Гуль

Глава 12 Аспирант

— Заказывать будете?

— А?!

— Заказывать что-нибудь будете?!

— Я?! Эм…, — Кирилл опустил глаза в меню, а затем посмотрел на официантку. — Нет. Пока нет. Я жду!

Нечего не ответив, официантка развернулась и ушла. Кирилл подумал, что она подумала, что он непочтительно на неё посмотрел. Но это ведь было не так? Он же просто смотрел в окно и задумался, а она… Чёрт возьми, почему он вообще об этом беспокоится?! Где Катя? Он посмотрел на часы. Впрочем, понятно, почему он беспокоился. Как бы чувствовал себя любой другой человек, если бы за последние двое суток поспал от силы четыре часа? Хотя эти жалкие отрезки в кровати и сном-то не назовешь. В первый год его научной деятельности он работал с доктором Битковым. Это был величайший проект, в котором ему доводилось принимать участие. Тогда он спал ещё меньше, но это было другое. Одно дело не спать, погрузившись с головой в работу, и совсем другое — не сомкнуть глаз из-за страха. Кирилл помассировал рукой лицо, чтобы отогнать сон, а заодно — сделать уставшую морду чуть более живой.

Во всём был виноват этот гу… Грачев! Надо же было им встретиться на том семинаре! Да и ладно бы только встретились, почему он пообещал Грачеву, что приедет? А потом ещё взял и выполнил обещание, идиот! Хотя теперь-то хорошо об этом говорить. Задним числом всем мы умные, а тогда? Кандидат биологических наук, умный, и без всей этой присущей ученым кругам мишуры. Да ещё и в доказательства сразу мордой ткнул! Кирилл как сейчас помнил, как тот ошеломил его. Драсте, драсте, проходи, садись (Кирилл тогда ещё очень удивился привычке Грачева говорить на ты). Хотите чашечку кофе? Нет, тогда может я разрежу себе руку скальпелем, вырежу кусок мяса, и мы вместе посмотрим на него под микроскопом?! Увиденное навсегда изменило представление Кирилла о анатомии, клеточных связях, регенерации. В книжках такого не было, а и в жизни — и подавно. И в тоже время оно было! И вот он сидел в дрянной комнатушке, переоборудованной в лабораторию, пропахшей насквозь химикатами. Она скорее напоминала кустарную нарко-лабораторию. Сидел, косился на руку Грачева (та за десять минут полностью зажила) и пощипывал себя правой рукой за ногу. Какие, к черту, гули?! Лучше бы он тогда посчитал Грачева сумасшедшим, принял заживление руки за фокус и быстренько свалил. Но тогда он не свалил. Он не свалил бы и, если бы Грачев разыскивался за убийство пяти человек, а на кухне у него был припрятан тайник с героином, ушами африканских девственниц и контейнер с сибирской язвой. Чертово любопытство искалечило всю его жизнь!

Почему Грачев тогда вообще выбрал именно его? Кирилл задумался, посмотрел в окно и увидел, как Катя вышла из автобуса на противоположной стороне дороги. Смуглая от природы, в красном платье, с длинными ровными ногами. Кирилл до сих пор удивлялся, как она могла клюнуть на обычного аспиранта. Хотя в этом крылся и ответ на вопрос: почему Грачев выбрал именно его. Тогда в клубе над ним смеялись. Леха советовал склеить «медичку», потому что: «не сильно страшная и верняк даст». Кирилл послал его в задницу. Он пошел к столику, за которым сидели девять девчонок. Это был девичник одной из подруг Кати. Затея была заведомо проигрышная. Во-первых, до этого они отшили два десятка парней, а во-вторых, Кириллу и подойти к ним было не с чем. Остатков аспирантской зарплаты хватало всего на три бокала пива. Ну и что?! Кто смеётся теперь? Самая стройная, красивая, улыбчивая и милая девчонка из всей той компании дожидается зеленого сигнала на переходе, чтобы прийти и сесть к нему за столик. Как тогда Кирилл целился в самое лучше и то, чего ему действительно хотелось, так и на семинаре. Кирилл посчитал, что вполне может подискутировать с директором генетической лаборатории, потому как тот изливал слишком много вранья, прикрываясь, что хочет рассказать о своих достижениях поверхностно, а не вдаваясь в подробности. Кирилл утроил знатный разнос этому лицемеру. Жаль никто этого не оценил, кроме Грачева…

— Привет!

