— Вое-е-евода-а! Вое-вода! Ты жи-и-и-вой? — слышал я, будто в замедленном произведении слова.
Я не отвечал, пробовал пошевелиться. Живой! Куда же я денусь! Но полежать на земельке еще чуток не откажусь. Лежать в земле я против, а на ней — только за. Я бы и поспал.
Как же последние два дня тяжко дались! Причем, не только потому, что спал мало, при том, что проявлял большую активность, а поесть, порой, просто забывал, перебиваясь рассасыванием твердого творога или разжёвыванием, словно жевательную резинку, соленого мяса. Моя усталость была вызвана и моральными терзаниями.
Сутки понадобились для того, чтобы определить предателя, как оказалось, в самом близком моем круге, ближе была бы только жена. И, почему люди предают? Ну, ладно, был бы я тираном, который пользует жену и дочь потенциального предателя, а его самого приказываю выпороть. Забрал ли у кого землю и последние портки? Так ничего подобного не было и близко.
Редко бывает у меня, когда в собственной казне болеетысячи гривен, это при том, что земли Братства зарабатывают много, а с учетом добычи с войн, так еще в разы больше. И я делюсь. Теперь достигли уровня, когда есть одна корова на две семьи, стремимся каждому крестьянину и свиней, и корову, и коня с телегой. Работай, живи сытно. Не обижаю.
Если говорить о ратниках, так чего только здесь стоит то, что они получают на счет Братства вооружение и лучшие, может, во всей нынешней Европе брони. При том, что семьи ратников вне зависимости от того, что сами зарабатывают, получают фиксированный месячный паек. Который, кстати, нередко продают за ненадобностью, но я закрываю на это глаза.
— Почему? — с хрипом спрашивал я.
— Очнулся! — выкрикнул один из бойцов Стояна, а Ефрем, будто ледокол, раскидывая всех столпившихся вокруг меня людей, оказался раньше шустрее остальных командиров.
— Прости, воевода. Не должно было быть так. Больше оказалось татей, чем раньше думали. А еще… предатель этот, сволота, не дал людям Стояна, что были с тобой, когда все началось, обступить и принять удар на себя. Встал супротив них с мечом. А ты сам научил его добре биться, — оправдывался и одновременно рассказывал упущенные мной моменты, Ефрем.
— Где Веснян? Жив? — спросил я.
— Жив… лучше бы и помер. Заколол одного нашего брата, когда ты уже лежал. К тебе, гад такой, бежал, чтобы добить, наверное, — продолжал информировать меня Ефрем.
И кому верить? Я же пригрел гада, что называется, на груди. Казалось, что все делал для него, готовил к тому, чтобы объявить тысяцким и важным человеком в Братстве. Кто-кто, предатель, но Веснян? Не верил до последнего. Это же просто глупо предавать того, кто тебе дает невозможное. Я, к примеру, не вижу никаких возможностей для этого предателя самостоятельно стать боярином и обзавестись своей землей. У меня же взять землю очень даже возможно.
Да и мы же с ним рядом, плечо к плечу, сражались! Так что я долго не мог поверить, что предатель Веснян, когда люди Стояна даже проследили за сотником. Мало того, когда Веснян предлагал мне отправиться смотреть брод, который на самом деле уже давно был обнаружен и признан только частично пригодным для переправы, я вольно и невольно намекал ему этого не делать. Я же спрашивал: «Ты все же уверен? Может, не надо?». Здесь и догадаться о моей осведомленности можно, но Веснян… Да, не знаю, ни его мотивов, ни, тем более, мыслей.
— Оно того стоило? — спросил Стоян, пробравшийся ко мне сквозь столпившихся воинов Братства.
— Стоило, — отвечал я, приподнимаясь с упором на руки. — Как еще доказать, что я не выдумываю, что на меня новгородцы объявили охоту, попреки воле великого князя.
Я стал приподниматься. Меня сразу же подхватили войны и я, облокотившись на одного из них, все же смог устоять на ногах. Теперь мне получилось осмотреться вокруг.
Вновь всплыли воспоминания тех самых боёв у Холма, где от трупов приходилось очищать пространство дабы можно было продолжать в бой, иначе все было устлано телами. И сейчас похожая картина: кровь, примятая трава, много стрел, мечей, разорванные кольчуги. И ладно бы, если бы это были булгары, они всё-таки не всегда похожи внешне на славян. Но я видел тела русичей, наблюдал за стонущими от ранений славянами, которых уже связали. Сейчас здесь на булгарской земле русичи воевали с русичами, конечно же, меня это коробило и злило. До коле это будет продолжаться?
