Гуль

Глава 9 Признать виновным!

На самом деле фраза Мохнатого: «Может, что-то у тебя и получится…» звучала чуть иначе. А точнее у неё было продолжение:

— Может, что-то у тебя и получится, но скорее всего, гуль придушит тебя, проделает несколько сквозных дырок в животе, оторвёт голову, а конечности раскидает по округе. Зародыш не в состоянии тягаться с полноценным гулем.

Прозвучало довольно убедительно. И я бы обязательно прислушался, если бы у меня был выбор. В конечном счете в этой фразе, пускай Мохнатый этого и не знал, уже крылась ошибка. Зародыш был в состоянии потягаться с гулем. Может быть, не слишком сильным, неопытным и пугливым, да ещё с использованием не самого честного приёма, но один раз уже получилось. Если бы Москвина тогда не остановилась, то кто знает, чем бы всё это закончилось…

Да и в целом я смотрел на баланс сил иначе. Да, гули априори сильнее зародышей. Они быстрее регенерируют, сильнее бьют, а ещё могут погружаться в состояние бешенства, при котором их глаза светятся красным. Всё это чертовски неприятно. Но я посчитал, что разница сил складывается в основном в мощности. Во всяком случае я хотел так думать. Хрупкая и стеснительная Москвина была сильнее меня. Вспомнить хотя бы, как она прижала меня к стулу. Мне не хватило сил, чтобы сдвинуться даже на сантиметр. Но ведь я прекрасно помнил, чем закончилась эта драка. Я вышел оттуда победителем благодаря реакции и скорости мышления. Чего-чего, а этого у меня было не отнять. Когда дело касалось решения быстрых мозговых задач, я всегда схватывал на лету. Владимир Матвеевич часто отправлял меня обратно на своё место, предлагая ещё подумать, потому как задача была решена неверно. Но я настаивал посмотреть внимательнее, и потом он долго удивлялся моему необычному подходу к решению. Тоже самое касалось и реакции. Худоба, малый вес, плюс природная прыть. Девять из десяти падающих телефонов я ловил, до того, как они касались пола. В борьбе на руку Москвина бы меня выиграла. Не просто выиграла, а сломала бы кость в четырёх местах и расплющила кисть. Но я был умнее и не предоставил ей возможности драться лоб в лоб. За эту тонкую грань я и держался. Гуль сильный. Он может выбить металлическую дверь, взмахом руки поломать самую крепкую мебель, пнуть и наградить множественными внутренними кровотечениями. Зародыш… Зародыш слабее… Но слабее не в десять раз. А если разница в силе не столь велика, то её могут покрыть мои сильные стороны. Речь идет не про альгулей — существ, обучившихся менять форму, а обычных гулей. Обычных… сильных… кровожадных… сметающих всё на своём пути ради мяса… готовых сожрать твои мозги… ублюдков, незнающих жалости…

Время шло даже не на дни — на часы. Я чувствовал, что голод захватывает надо мной контроль, и потому я действовал быстро. Два дня я потратил на то, чтобы найти его. Ещё два дня я проводил подготовительную работу, а на шестой позвонил из таксофона:

— Павел Леонидович?

— Да, — ответил мужчина деловым голосом.

— Здравствуйте…. Я…, — я шморгнул носом. — Я хотел бы воспользоваться вашими услугами.

— Позвоните моей секретарше, я сейчас занят и…

— Не думаю, что об этом должен знать кто-то ещё.

— Вот как? — в голосе появились заинтересованные нотки.

— Вы не могли бы найти время и встретиться со мной, Павел Леонидович?

… … …

Павел Леонидович Горшков статный мужчина сорока двух лет шел по коридору офиса со стеклянными стенами. На нём был приталенный коричневый пиджак, в цвет ему — брюки и начищенные до блеска туфли с длинным носом. Павел Леонидович шел медленно, будто каждым своим шагов пробовал твёрдость напольного покрытия. При этом он бросал недобрые взгляды в кабинеты. Сотрудники при его приближении поправлялись в креслах, кто-то замирал в дебильной позе, кто-то принимался долбить по клавиатуре или изображал разговор по телефону. ПЛ дошел до приёмной и остановился возле секретарши. Тридцатилетняя цыпа с накаченными губами в полупрозрачной блузке ласково ему улыбнулась, а затем вдруг изобразила извинение и прижала трубку к левой сиське:

— Павел Леонидович, просите, но звонит… Грищев.

