Гридень 7. Завоеватель

Глава 18

«И всё-таки они больше норманы, чем европейцы» — подумал специальный представитель Венеции в Сицилийском королевстве Доменико Морозини.

Это был один из влиятельнейших людей венецианской республики, весьма вероятно, будущий дож Венеции. Морозини уже как две недели пребывал в Сицилии в гостях у короля Роджера II Сицилийского. Успел испытать все гостеприимство этого одиозного правителя.

Причиной почему Морозини направлен на Сицилию были весьма серьезными и должными повлиять на Венецию кардинально. Тут или предстоит республике еще больше возвеличиться, или потерять все. И венецианские элиты решили не ждать медленного угасания и постепенного уменьшение торговли, а рискнуть.

Венеция не забыла всё то, что случилось в Константинополе и, если оставить убийство тысяч венецианцев и разграбление Венецианского квартала без ответа, то Республика потеряет своё лицо. Где и кому тогда Венеция может диктовать свои правила и условия торговли и сосуществования, если нет возможности постоять за собственных людей и свои интересы?

Венецианский дож граф Пьетро Полани переступил через свои амбиции, гордыню и самолюбие, и прислал Роджеру Второму Сицилийскому извинения за все те причинённые ранее неудобства и призвал его к сотрудничеству и углублению торговых отношений.

Венеция жаждала ударить по Византии, но понимала, что сделать это в одиночку никак невозможно. Вместе с тем, лишь только Роджер Второй Сицилийский имел возможность существенно помочь Венеции в реализации планов её мести.

Венецианцы уже действовали, при этом поступали нелинейно, хитро, максимально усыпляя бдительность императора ромеев и его приближенных мужей. С одной стороны, островитяне послали свою делегацию в Константинополь для урегулирования возникших споров. Это посольство призвано затягивать переговоры и убраться из города в момент подхода венецианского войска и их союзников.

С другой стороны венецианцы занимались тем, что создавали коалицию против Византии, усиление которой было не выгодно никому в Европе. Все понимали, что при сильном византийском флоте, ромеи имеют возможность перехватить первенство на Святой земле. И этот поход в Египет… Европейцы понимали, что именно может произойти, если Византии удастся захватить Египет. Учитывая то, что византийское влияние на христианство в Египте все еще имело место быть… Нет, нельзя допускать усиление Восточной Римской империи.

Французский король Людовик Седьмой, вернувшись во Францию, так же был готов некоторым образом участвовать в атаке на Византию. Однако, он собирался это сделать тайным образом, лишь только побуждая своих феодалов участвовать в венецианском проекте захвата Константинополя.

Будучи весьма набожным, но вместе с тем и честолюбивым, Людовик сильно переживал, что в деле крестоносного движения Византия начинает перехватывать пальму первенства. Кроме того, обманутый муж, также считал, что имеет право на месть. Его жена, Элеонора Аквитанская, успела неоднократно наставить рога французскому королю, в том числе и с неким другом византийского императора, воеводой Владиславом.

Не только французы откликнулись на призыв Венеции прислать своих воинов. Бургунды, озаботившись резким усилением Генуэзской Республики, также решили, что взятие Константинополя может разрешить их внутренние проблемы и ослабить Геную. Возвращавшиеся из Святой Земли крестоносные рыцари, не добившись в Палестине значительных успехов и не получив серьёзных выгод, польстились на деньги Венеции и также были готовы присоединиться к атаке на Византию.

Так что в целом складывалась вполне себе серьёзная коалиция государств, направленная на ослабление Византии. Однако ни французы, ни бургунды, никто иной не собирались в открытую противостоять Константинополю. Они считали, что Византия нынче достаточно сильное государство и ссориться с ним напрямую не следует. Еще придется через византийские земли идти на Святую землю. Если не пропустит император, так и крестоносцы не смогут прийти на помощь в нужный момент Иерусалимскому королевству.

А вот сделать так, чтобы развязать руки феодалам, чтобы они имели возможность поучаствовать в разграблении самого богатого города Европы, некоторые европейцы вполне готовы. Кроме того, это же позволит самому королю усилить свои позиции и сделать очередной шаг на пусти к централизации власти.

