Город заблудших

Глава 27

Оглушительный выстрел. Тело Саманты вздрагивает, когда пуля вылетает из темечка. Все выше носа разлетается вдребезги, как праздничная пиньята[38]. Фонтаны крови забрызгивают потолок.

Я мчусь к ней. Подхватываю, когда она падает. Сердце продолжает толчками качать кровь, еще не понимая, что его работа закончена.

Где-то на задворках сознания мечется мысль, что все это временно. Я знаю, с ней все будет в порядке, а это не более чем способ избежать дополнительных трудностей. Но все равно держу ее, трясу, кричу, как будто смогу заставить ее очнуться. Понимаю: она была права. Я бы не смог причинить ей боль. Не понимал я только одного — что она может причинить боль мне.

Позади раздается стон, возвращая меня к реальности. Охранник начинает шевелиться, пытается открыть глаза, но я не оставляю ему шансов прийти в себя окончательно. Бью его с ноги по башке, чтобы опять вырубить. Мне остается только надеяться, что он на самом деле такой профессионал, как считает Саманта. Ни к чему мне, чтобы вся полиция Санта-Моники бросилась на мои поиски.

Я слышу шаги копов на лестнице, вижу, как поднимается лифт.

Бегу к заднему окну, которое выходит на переулок внизу. Это ведь не такая плохая идея, верно? Может, все будет не так хреново, как мне кажется. Мне и раньше приходилось выскакивать из окон. Разве что не с восьмого этажа.

Копы выламывают дверь. Я перепрыгиваю через подоконник и целую секунду сожалею о том, что сделал, перед тем как рухнуть на крышу «вольво». Ноги крошатся. Рикошетом меня сбрасывает на асфальт, о который я обдираю лицо. Хрустят кости, рвется кожа. Заползаю за мусорный бак и жду несколько секунд, пока ноги не восстановятся настолько, чтобы я мог уковылять отсюда.

Бросаю последний взгляд на окна Саманты. Интересно, увижу ли я ее снова? И если да, то как это будет?

— Ты как? — Габриэла заглядывает в комнату, прислонившись к дверному косяку. У нее глаза, как с похмелья. Она сутулится, будто измучена неизлечимой болячкой.

— Я как? Дариус сказал, ты всю ночь будешь в отключке.

Она машет рукой, будто я чушь спорол:

— Да что он знает? Он всего лишь демон. А ты так и не ответил на вопрос.

Я успел принять душ, переоделся в какое-то шмотье, оставшееся от одного из ее вампиров.

Видимо, Габриэле меня жалко. Я курю вторую сигарету, а она даже не пыталась помешать мне прикурить.

— Да как-то… не знаю, чувствую себя идиотом.

Рассказываю ей о том, что случилось у Саманты. В нужных местах она издает сочувственные звуки. А что? Молодец. Если забыть о власти, которой она обладает, могу понять, почему люди к ней тянутся.

— Ты доверял ей, да? — спрашивает она.

— Нечасто такое случается. И вряд ли скоро повторится.

— Доверять не так уж страшно. Я тебе доверилась. И ты не подкачал.

— Да брось. В этой игре ты моя самая высокая карта. К тому же ты сама справилась на ура.

Габриэла переступает порог, садится радом со мной на кровать.

— Нет, без тебя бы не справилась. Ты дал мне якорь. Что-то такое, к чему надо вернуться. Остаться в мире мертвых — не самая веселая перспективка.

И это она говорит мужику без пульса.

— Не я тебя вернул.

Она застывает, хочет что-то сказать, но передумывает:

— Ага, наверное, ты прав. — Хлопает меня по ноге и встает. — Завязываем с этим эмовским дерьмом. Нам пора искать камень.

— У меня кончились идеи. Единственная моя зацепка сейчас пачкает кровью и мозгами служебный фургон морга. Честное слово, я благодарен за все, что ты делаешь, но камня нам не видать. Очень скоро Джаветти сделает то, что задумал, и все будет кончено. Я больше не буду доставлять тебе неприятности. Наверное, мне лучше найти какую-нибудь нору и дождаться финала там.

Я думал об этом с тех пор, как вернулся сюда. Серьезно, на кой париться? Джаветти использует камень, и я расслоюсь, как казенный сыр.

— Господи, ты как девчонка! — говорит Габриэла. — Подобрался так близко и теперь просто сложишь ручки?

— Ты знаешь, где Джаветти? Я лично уже задолбался его искать. Пусть делает, что хочет, мать его. Это одним махом решит все мои проблемы. В данный момент я всего лишь хочу, чтобы все это закончилось.