ПЛ нахмурил брови, посмотрел в потолок, помотал головой: «не помню».

— Отец Грищева Дениса, которого взяли с гашишем, — прошептала секретарша.

— И?

— Он требует, чтобы мы вернули ему половину гонорара, так как наши адвокаты не смогли сбить срок в половину.

— П-ф-ф-ф! — ПЛ махнул рукой. — Он за кого нас принимает? За страховую?! Скажи этому кретину, что он заплатил деньги за юридическую защиту. Мы выполнили свою часть сделки. Если он хотел, чтобы его сынок-торчок отделался условкой, то бабки нужно было нести судье! Вот блин потеха: вернуть гонорар! Шли его в задницу! А если он не согласен, то пускай подаёт в суд! Благо, себе мы адвоката найдём! Ах-ха-ха-ха!

Развеселившийся собственной шуткой ПЛ пошел к единственной непрозрачной стене в офисе. Секретарша убрала давление с сиськи, приложила трубку к уху и ласковым голосом затараторила о обязательствах, пунктах в договоре и возможных рисках, которые «даже такая серьезная адвокатская фирма не всегда в состоянии предотвратить». Пожелала хорошего дня и пообещала господину Грищеву, как исключительному клиенту, переговорить с директором по его вопросу.

ПЛ потянул ручку двери с табличкой «Директор» и вошел в свой кабинет. Он подошёл к столу, открыл ящик. Достал бокал и бутылку вина, налил. Густое виноградное обволакивало стенки и прекрасно пахло. Он поводил бокалом возле носа, аккуратно пригубил. Проглотил и разочарованно скривился. Выпил бокал залпом, убрал в ящик.

— А ведь для полного счастья не хватает самой малости. Насладиться вкусом сраного вина…

Сорвавшись с места, ПЛ подошел к небольшому встроенному хлоднику, открыл его и за двумя рядами бутылочек с водой нашел свёрток. Взял его, подошел к окну и посмотрел на город с высоты сорок второго этажа. Прекрасный вид. Он медленно водил головой, а его руки разворачивали свёрток. Прохладное, бордовое, в меру свежее. Да катись оно в жопу это вино! Его глаза налились красным, челюсти разъехались. Он чуть сдержал себя, точно пёс, ждущий разрешения хозяина, а затем вгрызся в сырой кусок мяса. Его челюсти клацали и с легкостью отрывали куски, которые он был способен проглотить не жуя. Спустя всего несколько секунд мяса не стало. ПЛ вернул своим глазам прежний вид, расправил плечи. Промокнул подушечкой указательного пальца красную капельку, оставшуюся на бумаге, и облизал.

— Павел Леонидович, к вам Терехов. Можно?

ПЛ выкинул бумагу в урну, взял влажную салфетку, вытер рот и руки, затем сел в кресло и нажал кнопку:

— Запускай!

Постучавшись, в кабинет вошел Терехов — заместитель директора. Высокий парень тридцати пяти лет. Его острые колени выпирали из узких брюк.

— Доброе утро, Павел Леонидович, — Терехов подошёл к столу и положил бумаги. — Вот отчет, который вы просили.

ПЛ взял бумаги. Несколько секунд вдумчиво смотрел, а затем позволил себе улыбнуться. Линия «доходы» на графике стремительно отрывалась от линии «расходы».

— Хорошо.

— Ещё нам звонили из мэрии, — Терехов замолчал.

— Что на этот раз?

— Они спрашивают: не хотим ли мы взять дело на добровольной основе. Там какой-то благотворительный проект о помощи выходцам из интернатов. Вот дело, — Терехов показал обложку папки. — Парень был материально ответственным в какой-то фирме, а при увольнении на него повесили…

— Нахер ты мне это говоришь? — ПЛ поднял на помощника глаза и скривился. — Убери!

Терехов спрятал папку за спину:

— Но… Мэрия… они же…

— Что?!

— Мы отказываем им третий раз подряд. Это дело, если разобраться, — сущий пустяк. Мы могли бы…

— Пусть они идут на х*й со своими благотворительными делами!