Однако, не бывает нации, которая всегда светлая, всегда добрая, отзывчивая, гуманная, вся такая с набором лучших качеств. Нация — это сборище людей, объединённых по ряду признаков, но при этом, это всё-таки отдельные люди, те люди, которые имеют собственное понимание жизни, собственное увлечение.И, порой, эти увлечения могут быть весьма и весьма кровавыми. И нет народов, где бы не рождалось хитрецов, интриганов. На Руси наибольшая концентрация таких вот хитруганов в Новгороде.
И вот в интригу, по ходу, я и попал. Во время переходов мы уделяли большое внимание разведке, как бы и не избыточное. Хотя в этом деле переборщить сложно. Но почти шесть сотен воинов собирали разведданные, как в глубине, так и по всем сторонам от войска.
Поэтому узнать, о том, что где-то рядом с нами находится немалый отряд непонятных людей, явно настроенных недружелюбно, так как вооружены были они до зубов, оказалось не сложно. Сложнее было не обнаружить себя, то, что мы знаем о таинственных гостях. Но войны Стояна были на то и профессионалами, чтобы понять, увидеть, распознать, доложить. Когда ко мне пришёл Стоян и сказал, что где-то рядом снует русский отряд численностью более ста человек, я подумал, что это люди от великого князя.
Ну, логично же было бы, чтобы Изяслав Мстиславович всё-таки прислал своих соглядатаев, чтобы те смотрели, что же мы делаем. Нет, официальный представитель от великого князя был, он и советы давал и, в принципе, участвовал вполне деятельно в походе. Не мешал, но все фиксировал. Однажды я выделил ему людей, чтобы они доставили Изяславу доклад.
Однако, я не исключал того, что будут и некие тайные разведчики, которые станут смотреть, например, сколько Братство угнало людей, сколько Братство взяло добычи и всё такое. Особо скрывать свою добычу, которую еще следует захватить, конечно же, я не собирался. Однако, князю сей факт мог быть неочевиден. Но скоро стало абсолютно ясно, что люди эти не следят за передвижением моего войска, они следят за мной. Возле них были установлены сразу два тайных дозора, отслеживающие любые передвижения тайного отряда.
В итоге, когда один из моих ближних людей под покровом ночи вышел из лагеря, то это уже ожидалось и его стали вести. Веснян не был столь проворным и столь мудрым в тайных делах воином, поэтому он в итоге попался. Он встречался с одним из представителей славного города Великого Новгорода. Уж кто-кто, а Веснян должен был ненавидеть новгородцев. Но, как стало очевидным для всех посвященных, кроме меня, я же надеялся на честность своего адъютанта почти что до конца.
Но мы, безусловно, были готовы к тому, что может произойти дальше.
Да, меня уговаривали, чтобы я не лез в это дело. Обещали, что возьмут отряд новгородцев сами и чуть ли невредимыми, дабы я мог сам их пытать. И это было не такой уж сложной и нерешаемой задачей для большого войска, коим я располагал. Обложить их всюду и взять, да хоть бы и ранеными, хоть бы и живыми или мёртвыми, но это не проблема. Сложности заключались в том, чтобы после нужно доказать причастность того же самого Новгорода к подготовке покушения. Ведь ясно, что новгородцы моментально открестятся от того, что это были их люди, никаких весомых доказательств нет, ничего не произошло. Поэтому я и предположил, что нужно брать разбойников с поличным сразу за горло. И мой уже бывший соратник и почти друг должен был выжить. Уверен, что Весняна собирались убрать, зачем такое свидетель.
— Приведите его ко мне, — потребовал я и сморщился от боли.
Безусловно, последствия от того, что в меня попало, Бог знает, сколько всякого металла были. Благо, защищающий меня металл сдержал все атаки.Удивительно было то, что в двух местах всё же пробитпанцирь, однако, я был столь нагружен доспехами, что даже первый пробитый слой не давал возможности противнику надеяться на моё поражение. Мало того, чтобыла стёганка под панцирем, так ещё и под стёганкой была что-то похожее на кирасу, опытный образец, созданный штамповкой. Хотя синяков будет у меня много.Наделил же меня Господь телом, которое остро реагируетна любое нажатие на кожу, сразу же появляются синяки.Ну, пока миловаться с женой буду всё должно сойти.Если только не заработаю новые.
