Главная роль 6

Глава 25

Боятся! Боятся так, что вбитое палками (буквально!) воспитание и приобретенная с годами на Высочайшем посту выдержка дают сбои! Нет, пытаются держать лицо, но я прекрасно вижу дрожащие жилки на лицах, ощущаю потные ладони и совсем не те нотки в голосах, к которым привык за многочисленные прошлые встречи — «рабочие» и личные.

И это — представители древних и до невыносимости порой пафосных да чванливых Владетельных домов старушки-Европы! Что с вами, дяденьки? Вы же старше меня в среднем в два раза, лично у вас масла на хлебе при любой ситуации сильно меньше не станет, вы же самоуверенные представители «цветущего сада», а я — молодой да ранний «северный варвар»! Да в ваших глазах там, за Уралом, натурально земли песьеголовцев начинаются, а вы дрожите и тщетно пытаетесь делать хорошую мину при плохой игре! Очень прошу, не надо — вы же мною врагами назначены, совсем не жертвами: врага не жалко, а жертву — очень даже.

Исключений — три: кайзер Вильгельм (гоголем ходит широким таким, в дверной проем метафорически боком проходит), Его Величество Король Великобритании Альберт I (этому все пофигу, мы же такие хорошие друзья) и мой зятёк Кристиан-младший, король Дании (ему плевать, он плотно озабочен вопросами личной чести и производством сельскохозяйственного продукта в своей стране).

А вот «братья» с околобалканских краев явно чуют недоброе — да, сейчас они в коалиции и всячески обласканы и закиданы деньгами, но после разборки с османами исторический процесс не завершится, а значит придется крепко чесать репу на тему «придет 'Большой брат» объединять не больно-то к этому стремящихся славян или все же пронесет?«. Как бы под трио Англия-Франция-Австро-Венгрия с подключением недобитых (потому что такими 'прокси» Царьграда не освободишь) турок не легли чисто из желания уцелеть в горниле Большой войны.

Ну а я что? Я посмотрю — сценариев с очень такими объемными приложениями на все возможные к придумыванию повороты Истории у меня много, и применяться они будут недрогнувшей рукой: больно, жалко, грустно, но если я стану довольствоваться малым и почивать на лаврах, «больно, жалко и грустно» станет в разы сильнее — всё, что не добито и не привязано намертво экономико-дипломатическими связями при поддержке ультимативно невыносимой для врагов военной угрозы, неизбежно объединится, и мы получим классику в виде жизни в кольце врагов. Прямо как сейчас, но с нюансиком в виде потенциального атомного апокалипсиса — иллюзий у меня нет, как только «ядерку» получает один большой игрок, спустя десятилетие (максимум) ею обзаводится и другой.

Зал для приемов во дворце кайзера был непривычно малолюдным: первый день череды приемов в честь учреждения Лиги Наций (бумаги потом подпишем, их прямо сейчас причесывают наши сотрудники в гораздо менее приятных условиях — за столами в казенных кабинетах) представляет собой фуршет с танцами, куда допущены только монархи с супругами. В этот конкретный момент мы с лучшими друзьями (кайзером и английским королем) обосновались в углу, и вокруг нас словно возник незримый барьер, нарушать который никто не торопится — они же тоже бывалые физиогномисты, и видят, что я вижу, что им страшно, и от этого стараются попадаться на глаза поменьше. А вон там Кристиан сидит, в одиночку, сардельки с капусткой под пивко вкушать изволит, демонстрируя прекрасно развитое психологическое расстройство под названием «патологическое жлобство»: в гостях жрет как не в себя, компенсируя этим суровую диету дома.

— Бабу-то кто спрашивает? — удачно процитировал я Александра в ответ на рассказ Виктора Альберта о том, как часто они с Аликс ведут позиционную войну в рамках своей ячейки общества.