— Как бы нам не обернулось это…

— Ничем нам это не обернётся, — ПЛ ещё раз взял распечатку, поднял повыше и снова улыбнулся, любуясь взлётом линии «доходы». — Пускай, хоть одна государственная крыса сунет свой нос в мои дела, и я его лично отгрызу. Вернее, даже не я, а Булкин. Он возле мэра ошивается. Этот придурок покупает у дилера, которого я отмазал, пакет белого каждую неделю. Дай мне знать, если появятся проблемы, и по моей указке Булкин всех их перетопчет. Ещё что-то?

— Нет…, — Терехов собрался уходить, но потом развернулся. — То есть, да. Звонил Жуков из инвестиционного фонда.

— Я знаю, кто такой Жуков.

— Он хочет с вами пообедать. Сегодня вечером в Соломенной.

— Вечером я занят, — отмахнулся Павел Леонидович.

— Он сказал, у него какое-то дело.

— Знаю я его дела. Сидеть в ресторане, жрать картошку, рассказывать дебильные анекдоты, а в конце озвучить «потрясающее» предложение инвестировать «миллиончик, другой» в его фонд. Скажи Жукову, что я встречусь с ним на следующей неделе, а сегодня у меня настоящее дело, — ПЛ посмотрел на Терехова. — Звонил какой-то очередной мажорик. Вляпался во что-то серьёзное и хочет отмазаться, пока дело не зашло слишком далеко. Сказал, что его папаша готов заплатить двести кусков. Вот это я понимаю — дело! А не пустой пизд*жь с Жуковым.

… … …

Я стоял среди обшарпанных зданий обанкротившегося прокатного завода. По правую руку от меня высился цех — сплошная металлическая стена профиля, слева — кирпичные здания с окнами, забитыми фанерой. Я стоял в дверном проёме одного из них и смотрел на дорогу. Тень человека в черном плаще я увидел за двести метров. Горшков клюнул. Ещё бы. Я пообещал ему двести тысяч. Клюнул и даже последовал моим правилам. Мы договорились, что он придёт один. Причем, приедет не на машине, а выйдет из такси в двух кварталах. На запах таких денег он приполз бы даже на карачках.

ПЛ обошел погнутую трубу шлагбаума, протопал двадцать метров и остановился на дороге. Фонари на брошенном заводе, разумеется, не работали. И различить в этой темени что-то было непросто, особенно когда кругом валялись остатки былых мощностей производства — балки, двутавры, бочки, голые катушки от проволоки. Он повертел головой. Я вошел в здание и достал телефон.

— Да, — ответил ПЛ.

— Идите сюда, Павел Леонидович, — сказал я и нажал тумблер.

Из проёма двери на улицу упал желтый свет. Горшков хотел что-то сказать. Ему не очень нравилось выбранное место, но я положил трубку.

Он протопал двести метров, сунул голову в дверной проём и увидел меня:

— Привет, — сказал он, сморщившись. — Чем тут так воняет?

— Не знаю, — ответил я. — Маслом, наверное.

Брезгливо ступая по грязному полу, Горшков вошел в здание и осмотрелся. На потолке висел большой фонарь и чуть покачивался. Само помещение было хоть и грязным, но очищенным от завалов. Оно было прямоугольным и вытянутым в длину. На дальней стене белой жемчужиной среди грязи, кокса, масла, ржавчины и гнили висела новенькая маркерная доска. Я стоял у неё.

— Боюсь даже представить, что ты натворил, пацан, — хмыкнул Горшков и пошел ко мне. — Я, конечно, в разных местах встречался с клиентами, но это…

Он подошел и долго смотрел на меня, изредка морщась от химической вони. Я предположил, что он хочет узнать во мне, сына кого-нибудь чиновника или знаменитости. Не узнал. Развернулся и ещё раз осмотрел помещение:

— Ты один? А твой отец?

— Он не хочет, чтобы его видели, — я шмыгнул носом и опустил глаза. — Он сказал, что я должен всё подробно и в мельчайших деталях вам рассказать. И вы поможете.

— Да, но…, — Горшков закрыл нос пальцами.

— Предоплату он передал, — я показал на стол, где лежал конверт.

