Гном, убей немца!

Глава 2 Здравствуй, новый странный, непонятный, но такой притягательный мир!

Я, Сани сын Гимли из клана Истинного слова Подгорного народа, и это удивительная история моей новой жизни. Лишь Подгорные боги в своей Великой мудрости способны понять и объяснить случившееся. Мне, обычному юнцу, неизвестно, как и почему все это произошло. Даже в древних сагах, которые мне рассказывала на ночь мама, не случалось такого. Никто из великих героев древности не попадал в столь чуждое, непонятное место, где никто даже не слышал ни о Подгорном народе, ни о эльфах, жителях Великого Леса, ни о проклятых орках из глубоких тёмных ущелий. Здесь нет и намека на магию, здесь мир железа и чудесных механизмов из железа, которые могут катиться по земле, плыть по воде и под водой, летать по небу.

Я оказался здесь и должен жить. И помогите мне, Подгорные боги, не сойти с ума.

1941 г.

Донбасс

Шахта № 17 «Сталинский забой»

Никому другому не разрешили бы взять сына в забой, а Архипову разрешили. А как иначе? Фёдор Петрович — коммунист, стахановец, почти двадцать годков в шахте отработал от звонка до звонка. Вот, когда он обратился к бригадиру с просьбой, то никто ему и отказать не мог.

Честно говоря, Санька, сорванец, сын Фёдора, давно уже на него наседал. Мол, бать, возьми меня в шахту, хочу все сам поглядеть, руками потрогать. А какому отцу и, главное, шахтеру такое не понравится? Ведь, сын растет, продолжатель шахтёрском династии. У Фёдора дед в забое работал, отец рубил уголь, он сам до старшего смены дорос. Теперь вон Санька к шахтерскому делу интерес имеет. Красота! Значит, правильно сына воспитывал, мужиком, настоящим шахтером растет.

Вот и взял Саньку в забой, как раз смена у Федора была. Справил для сына шахтерскую снарягу — каску, брезентовую робу со штанами, варежки. Специально аккумуляторный фонарик для него раздобыл. Знакомый кузнец сделал небольшое кайло, чтобы, мол, все было взаправду.

Архипов думал, что сын до обеда рядом с ними посидит, посмотрит на работу, сам, чем Бог не шутит, пару раз кайлом ударит. В обед же вместе с лесогонами (теми, кто ставит деревянные опоры в шахте) отправит его наверх.

Вот такой и была задумка — сын к шахтерскому делу приобщился и свою мечту исполнит. Только человек предполагает, а Бог располагает.

Поначалу все как надо шло. Спустились в шахту, прибыли на место, в забой. Одни начали уголь рубить, другие его в вагонетки грузили и везли к транспортёру. Санька, как наскипидаренный, рядом носился. Все ему было интересно, до всего было дело, все хотелось потрогать. То куски угля перебирал, то с деревяшками крепежей возился, то кайлом начинал стучать. Словом, пацан дорвался до любимой игрушки.

Фёдор первое время ещё оглядывался — смотрел в стороны сына, чтобы все было в порядке. Со временем работа затянула, секунды лишней не было, чтобы пот со лба стереть. Он и перестал оглядываться. А зачем? Сын с пониманием, уже взрослый, шестнадцать годков стукнуло, шалить точно не будет.

А потом это и случилось! В какой-то момент в забое раздался жуткий треск, и одна из опор переломилась. С хрустом рухнули еще две секции, начался обвал породы, воздух наполнили пыль, частички угля.

У Фёдора сразу же сердце екнуло — там же сын! Схватив лопату, он рванул в сторону завала. За ним побежали и другие.

К счастью, все обошлось — завал оказался небольшим, а Саньку почти не задело. Мальчонку нашли аккурат за той самой рухнувшей опорой, что треснула первой. Он лежал у самой стены, свернувшись калачиком и прижав руки к телу. Был весь бледный, едва дышал, а сердечко едва билось.

Федор как его увидел тогда, чуть сам замертво не свалился.

— Жив, чертяка, жив! — билось в голове Фёдора. — Санька! Сынок!

Живой, целый, на теле только пара царапин и на голове немного крови. Главное, живой!

— Санька⁈ Слышишь меня?

С одной стороны, все еще Сани, сын Гимли, гном из клана Истинного слова,

а с другой стороны, уже Санька Архипов, мальчишка шестнадцати лет отроду

Я приходил в себя медленно, с трудом, словно после очень тяжёлого и нехорошего дня. Голова гудела так, что не слышал самого себя. Поднимал веки, а перед глазами начинали мелькать серебристые мошки.

