Город заблудших

Глава 11

По идее, я не должен удивляться, но все равно удивлен. С каких хренов я вдруг решил, что мне халява прилетела? Я делаю глубокий вдох пустыми легкими.

— Мы можем вам помочь, — твердит Арчи. Карлик у него за спиной рьяно кивает.

Да к черту. Хуже все равно не будет. Я иду за ними на улицу к белому «бентли». Кожаный салон, деревянные панели.

Арчи открывает передо мной заднюю дверь. Я уже собираюсь залезть, но останавливаюсь:

— На кой тут брезент?

— Простите, — отвечает Арчи, суется в машину и вытаскивает отрез брезента. — Мы не знали, в каком состоянии найдем вас.

Вспоминаю, как я разлагался в ванной мотеля. Как посерели руки и покрылись гнойными волдырями.

— А запахе вы, видимо, позаботиться запамятовали. — Я протискиваюсь мимо него и сажусь в машину.

Арчи за рулем, карлик пялится на меня с пассажирского сиденья. У него восковая кожа, как будто его вытесали из куска смолы. Я подавляю желание рявкнуть ему в лицо «Бу!». Хрен знает, что он тогда сделает.

Мы едем на запад по Голливудскому бульвару. Углы улиц усеяны шлюхами обоих полов. Перед Китайским театром[21]ведут дела ночные барыги.

— Имя у него есть?

Арчи бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида и говорит:

— Болван.

Теперь мне до смерти хочется узнать, как выглядят Бетти и Вероника[22].

— Я имел в виду врача.

— А-а. Нейман. Он хороший человек, вот увидите. И он может вам помочь.

— Ты уже битый час это твердишь. Откуда ему обо мне известно?

Арчи пожимает плечами, Болван копирует его движения. Жуть берет от их синхронности.

— Сами его и спросите.

Болван по-прежнему таращится на меня, отчего мне уже конкретно не по себе.

— А что с карликом? Вы братья или как?

Арчи смеется:

— Или как. Он безобидный. Пока я не скажу ему перестать быть паинькой.

Болван лыбится. У него полный рот зубов, как у миноги.

Делаю себе пометку на будущее. Что-то мне подсказывает, что эта информация еще пригодится.

Дом — трехэтажная вилла в испанском стиле — освещен, как взлетно-посадочная полоса. Расположен на Малхолланде, который идет через весь Лос-Анджелес и делит город на две части. Мы сворачиваем на частную дорогу и въезжаем на территорию через чугунные ворота.

Арчи с Болваном провожают меня до здоровенной дубовой двери, которая выглядит так, будто ее сюда переправили на испанском галеоне. С обеих сторон от двери кованные газовые фонари в виде факелов проливают мягкий желтый свет.

Внутри на каждой стене и на каждом столе — дикое месиво предметов искусства. На перилах лестницы висят знамена с надписями на языках, которые я даже не узнаю. Повсюду какие-то дощечки с латынью, прямо в столешницах вырезаны греческие слова. Во всех дверных косяках торчат игральные карты. У дома какая-то гнетущая атмосфера. Будто это замок или тюрьма.

— Симпатичное местечко. — Если ты поклонник Инквизиции.

— Доктору нравится.

Карлика спустили с поводка, и теперь он пялится на меня огромными от любопытства глазами, как какой-то дикий детеныш.

— Оно говорит? — Даже не знаю, когда за эту поездку перестал думать о Болване как о человеке. Ну никак не лепится к нему «он».

— Нет, — отвечает Арчи.

Доктор Нейман сидит за столом в комнате, назвать которую просто библиотекой язык не повернется. Комната высотой в два этажа, от пола до потолка тянутся книжные полки. Повсюду, куда хватает глаз, разбросаны книги, свитки, блокноты. Через каждые три метра у стен торчат лестницы.

Нейман — высокий мужик с широкими скулами. Старше меня. Может быть, за пятьдесят. Трудно сказать. В хорошей форме. Я бы даже назвал его шустрым. Седые волосы, аккуратная эспаньолка.