— А-а-а, ну тогда…, — и тут глаза Горшкова округлились. Он убрал руку от лица, наклонился ко мне и втянул носом полную грудь. — А-а-а! Вот оно что! Теперь ясно!

— Поэтому мы и обратились к вам, — я пожал плечами.

— И теперь я примерно представляю кто твой отец, — кивнул Горшков. — Ну, рассказывай! Должно быть с голодухи грохнул кого-то из родственников? Сестру, брата? Или друзей? Тело уже нашли или пока?.. Слушай, а нахер эта доска здесь висит?

— Отец сказал, что чем больше я расскажу, тем будет лучше.

— Это верно.

— У меня есть фотографии и пару схем, — я шмыгнул носом.

— Такой подход к делу мне нравится! — ПЛ хлопнул меня по спине.

Я сунул руку в карман и, замешкавшись, достал пачку.

— Не возражаете, если я?..

— А отец знает? — спросил ПЛ, глядя, как я выковыриваю из пачки сигарету. — Шучу-шучу! Тебе всё равно они не навредят. Хотя и эффекта никакого. Привычка?

Я чиркнул зажигалкой и выпустил дым. Горшков был прав. Эффекта ноль. Хотелось покашлять, в лёгких с давило, но никотинового опьянения не было. Я просто впускал и выпускал дым, надеясь, что это поможет справиться с нервами.

— Сразу видно, имею дело с умными и подготовленными людьми, — ПЛ постучал ногтем по доске. — Ну, показывай!

На столе лежала пачка бумаги, перевёрнутая лицевой стороной вниз. Я взял первый лист, приложил к доске и закрепил магнитом.

— Та-а-ак, — ПЛ подошел впритык. — Что это?

— Снимок со спутника. Довольно свежий. Всё произошло на этой улице, — я провёл пальцем вдоль белой полоски среди темно-зеленного массива.

ПЛ некоторое время внимательно смотрел, а затем отпрянул, бросил на меня взгляд и криво улыбнулся.

— Знаю это место, — ПЛ поправил ворот плаща.

Ещё бы он не знал. Проселочная дорога, ведущая к дачному кооперативу вдоль воинского полигона. ПЛ знал эту дорогу намного лучше меня и появлялся там раз в год, а то и чаще, чтобы выловить очередного…

— Кхм-кхм, — покашлял ПЛ. — Что там у тебя ещё?

— Одну секунду, — я затянулся, покашливая выпустил дым, и трясущейся рукой взял второй листок. — Фото с места.

Я повесил на доску фотографию, сделанную в утреннее время, и тут же прицепил рядом ещё одну, сделанную в вечернее время — фото вблизи оврага. На земле лежала одежда, на траве можно было рассмотреть чёрные кляксы. ПЛ наклонился к ней так близко, что едва не коснулся носом. На фото было изображено место сразу после похищения тела. На следующий день ПЛ вернулся туда и замёл следы, но я был неподалеку. Я прятался за холмом по направлению ветра. Прятался и корил себя за бездействие. Я знал, что старик умрёт, и знал, что будет с его телом. Я чувствовал вину, но заставлял себя думать рационально. Тягаться с гулем в открытом поле на малознакомой местности — значит погибнуть вместе со стариком. Это было тяжело, но я должен был удостовериться, что имею право на…

— Я что-то не понимаю, — ПЛ отпрянул от доски.

— Сейчас, — я потянулся за ещё одни листком. — Есть ещё кое-что…

Я увел руку под столешницу и нащупал широкую деревянную рукоятку. Потянул на себя, а затем ударил. Это был один из ножей, который я купил, чтобы снять проклятие по совету из интернета. Длинный, с бесполезным широким лезвием и зазубринами. В хозяйстве, на природе или охоте такой нож вряд ли бы пригодился, но как оказалось, он отлично пригодился для шеи Павла Леонидовича. Он вошел в широкую и выбритую шею по самую гарду. Павел Леонидович развел руки в сторону и пошатнулся. Бордовая кровь пульсирующими струйками залила доску, фотографии на ней, плащ и дорогой костюм. Он ухватился левой рукой за рукоять и сжал зубы, а я сделал шаг к нему и ударил ногой в грудь.