Допрос оставшихся в живых новгородцев был более, чем жестким. Любой, кто просто посмотрел криво, начинал умирать. Почему начинал? Так легкой смерти им никто не обещал. Кому подрезали вену, а после втыкали нож в колено, в лицо, или ломали почти все кости, после резали грудь, иных избивали до кровавых пузырей, а после давали чуть времени, чтобы они осознали неизбежность смерти и в полной мере прочувствовали все болевые ощущения. Да, жестоко. Пусть даже пойдут слухи о том проявлении звериного, что случилось здесь. Но другим неповадно будет.
Уже через сорок минут было отобрано десять существ. Именно так, потому что людьми это кровавое мясо я бы не назвал. Эти пели бы, как соловьи, если могли бы сделать это разбитыми губами и сломанными челюстями. Но разобрать слова можно. А у меня есть в лагере тот, кто все эти байки ходячих мертвецов должен был послушать.
Через два часа десять новгородских разбойников и Веснян были представлены представителю великого князя в моем войске. В принципе, они и живы были лишь потому, что мне нужен свидетель, желательно такой, чтобы меньше ассоциировался со мной. И представитель Изяслава более чем подходит. Пусть пишет свой доклад, я даже дам пятерку бойцов, чтобы те с ветерком донесли вести до хозяина Руси. Пусть бы уже завершал генеральную уборку в своей державе. Нет? Не хочется ассоциировать себя с пылесосом, но, видимо я именно такие функции и могу осуществить, очистить квартиру от пыли
А как только при скоплении народа ивеликокняжеского соглядатая новгородцы рассказали о своем плане отмщения мне, я лично лишил каждого из них жизни. Незамысловато — перерезал горло в порядке очереди.
— Семью Весняна я не трону, его сына помогу воспитать. Но, в следующий раз любой предавший должен знать, что я стану казнить не только его, но и род вырежу, — сказал я, пнул ногой корчащегося в предсмертных судорогах Весняна, выбросил нож и пошел прочь.
Теперь я полностью уверился, что мне предстоит бодаться с некоторыми новгородцами, имена которых мне поведали убийцы. Что ж… были у меня враги, и нет их. Теперь появились новые, так что-либо я их, либо онименя. Лучше, конечно, чтобы я.
Невыносимо хотелось напиться, так, чтобы мордой в салат. Однако, то ли потому, что у меня не морда, а лицо, то ли по причине отсутствия каких-нибудь салатов, но реализовать желание не удалось. Пришли сведения, что нас увидели. На другом берегу Камы был замечен отряд каких-то степняков, в которых некоторые «знатоки» определили представителей племени буртасов. Достать этих, явно разведчиков, не представлялось возможным. Следовательно, нужно действовать с соображением, что о нас знают все, или почти все.
Еще до рассвета началась операция по форсированию Камы. Сложная задача стояла и важно осуществить ее до того момента, пока на другом берегу не появился сколь-нибудь внушительный отряд врага, способный скидывать в реку мелкие группы воинов Братства, переправляющихся в сторону столицы Волжской Булгарии, города Биляра.
— Мы должны выйти и под прикрытием самострельщиков и лучников на стене, ударить по врагу. У нас есть большое преимущество, боярыня, двадцать пороков, которые стоят вдоль стены. Ударим камнями, — Гарун припечатал кулаком в ладонь.
Мария держала на руках сына. Александр Владиславович будто чувствовал тревогу, в том числе и от матери, потому расплакался. Но сейчас ребенок, словно понял, что не время для плача, матери и так нелегко принимать решения, молчал. Мария отдала ребенка на руки одной из мамок, развернулась и отошла в угол приемной палаты в тереме, где и происходил разговор.
Она не хотела, чтобы кто-либо видел ее сомнения. Женщина думала, капли пота проступали на ее лбу, а лицо покрылось полосками капилляров, готовых вот-вот лопнуть. Она прекрасно осознавала всю ответственностьза любое решение, от которого зависят жизни людей. А еще давило на Марию то, что городок, так бурно развивающийся и ставший для нее родным, своим, если еще немного промедлить, будет разрушен. Не так и легко выстроить заново все дома, лес остался, почитай, только в четырех верстах от городка.
Но для Марии-Тесы не это все является главным. Она переживала за то, какая реакция на ее действия или бездействие будет у мужа. Отчитает ли он ее, похвалитли? Себе-то сложно врать — именно это женщинузаботило более остального.
— Сперва сосчитай, сколько людей есть из тех, кто возьмет в руки оружие и сможет его применить. После жду тебя с предложением к действиям. И, если сочту нужным, то дам свое добро, — сказала Мария.
— Боярыня, нынче же умирают люди на улицах ремесленного посада. Видно со стены, что есть там защитники, они погибают прямо сейчас, — Гарун пытался надавить на жену воеводы. — Мы отправили вестовых в иные села и городки, даже в Суздаль. Скоро будет помощь, боярыня, а в это время мы сможем сдерживать врага.