— Мистер Сандей, — здоровается он, расплываясь в улыбке. Встает, проходит по комнате и жмет мне руку, да так, будто хочет выжать сок из яблока. — Вы не представляете, как я рад, что вас нашли. Я ужасно беспокоился. — На его роже так и написана забота, как у любящего дедули. — Мне очень жаль, что с вами такое приключилось. Наверное, это сущий кошмар.

— Бывали деньки и получше.

— Несомненно. Прошу вас, присаживайтесь.

В комнате полно стульев, но большинство из них завалено картами и книгами. По всем поверхностям разбросаны толстые пачки бумаг и пергаментные свитки. В воздухе висит тяжелый запах старых книг и пыли.

Нейман убирает с какого-то стула все, что на нем лежит, бросает в кучу на пол и пинком отодвигает в сторону. Я сажусь, он присаживается на угол стола.

— Арчи мне все уши прожужжал, что вы можете мне помочь, — говорю я.

— Я и правда могу, — отвечает Нейман. — Но сначала, простите мне мою грубость, вынужден спросить: когда вы в последний раз, эм-м, ели?

— Бургер вчера.

— Я несколько не об этом.

— Пару часов назад, — говорю я. — Убил проститутку в Голливуде.

Он кивает:

— Прекрасно, прекрасно. Тогда у нас есть немного времени. А время сейчас очень важно. Вы съели ее сердце, верно?

Прекрасно?

— Ага. И что-то там еще.

У Неймана задумчивый вид, будто он что-то просчитывает.

— Это важно, — говорит он наконец. — Что вы сделали с телом?

— Всадил пару пуль ей в голову, когда она начала жевать своего сутенера. Потом отвез обоих в щебневый карьер и перемолол в пыль.

Он, кажется, удивлен:

— Надо же. Да, это должно сработать. Какой творческий подход! Очень впечатляет. А это великолепный признак.

— Хорош мне дерьмо впаривать, док. Это великолепный признак чего? И можете вы мне помочь или нет?

— Мистер Сандей, что вы знаете о своем состоянии?

— У меня тяжелый случай кожных болячек и дурацкая тяга жрать проституток, — отвечаю я. — И еще я труп.

— В целом, верно, — замечает Нейман. — Однако это еще не все. Полагаю, вам известно о камне? — Я киваю, и он продолжает: — Прекрасно, прекрасно. Всегда знал, что Джаветти не умеет держать рот на замке.

— Вы с ним знакомы? — взвиваюсь я.

— Только понаслышке. У него сложилась определенная репутация. Теперь о камне. На случай, если вы еще сами этого не выяснили, камень — ключ ко всему. Именно он сделал вас таким. Между вами есть связь, однако она неидеальна. Чтобы оставаться в таком виде, вам необходимо питаться. Улавливаете, к чему все идет?

— Так вы узнали, что я ел, — отвечаю я.

Если бы они нашли меня в процессе разложения, эта беседа вряд ли была бы диалогом. С кучей невнятных «гррр» и «аррхх» с моей стороны.

— Именно. Вы неизбежно должны были кого-то сегодня убить.

— То бишь теперь я буду жрать людей направо и налево? Так, что ли?

Нейман смеется:

— Полагаю, вы могли бы. Однако мы можем кое-что предпринять по этому поводу. Я могу вернуть вам то, что у вас отобрали.

— Не уверен, что хочу все вернуть. Джаветти предлагал мне кое-что исправить. О сердцах, правда, даже не заикнулся, но сказал, что может избавить меня от необходимости распадаться на части. — Я, конечно, приврал, к тому же сам не верю, что ему это по зубам. — А как насчет вас, док? Вам это по зубам?

— Да, — отвечает он. — Но есть подвох.

— Как всегда.

— Без камня я ничего сделать не могу.