Особняком стояли германцы, чей король всё ещё находился на Святой земле и зализывал там раны после поражения под Дамаском. Не имея рядом сюзерена, некоторые феодалы из Германии также поспешили узнать условия у Венеции, что те предлагают за участие некоторых германских феодалов в атаке на Константинополь. Большая же часть немецких рыцарей сейчас была задействована в осаде Любека и в иных действиях против вендов.

— Что, венецианец, не нравятся тебе наши обычаи? — спросил изрядно захмелевший Роджер Второй Сицилийский.

— Я многое в своей жизни уже повидал и можешь поверить мне, король, что причуды и нравы арабов или каких-либо племён на севере Африки, ещё более необычные, чем твоего окружения, — сказал Доминико Мурузини, при этом стараясь казаться приветливым и улыбчивым.

— А мне незачем перед тобой красоваться. Не я к тебе пришёл, а ты ко мне. Ещё год назад венецианские корабли при виде моих кораблей начинали их атаковать, а когда вас побили в Константинополе, ты прибежал именно ко мне просить защиты, — усмехнулся Роджер, беря очередной кубок с пивом и залпом его осушая.

— Враг моего врага — мой друг, — изрёк мудрость венецианский посол.

— Пусть так. Я свои планы не скрываю. Это вы постоянно что-то хитрите. Я если сказал, что буду воевать с Мануилом, то последовательно это и делаю. Но ты скажи, а сколько у Венеции воинов? Вот, что меня больше всего интересует, — говорил Роджер. — Не хотите ли вы кровью моих воинов проложить себе дорогу?

— Когда я покидал благословенную Венецию, там уже скопилось тринадцать тысяч воинов, — отвечал Морозини.

Разговор вынуждено прервался, так как началась какая-то потасовка на пиру у сицилийского короля. Король Роджер привстал с трона и с большим интересом стал смотреть на то, как два его феодала дерутся между собой. Это было вполне нормально на любой пирушке, вот только, если один норманн убьёт другого, то последствия будут самые жесточайшие. Драться можно, убивать нельзя! Именно такое правило существовало при дворе сицилийского короля.

Ну, вот, потасовка закончилась, Роджер вновь сел на свой стул, самостоятельно налил в этот раз уже вина. Пиво на Сицилии казалось более экзотическим напитком, чем вино и больше данью традиций дедов, которые захватили остров и юг Апеннинского полуострова.

— Я даже не знаю, что тебе ответить, венецианский посол, — задумчиво начал говорить король. — Тринадцать тысяч воинов — это не мало, но этого абсолютно не хватит, чтобы захватить Константинополь, даже с учётом того, что большая часть византийского войска отбыла в поход. Мало того, я ведь уже давно подсчитал количество кораблей Венеции. У вас не хватит флота, чтобы перевести даже десять тысяч воинов.

Доминико Морозини не стал озвучивать цифры венецианского флота и убеждать короля в ошибочности его подсчетов. На самом деле, в последний год Венеция сильно нарастила темпы строительства кораблей. И на данный момент Республика могла перевести до двадцати пяти тысяч воинов. Да, чуть меньше половины кораблей задействованы в переброске православных крестоносцев в Египет, но, во-первых, эти суда вернутся, а, во-вторых, такого большого количества кораблей и не должно потребоваться в организации атаки на Константинополь.

— Кораблями нам помогают французский король и бургундцы. Так что ты можешь не беспокоиться о том, что тринадцать тысяч своих воинов мы перевезем, мы можем перекинуть и пятнадцать тысяч. Вопрос стоит в том, будешь ли ты участвовать в этом походе и иметь свою долю с разграбления Великого города? — поинтересовался венецианских посол и также полностью осушил свой кубок с вином.

— Император Мануил — мой личный враг, я хочу его уничтожить и уже давно живу жаждой мести. Меня не нужно побуждать к действиям великими сокровищами Константинополя, я прекрасно знаю, насколько могут быть богатыми византийские города. Я напомню тебе, что некоторые из этих городов я уже брал. Я согласен участвовать в атаке на Константинополь. Но я должен быть командующим! -сказал Роджер II и кулаком ударил по столу.