— Я тебе сказала свое слово! — жестко, без права на возражение, выкрикнула Мария.
— Да, боярыня, — сказал сотник, поклонился и пошел исполнять приказ.
Имела ли право Мария приказывать? И да, и нет. По сути, ее статус — это быть женой воеводы, ну, и оставаться при этом сестрой половецского хана Аепы. А вот за безопасность отвечал именно Гарун, он же тренировал пополнение, проводил учения. Но воевода в Братстве стал князем, не по названию титула, по его сути. Так что условно «княжна» всяко больше имела прав на решение, чем кто-либо иной.
Уже через полчаса Гарун вновь прибыл к Марии. Уже во всю пылал окольный город, до детинца доносились крики женщин и мольбы о помощи мужчин. Это все давило не меньше, чем крики людей внутри детинца. Одни внутри стен просили не открывать ворота ни при каких обстоятельствах, чтобы враг не ворвался. Иные все же сохраняли в себе человечность и, наоборот, взывали именно к Марии, чтобы она открыла детинец и чтобы их мужья и сыновья имели возможность помочь тем, кто еще живой, но не успел укрыться за стенами детинца.
Мария видела ситуацию, она выходила во двор и пробовала разговаривать с людьми. Лишь пробовала, так как пройти куда-то не представлялось возможным. Детинец явно уже не соответствовал тому количеству горожан, что проживали в Воеводино. Пости пяти сотен человек более или менее вольготно внутри периметра стен с большим трудом расположатся. А сейчас две с половиной тысячи человек пытаются спастись в крепости. И это, не считая сотни ратников конной стражи. Была и охрана.
Под охраной Мария подразумевала только опытных воинов, она не считала, что те новики, что только влились в Братство послушниками, буквально месяц назад, способны воевать. Таковых было еще три сотни, большинство из которых учили даже не конному или пешему бою, это были те, кто обслуживал пороки и те, кого учили обслуживать…
— А сколько у нас готовых и отлитых пушек? — спросила Мария.
— Две и еще две на испытании, скорее, на переделке, так как там нашли трещины, — отвечал Гарун. — У тебя есть предложения?
Сотник спросил, а сам внутренне поморщился. Как же это так, спрашивать у бабы о военных уловках? Пусть даже баба эта — жена воеводы, но от этого не перестает оставаться бабой. Одно дело — принять общее решение, иное — лезть в мужские дела. Однако, воин не подал виду своего недовольства и быстро выровнял начавшее кривиться лицо.
— Поставьте пушки впереди людей, зарядите дробом! — приказала Мария.
— Но?.. — опешил и от сути приказа, и от той решимости, с которой он был произнесен, Гарун.
Гарун не любил новое оружие. Он был из тех, кто не забывает, даже, если командиры не напоминают, молиться Богу дважды в день, исполнять все обряды, поститься, порой, занимался и самобичеванием, когда млел от лицезрения жены своего соседа. И вот эти бронзовые звери, извергающие огонь? Нет, это было непонятно, страшно для Гаруна, чем-то от Лукавого. А еще… серой пахнет, как в аду. Хотя, информации, как именно устроен ад и не было. Но даже при таком отношении он не мог и не хотел спорить с боярыней, которой сам же и делегировал право принятия решений.
Понадобилось еще время, чтобы подготовиться к выходу. Уже было видно, что два небольших обоза эрзя направились из города, а их краденные телеги с натугой везли награбленное. Можно и дождаться, когда выйдет больше разбойников, но тот факт, что имущество начали вывозить, подстегнул горожан действовать быстрее.
— Выход! — закричал Гарун.
— Бей! — кричали на стенах.
Огромное количество камней устремилось на воинов двух больших отрядов врага, которые держали под контролем двое ворот, ведущих в детинец. Не ожидавшие такого эрзя не просто растерялись, они начали в панике метаться.
— Бей! — закричали на стене вновь.
Теперь уже стрелы полетели во врага. Лучников было всего три десятка, да и били они, скорее, на дальность, чем на точность. Между тем, и эти «небесные подарки» пришлись не по вкусу разбойникам.
Между тем, из ворот стали выходить воины. Да, именно воины. Ведь, если мужчина, бывший вчера ремесленником, торговцем, крестьянином, сегодня взял в руки оружие и готов с ним в руках защищать себя, свою семью, свою землю, то он, несомненно, воин. В лучшем значении этого слова.
