и замер, удержавшись на арматуре. Под ним с вывернутой головой лежал то ли гуль, то ли альгуль, то ли… Короче, редкостная тварь. Но самое главное — дохлая тварь.