— Привет, — он поцеловал её в губы.

Катя села напротив. Как всегда прекрасная, жизнерадостная и улыбающаяся. Она принесла с собой аромат дорогих духов и приличную порцию секса. Кирилл оценил прелесть своей девушки и улыбнулся, осознавая, что в данный момент она — вся его. Но затем вдруг улыбка исчезла. Его-то она его, вот только желание — пользоваться — куда-то делось.

— Ты какой-то уставший, Кирилл.

— Да…, — он почесал затылок и посмотрел в меню.

— По работе?

— Ну…, — Кирилл никогда не обманывал Катю. Да и не только её. Кирилл вообще предпочитал не врать, потому что не видел в этом никакого смысла. — Можно и так сказать. Ты что будешь?

Катя поджала губы и уставилась в меню. Её загорелая ручка с тонкими пальчиками заскользила по глянцевым листам. Кирилл поглядывал в своё меню, но чаще следил за рукой Кати. Только бы она не заказала опять креветки и «красное, полусухое, идеально подходящее для креветок. Вы не пожалеете. Вам бокал или сразу бутылку?». Хорошо хоть тогда обошлись бокалом.

— Киря, я не видела тебя таким уставшим с тех пор, как ты писал диплом тому студенту. У тебя точно всё в порядке?

Кирилл промолчал и улыбнулся. Нет, всё было не в порядке. Однажды по собственной глупости и любопытству он вляпался в историю с Грачевым. Три года прошло с тех пор. Кирилл предполагал, что всё это не пройдет бесследно. Рано или поздно их дела должны были всплыть. Вот только он думал, что однажды ему позвонят в дверь и предъявят корочку. Потом будет разбирательство, следствие, суд и так далее. Полиции пока не было до него дела. Зато объявился этот…

Кирилл подскочил за столом и перевернул подставку с приборами.

— Ты чего?! — уставилась на него Катя.

— Устал, — неопределённо промямлил Кирилл. — Ты выбирай, ладно? А я пойду в туалет схожу.

— Ладно, — Катя посмотрела на него с жалостью. — Может, домой поедем?

— Выбирай, милая. Я скоро подойду.

Кирилл поднялся и пошел к туалету. Там, за полкой с цветами стоял тот, из-за кого Кирилл не спал уже двое суток. Тот, кто теперь постоянно его преследовал. Тот, кого он боялся…

… … …

В кафе пахло хот-догами и ванилью. Я стоял возле туалета рядом с полкой с цветами. Место было хорошим. Отсюда меня не видела девушка в красном платье, а ему я на глаза попался быстро. И вот я стоял и смотрел, как он идет ко мне. Ефимов Кирилл. Аспирант, завсегдатай университетской лаборатории, человек науки и, пожалуй, единственный человек, кто мог знать о случившемся с Грачом. Кирилл торопился. Едва не сбил официантку и вертел головой по сторонам, будто боялся, что его заметят. В этот раз он выглядел рассерженным и даже злым, хотя все предыдущие разы был напуганным.

Он свернул за барной стойкой и пошел по указателю «туалет». Вблизи я рассмотрел его лицо. Оно было бледным, с синяками под глазами. Да и вообще он выглядел очень уставшим. Оно и понятно… Так мало спать. Мне было жалко Кирилла. Он показался мне неплохим парнем. Умным и верным своему делу. Беда в том, что он не захотел со мной говорить, а не было ну о-о-очень нужно…

Я позвонил ему и представился журналистом. Наплел какой-то ерунды, что готовлю репортаж про молодых ученых и так далее. Кирилл долго сомневался, пытался узнать, какой именно проект меня интересует, но я всё же уболтал его встретиться. Я не ходил вокруг да около и сразу заговорил о деле, тем более, что времени у меня было немного. Журналист со внешностью школьника не мог долго прикрываться легендой. Едва он услышал кличку Грач, как тут же со мной распрощался.