Много лет попыток, череда выкидышей и попросту «бесплодных» лет, и наконец-то, три месяца назад, у Альберта и Аликс появился первый ребенок. Увы, девочка. Сама английская королева прибыть не смогла — все еще ненавидит «коллег» и «родственников» за то, на что всем давно стало плевать. Характерная, и Альберту Виктору «война» с нею дается непросто.

Поржали — особенно старался английский король — и я улыбнулся противоположному концу зала, где собрались Августейшие дамы, в том числе конечно же Марго. Столько лет, три ребенка, а фигурка у моей валькирии все так же шикарна, не говоря уже о многочисленных нематериальных достоинствах, содержащихся в светловолосой головке. Словом — люблю.

Мистическим образом почувствовав мой взгляд, супруга повернула голову и подарила мне ответную улыбку. Я тем временем принялся накачивать дорогого кузена отменной сексистской чушью:

— Бабы — существа потусторонние. Не бесы — этой ерундой пусть развлекаются простолюдины и склонные к религиозным бредням странные личности. Мы, монархи, должны смотреть глубже. Только представьте, братья — баба наделена Господом способностью приводить в этот мир новые души и облекать их плотью.

Вилли успешно замаскировал вырвавшийся смешок кашлем, и простодушный Альберт по-свойски похлопал его по спине.

— Носить в себе этакий потенциал бабе непросто, и от этого она изначально немного сумасшедшая. Перепады настроения, эмоциональные вспышки, склонность к истерике и падкость на красивые жесты, слова и вещички — мы, мужчины, как существа более приземленные, должны воспринимать с известной толикой снисходительности.

— Это правда, — многозначительно покивал веселящийся кайзер.

— Из вышеперечисленного можно сделать простой, но почему-то неочевидный для многих безнадежно испорченных романтикой мужчин вывод: отдавать бабе лидерство в семье — все равно что добровольно забрести в болото и смиренно утонуть от собственной ничтожности.

— Я это прекрасно понимаю! — оживился Альберт Виктор. — Поэтому и не даю Аликс спуску!

— Иного от короля Великобритании я и не ждал, — улыбнулся я ему и сменил при помощи удачно оказавшегося рядом лакея бокал шампанского на полный. — Рассказывать такое, извиняюсь за выражение, тюфяку и подкаблучнику нет смысла: он уже потерян для этого мира, ибо дал себя метафорически сожрать. Ну а того, кто понимает истинную суть вещей, поддержать обязан каждый уважающий себя мужчина. Баба в первую очередь стремится дать хорошее будущее своему потомству, то есть — ищет крепкое и надежное плечо рядом. Не со зла и не из алчности она пытается перехватить контроль в семье, а потому что не может иначе: вдруг когда-то стойкий муженек размяк, расслабился и больше негоден для позиции главы семьи? Все бабьи козни, истерики, слезы и надутые от выдуманной ею же самой обиды щеки — лишь проверка своего спутника на стойкость и силу воли.

Альберт Виктор прямо на глазах начал внутренне перерождаться — в его глазах мелькали отблески прокручиваемых в голове прожитых лет, на которые он принялся глядеть с не приходившего в голову ранее угла. Кто ищет — тот найдет, и озвученная мною хрень легла на удобренную почву: теперь семейная жизнь британской четы получит качественно новый виток бытовой ненависти.

Неприятно, но немного промыть мозги простоватому кузену мне нужно по чисто циничным соображениям: несколько лет без наследника, подкрепленные регулярными личными «исполнениями» с Августейшей высоты даже под «принципиально не подлежащим замене в соответствии с традицией» британским королем заставляет трон шататься, а Парламент — тужиться в попытках купировать идиотизм так неудачно обладающего властью их всех к черту разогнать Альберта.

Не сможет Аликс такими темпами даровать миру наследника Британской Короны. А он нужен. Очень-очень нужен, и даже его одного будет достаточно, чтобы милый кузен спокойно досидел на троне отпущенный ему Богом срок. А значит нам с Вилли развод британской монаршей четы очень выгоден. Альтернатива ему — несчастный случай с Альбертом и приставка толкового регента к маленькой принцессе. Мадам Гессенская лавр Виктории не удостоится точно: она ведь королева-консорт.