ПЛ отлетел в стену, поломал несколько кирпичей, осыпал штукатурку с потолка. Потянул за рукоять и вытащил нож. Он посмотрел на окровавленное лезвие и поднял на меня красные глаза. Я затянулся, чтобы сильнее разжечь уголек, и кинул окурок. Он отскочил от пола, растерял несколько светящихся кусочков и приземлился возле ноги ПЛ. В помещении пахло не маслом — бензином. Земля под Горшковым, стены и даже потолок вспыхнули. Следом за сигаретой я бросил бутылку. Она разбилась между ног Горшкова. Теперь вспыхнул и сам Горшков. Помещение заполнил треск, запах жженой пластмассы и мяса. Костюм на ПЛе мгновенно обгорел. Пылали подошвы туфель, волосы разом воспламенились, скрутились, сделались меньше и задымились.

Он не кричал, не бился в агонии, не стонал. Пламя охватило его с ног до головы и медленно поедало. ПЛ убрал руку от горла и вскочил. Пылающий, обожженный, разбрасывающий кровь он помчался на меня. Я хотел отпрыгнуть в сторону, но гуль вытянулся, будто кошка в прыжке, и подцепил меня рукой. Он зацепил меня по плечу расставленными пальцами. Оторвал кусок плоти вместе с одеждой и поломал что-то в плече. Меня дважды крутануло в воздухе и приземлило аж в середине помещения. Гуль замешкался. Он с силой хлопал себя по лицу, чтобы сбить огонь. Лицо его стало черным и вздулось пузырями. От хлопков во все стороны сыпались его волосы и кожа. Сбив пламя, он повернулся и снова прыгнул. К тому времени в моих руках оказалось одна из арматурин. Полутораметровая ребристая палка с заостренным концом. Я ударил наотмашь и попал ему по руке. Гуль замедлился. Ему было тяжело двигаться. Его сковывала обожжённая кожа. К полу липли плавящиеся подошвы, и он почти ничего не видел из-за изувеченного лица. Но он не считал это препятствием. Он пошел дальше, размахивая руками. Я ударил ещё раз. Попал по той же руке, и её вывернуло в плече. Впервые за всё время ПЛ зарычал, потянул ко мне вторую руку. Я ударил по кисти и лишил его нескольких пальцев. Он взвыл, но пошел дальше. Это выглядело, как отчаяние. Ударом с боку, я расплющил ему ухо, а затем пнул ногой в грудь. Гуля отнесло к краю помещения. Я перехватил арматуру, отвел руку за спину и швырнул. Железяка пробила ему грудь и глубоко ушла в стену. Я подскочил и загнул торчащий из него край. Затем я взял ещё две заготовленные арматуры, вонзил в живот и также загнул.

Прибитый к стенке гуль шипел, дымился и хрипел. Он дергался, его красные глаза бегали из стороны в сторону, а изувеченные руки пытались вытащить арматуру. От своих собственных усилий, он лишь доламывал их. Прихрамывая на правую ногу, я подошёл к доске. Пытаясь восстановить дыхание, я постучал пальцем по фотографиям:

— Обычно ты — адвокат, но сегодня — подсудимый…, — я присел на стол. — Знаешь, что такое Право на жизнь? Каждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность. Ты многократно лишил этого права других людей. Одно из доказательств — вот, — я показал на фотографию. — Значит, ты должен понести наказание. Я прошу для тебя высшей степени — смертной казни… Ты скажешь, что на неё наложен мораторий, и в современном цивилизованном обществе смертная казнь является незаконной и не применяется… А я знаешь, что скажу? Хер ты угадал, Павел Леонидович Горшков.

Гуль внимательно смотрел на меня, прекратив бесполезные попытки освободиться. На его оплавленном лице сложно было различить эмоции, но злость и ненависть буквально витали в воздухе.

— Смертная казнь — это лишения человека жизни. Ну а какой ты, к черту, человек? — я пожал плечами. — Животное. Причем, животное опасное. Ну а если, животное, то предлагаю — вынужденный забой!

— Хр-р-р-р!

— Считаю доказательства достаточными и оглашаю приговор: Признать виновным!

Я подхватил топор, подошел к Горшкову и снёс ему голову.