Я хотел убедить его по-хорошему, но ничего не вышло. Пришлось действовать грубо. Порой — слишком грубо.

— Сколько можно повторять?! Я не хочу тебя видеть! — подскочил Кирилл и даже осмелился толкнуть меня в плечо. — Я уже пятьдесят раз сказал. Я ничего не знаю, ничего не слышал и ничего не видел. Хватит меня преследовать!

Кирилл повернулся к своему столику, заметил, что девушка в красном разыскивает его, и оттолкнул меня дальше в проход.

— Что за ночные стояния под дверью и заглядывания в окна?! — взвыл он. — Я живу на седьмом этаже! Увидеть твою улыбающуюся морду в полночь, да я… Если бы у меня остановилось сердце — это было бы на твоей совести! И вообще. В следующий раз я вызову полицию!

— Это лишь подтверждает, что ты знаешь, но не хочешь говорить, — сказал я. — Увидев меня висящим головой вниз в окне седьмого этажа, ты испугался. Но не так, как испугался бы другой, ничего не знающий о таких, как я, человек.

— Слушай! Ты… То, что случилось с тобой, меня совершенно не касается. Если у тебя были какие-то дела с Доктором Грачевым, то решай их с ним. Я его не видел уже по меньшей мере год. Да и наше общение продлилось всего пару месяцев, поэтому… Куда ты пялишься?!

Кирилл проследил за моим взглядом, а затем одернул меня за плечи.

— Даже не думай на неё смотреть, понял?!

Мне было чертовски стыдно делать всё то, что я делал, но что оставалось? Запугивать человека ради собственной выгоды — это было слишком низко, но это было бесконечно выше, чем осознание того, что рано или поздно я буду не запугивать таких, а пожирать.

— Кирилл, мне нужно лишь знать: что пробовал сделать Грач. Я знаю, что ты ему в этом помогал. Я не собираюсь впутывать тебя ни в какие историю, а лишь хочу получить информацию.

— Ты ничего от меня не услышишь!

Он не оставил мне выбора.

— Доктор Грачев был человеком, вероятно, умным, начитанным и, как настоящий слуга науке, едва ли углублялся в бытовые хлопоты жизни гулей. Тебе ведь знакомо это название, не так ли?

Кирилл промолчал.

— Думаю, что такие, как Грач, — исключение. Изменившись, он быстро понял — что к чему — и принялся искать выход. Насколько я понимаю, его ученая степень была весьма кстати. Он с головой погряз в размышлениях и придумал решение. Вероятно, не самое идеальное, но всё-такие решение. Ты с ним работал или просто ему помогал. Он рассказывал тебе о том, что чувствуют гули.

— Не знаю никаких гулей, — бросил Кирилл и отвернулся.

— Голод. Худшее чувство из всех, которые я когда-либо испытывал. Голод доканывает тебя настолько, что ты перестаешь видеть людей такими, какими видел их раньше. Здоровому человеку такое даже вообразить сложно, но я попробую объяснить. Представь, что ты выходишь на улицу, проходишь знакомый квартал, переходишь по пешеходному переходу и оказываешься кафешке, где ужинаешь каждую пятницу.

Кирилл вздернул губу.