— Где он, я не знаю, но знаю того, кто может дать подсказку.

Понятия не имею, почему мы не подумали об этом раньше. Наверное, никто из нас просто не хотел платить.

— Начинаю думать, что пора нам пересмотреть условия сделки, — говорит Дариус, протирая тряпкой стойку.

До сих пор не знаю, есть ли здесь хоть что-то настоящее, но пойло идет отлично, а потому решаю, что в конце концов это неважно.

— Да ладно тебе, — отзывается Габриэла, — у нас договор.

— Который мы оба можем разорвать в любой момент, — пожимает огромными плечищами Дариус. — К тому же мне уже давненько кажется, что моя долька в нем маловата.

— Зачем мы только ввязываемся? — спрашиваю я. — Мы уже это проходили. Камень он найти не может. А если бы и мог, то не сказал бы нам, где он.

— Не стоит меня недооценивать, покойничек, — говорит демон. — Мне известно такое, что тебе и не снилось.

— Ага, я прям сразу все, черт тебя дери, понял. Ты знаешь, где камень, или нет?

Если верить Габриэле, после смерти Саманты заклинание, которое скрывало камень, должно испариться. Даже когда она вернется, все, что она сделала до смерти, исчезнет. Значит, сейчас Дариус, наверное, может определить, где находится камень.

— Конечно, знаю. Но это эксклюзивная информация. И мы тут не на пони спорим. Хочешь знать, где камень, — придется заплатить особую цену.

— Какую? — спрашивает Габриэла.

— Я хочу провести с тобой ночь, сладенькая моя, — отвечает он, ласково треплет ее по щеке и лыбится во все тридцать два.

И без того посеревшая Габриэла бледнеет еще больше.

— А что с остальным? — спрашивает она. — Если ты хочешь пересмотреть условия сделки, то новая цена, которую ты просишь, будет касаться и всего остального?

Пару секунд Дариус размышляет.

— Нет. Для остального условия те же.

— Не хочу вмешиваться в намечающийся роман, — говорю я, — но у нас все та же проблема. Сможешь ты точно ответить или нет?

— А то ты в прошлый раз не понял. Но теперь все будет легче легкого. — Он поднимает вверх три пальца в скаутском салюте. — Честное скаутское.

Похоже, Габриэла всерьез раздумывает над предложением.

— Идет, — наконец говорит она и протягивает руку. — Когда я спрошу, где камень, а ты мне ответишь, получишь меня на одну ночь. Никаких грубостей. Ничего болезненного. На остальные вопросы цена остается прежней.

— Минуточку! — вписываюсь я. — Я не согласен.

Габриэла поднимает другую руку, чтобы меня заткнуть.

— Не тебе решать, — говорит Дариус. Клянусь, он уже пускает слюни.

— Так как? Заключаем сделку?

Ладонь Габриэлы исчезает в пятерне Дариуса. Он так пожимает ей руку, будто выкачивает воду из колодца. Раздается какой-то звук, которого на самом деле я не слышу. Похоже на щелчок, но это только для сравнения. Таких звуков не существует в природе.

— Не переживай, — подмигивает мне демон, — я буду нежным. А теперь спрашивайте.

— Где Джаветти будет проводить свой ритуал? — спрашивает Габриэла.

— Ах ты сучка! — недоуменно моргая, говорит Дариус. Его голос пропитан восхищением.

— Так-так, что сейчас произошло? — интересуюсь я.

— Я не говорила, что хочу знать, где камень, — объясняет Габриэла, — и не собиралась об этом спрашивать. А он должен выполнять правила. Теперь вываливай. Где Джаветти?

Дариус разражается хохотом, от которого трясется вся комната.

— Видишь? — говорит он мне. — Вот почему она мне нравится. Напоминает о девушке из Персии, с которой я когда-то был знаком. — Он откашливается, хрустит шеей, закатывает глаза. Целое, мать его, шоу. — Он на автосвалке, — говорит наконец Дариус вкрадчивым, как у ярмарочной гадалки, голосом.

— На автосвалке? — переспрашивает Габриэла. — На какой еще автосвалке?

— «База металлолома Маккея», — отвечаю я. Господи Иисусе. А Саманта справилась на ура. Практически вручила Джаветти камень с книгой, да еще и местечко обеспечила, где он сможет подвести себя под монастырь. — Это недалеко. У реки. — По-быстрому рассказываю Габриэле, как узнал о свалке.

— Ясно, — говорит она. — Тогда двинем туда и…

Комната содрогается, как будто в нее въехал автобус.