Доминико Морозини удалось сдержаться и не явить королю свою искреннюю радостную улыбку. На самом деле, именно Роджеру и планировалось поручить главенство во время атаки на Константинополь. Казалось, что далеко не глупый сицилийский король попался в некоторую ловушку Венеции. Ведь, в случае чего, большая нагрузка и большая ответственность за всё случившееся ложится именно на сицилийского короля. На него же можно, если что после и всех собак повесить.

— Твоё главенство зависит от того, сколь много ты выставишь своих воинов и сколь много дашь своих кораблей, — сказал венецианский посол.

— Если Венеция дает тринадцать тысяч, столько же выставлю и я. А ещё я все свои войска сам и перевезу на кораблях, — горделиво отвечал Роджер Второй Сицилийский.

— Тогда твоё знамя будет первым, которое водрузится на Стене Феодосия в Константинополе, — сказал Морозини.

— Осталось определить то время, которое будет наиболее удачным для атаки на город императора Мануила. А пока веселись, гуляй, посмотри, как могут искренне радоваться жизни норманны, — сказал Роджер и осушил очередной кубок.

* * *

Новгородская делегация, возглавляемая купцом, и ставшим уже дипломатом и представителем Новгородской республики Станигостом, прибыла в город Або, что находился на землях чухонцев суоми и принадлежал шведам. Еще не так давно Новгород думал о том, чтобы покорить эти земли, но теперь городу нужно заботиться о своем существовании, а не о захвате новых земель.

Переход в шведские владения — это, отнюдь, не какое-то путешествие для развлечения, это решалась судьба Новгорода Великого. Только после того, как произошли события в Новгороде и был убит Мстислав Ростиславович, наместник великого князя, ко многим пришло осознание случившегося. Нынче новгородцы, по сути, объявляли войну великому князю киевскому.

После бунта, в ходе которого был не только убит посадник Мстислав, а также и все киевляне, пришло понимание, что у Новгорода нет будущего в составе Руси. И даже вопрос веры стал не первостепенным, лишь бы только не лишиться жизни.

То, что подобное событие великий князь Изяслав без своего внимания точно не оставит — это не вызывало сомнений. И лишь вопрос времени, пока не придёт карательная экспедиция. Не оставалось никаких сомнений, что Киев будет готовиться к войне. Но и не все было столь мрачным для Новгорода. Киевские войска сейчас зачищали территорию бывшего Тмутараканского княжества. Братство, которое могло бы прислать свои войска, также занято кто где. Так что есть время, которое новгородцы решили использовать с пользой для дела.

Когда произошел бунт в Новгороде, из Старой Русы, Ладоги, Торжка прибыли княжеские сотни, они объединились в большой отряд и попробовали сходу войти в Новгород. Кто первый пустил тетиву в великокняжеских ратников, узнать не удалось, Да, впрочем, это и не надо было выяснять, поскольку новгородские элиты, напуганные произошедшим, не могли отступать и идти на поклон к великому князю, так как было ясно то, что и убийство Мстислава Ростиславовича, и жестокая расправа над всеми людьми, которые пожелали оставаться верными киевскому князю, — всё это забыть невозможно. Если простых новгородцев Изяслав Киевский и мог простить, то элиту он обязательно зачистил бы. Умирать новгородским богатеям не хотелось.

Так что, отряд великокняжеских ратников, состоящий всего из четырех сотен воинов, словно попал в засаду. По сути, так и было. Воины великого князя вошли в Новгород, а в них полетели стрелы, камни, стихийно возникали баррикады. Казалось, что все новгородцы стали оказывать жесточайшее сопротивление. В ратников, верных клятве Изяслава, стреляли с крыш домов, из-за угла, их не выпускали из города. А, когда были сформированы отряды из новгородского ополчения, когда перегруппировались дружины архиепископа и те, кто ранее предал Мстислава Ростиславовича, участь великокняжеского отряда была предрешена.

Все равно находились те мудрые мужи Новгорода, кто до конца так и не осознавал последствия всего случившегося. Это ведь не просто некое недоразумение, разборка, которая могла бы закончиться хоть каким-то благоприятным образом. Это игра и, как сказали бы в будущем, ва-банк. А в отношении Новгорода все становилось еще сложнее, так как имело место подлое предательство и поругание веры. Весь Новгород целовал крест на том, что они будут оставаться верным Изяславу Мстиславовичу. И он им поверил. Так что, все ждали жестокой и быстрой расправы.

