Главная роль 6

Глава 9

Семейную спальню заливали лучи висящего на безоблачном небе сентябрьского солнышка. Сидя на корточках в метре от софы, я наполовину вытянул руки к крепко стоящему босыми ножками в пушистом ковре и держащемуся ручкой за софу сыну.

Одетый в шортики и детскую тельняшку розовощекий, голубоглазый и кудрявый Великий Князь Николай Георгиевич Романов изволили отпустить мебель и сделать два неуверенных шага ко мне. Широко улыбнувшись от прилива отцовской гордости, я подхватил потерявшего равновесие сына.

— А-а-а!!! — со счастливым визгом Марго с кровати бросилась обнимать нас обоих.

Увидеть первые шаги своего ребенка — великое счастье.

— Со, мама? — спросил Коля.

«Хорошо, мама»?

— Ты такой молодец! — Маргарита принялась покрывать мордашку сына поцелуями. — Маршировал как настоящий воин!

«Маршировал» сын в силу годовалого возраста не понял, «воина» понял, потому что покосился на стоящих на полках шкафа солдатиков. Вывод, однако, сделал верный и счастливо засмеялся. Тепло родных согрело тело под пижамой, с ним пришло тепло душевное. Моя семья. Моя кровь и плоть. Моя половинка и мой наследник. То, что я должен уберечь любой ценой.

Малыш развивается нормально — занимаются с ним все время, но никаких признаков гениальности не наблюдается. Это даже хорошо — гении бывают сложными, и в своей способности вырастить такого правильно я сильно сомневаюсь. Сам не гений нифига, но это не мешает успешно править одной пятой земной тверди. Да, относительно рано пошел и относительно рано начал говорить «папа», «мама», «деда», «баба» и еще десяток слов, но это только из-за потраченных на развитие малыша усилий. Помимо имеющегося, небогатого пласта направленных на развитие человека с первых дней наработок, я задействовал столь же небогатые знания из будущего: упор на мелкую моторику (поделки, каляканье мелками и красками), плаванье — слышал, что младенцам это очень полезно — игра с мягкими, набитыми ватой алфавитными кубиками и лоскутным одеялом: один «квадратик» из меха, другой — шуршит, все разноцветное.

Не бог весть что, но я в прошлой жизни и сам всего в годик ходить и немного изъясняться начал: мной все время занимались, и это дало свои плоды. Единственное отличие Коли от других деток — совершенное здоровье. С самого первого дня малыш ни разу не заболел. Более того, со времени беременности не болела и Марго: легкий токсикоз не в счет. Я от этого счастлив — было бы несправедливо и очень трагично, если бы я был молод и здоров аномально долго, а мои жена и дети старели и болели как все.

Слушая ласковое немецкое воркование Маргариты, я погладил ее по волосам. Коле надоело, и он начал нас отталкивать. Я поднялся на ноги, взяв сына за руку — так он ходит не первый день и вполне уверенно. Вторую руку предложил супруге и спросил Колю:

— Куда?

— Анод! — не подвел он, для наглядности указав рукой.

Не физический термин, а спящий в здоровенной корзине у потрескивающего поленьями камина Арнольд. Мы направились к собаке — наевшийся корма и от того ленивый пес даже не открыл глаз, пока ему чесали голову. Очень страшно смотрится на самом деле — сын пока размером с собачью ногу.

Часы пробили восемь раз, и я со вполне искренней грустью развел руками перед Марго.

— Ступай к своим бумагам и занудным старикам, а я останусь здесь играть с сыном, — злорадно усмехнулась она.

Форма подбадривания. Поцеловав семью, предвкушая завершение рабочего дня — ох и длинен он! — и новую встречу с Колей (который скорее всего будет спать) и Маргаритой (она меня точно дождется) — я направился в кабинет. Проходя по коридору, взглянул в окно: окрасившиеся в золотые оттенки деревья вдоль речки качали ветвями на ветру и роняли листья в стремительный, блестящий на солнышке, поток.

Завтра, говорят, погода будет такая же — нужно взять жену и сына в Царское село, посмотреть на пушкинские места с чтением его стихов друг дружке — мы с моей валькирией любим интеллигентный досуг — и маленькому Коле, который любит слушать книжки. С перерывами на пикник и доступные малышу игры, конечно.