Первой вышла сотня Гаруна с ним во главе, правда, сотник не был на коне. Ему еще командовать пехотой, которую и составляли, взявшие в руки оружие, горожане. И не было здесь того, кто не знал, с какой стороны брать копье. Только сейчас стало понятно, зачем все эти учения и тренировки.
— Гаврила, хватит пихаться локтями, дубина ты сталеросовая, Лавр, держи копье ровно, — командовал сотник Горун, оббегая выстраивающихся воинов.
В иной раз он бы и поклон отбил уважаемым ремесленникам и купцам, сейчас же не было времени на уважение.
Выкатили две пушки и спешно их зарядили, орудия поставили аж в ста метрах вперед. Мало того, нашлись советчики у сотника, которые предложили выставить еще и три агрегата с «греческим огнем».
— Шаг! — командовал Горун и его приказы сразу же дублировались, причем, достаточно хаотично и многократно. — Ровнее же, остолопы!
Сотник сокрушался. Нет, это даже не новики, это… стадо. Правда, Горун был не совсем прав. Да, идеального строя не было, но он полностью и не разваливался.
Противник накапливал силы. Уже не менее пятисот воинов изготовились противостоять горожанам. Но приказа на то, чтобы начать обстрел воинам эрзя не поступало. Они сейчас и вовсе были без единого командования. Убит вождь, вместе с ним и старший воин. Подвиг двух мужей, Аведа и Мирослава, сыграл свою роль, это именно они сделали победу возможной. Теперь каждый род был сам за себя, и никто не хотел выходить против воинов городов Воеводино, когда есть возможность убежать с награбленным прочь.
— Шаг! — прозвучала новая команда и линия еще больше удалилась от стен детинца.
Полетели камни, новики, что обучались работать с пороками, успели перезарядиться и чуть больше натянули канаты, чтобы снаряды летели дальше. Две катапульты перевернулись и рухнули со стены. Неопытные расчеты перегрузили ковши камнями, и они перевесили.
— Алла! — закричали воины эрзя и устремились вперед.
Они будто и не замечали, что перед ними стоит невиданное ранее оружие.
— Ба-ба-бах, — прозвучали выстрелы, и множество камешков, а также некоторое количество железных шариков устремились в конных разбойников.
Следом заработали огнеметы, которым нужно было приблизиться еще шагов на сто, чтобы достать ближайшего врага. Но кони… Животные испугались взрыва и огня впереди. Эрзя, пришедшие грабить, остолбенели от страха перед раскатистым громом и, опять же, огнем.
— Конным вперед! — Гарун увидел возможность и понял, что сейчас можно ударить имеющейся у негоконницей.
Раненых эрзя братья не трогали, они устремили свои пики в тех, кто еще оставался верхом и мог быстро прийти в себя и начать сопротивляться. Не было русича-воина, который не поразил бы хоть одного противника. И грабители побежали.
— Делиться на отряды и вперед! — воодушевленный первыми успехами, скомандовал Гарун.
Строй пешцев распался, и ремесленники, управляющие, купцы — все разбились по кучкам и устремились вперед. Рано, сильно рано Гарун решил, что теперь можно гнать врага. Он ошибся.
Весь город стал ареной мелких, но от этого не менее кровопролитных битв. За своими мужчинами хаотично побежали и бабы. Они взяли в открытых складах арбалеты и устремились в бойню. Эту вакханалию и сумасшествие уже было не остановить. Мужики отправились биться за свое имущество, будущее, а бабы бежали биться за своих мужиков.
— Боже праведный! — сказала Мария, осознав, что сейчас происходит.
Женщина заплакала.
— Боярыня! Ангелы, ангелы скачут! — кричала одна из служанок жены воеводы.
— Где? — спросила Мария ей указали рукой направление, женщина побежала по крепостной стене на северную сторону.
Пыль стояла столбом. Казалось, что на помощь идут не всего-то меньше пяти сотен новиков с инструкторами под командованием тысяцкого Лиса, а что вернулось все войско Братства.
— Труби в рог! — кричала Мария, обращаясь к ближайшему воину на стене.
У того рога не было, но молодой парень быстро сообразил, где он может быть и побежал к южным воротам. Скоро прозвучал рог. Так, по задумке Марии, она сообщила, что город держится.
Эрзя. Те, кто увидел надвигающихся ангелов, поспешили прочь, часть иных разбойников еще раньше вышла из города с награбленным. Остальные налетчики были обречены. Но какую цену заплатил город? Еще нужно считать, но точно, что большую.
От автора:
Он попал в самого ненавидимого человека в истории России. 1985 год, многие считают, что СССР в этот момент спасти уже нельзя. Но он попробует.
Новая АИ от Funt izuma https://author.today/work/388498