— Ты заходишь туда и видишь людей. Среди них могут быть твои знакомые, приятели или те, кого ты просто частенько здесь видишь. И вдруг они перестают быть людьми. Становятся едой. Да, едой. Ходячими кусками мяса, завлекающими своим запахом. Запах различает качество блюд. Пожилые люди — засохшая второсортная пища, неухоженные мужчины и женщины среднего возраста — еда из дешевой столовки; опрятные — бизнес-ланч, молодые — ужин в ресторане. Но самое-самое вкусное и желанное, словно нежнейший десерт, который тает во рту и кружит голову — это молодые девушки. Чистые, вкусно пахнущие, с длинными ровными ногами и загорелыми телами. Ты так и хочешь их…

— Хватит! — крикнул Кирилл и продолжил тихо. — Я знаю, что вы чувствуете. Думаешь, я согласился бы участвовать во всём этом, если бы не знал, как он страдает?

— Прости, что мне пришлось это говорить, Кирилл, — я положил руку ему на плечо. — Но мне правда нужно знать. Я был у него и видел, что с ним стало. Это очень далеко до излечения и, вряд ли его жизнь стала лучше, но одно можно сказать точно, голод он не испытывает. Не живет. Но и не охотится.

Кирилл постоял некоторое время в раздумье, затем сказал мне подождать и пошел к своей девушке. Там он поговорил с ней пару минут, пожал плечами, развел руками и пошел к выходу. Я последовал за ним. Вскоре мы сидели на лавке рядом с детской площадкой в незнакомом мне дворе.

— Даже не знаю, с чего и начать, — Кирилл сунул руки в карманы. — Он не сказал, кто его обратил и… Черт, голова идет кругом. Уже несколько лет я пытаюсь обо всём этом забыть и иногда даже получалось, а тут… В общем ему нужен был человек, который поможет с исследованиями и голодовкой.

— Тут подробнее, пожалуйста.

— Думаю, ему рассказали об этом другие г…, — Кирилл выдержал паузу. — Когда гули на протяжении долгого времени не получают пищу, они меняются.

— Голод.

— Нет, — Кирилл покачал головой. — Дольше. Намного дольше. Голод — это лишь первый симптом. По сути, он ничем не отличается от симптомов и сигналов, которые получает обычный человек. Сонливость — сигнал к отдыху; сухость во рту — обезвоживание; пустота в животе — голод; повышенная температура, насморк — борьба с инфекцией. Всё это лишь сигналы. Они подсказывают нам, чего хочет тело. В случае с гулями один из сигналов — превалирующий. Оно и понятно — почему. Другие опасности, о которых мозг сигнализирует людям, гулям не чужды. Жажда, болезни, сонливость, насморк, раздражение… Тело гуля более совершено. Оно более приспособлено к агрессивной среде, а потому мозг, который независимо от рождающихся в нашей голове идей, всегда думает лишь о том, как получить как можно больше энергии и при этом меньше потратить. Он не переживает по поводу малозначимых рисков.

Кирилл сложил из пальцев какую-то фигуру:

— Ваши тело и ваш мозг знают, что для продолжения жизни, причем жизни комфортной во всех её областях, нужно лишь одно — утолить голод. Вот почему это чувство так обострено. Мозг не распыляется на кучу разных желаний, а вместо этого твёрдо напирает на одно единственное.

— Ясно. И ты сказал, что если гули долго голодают, то они меняются.

— Да, — кивнул Кирилл, а потом добавил. — Наверное… Так думал Грачев. Ему об этом кто-то рассказал.

— И как они меняются?

— Они умирают.

— Не слишком удивительно, — сказал я. — Гуль не ест — гуль умирает.

— Дело в том, что процесс это длится довольно долго. Человек без пищи едва ли протянет больше недели, а гуль может обходиться без неё несколько месяцев. Из собственных наблюдений Грачев пришел к выводу, что изменения начинаются примерно через месяц. Тело перестраивается. Гуль продолжает испытывать голод, но его организм понимает, что, возможно, утолить его уже никогда и не получится. Он начинает приспосабливаться и входит в экономный режим. Гуль умирает, — Кирилл помотал головой. — С ним происходят страшные вещи. И в какой-то миг, когда смерть уже совсем близка, он перестаёт чувствовать голод. Это похоже на предсмертную агонию. Мозг сдается и хочет получить хоть немного удовольствия перед тем, как его не станет.