Вокруг меня раздавался странный грохот, как будто бы сотни молотобойцев добили молотами по своим наковальням. Ещё слышались незнакомые голоса, обрывки непонятных слов.

— … Петрович, твою мать, ну куда ты сына потащил? В забой пацана…

— … Дык, он же сам просил. Всю душу мне вымотал — возьми, да возьми, страсть, грит, хочу поглядеть…

— … Ну, ничего-ничего, главное, все обошлось. Саня, все будет хорошо! Санек, слышишь меня? Это же я, дядя Серёжа! Ты теперь настоящий шахтер, рудокоп, если по-старинному. А на синяки не смотри. Ты молодой, все заживет, как на собаке…

Я все это слышал, но, очнувшись, ничего толком не мог понять. Что вокруг происходило? Почему вокруг темнота и я ничего не могу разобрать? Чьи это голоса? Почему они так коверкают мое имя? Я же Сани! Я Сани, понимаете⁈ Почему они этого не знают, почему им никто это не скажет? Почему отец…

И тут я вспомнил, что случилось страшное — нападение орков, разрушение моего родного города. Сами собой на моих глазах выступили слезы, которые текли все сильнее и сильнее, а я ничего с этим не мог поделать.

Подгорные боги, но ведь все погибли! Тогда кто они все? Сейчас я открою глаза, сейчас…

— … Я ничего не вижу, — в испуге забормотал я, когда понял, что перед моими глазами кромешная темнота. — Почему так темно?

Голоса рядом становились всё громче.

— … Петрович, мальчонка-то, слава Богу, очнулся. Давай лампу тащи ближе! Сейчас глаза откроет, а вокруг темно. Испугается. Подкрути, чтобы ярче было. Быстрее!

Я всхлипывал, размазывая по лицу слезы. Дрожал, не в силах остановиться.

И вдруг, перед моими глазами вспыхнул яркий свет! Глаза сами собой зажмурились, слезы полились ещё сильнее.

— … Санька! — кто-то снова кричал у меня под ухом. — Это я, твой батька! Санька, открой глаза! Не плачь, все обошлось. Скоро тебя наверх подними, через час уже дома будешь…

Я быстро-быстро моргал, стараясь привыкнуть к яркому свету.

— … Санька, скажи хоть слово⁈ — снова звучал этот голос. — Санька⁈

Наконец, резь в моих глазах прошла, и передо мною все прояснилось. Я открыл глаза и посмотрел прямо перед собой.

— Что… Что это? — беспомощно прошептал я, когда увидел перед собой чёрный, как смоль лица, на которых выделялись белые зубы и глаза. — Кто? Подгорные боги… Это же орки…

Да, да, только у орков чёрная, как угольная пыль кожа. Ведь, они рождаются в грязи и болотах, в самых мерзких нечистотах. Их глаза мертвенно бледные, словно у мертвецов.

— Прочь! Пошли прочь! А-а-а! — я не выдержал и заорал от страха. — А-а-а!

Ужас! Меня схватили эти отродья! Подгорные боги, помогите!

— Прочь от меня! Руки прочь! Кирка? Где моя кирка?

Я с силой лягался, бил руками, бодался, как дикий козлик. Меня хватали, пытались удержать, но я орал ещё громче и рвался изо всех сил. Одного, кажется даже укусил…

Только орки не думали отступать.

— … Санька, твою мать, куды кусаешь⁈ — заорал один из орков и такой подзатыльник мне ответил, что зубы клацнули. — Это же я, твой дядя! Б…ь!

— Петрович, чего ты его тянешь⁈ Он же спужался! Видишь, весь трясется, как банной лист. Санек, это же мы! Гляди, это твой батька! Это дядя Сергей! А это я, Петруха, как в Чапаеве! Помнишь Петьку и Василия Ивановича⁈ Все, схватил! Держу! Вяжите ему руки, а то себя покалечит…

И правда, меня прямо в охапку схватили, ни рукой ни ногой не двинуть. Самый здоровый орк сзади подкрался, а я его и не заметил.

Я аж весь изогнулся, чтобы вырваться, но бесполезно. Крепко схватил, тварь. Ещё и по загривку хлопнул так, что у меня спина запрещала.

— … Петрович, его же по башке двинуло! — тот самый здоровый орк крутанул меня, держа за руки. — Видишь, какой кусок кожи сорвало⁈ У него же эта… как там… анезия. Нет, амнезия, точно! К нам в клуб доктор приезжал и рассказывал про неё. Мол, если по башке как следует двинуть, то напрочь память отобьет. Похоже, и Санька так же! Вот смотри: Санька, про Василия Ивановича Чапаева помнишь?