— Утрамбуй все завтрашние дела в одно утро, часиков до 11, — попросил я невесть откуда материализовавшегося за моей спиной едва я вышел из спальни Остапа.

— Так точно, Георгий Александрович, — достал он блокнот и карандашик. — Насколько рано вы изволите проснуться?

— В пять, — поморщился я от груза государственных дел.

Александр ими принципиально перестал заниматься уже давно, «назвался груздем — полезай в кузов», мол. Свободное время Император посвящает молитвам, изучению богословия, рыбалке, общению с друзьями и близкими и диктовке мемуаров — по моей просьбе, для благодарных потомков. Дагмара тоже поддалась уговорам и лениво занимается тем же. Нужно создавать традицию — мемуары, будучи нарративным источником (то есть чьими-то чисто субъективными рассказами), очень удобны для формирования в общественном сознании доброй памяти. Ну и, прости-Господи, денег на государственное строительство заработать: мемуары Александра станут гарантированным бестселлером.

Эта циничная мысль заставила поморщиться еще сильнее, потому что логичным ее завершением станет оговорка «после его смерти». Не хочу терять нового отца — мы с ним очень хорошо сошлись. Будь у меня приемные родители, я бы, наверное, относился к ним так же — не сыновья любовь, но благодарность, желание помочь, уважение и душевная привязанность. Александр очень, очень устал — продлевать его жизнь я могу сколько угодно долго, но в глазах старика поселилась глубокая, ничем не излечимая тоска. Да, он все еще любит Дагмару и всех нас. Он все еще остроумно шутит и бодрится. Он все еще вполне ощутимо прикрывает мне спину, но каждый новый отвоеванный у судьбы день ложится на усталые плечи чугунной наковальней.

Но при виде внука Александр словно оживает — в маленьком Коле он словно видит все и сразу: воспоминания о покойном Николае, надежду на процветание династии, черты лица Дагмары, свои, мои и Марго — мои в приоритете, и, прости-Господи за гордыню и нарциссизм, но это хорошо: моя супруга после смены имиджа весьма красива, но мальчику нужна мужская красота.

Тяжело. В кино часто бывают моменты, когда персонажам нужно отключить неизлечимо больного близкого от системы жизнеобеспечения. Врагу не пожелаешь такого выбора, но мне, прости-Господи, хуже: Александр не в коме, его не пожирает мучительная болезнь (кроме перелома), он чувствует себя физически в полном порядке, и даже опиум ему не нужен — практически не болит. А мне, получается, вот такого, с виду совершенно здорового и ставшего для меня очень близким человека придется «отключить». Приемного отца. Императора. Последнего настоящего русского Царя. Прожившего долгую и непростую жизнь человека, чью мудрость и жизненный опыт можно черпать бесконечно.

Встряхнувшись — чему быть, тому не миновать, и конечное решение все равно за Императором: то вырвавшееся после первого «продления» «отпусти меня, Гриша» — и почему «Гриша?» — было всего лишь реакцией на чудовищный стресс.

Открыв дверь кабинета, я заставил себя переключиться на мысли об экспериментах. Решился все-таки. Первым делом мы с доктором Боткиным — его квалификации на это дело хватило — исследовали кровь всеми доступными в эти времена способами, получив удивительный, заставивший лейб-медика перекреститься, вывод: моя кровь совершенно ничем не отличается от крови других людей, значит физиологической основы под собой мои способности не имеют.

Интервал переливаний крови мы установили давно, но пришлось подумать над решением проблемы долгих разлук меня и Александра. Уже с привлечением других специалистов — поди-разбери кто там что в пакеты льет, вполне анонимная в данной ситуации субстанция — удалось изготовить что-то типа пакета с донорской кровью, способного долго храниться в холодильнике. Александр фыркал — ишь ты, теперь аж запас есть! — но попробовать согласился. Получилось — почти полгода «автономности» у Императора есть. Помимо очевидной возможности для меня отлучиться надолго — пока не собираюсь, но мало ли? — это так же служит некоторой страховкой: если меня угораздит умереть, Александру хватит времени на последние мощные усилия по улучшению Аппарата и передачу оного маленькому Коле и регенту при нем и Маргарите.