— И Грач довел себя до такого состояния, но не умер?

— Да. Он надеялся, что восстановится, но… Ты сам видел.

— Расскажи, как всё было.

И Кирилл рассказал. Хоть ему и давалось это нелегко. Недалеко от деревни, где сейчас живет Грачев, он построил бункер. Выкопал в лесу яму и залил в неё бетонный короб с внутренними размерами четыре на четыре метра и толщиной стен — полтора метра. Стены он сделал из бетона со слоями плетеной арматуры. Он провел туда вентиляцию. Верхняя стенка короба находилась на отметке пяти метров под землей. В ней был люк.

— Мы провели несколько предварительных экспериментов. Грачев залезал в короб, я его закрывал. Он сидел там месяц, отмечал начало изменений и сидел ещё неделю. Раз в три дня во время первого месяца и каждый день — после, я приходил к нему, включал камеру и связь в одностороннем приеме. Я видел и слышал, что происходит в коробе, а он меня — нет. По его поведению я должен был понять — насколько далеко он может зайти, — Кирилл опустил голову. — Увиденное останется со мной на всю жизнь…

Кириллу понадобилось время, а потом он продолжил.

— Когда я решал, что дальше продолжать эксперимент невозможно, потому что дальше наступят необратимые последствия, я прекращал эксперимент. Подавал ему через лоток еду, и он выбирался. Таких экспериментов было два. Первый длительностью месяц и неделя, второй — полтора месяца. Мы посчитали, что этого достаточно. Да и доктор Грачев натерпелся столько, что ещё несколько опытов мог не пережить.

— И в чем заключался основной этап?

— Почти всё тоже, только… Наблюдая за ним с помощью камеры и слушая происходящее, я должен был понять, когда наступит критический момент голодовки. Пик, когда гуль максимально приблизится к смерти и перестанет чувствовать голод.

— Почему ты должен был это понять? Разве доктор Грачев не мог сам тебе об этом сказать?

— Нет, — Кирилл помотал головой. — Поэтому мы и сделали связь односторонней. Примерно через три недели голодовки он становился совершенно неадекватным. Голод сводил его с ума. Он мог обещать, умолять, плакать, угрожать расправой и всякой прочее. В нём говорили инстинкты и больше ничего. Он думал только о том, как утолить пожирающий его голод и готов был на всё. Поэтому именно я, полагаясь на опыт предыдущих экспериментов, должен был решить, когда наступил момент.

— И что ты должен был сделать?

— Я должен был продлить его жизнь, но при этом — не утолить голод.

— Как такое возможно?

Игорь сложил руки в замок, закрыл глаза и некоторое время посидел молча.

— Доктор Грачев придумал субстанцию. Жидкость на основе белковых соединений, в которой присутствовал генетический код гулей. Эту субстанцию можно сравнить с адреналином или чем-то похожим. Приняв её, гуль продлевал свою жизнь на несколько дней, но при этом он не получал пищу. В теории Грачева это выглядело так: тело, находясь в непосредственной близости к смерти, принимало решение об изменении, пропадал голод, тело использовало последние ресурсы, чтобы умереть не в муках. В этот момент я продлял его жизнь. Бросал в бункер капсулу, и доктор Грачев её ел. Так мы затянули процесс изменения в его теле, оставляя его в живых. Это сработало. Во всяком случае, он прожил намного больше, чем должен был. Каждые два дня я закидывал ему в бункер капсулу, а через неделю начал бросать вместе с ней обычную человеческую еду. Процесс излечения продлился ещё месяц и закончился, когда доктор Грачев потерял всякий интерес к капсулам. Он продолжил есть человеческую еду, а на капсулы больше не обращал никакого внимания.

— И тогда он стал таким?