Я стиснул зубы, и с ненавистью зыркал по сторонам. Молчал, хотя жутко хотелось кричать, плакать, звать на помощь. А они все чего-то бормотали, что-то спрашивали.

— … Видишь, Петрович, про самого Чапаева не знает! — с торжеством закричал здоровый орк, тыкая в меня пальцем. — Амнезия у него, как пить дать! К доктору его нужно.

— … Давай его, братцы, к выходу! Здесь теперь не до работы, тут разбирать нужно и крепи ставить. Леха, держи его, а то снова вырвется. Потащили…

Меня схватили как мешок и куда-то понесли. Кругом было темно, угольная пыль, лишь где-то впереди сверкал фонарь.

Все! Мое сердце ухнуло в пятки, кровь ударила в голову. Этот конец! Меня потащили в орочье логово, чтобы сожрать или принести в жертву. Подгорные боги, если бы у меня в руках была священная кирка. К сожалению, все это бесплодные мечты.

От жуткого ощущения бессилия, мне стало плохо. Ведь, я скоро умру самой страшной смертью, которую только можно вообразить. Меня начало мутить, глаза закрывались сами собой.

— … Серёга, санькино кайло захвати! Я за него Мишке-кузнецу ведро пива поставил. Жалко, если потеряется…

— … Петрович, это же кирка, а не кайло? Ты, чего? Во, смотри! Точно твое? Чёрное какое-то, со странными надписями…

— … Бери, что есть, потом разберемся… Черт, Санька вырубился! Братцы, давай быстрее!

п. Красный Яр

Поселковая больница

Тихий час. В коридорах ни души. Никто не бегает, не шаркает тапками по обшарпанному полу, не просит кипятка или закурить. Двери в палатах плотно прикрыты.

Душно. Трубы отопления буквально исходили жаром, не дотронуться. Кочегар дед Василий, как и всегда, топил от души, не жалея угля. Хотя, чего его жалеть-то, Донбасс ведь.

В воздухе висел тяжёлый запах карболки. Где-то под потолком мигала лампа. Умаявшаяся за ночь, медсестра дремала прямо за столом, положив под голову руки. Рядом лежал журнал с чуть смятой страницей, стоял стакан с недопитым чаем. Ночное дежурство оказалось особенно утомительным, вот её и сморило.

Спали больные после обеда. Лишь в седьмой палате, куда вчера положили парнишку, слышался странный шум. Через неплотно прикрытую дверь было видно как больной сидел на кровати и пучил глаза. Весь вид его выражал очень сильное удивление, почти шок.

п. Красный Яр

Поселковая больница

Ещё ночью я понял, что произошло что-то совершенно удивительное, нечто невероятное, чего просто не могло было быть. Волею Подгорных богов (а кого ещё?) меня забросило в неведомый мир, где никто и слыхом не слыхивал про Подгорный народ, про проклятое орочье отродье.

— … Теперь я человек, Санька сын Фёдора из рода Архиповых… Подгорные боги, вы ведь испытываете меня? Проверяете мою веру, так?

Я лежал в просторной светлой комнате с окнами, закрытыми чудесным прозрачным камнем. Он был похож на отполированную гениальными мастерами сюда или кварц, но не был ими.

— Что же это? Не слюда и не кварц…

Лизнул, но толку не было. У этого камня не было ни вкуса, ни запаха.

— Твёрдый, кажется. А если постучать? — несколько раз легонько постучал. — Что же здесь за мастера живут? Такие дорогие ставни в обычные комнаты ставят…

Устав «играться» с прозрачным камнем, я стал осматриваться дальше.

— Ух ты! Вот это пергамент с письменами! Какой тонкий…

Конечно же, он уже видел книги. Торговцы привозили к ним пергамент, из которого ремесленники делали книги. Только это были здоровенные махины с тяжёлыми кожаными обложками и бронзовыми застежками! Такую книгу не каждый мог поднять!

— Как же так? Чья же это шкура? Большой стрекозы или может рыбы?

Я снова и снова мял этот пергамент, и не мог поверить своим глаза. Нежнейшая, почти шелковистая поверхность.

— Сколько же здесь удивительных вещей! Они настоящие богачи, если имеют все это…

Положив в сторону книгу, я застыл у своей кровати. Меня привлекла невероятно тонкая работа с металлом, напоминавшим кружева дико винной ткани. Разве такую красоту может создать человек?