Прости, Аликс — и в той реальности тебе прилетело так, что и врагу не пожелаешь, и в этой не сильно лучше.

Попойка официальная, как это обычно и бывает, органично перетекла в попойку кулуарную, в уютной гостиной с «выключенным» по причине приближающегося лета камином. Действующие лица — все монархи мужского пола без разделения на друзей и врагов. Попытка немного успокоить назначенных врагами «коллег». Полагаю, тщетная, но попытаться хочется. Все, что говорится за дверьми подобных сборищ, за ними навсегда и остается. Всегда. Без исключений. По крайней мере, прецедента не случалось, а значит можно почти уверенно экстраполировать это в будущее. Тем не менее, ничего такого, от чего я бы не смог отмазаться потом или на чистой наглости изобразить оскорбленное «не было такой фигни!» я конечно же не скажу, потому что привычка.

— Господа, нам с вами очень не повезло, — начал я и нарочито-нервно затянулся трубкой.

Сидящий через три кресла слева от меня, под гобеленом с Зигфридом и Брюнгильдой Франц Иосиф I (наконец-то познакомился со стариканом лично, впечатление отвратительные, потому что когда страх пытаются прикрывать откровенными, но замаскированными рамками Августейшего этикета панибратством и надменностью, «не отвратительно» получиться попросту не может).

— А французский президент-то и не догадывается! — гоготнул изрядно накачавшийся Никола Черногорский.

Гостиную сотряс хохот многочисленных Августейших глоток: господина Жана Казимира-Перье мы сюда не пригласили, а на входе в гостиную, куда он попытался попасть явочным порядком, его перехватил глава кайзеровского МИДа с очень вежливыми и столь же невозможными к отказу просьбами о переговорах «тет-а-тет». Пришлось преемнику Карно утереться — ты же выборной чиновник, и сколько бы там твоих предков во французском Аппарате не крутилось, кровушка жидковата.

Так старательно и последовательно мною сливаемый предшественник — Сади Карно — прошлым летом пал жертвой бурного демократического процесса, так любимого славной Францией этих лет. Много там радикалов расплодилось, и в ответ на решительную борьбу с ними господин Карно получил в лицо классический портфель с бомбой. Смерть, прости-Господи, получилась весьма символичной: теракт идиот-анархист произвел на выставке искусств, наук и промышленности. Штатным европейским «охранителям» от пера и красивых речей случившееся позволило в очередной раз сотрясти воздух и бумагу пространными размышлениями о вреде терроризма для людей и тех самых искусств, наук и промышленности, а под шумок закрутить гаечки — актуально для тех, кто этого не сделал раньше, как успешно замирившие радикалов мы с Вильгельмом. Там, где я давил ячейки нарощенными спецслужбами, повышением уровня жизни и лечением застарелых проблем государства, Вилли помогал пресловутый «орднунг»: у него там исторически спокойнее, чем у нас.

Когда смех стих, Франц Иосиф издал презрительный смешок, подкрепив его задумывавшейся грозной, но прозвучавшей пассивно-агрессивно, а потому — жалко, фразой:

— Большая война покажет, кому здесь «не повезло»!

Неловко стало даже накидавшемуся до потери реальности Николе.

— Война — это понятно, — отмахнулся я. — Но она решит уже имеющиеся противоречия, а нам, рискующим стать последними в Истории настоящим монархам, надлежит думать о том, как сохранить для потомков единственный государственный институт, способный надавать по рукам…

— Крупному над-национальному капиталу! — с видом предельно довольного собой гимназиста закончил за меня Альберт.

— Так, — с улыбкой кивнул я ему.

Хороший мальчик.

— Банкиры, — легкомысленно отмахнулся король Швеции Оскар. — У них деньги, но у нас — армии.

— Армии легко купить за деньги, — парировал вместо меня основной мой партнер по обмену размышлениями о власти капитала — Вильгельм. — Посмотри на молодежь, Оскар — они уже сейчас относятся к традициям своих предков так, словно это старые и неудобные башмаки, которые приходится надевать под страхом наказания!