Я складываю на груди руки. Остро осознаю, что в комнате все еще торчат Арчи и Болван. Если они до сих пор не выяснили, где камень, то им не понравится то, что сейчас произойдет.

— Дайте угадаю, — говорю я. — Вы хотите, чтобы я его нашел.

— В яблочко. — Судя по звуку, который издает Арчи, он ошарашен. — Мои средства достижения цели до сих пор терпели неудачу. А поскольку у вас с камнем, скажем так, весьма интимные отношения, я подумал, что именно вы и сумеете обнаружить его местоположение. — Нейман сердито смотрит на Арчи. — Не говоря уже о том, что мотивации у вас куда больше.

— Сэр, — вмешивается Арчи, — не думаю, что…

— Разве я спрашивал твоего мнения, черт тебя дери? — Добродушный дедуля испаряется, но через мгновение, когда Нейман смотрит на меня, появляется снова. — Зная Джаветти, могу предположить, что камень он спрятал в надежном месте. Вероятнее всего, в том самом санатории, куда он вас привез.

Ну и ну. Нейман явно не так хорошо знает Джаветти, как ему кажется, раз уж считает, что камень там, где его на самом деле нет. И указывать ему на ошибку я не собираюсь.

— Что скажете, мистер Сандей? Займетесь поисками камня, чтобы я вернул вам вашу целостность?

— Зачем он вам? — интересуюсь я. Если он в курсе, на что способен камень, то знает, что пытается сделать Джаветти.

— Думаю, вы и сами знаете, — улыбается он.

Я делаю вид, будто усердно размышляю.

— Откуда мне знать, что вы можете это сделать?

Нейман задумчиво склоняет набок голову и говорит:

— Лет пять назад на аукционе в Китае была выставлена книга. Это были записи немецких научных исследований времен Второй мировой. До падения Берлина камнем владел Третий рейх. Затем камень исчез.

— Ясненько. — Я вытаскиваю из куртки пачку «Мальборо». Знаков, запрещающих курить, не видно, но даже если бы они были, мне плевать. Однако зажигалка осталась в машине, а спичек я нигде не вижу.

— Позвольте мне, — говорит Нейман. Прямо из пальцев у него появляется пламя. Он наклоняется прикурить мне сигарету.

— Ловкий трюк.

— Иногда приходится весьма кстати. Немцы пытались выяснить, на что способен камень, путем многочисленных экспериментов над сотнями заключенных евреев. Однако полного успеха, если можно так сказать, так и не добились.

Господи. Освенцим, наверное, был увлекательной прогулкой по сравнению с тем, через что пришлось пройти этим беднягам.

— Книга у вас?

— Нет. Насколько я понимаю, ее перекупил Джаветти. Я отозвал свое предложение. У меня была возможность полистать книгу, и я быстро понял, что это фальшивка. Должен признать, подделка превосходная, однако в ней не достает значительного куска ключевой информации. Лучше не иметь книги вообще, чем следовать ее инструкциям.

— Откуда вам это знать? — спрашиваю я, но, похоже, уже знаю ответ. И мне он ну ни капельки не нравится.

— Ее написал я.

На вид ему столько лет не дашь, но, учитывая обстоятельства, это ничего не значит. Я глубоко затягиваюсь и выдыхаю дым прямо в лицо Нейману. Он даже не кашляет.

— Ты конченый злобный ублюдок, — говорю я.

— Мне говорили. Суть этой истории заключается в том, что я знаю, как использовать камень, куда лучше, чем это когда-нибудь удастся выяснить Джаветти. Более того, если он планирует сделать с камнем то, что я думаю, то закончит в еще худшем состоянии, чем вы.

А вот это все меняет. Неужели Джаветти пытаются подставить? Чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что ни черта не знаю о том, что происходит.