— Очень тонкая работа… Такое под силу только златокузнецам.

Перевернув матрас, я снова «завис». Внизу было натянуто широкое кольчужное полотно, которое приятно пружинило. Садишься, а тебя качает то вниз, то вверх.

— Богачи…

Цену кольчуги, пусть и такой растянутой, я прекрасно знал. Мастер Торин, что был у нас в соседях и делал кольчуги, жил очень хорошо: каждый день ел мясо и овощи с поверхности. Поговаривали, что ему за каждую кольчугу платили целых десять золотых монет. Обычный кузнец со своими топорами и вилами столько хорошо, если за пол года заработает.

— Хм, а еда⁈ Я такого никогда не видел…

Вспоминая, чем здесь кормили, я тут же сглотнул слюну. Манная каша была на самом настоящем коровьем молоке и с целой ложкой сливочного масла! Вкуснятина! Мне даже добавки положили, хотя я и не просил! Ещё была вкусная булочка, посыпанная орешками и чем-то очень сладким!

— Вкуснота! И всем дают, сколько не попросишь… Богато живут…

Настоящее коровье молоко и масло! Ведь, я уже и забыл, какие они на вкус. В подземных городах гномов не держали коров, и многие продукты привозили с поверхности, отчего за них «ломили» просто бешенную цену.

— А та маленькая штучка, замотанная в яркий пергамент? Кон-фе-та, называется… Чудное название… Что же это такое? Мед?

Я даже зажмурился, когда чуть-чуть куснул эту самую конфету. Очень сладко, очень вкусно.

— Одна человеческая тетенька сказала, что мне ещё нужно мо-ро-жен- ное попробовать, — чудные человеческие названия я называл по слогам, едва не наслаждаясь звучанием этих сладостей. — Мо-ро-жен-ное… Неужели это ещё вкуснее⁈ Не может быть.

Закрыв глаза, я разместился. В мыслях ел столько манной каши, что живот надувался и становился как барабан. В руках держал здоровенную ложку, которую здесь называют ещё более чудные словом — по-лов-ник.

Рот сразу же оказался полон слюны, едва я подумал о конфетах. И какими я их только не представлял — большими, маленькими, толстыми, длинными, в ярких бумажках и без. В мыслях я их облизывал, кусал, грыз, заглатывал целиком.

Было ещё и диковинное мо-ро-жен-ное, которое, правда, я ещё не видел. Но почему-то был твердо уверен, что это невероятная вкуснятина, вкуснее которой я ещё не видел.

Все это казалось настолько настоящим, реальным, что я весь раскраснелся, вспотел. Слюна аж капать из рта начала.

— М-м-м, как же вкусно. Мо-ро-жен-ное, я очень хочу это мо-ро-жен- ное.

п. Красный Яр

Поселковая больница

Главный врач шел по коридору, а рядом двое шахтёров. Этих точно ни с кем не перепутаешь: основательные, серьёзные, с въевшейся в кожу угольной пылью.

— … Виктор Палыч, я же говорю, что это амнезия, — говорил тот, что справа от доктора. — Нам в клубе рассказывали. Мол, если по башке по- сильнее ударить, то разом все забудешь…

— Я понял, понял, товарищ. Хм, извините, не запомнил вашего имени, — доктор отмахнулся, словно от надоедливой мухи. — Говорите, это амнезия? Очень похоже на амнезию. Пациент говорит мало, на все вокруг смотрит так, словно видит это в первый раз. Хотя, должен признать, физическое состояние у него превосходное.

Второй шахтер, который постарше, нахмурился.

— Доктор, а что теперь делать-то? Может какие-нибудь порошки или пилюли для головы выпишите? — мужчина тяжело вздохнул. — Скажите, что нужно? Я могу директора шахты попросить, чтобы он в Москву позвонил. Он любую таблетку сможет достать.

— Пилюли, конечно, хорошо, товарищ, но в вашем случае они не понадобятся, — доктор задумчиво покачал головой. — Понимаете, головной мозг — это малоизведанная часть человеческого тела. Честно говоря, человек мало что знает о том, как у нас все функционирует здесь, — он выразительно постучал по голове пальцем. — Память, в свою очередь, ещё более таинственная субстанция. Она может вернуться через два дня, через месяц или год, а может вообще, никогда не вернуться.

— Что?

— Вашего сына, товарищ, мы выпишем сегодня же. Будем надеяться, что знакомая остановка дома вернет ему память.