Город заблудших

Глава 21

— Что, черт возьми, это значит?

Она лукаво улыбается. Мы возвращаемся в гостиную.

— Мне нужно что-нибудь покрепче чая, — заявляет Саманта, наливает себе в бокал бренди и садится на диван, прислонившись к спинке.

У нее такой уютный вид, что на ее месте вполне могла бы быть кошка. Я никогда по-настоящему не понимал значения слова «изящный». Теперь понимаю.

Шлепаюсь в кресло напротив Саманты. Тишина затягивается. Видимо, мне придется это исправить.

— Он вас вернул, — наконец говорю я. — Как и меня.

Она качает головой:

— Не совсем. — Ставит бокал на кофейный столик между нами, тянется ко мне и берет за руку. По сравнению с моей пятерней комнатной температуры, ее руки просто обжигающе горячие.

— Вы все еще теплая, — замечаю я.

— Я все еще жива. — Она переворачивает мою ладонь, гладит тонкими пальцами по запястью. — Это больно? Когда сердце не бьется? Когда не нужно дышать?

— Нет, — отвечаю я. — Я вообще ничего не чувствую.

Она отпускает мою руку. Что-то пробегает по ее лицу. Неужто зависть?

— Я получила бессмертие, которого жаждал Сандро, — говорит она. — В Восточной Африке он заключил с кем-то сделку. Подробностями никогда не делился. Но, если бы он доверял этому кому-то, мы с вами скорее всего сейчас бы не разговаривали. В общем, Сандро решил сначала попробовать на мне.

— А для этого он должен был вас убить?

Саманта кивает:

— Это было… неприятно. А когда он попытался сделать то же самое с собой, тот, с кем он договаривался, сказал ему, что сделка одноразовая. Сандро перерезал себе глотку, как и мне. У него три дня ушло на то, чтобы вернуться. Свой шанс на вечную жизнь он истратил на меня. Последнее, что мне удалось выяснить, — тот, с кем Сандро заключил сделку, не отвечал на его звонки.

— Выходит, вы не можете умереть?

— Не навсегда. На день. Самое большее — на два. Я словно просыпаюсь от дурного сна и живу дальше как ни в чем не бывало.

— Неплохо, наверное. — Я только за вечную жизнь и все такое, если бы не разлагаться раз в день.

— Пару раз пригодилось, — говорит она.

— А ведь вы до сих пор не сказали мне, сколько вам лет.

— Вам никто не говорил, что задавать женщине подобный вопрос вопиюще невежливо? — Я молчу, и от притворных обид не остается ни следа. Саманта закрывает глаза, как будто ей стыдно. — В январе мне исполнится четыреста восемь лет. То есть мне кажется, что в январе. В те времена календарям уделяли намного меньше внимания, чем теперь.

Так вот откуда ноги растут. Весь ее шарм и манеры — хорошо отрепетированная роль. Однако она как будто не придерживается сценария. Есть в ней что-то немного неестественное.

Еще бы. За четыреста лет она просто-напросто забыла, как быть нормальной.

Саманта встает, отворачивается от меня и идет к французским дверям.

— Я знала, что вы об этом спросите, — говорит она. — И все-таки мне жаль, что спросили.

Я подхожу к ней сзади. Она прислоняется ко мне спиной. Теплая и мягкая. Я обнимаю ее. Понятия не имею, что я делаю, но точно знаю, что мне приятно.

— Извините, — искренне говорю я. Еще больше мне хочется извиниться за следующий вопрос. — Какая вам польза от того, что происходит? Чего хотят Нейман и Джаветти, я понимаю. Но зачем сюда впутались вы?

— Сандро приблизительно семьсот лет, — говорит Саманта и дает мне несколько секунд переварить услышанное.

Я знал, что он древний, но семьсот лет? В голове не укладывается. Мне и четыреста уложить трудно. Хотя, конечно, такая информация лишней не будет. Охренеть как жутко, но все-таки.

Я киваю, и она продолжает:

— Мы познакомились, когда мне было восемь. Он меня оберегал, воспитывал. Когда я выросла достаточно, чтобы не быть для него ребенком, он стал моим любовником. Вы пока не знаете, но в долгожительстве есть свое особое одиночество. Я потеряла счет тому, сколько раз была замужем. Сколько у меня было любовников. Есть лишь один человек, которого я знаю почти всю жизнь. И я не могу от него отвернуться. Все, кого я знаю, умерли или умрут. Все, кроме нас с Сандро. И вот теперь еще есть вы.

— Сомневаюсь, что протяну четыреста лет.

— Думаете, я этого хотела? У меня не было выбора. Зато я буду жить вечно, нравится мне это или нет.

Внезапно все встает на свои места.

— Джаветти пришел к вам за помощью.

Ну конечно. Кому еще он мог довериться в своих поисках бессмертия, как не единственному человеку на земле, кому оно на хрен не нужно?