Тяга к старческому брюзжанию в голове Франца Иосифа с легкостью одержала верх над желанием демонстрировать свою уникальную и сильную личность:

— Совершеннейшие кретины! Я прожил долгую жизнь, и вынужден признать правоту Вильгельма — каждое новое поколение все больше думает о деньгах, и меньше — о том, что действительно ценно!

«Ценны» в глазах монархов и их окружения как правило совершенно конкретные вещи: покорность, стремление к высококвалифицированному малооплачиваемому — в идеале вообще бесплатному или за скудный паёк — труду и готовность ходить на картечь и пулеметы по первому требованию того, кто с рождения имел власть, деньги и возможность этим всем всласть пользоваться.

— А им и не нужно, — привел я в изумление уважаемых коллег и развил мысль. — Монархия — настоящая монархия — с установившимся по всей планете так или иначе капитализмом сочетается откровенно плохо. Деньги и материальные ценности человеку приятны, и с каждым следующим поколением он все меньше понимает, что такое «сакральность власти», и почему тем, кто продает ему пестрые одежды и банальную жратву, а заодно платит жалование, нужен противовес. Торговцы — хитры, и показывают простолюдинам лишь свои отработанные улыбки. В целом логическая цепочка, вольно или невольно закладываемая банкирами в головы простолюдинов выглядит просто и оттого притягательно: зачем вообще нужны государства, если достаточно распустить армии, упразднить границы, и спокойно торговать друг с дружкой в свое удовольствие? Исключение — это коммунисты, но мы их с вами благополучно давим. Давит их и имеющий хоть какое-то масло в голове народ, чувствуя полную оторванность утопических идей господина Маркса от реальности.

— Твой подданный, между прочим, — вставил «шпильку» Вильгельму Франц Иосиф.

— Видели мы твоих подданных, — фыркнул в ответ кайзер. — Когда там последний раз они честно побеждали в хоть какой-то войне?

Народ заржал, Франц Иосиф горделивой позой и лицом показал, насколько ему плевать на каких-то там Вильгельмов.

— Господа, мы сбились с пути, — взял на себя миротворческие функции Оскар, дав мне продолжить.

— Мы в глазах торгашей и банкиров — ненужный и вредный для них рудимент. Этому же они учат и простолюдинов. Наша задача в этой связи — и решение ее займет не одно десятилетие — сделать так, чтобы простолюдинам стало на нас полностью плевать.

— Что-о-о?!! — возмутился Кристиан-младший.

— Объясню, — улыбнулся я. — «Плевать» исключительно так, как нам удобно. Да простит меня Господь за ту ужасающую и порочную идею, что я выскажу далее, но иного пути нет. Сейчас прогресс и экономика развиваются небывалыми темпами, но вскоре мы упремся в технологический тупик, преодолевать который придется поколениями. На примере огня — научившись его добывать и использовать, человек миллионы лет не помышлял о большем. Электричество стало новым огнем, а мир, к счастью, сильно ускорился, но цикличность исторического процесса и самой природы возьмет свое. Я вижу спасение там, — я указал трубкой в потолок. — В бесконечных просторах Космоса, которые человечество неизбежно научится преодолевать и использовать. Мир наш уже тесен и задыхается, и от этого мы с вами, господа, вынуждены время от времени воевать. Война — главный раздражитель для простолюдинов. Убери ее — и нашим с вами потомкам, носителями многовековых традиций, не будет ничего угрожать. Но это — дела очень далекого будущего.

— Что ты предлагаешь? — потерял терпение Альберт.

Монархи наклонились поближе — любопытство разожжено как надо.

— Я предлагаю развлекать простолюдинов сколько угодно долго тем, что им по-настоящему интересно: ярким грошовым хламом, обилием жратвы и плотскими утехами, — с предельно брезгливым видом ответил я. — Я предлагаю концепцию «общества потребления»…