Финальный логичный опыт — попытка перелить «консерву» больным разной степени тяжести. К счастью, ни у кого из-за несовместимости группы крови не случилось осложнений (полагаю, у меня попросту первая группа крови), но и пользы не принесло. Цинично, но к некоторому моему облегчению — с одной стороны спасать каждый год несколько сотен или даже тысяч подданных (ради такого дела пара недель в году в донорском кресле уж просидел бы) от неизлечимых болячек это одно, а другое — моральный груз выбора: кому и как помочь, а кому можно уже и умереть. Спасибо, но мне и одного такого решения во-о-от по сюда!

Далее попробовали перелить кровь из «источника» — я прятался за ширмой. Результат тот же, а значит на этом опыты с переливанием можно свернуть. Рабочая гипотеза — моя кровь целебна как максимум для всех родственников, как минимум — для одного лишь Александра, он же Помазанник. По возможности (но в гробу я видал такие «возможности»!) продолжим изучение, а пока достаточно.

Сегодня у меня на приеме доселе незнакомый человек — ученый-фундаменталист Александр Афанасьевич со смешной фамилией Бублик. Смешной и от этого запоминающейся — соверши Бублик в моей прошлой реальности такое же открытие, как здесь, я бы точно о нем услышал и не забыл. Вот они — последствия «указания направления» и «срезания углов». Когда знаешь, что копать в каком-то направлении имеет смысл, копаешь с большей самоотдачей. Накопали уже много чего, но за последнее время господин Бублик оказался самым значимым.

Человек мне незнаком, а значит чисто для безопасности в кабинете будут присутствовать Остап и казак Алексей. Тренированный я скорее всего успею выхватить закрепленный под столом револьвер и разобраться с нападающим самостоятельно, но регламент есть регламент: чести общаться со мной глазу на глаз удостаиваются далеко не все.

Пока церемониймейстер представлял гостя, я мыслями перенесся на Северо-Запад: там, в Дании, беременная сестренка радостно встречает приехавших к ней Дагмару и Олю. Трогательная сцена, хотел бы поприсутствовать, но дел привычно немеряно.

В кабинет вошел сухонький, рыжебородый и рыжеволосый мужик средних лет в толстых очках, одетый в неплохо пошитый костюм: Бублики у нас пусть и не самый видный и преуспевающий, но все-таки дворянский в четвертом уже поколении род, состоянием крепко входящий в верхний слой «среднего класса».

Манеры у Александра Афанасьевича оказались под стать — манерой держаться, отточенностью движений и размеренной, аккуратно продумываемой манерой речи он произвел на меня за время десятиминутного разговора «ни о чем» благоприятное впечатление. Еще более качественное впечатление он произвел своим часовым докладом, сопровождавшимся показом заранее заготовленных иллюстраций, схем и написанием формул мелом на имеющейся в моем кабинете доске. Понимает, что идет пусть и к цесаревичу, но совсем не специалисту.

— Предлагаю присвоить открытой мною и моими коллегами частице название «электрон», — закончил ученый со смешной фамилией «презентацию открытия».

— Одобряю, Александр Афанасьевич. Готовьтесь к попаданию в списки лауреатов Нобелевской премии, а Российская Империя от себя добавит Премию Романовых.

— Премного благодарен, Ваше Императорское Высочество! — поклонился ученый, не став утруждать себя и меня ложной скромностью типа: «вы полагаете, открытие заслуживает таких высоких наград»?

Очевидно заслуживает!

— В случае нужды, можете обращаться напрямую к моему секретарю, — кивнул на Остапа. — В меру наших скромных возможностей мы обеспечим вашим дальнейшим исследованиям полное вспомоществование. Полагаю, как талантливому ученому со здоровыми амбициями, вам будет приятно открыть и другие составляющие атом частицы.

— Премного благодарен, Ваше Императорское Высочество! Мы с коллегами продолжим работать как следует. Сейчас никакой нужды отвлекать вашего уважаемого секретаря от дел нет — исследовательская группа и без того финансируется на смущающе-высоком уровне.

— На науку средств стране не жалко, — подбодрил я его. — Особенно когда в стране столько талантливейших людей, коим достаточно лишь обеспечить не шибко-то обременительные для казны условия. Вы, Александр Афанасьевич, яркий пример. Если у вас найдется пара свободных часов, я бы хотел пригласить вас составить мне компанию в небольшой и небезынтересной прогулке.