— Да, — говорит Саманта. — Мы долго не виделись. Он очень постарел. Он знал, что камень здесь, и у него были идеи, как его добыть. Но ему нужны были наличные. Поэтому я его выручила. Узнав, что камнем владеет кто-то из Лос-Анджелеса, Сандро приехал сюда, и я дала ему денег. Все его деньги инвестированы в компании вроде «Империал Энтерпрайзес». Свободных средств у него нет. Я узнала, что в ту ночь все пошло наперекосяк, поэтому должна была выяснить, что с ним случилось. Полной уверенности, что он сумеет вернуться, у меня не было. Ему всегда это удавалось, но раньше я никогда не видела его таким старым. Я не знала наверняка, понимаете? — Она вздрагивает. — Я испугалась. Я его не люблю, давно не люблю. Но просто взять и дать ему умереть не могу.

— И тут на сцене появляюсь я. Вы решили обвести меня вокруг пальца, чтобы его найти.

— Нет, — выпаливает Саманта. Ее глаза предельно серьезны. — То есть да. Так я и собиралась поступить. До того как поговорила с вами. До того как узнала, что произошло. Вам предстоит жить вечно, а я знаю, какое одиночество таится в такой жизни. И я подумала, что… — Она замолкает, не договорив.

— Вы же знаете, что мне нужен камень, верно?

— Что вы имеете в виду?

— Я с ним как-то связан или типа того. Точно не знаю, как это работает. Но если я нахожусь далеко от него слишком долго, то начинаю… разваливаться на части.

— Боже мой… Я понятия не имела. Но ведь камень у вас, да? То есть вы же в порядке?

Я качаю головой:

— Он у меня был. Но кто-то его украл.

— А выглядите весьма неплохо.

— Это временно. Мне приходится… Короче говоря, лучше эту тему вообще не поднимать.

— Так вы поэтому ищете Сандро? Думаете, камень у него?

— Думал, до прошлой ночи. Теперь не знаю.

Достаю забрызганную кровью записку из номера Карла и передаю Саманте. Читать там особо нечего.

— Значит, камня у него нет, — задумчиво замечает она.

— Он спрашивает о нем у кого только может.

— Если Сандро его найдет, вы никогда больше не увидите камня.

— Скорее всего.

Она гладит меня по щеке.

— Мне очень жаль. Я не знаю, чем могу помочь. Я только-только встретила вас, а теперь…

— А теперь?

В ответ она меня целует. Она теплая, обжигающе горячая, и ее губы на вкус, как вишни.

Я могу всерьез на нее запасть. У нее глаза, как у ангела или дьявола. Точно не знаю. Да и наплевать мне. Я легко представляю, как просыпаюсь в спутанных простынях, держа ее в объятиях.

Потом вспоминаю, что больше не сплю.

Отталкиваю Саманту и говорю:

— Я вам не доверяю. — Так и есть, я ей не доверяю, но хочу доверять.

— Когда-нибудь это изменится.

— Нам нельзя быть вместе. Вы сами сказали, я не такой, как вы. Я труп.

Она дарит мне самую дьявольскую улыбку из всех, какие я видел. Наверное, Дариуса затрясло бы о зависти.

— Молодой человек, — говорит Саманта, — не вам указывать, что мне можно, а что нельзя. — Она прижимается ко мне, и ее тепло прогревает меня насквозь.

Я делаю шаг назад:

— Нет. У кого, черт возьми, камень? У вас? Сколько из того, что вы мне наговорили, гребаное вранье? Даже не знаю, может, все это время вы только и делаете, что водите меня за нос. Я вообще о вас ни черта не знаю.

— И вы говорите о доверии? — щурится Саманта. — Вы приходите сюда, засыпаете меня вопросами о моей жизни. Обвиняете бог знает в чем. Я открываюсь и все вам рассказываю. Вы, мать вашу, понятия не имеете, как это сложно. — Цвет ее глаз бледнеет. Теперь они не как море, а как холодный лед.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже, — говорит она и добавляет: — Убирайтесь.

Прохожу мимо охранника внизу. Ему хватает ума посторониться.

Надо бы вернуться наверх. Выбить из нее все, что мне нужно знать. Хотя вряд ли из этого выйдет толк. Что такого я могу с ней сделать, чего она не видела за четыреста лет? Или через что ей не довелось пройти?

Однако все это пустые размышления. Правда в том, что я не хочу. Я вообще не знаю, чего хочу.

Еду на север вдоль побережья, чтобы прочистить мозги. Мысли возвращаются к Джаветти.

Итак, он заключил сделку с дьяволом, а потом сам себя подставил. Интересно, знает хоть что-то об этом Дариус или нет. Отбрасываю эту мысль. Это все равно что спрашивать первого попавшегося пацана, знаком ли он с твоим кузеном, который живет в том же штате.

Звонит телефон. Я отвечаю и только потом вижу на экране номер Дэнни.

— Какого хрена тебе надо?

— Слушай, я знаю, наша последняя встреча с самого начала не заладилась. — Голос у него какой-то странный. Нерешительный. Это не тот Дэнни, которого я знаю.

— Кончай пресмыкаться. От тебя такое слышать стремно. Еще раз спрашиваю, чего тебе надо?