— Это, пожалуй, все, что я могу вам предложить в качестве доказательств. Но вот что я знаю наверняка. Когда я экспериментировал с камнем, мне удалось зайти почти так же далеко, как Джаветти — с вами. Однако, в отличие от него, у меня получилось в нескольких случаях обратить процесс вспять. Я говорю о тех объектах, которые еще могли рационально мыслить.

— Поэтому тебе понравился мой «творческий подход» к избавлению от трупов?

— Да, — отвечает Нейман. — Это увеличивает шансы вернуть вас или, как вы выразились, «кое-что исправить». В свою очередь, я вынужден с неохотой признать, что работа Джаветти достойна уважения. Итак, мы с вами договорились?

— Ага, — говорю я, — договорились.

Не вижу разницы, с кем договариваться: что с ним, что с Джаветти. Нет гарантии, что, вернув меня, Нейман не захочет меня убить. Что ж, когда я до этого моста доберусь, сожгу его к черту первым делом.

— Прекрасно. — Он пишет в блокноте номер, вырывает страницу и передает мне. — По этому номеру мне всегда можно дозвониться. Я хочу быть в курсе всех подробностей. — Он поворачивается к Арчи. Тот все еще кипит от злости, что его заменили. — Отвези мистера Сандея домой. И без глупостей.

Арчи выходит из комнаты, Болван чуть не наступает ему на пятки. Злобно оглянувшись, карлик исчезает за дверью.

— Последний вопрос, док, — говорю я. — Сколько у меня осталось?

— Перед тем как вам снова придется поесть? Приблизительно один день.

Один день?!

— Да ты, черт возьми, издеваешься.

— Так было в лагерях. Некоторые могли продержаться дольше других. Вы бы удивились, узнав, сколько евреев может порешить кто-то вроде вас всего за неделю. А ведь существует еще и эмоциональная сторона медали. Разве вы не рады, что не убили кого-нибудь из близких?

Я и раньше знал, что зло существует. А теперь стою и думаю, не смотрю ли прямо ему в лицо. Я отворачиваюсь, не желая отвечать. Стоит мне сделать шаг к двери, как раздается голос Неймана:

— Будьте осмотрительны, мистер Сандей. Думаю, вам не надо напоминать, что вы в некотором смысле одолжили себе время. Чем скорее вы принесете мне камень, тем скорее мы сможем решить вашу проблему.

Дорога назад занимает меньше времени. Сейчас около четырех утра. До рассвета еще пара часов.

— Любопытный мужик этот док, — говорю я. — Нравится на него работать?

Арчи смотрит на меня в зеркало заднего вида. Я прямо чувствую, как он шипит и пузырится за рулем.

— Нравится, — отвечает он наконец. — Я ему многим обязан. Мы все обязаны.

— Все? — Что-то мне подсказывает, что говорит он не о карлике.

— На доктора Неймана работаю не я один. В определенных кругах он весьма известная личность.

— Никогда о нем не слышал. Видимо, я в этих кругах не вращаюсь.

— Несомненно. Лос-Анджелес — большой город, мистер Сандей. Здесь не только гангстеры, порнография и молоденькие актриски. Все гораздо сложнее.

— «Есть многое в природе, что и не снилось нашим мудрецам»[23]?

— Верно. Ни за что не принял бы вас за поклонника Шекспира.

— А это Шекспир? Я как-то в киношке услыхал.

Выходит, Нейман — крупная рыба. А если так, то большое ли море? И какие в нем плавают акулы?

Увидев свою парадную дверь, я сразу понимаю, что что-то не так. Дверь закрыта, но ручка сломана. Фонарь на крыльце разбит. Стоит к двери прикоснуться, она широко распахивается.

Захожу в дом и включаю свет. Лампа валяется на полу, в тусклом свете пляшут зловещие тени.

Кто бы ко мне ни вломился, поработал он на ура. Подушки выпотрошены, книги валяются где попало, со стен сорваны картины.

Я бегу к шкафу в спальне, дергаю дверцу. Сейф открыт. Все на месте: наличка, оружие.

Все, кроме камня.