Моментально решив, что пару ближайших часов от безделья он собирался смотреть в стену (хех), Александр Афанасьевич выбрал более интересную альтернативу:

— Ваше приглашение — огромная честь, и я с великим счастьем принимаю его, Ваше Императорское Высочество.

По пути я оптимизировал обращение к себе до имени-отчества и подобрал на первом этаже военного министра Петра Семеновича Ванновского — он заходил к Императору чисто по-дружески, без отчетов и докладов: это уже моя прерогатива, Александр в этом вопросе принципиален. Представив и отрекомендовав господ друг другу, я пригласил их в карету.

Военный министр имеет тяжелую ауру — по должности ему другой и не положено, поэтому поначалу ученый неуютно ёжился и нервно теребил руки, но со временем, благодаря самому отпустившему пару шуток и задавшему новому знакомцу пару вопросов Петру Семеновичу оттаял и вернул былую уверенность.

Едва это случилось, я взялся выполнять цель этой поездки — рассказывать под видом рассуждений и вопросов о строении атома, частицах и прочем. Да, все уже передано в «папочках», но лишним не будет — вдруг вдохновится ученый со смешной фамилией?

Мы проехали мимо газетного ларька, и в глаза бросился первый номер журнала «Электротехническое дело». Наше новое детище, лейтмотивом для вовлечения народа в электрические дебри служит выражение «Электрик — профессия будущего». Что-то вроде программистов в моем времени. Чудес ждать не приходится — в большинстве городов и весей об электричестве только слышали, и применять почерпнутые из журнала знания на практике не получится — нету материальной части. Главное — начало, и к моменту, когда к сети школ присобачатся электротехнические кружки, вся теоретическая «база» в удобной и доступной форме уже должна быть накоплена, а молодежь — видеть в мечтах возможность лично собрать первую, простенькую цепочку: «источник питания-лампа накаливания».

Ох, «молодежь»! Вот оно, самое опасное «внутреннее» явление в обозримой исторической перспективе: я же Дурново, когда на другую должность его переводил, нисколько не врал: грядет бэби-бум, и первые его шаги уже ощутимы — со всей страны приходят отчеты от ведущих учет подданных попов и профильных чиновников. Младенцев народилось и крестилось (читай — выжило) за два последних года столько же, как за предыдущие пять. Тенденция будет нарастать, и к моменту Большой Войны население Империи резко «помолодеет». Колоссальный ресурс — если молодежь будет меня уважать, они за меня не только австриякам глотки порвут, чисто на гормональных бурях и с помощью правильного воспитания. Колоссальная угроза — если я превращусь в их глазах в еще одного никудышного вороватого упыря из подлежащему в их глазах сносу госаппарата, быть большой беде. Не допущу, потому и работаю на опережение, чтобы не получить «в моменте» неустроенную и недовольную массу, а постепенно размазывать оную по нужным мне направлениям в соответствии с личными компетенциями. Без дела главное не давать болтаться — вот залог хорошего воспитания как на семейном, так и государственном уровне.

Прямо сейчас школы работают в сильно облегченном режиме: чисто повторяют пройденное раньше. Причина проста — в школах, вообще-то, учатся не только могущие себе позволить свободное время дети «среднего класса», но и младшие работники семейных домохозяйств, которые сильно нужны во время уборки урожая — вот туда ребят согласно регламента и отпустили. Зато зимой, будь любезен, с утра и до ночи (часов до семи), в школе как положено старайся!

Прибыв на полигон, мы с Военным министром и ученым поздоровались с местным хозяином — Семеном Васильевичем Панпушко. Семен Васильевич тоже достиг немалых успехов: на протяжении следующего часа мы любовались, как ассистенты Панпушко, он сам и приглашенный мной ученый (добровольно, из научного любопытства), кидают ручные гранаты и делают из них «растяжки» — такая возможность в техзадании была прописана. Выглядят «панпушки» как положено в этом времени — типа консервной банки на палке.

— Рассмотрите возможность проработать внешнюю оболочку, — неожиданно для меня дал дельное распоряжение Ванновский. — Ежели усилить ее толщину и немного подпилить, она даст большое количество поражающих элементов.

Что ж, Военный министр все-таки, не гражданский.