У меня кишки в узел завязываются, по рукам течет жидкий огонь. Я уже привык не испытывать боли, поэтому, вконец офонарев, падаю на колени. Так же внезапно, как и появилась, боль проходит.

— Какого хрена?

— Временное отключение, — говорит Габриэла. — Он приступил.

— Отключение?

— Камень подключается к местным источникам, — объясняет Дариус. Его явно все это не радует. — Тянет из них силу. Много силы. Вам пора идти. Сейчас же.

Чувствую себя так же паршиво, как когда начинаю разлагаться. Только голода нет. Смотрю на руки. Они на глазах ссыхаются. Становятся серыми. Сквозь кожу проступают темные пятна.

Бар опять сотрясается, и во мне взрывается ослепительная вспышка боли. Габриэла изо всех сил тащит меня к двери.

Дариус покрыт потом.

— Еще одна такая встряска, и я не знаю, смогу ли удержать дверь открытой, — говорит он. Внешне он абсолютно спокоен, но что-то в его голосе заставляет меня нервничать.

— Это место ненастоящее, — говорит Габриэла в ответ на мой вопросительный взгляд. Она подталкивает меня вперед, а я с трудом стою на ногах. — Оно существует независимо от местного источника, чего не скажешь о двери. Дариус пользуется силой из источника, чтобы дверь вела в «Эджвуд». Еще один мощный перепад энергии, и дверь закроется. А мы застрянем здесь.

— А если она совсем исчезнет? — Голос у меня скрипит и сипит, как будто в нем повсюду дыры.

— Бару конец, — отвечает Дариус. — То есть он по-прежнему будет здесь, но выглядеть будет иначе. Обстановочка станет… не такой приятной.

— А ты? — спрашиваю его я.

— Со мной все будет путем. Это место создано ради ваших интересов, а не ради моих. Советую поторопиться.

Один за другим начинают исчезать посетители — плоды гиперактивного воображения Дариуса. Испаряется танцовщица. За ней другая. Потом целые группы людей. Стихает музыка — инструмент за инструментом, когда фантомные джазисты растворяются в воздухе прямо на сцене. Все равно что наблюдать за попкорном, только наоборот. Стены мерцают, становятся размытыми.

Мы бежим к выходу. На полпути у меня немеет левая нога. До самой двери волочу ее по полу. Габриэла распахивает дверь. По ту сторону — вестибюль «Эджвуда», но он мигает, как хреновые титры в фильмах с Чаплином.

— Твою мать, — бормочет Габриэла.

— Все так плохо?

— Очень.

Я почти чую запах перегретых шестеренок у нее в голове, пока она думает, оценивает шансы, просчитывает варианты. Внезапно ею овладевает стремное спокойствие.

— Если я переступлю порог, когда погаснет свет, — говорит она, — то в живых мне уже не бывать.

Мигание усиливается, темные интервалы теперь заметно длиннее.

— То есть мы застряли?

У меня со лба медленно сползает на пол полоска кожи.

— «Мы» — это перебор, — говорит Габриэла. — Ты и так труп.

— Нет. Ты здесь не останешься. Тебе нельзя. Должен быть другой способ отсюда выбраться. Дариус говорил, что…

— Дариус чересчур все упрощает. Приятного, конечно, будет мало, но я не умру, если буду здесь, когда погаснет свет.

— Ты уверена? Точно знаешь, что произойдет, когда тут все вырубится?

Она оглядывается на Дариуса. Тот моет рюмки. Насвистывает себе под нос. Из кожи вон лезет, чтобы выглядеть спокойным. Но никого из нас ему не обдурить. Рюмки испаряются, как только он ставит их на стойку.

— Нет, — отвечает Габриэла. — Зато я точно знаю, что умру, если сейчас пройду через дверь. — Она старается держаться, но я по глазам вижу, что ей страшно.

— Если я доберусь до Джаветти до того, как иссякнет вся сила…

— То бар и дверь — все вернется. Надеюсь, я тоже.

— Я его остановлю. И вытащу тебя отсюда.

— Я знаю. Я бы поцеловала тебя на удачу, но ты какой-то зеленоватый.

— Бывает.

— Ладно, не буду тебя за это винить. Иди давай. А то я сама тебя за порог вытолкаю.

Тянуть резину некогда, поэтому я просто делаю шаг. В ушах ревет. Мне холодно и жарко одновременно. В глазах темнеет.

Когда зрение возвращается, дверь остается позади. Шмотье на мне чуток дымится. Вестибюль притона ни капельки не изменился. Оглядываюсь на дверь.

Но ее уже нет.