Станигост знал о том, что из Смоленска вышло войско, относительно небольшое, всего чуть более тысячи ратников-смолян. К ним навстречу для укрепления Торжка выдвинулись новгородские ополченцы, в большинстве сформированные из воинов. Новгородское вече, ставшее властью в республике, отправило во все городки Новгорода, в том числе и на земли чухонцев, призыв о прибытии в столицу Республики как можно больше ратных людей. Так что, на данном этапе есть, что противопоставить и смолянам, и псковичам.

Ждать того момента, когда русские войска объединятся в единое большое войско — всё равно, что ожидать в поруби, пока состоится казнь. Так что…

— Приветствую тебя, сильный и Великий король свеев Сверкер, — сказал Станигост.

Новгородский купец так низко поклонился, как не кланялся самому Великому князю киевскому Изяславу. Да и не кому в прошлом.

— Новгородец, я недоволен тем, что твой прежний князь, по сути, обманул меня. Он взял у меня отряды, пошёл решать свои вопросы на Русь, а в Швецию вернулось не более половины моих воинов, да ещё и без добычи. Ну, почти без неё, — будто бы нехотя, величественно восседая на тронном стуле в самом большом тереме в городе Або говорил шведский король.

Станигост не был согласен с такими формулировками. Ему достоверно было известно о том, что шведы увезли немало «добычи» себе в Швецию. Именно шведы были в первых рядах тех, кто разорял окрестности Ростова, кто грабил Владимир, Суздаль.

Если высказывать все эти претензии прямо здесь и сейчас, то ничего хорошего не получится. Новгород нынче в положении просящего, хотя вся Новгородская республика, как бы не вдвое больше территориально, чем Швеция. Но Новгороду никак не выстоять в предстоящем противостоянии. Да и не хотели новгородцы воевать, они хотели создать у киевского князя впечатление такой силы, чтобы сам Великий князь Киевский не осмелился подойти к стенам Торжка, не то, чтобы к Новгороду или и другим городам республики.

И даже для этого крайне мало было всего лишь заключить соглашение со Швецией, нужно было стать частью Швеции, республикой, которая бы пользовалась всеми военными преимуществами шведов, но оставалась при этом полностью независимой во внутренних своих делах.

И это не все. Новгородцы отправили в посольство и датчанам, предлагая им основать свои города на севере-западной окраине Новгородской республики, в землях эстов, которые Новгород считал своими, но несколько иначе думали эсты.

— Если я приму твой город в свои вассалы, то придется воевать с Русью? — спрашивал король Швеции Сверкер.

— Лучше это сделать сейчас, когда внимание русского великого князя устремлено на юг, чем, когда он решит посмотреть на север. Уже сейчас русские основали город Славград и берут дань с чухонских племен. Они сдружились с вендами, против которых идет Крестовый поход. Так что, много, о чем стоит подумать, — сказал Станигост.

— Не нужно мне говорить про то, о чем я и без тебя прекрасно знаю. Я вижу, что на юге моих владений зреет держава, остановить развитие которой уже сейчас сложно. И почему ты мне не говоришь о том, что твои соплеменники уже договариваются с данами? — с лукавым прищуром спрашивал король.

Станигост немного растерялся. Он не хотел говорить о контактах Новгорода с другими игроками в Балтийском море. Но, раз шведский король уже знает, то отпираться нет смысла.

— Разве не будет нам помощью, если еще и данские воины станут против Руси? — спросил новгородец.

— Если ты хочешь стать моим вассалом, что должен согласовывать со мной все эти подачки данам или еще кому, — с металлом в голосе сказал король Сверкер.

— Но пока ни я, ни мой город, тебе не вассалы, — спокойно ответил Станигост.

— Я приму новгородцев себе в вассалы, я пошлю свое войско. Но кормить его будете вы. Вопрос веры решенный, — король припечатал ладонью по столу.

— Все знатные люди готовы принять истинную христианскую веру, — нехотя сказал Станигост.

— Тогда вопрос решенный. Ешь, пей, можешь и какую прислужницу помять, мне не жалко. После будешь вспоминать, как тебя принимали у короля, — усмехнулся Сверкер.