— Чувак, я всего лишь пытаюсь сгладить острые углы. — Ну точно, голос дрожит, как будто его самого трясет. О чем бы ни шла речь, он до смерти напуган.

— Значит, тебе что-то нужно. Переходи к делу, или я вешаю трубку.

— Ничего мне не нужно. Я просто… Помнишь того чокнутого старика? Который пришил Саймона? Так вот, ни фига он не труп.

Вот удивил.

— Ты его видел?

— Еще как, мать его, видел. Прямо за клубом. Он вчера приходил тебя искать. Я сказал ему, что я тебе не секретарша, и тут из ни хрена появилась гребаная псина. Треклятая тварь сгрызла Бруно лицо. Он в больнице с трубками в башке.

— Что за псина?

— Типа мастиффа, только больше.

Больше мастиффа? То есть достаточно здоровая, чтобы оттяпать Карлу руку по плечо?

— Ладно, остынь, черт тебя дери.

— Пошел ты. Я и так спокоен как двери. Какого хрена вообще творится? Ты что-то знаешь, да?

— В двух словах не рассказать, — отвечаю я. — Он еще что-нибудь говорил? Где его искать, например?

— Сказал, что сегодня будет в клубе. Чувак, ему нужен ты. Если ты не явишься, он натравит свою чертову псину на меня. Ты должен приехать.

— Я подумаю.

— Да нет же, серьезно…

Я вешаю трубку.

Значит, сегодня Джаветти будет в клубе. Он думает, что камень у меня. Понятия не имею, с чего он взял, что мы с Дэнни друзья.

Что ж, я приду хотя бы для того, чтобы посмотреть, как собака Джаветти сожрет Дэнни. Грех упускать такую возможность.

Мне надо избавиться от Джаветти. Если я его убью, то выиграю время. Одна фигня — сколько? Единственное, чего я добьюсь, — Джаветти взбесится до белого каления. И нет никаких гарантий, что я найду камень до того, как он вернется и придет по мою душу. А раз уж у него теперь есть здоровенная псина, то и убить его будет далеко не так просто.

Постепенно в голове оформляется идея. Может, не самая удачная, а если до конца по чесноку, то мне не очень хочется это делать. Но, чем больше я об этом думаю, тем больше у меня уверенности, что это может сработать.

Набираю номер Фрэнка. Пара гудков, и он берет трубку.

— Какого хрена тебе надо? — спрашивает он с тем же презрением, с каким я ответил на звонок Дэнни. Голос звучит устало и как-то не очень внятно. Твою налево.

— Ты нажрался, что ли? Еще и восьми утра нет.

— Пошел ты.

Зуб даю, он вот-вот повесит трубку.

— Погоди, — говорю я. — Ладно, это не мое дело. Извини. Я знаю, где найти Джаветти. Если он тебе все еще нужен.

Эти мои слова заставляют Фрэнка еще повисеть на линии:

— Серьезно? И где он?

— Знаешь клуб Саймона? В Голливуде?

— Который возле Чероки-авеню? Ага, знаю. Он там?

— Будет сегодня вечером. Точно не знаю когда. Клуб открывается в десять. Джаветти ищет меня и угрожает кое-кого убить, если я не нарисуюсь.

Фрэнк смеется:

— Хреново он тебя знает, да? И что, по-твоему, я должен с этим делать?

— Ну, мне показалось, ты захочешь узнать, где его можно будет найти. А еще я подумал, что если ты приведешь с собой парочку своих жирных приятелей копов, то сможешь закрыть его на пару дней, пока не решишь, что с ним делать. Если за ним будет приглядывать доблестная полиция Лос-Анджелеса, вряд ли он сможет свалить за пределы округа.

В трубке виснет тишина. Фрэнк думает.

— Ты там будешь?

— Ага, — отвечаю я. — Заманю его в клуб и отвлеку. А ты займешься своим коповским дерьмом и устроишь его в камере. Или на заброшенном складе. Или где твоей душе угодно. Не сомневаюсь, что ты сумеешь придумать для него нечто особенное.

— Ну, не знаю, — говорит Фрэнк.

— Он убил твоего брата, — напоминаю я. — Слушай, можешь пристрелить его к чертовой матери, мне насрать. Можешь сунуть его к себе в багажник и ждать, когда он очнется. Я всего лишь пытаюсь тебе помочь. Это ж не ядерная физика, елки-палки. Закрой его где-нибудь, и все дела.

— Чтобы он перестал тебя донимать? — спрашивает Фрэнк. — Теперь ясно, чего ты хочешь. Он же тебя ищет, да?

Не вижу смысла ему врать:

— Ага. Сделай так, чтобы он оставил меня на хрен в покое хоть на пару дней. И чтоб он был живой. Мне некогда волноваться, что он опять свалит из морга.

— Хрен с тобой. Приеду. Посмотрим, что я смогу сделать.

— Вот и хорошо. Лучшего шанса у тебя не будет, приятель.

Но он уже повесил трубку.