— Да. Грачев предполагал, что изменения приведут к необратимым последствиям, но он предполагал, что субстанция его восстановит. Может быть, не полностью, но… Когда я вытащил его из бункера, он не мог говорить, не вспомнил меня, да и вообще едва ли соображал: где он, кто он и что он. С тех пор прошло три года. Он остался прежним.

— И…, — начал было я, но потом задумался и только спустя минуту отвис. — И ты разбирался, ну?.. Что пошло не так? Где он ошибся или?..

— Разумеется, — Кирилл грустно улыбнулся. — Эксперимент, ради которого человек, пожертвовал своей жизнью, однозначно стоит того, чтобы его проанализировать. Я много думал, хотя, признаться, экспериментальных данных было мало. В одном единственном экземпляре. Строить свои предположения о допущенных ошибках лишь на одной попытке — не самая простая задача. Тем не менее, с моей точки зрения ответ тут достаточно очевиден, чтобы не посчитать его основной версией.

— И?

— Он излечился. Голод исчез. Значит его предположения о голодовке и переходном периоде нашли подтверждение. Он рассчитывал, что восстановится до более или менее прежнего человеческого состояния, но не вышло. Полагаю, субстанция, которую он изобрел, оказалась слишком слаба. Энергия, которую он от неё получал, не покрывала тот ущерб, который наносило себе тело во время предсмертного изменения. Словно утопленник или задохнувшийся угарным газом. Его откачали, но мозг провел слишком долгое время без кислорода, наступили необратимые последствия.

— Субстанция…, — произнёс я и задумался.

И тут я вспомнил про железы. Эти мерзкие чуть приплющенные яйца с корнями состояли из двух частей. Плотной оболочки, которая утоляла голод, и жидкой внутренности. Конфетка с начинкой, бл*ть… Я вдруг вспомнил, как каждый раз по мне прокатывался энергетический взрыв, когда я проглатывал жидкость. Голод в такие моменты не отступал, но тело воспаряло и словно жужжало от напряжения.

— Слушай, Кирилл, — я схватил его за плечо, но тут же отпустил, понимая, что на эмоциях сделал ему больно. — Прости! А что, если использовать для продления изменения железы?!

— Железы? — Кирилл нахмурился.

— Да, — ответил я и кратко рассказал о том, что это такое.

— Не хочу тебя огорчать, — Кирилл опустил голову. — Но сейчас мне кажется, что доктор Грачев их и использовал. Уже после всего случившегося, я исследовал его субстанцию и пришел к выводу, что искусственно создать такое соединение было невозможно. Доктор Грачев брал готовые компоненты. Вот только раньше, я думал, что в основе лежит кровь, а теперь… Вероятно, он их и использовал, — Кирилл заметил, как я медленно опустил голову. — Мне жаль.

Я не заметил, как стемнело. Кирилл, кажется, тоже. Разговор зашел в тупик. Он поднялся с лавки и обтянул джинсы:

— Слушай, давай так, — сказал он, сунув руки в карманы. — Если захочешь ещё что-то узнать, обращайся.

— Спасибо.

— Но это не значит, что я готов… В общем, я помогу советом, но не более того. Доктор Грачев оставил меня с воспоминаниями, которые я никогда в жизни не забуду. Хотя с этим я более или менее смирился. Хуже — это его связь с гулями. Я ведь знал, что рано или поздно кто-то объявится. Мне повезло, что это ты. Ведь я знаю, какими вы можете быть. И от этого мне страшно… Очень страшно.

— Не бойся. Я исчезну из твоей жизни, как будто ничего и не было. Прости, что заставил тебя вновь всё это вспоминать. Из-за меня у тебя не будет проблем. В этом можешь быть уверен на сто процентов.

Проходящие по двору мужики вдруг свернули и подошли к нашей лавочке. Двое направили на меня пушки, а третий схватил за шею Кирилла и согнул буквой «Г».

— Он? — спросил один, показывая в меня дулом.

— Он, — ответил ему второй.

— Этого тоже забирайте, — показал первый на Кирилла, а затем повернулся ко мне. — Вставай, поедешь с нами!