Вопрос веры был самым острым. Призвать шведов были готовы все, даже простые новгородцы, а вот менять веру отказывались. Но элиты Новгорода знали, что без этого нельзя идти под руку шведского короля. Так что… Новгород становился католическо-православным городом, где элиты принимали власть Папы Римского, ну, а те, кого к власти новгородские олигархи не допускали, оставались православными.

* * *

— Василевс, ну, есть же в Иерусалиме патриарх, в Александрии, Антиохии. Отчего ты, после того, сколько уже сделала Русь во благо империи ромеев, отказываешь нам в этом? — спрашивал я у Мануила.

Император молчал.

Именно от него зависело то, чтобы на Руси появился патриархат. Нельзя было, по моему мнению, объявлять о Царстве Русском без того, чтобы иметь полную свободу в деле религии. Русь должна быть независимой. Мало того, но в Союзе двух держав, Византийской империи и Русского Царства, не должно быть подвластного государства. Уж, тем более, я не хотел допускать, чтобы Русь подчинилась Византии.

— Ты подкупил патриарха, воевода, он уже говорил мне, что не против предоставить русскому митрополиту Томас на патриаршество, — задумчиво говорил василевс.

— И ты не найдешь более верного и сильного союзника, чем Россия, — сказал я.

— Сербы начинают волноваться, венгерский король того и гляди пойдет войной. А он мой вассал. Я же все это вижу. Но все равно посылаю войска в Египет, делаю ведь то, что ты советовал. В чем именно мне поможет Русь? — спросил василевс.

— Херсонес принесли тебе, василевс, не спросив плату за это. Войско свое послали в Египет, флот свой использовали, –приводил я аргументы.

На самом деле, патриаршество на Руси — это вопрос уже почти решенный. Томас у меня есть, и я его самолично отвезу в Киев, чтобы, так сказать, заиметь хоть какие-нибудь преференции оттого, что я так сильно потратился.

В общей сложности, мною было потрачено больше четырех тысяч марок серебром, пусть и не деньгами, а товарами. Константинопольский патриарх получил и свечи, и бумагу, и даже зеркала. Я платил за Томас на патриаршество большими поставками. Но чего еще от меня хочет Мануил?

— Что нужно для того, чтобы ты, василевс, поставил свою подпись на разрешении? — устав ходить вокруг да около, спросил я.

— Сослужи мне службу, — оживился император. — Отправляйся к королю Гезе в Венгрию. Вернись от него с заверением мира и отказом поднимать сербов на восстание, и будет у Руси Томас на патриаршество.

«Так он у меня уже есть!» — хотел я выкрикнуть, но сдержался.

Теперь стало понятным, зачем меня вызвал к себе император. Не нравится быть тем, кого водят вокруг пальца, даже если это венценосный палец. Попросту получался шантаж в исполнении василевса. Мол, если я решу вопрос с венграми, значит, будет патриарх на Руси, обещанный еще год назад. Ну, а не решу… Да все равно будет, но позже.

— Я отправлюсь к королю Гезе, — сказал я.

В принципе, я, так или иначе, но в этот раз собирался возвращаться домой именно сухопутным путем. И я хотел переговорить с сербами Стефаном и Ладиславом, лидерами сербского движения за независимость. Лояльные мне сербы Лазаря ушли в Крестовый поход, но, как видно, иные решили использовать ситуацию и попробовать, опираясь на своего двоюродного брата, короля Венгрии Гезу II, создать Сербское королевство.

Да я и не против был бы, но позже, гораздо позже. Сейчас же сербский, как и венгерский сепаратизм сильно ударяют по православному Союзу. А еще к венграм у меня были некоторые фантомные претензии. В иной реальности, они как раз в это время, в конце сороковых готов двенадцатого века не раз шастали на Русь и разоряли русские земли, вплоть до Киева. Сейчас такого нет, но не факт, что не случится.

Я надеялся на то, что Венгрия больше завязнет в войнах с немецкими княжествами. Но, как видно, не сложилось. Вот и замаячила война из-за очередной Елены Троянской, в новой интерпретации — Елены Сербской, жены Гезы II.