Ух и интересная жизнь в Империи настала! Народ только диву давался — даже крестьяне из отдаленных провинций, поскольку деревенских попов уже как с Рождества 1891-го года обязали проводить для паствы помимо служб еще и то, что наш герой назвал бы «политинформацией». По первости мужики от такого нововведения плевались — не шибко-то и длинен единственный выходной, и если церковные службы это привычно, понятно и в прямом смысле душеспасительно, то чтение мудреных продуктов жизнедеятельности газетчиков — сплошь лжецов и даже содомитов, как всякому добропорядочному крестьянину известно — вызывало скуку и желание поскорее отправиться в избу да как следует выпить чаю.
Со временем, однако, мужики втянулись — не без учета харизмы батюшек на местах, конечно — и начали «политинформацию» впитывать хоть и с привычным недоверием, но с любопытством — много в мире чудно́го делается, а в родной стране и подавно. В самом деле — не всю жизнь же деревенских алкашей да прелюбодеев осуждать, чай не в средние века живут, а, как говорит Цесаревич — на пороге XX ажно века! Веры наследнику, конечно, нет, но некоторые мужики были готовы пересмотреть этот момент: обещает много, но дети в школу учиться с перспективами попасть в реальное училище пошли уже сотнями тысяч, что в масштабах даже такой большой страны заметно. Глядишь, и дальше чего-нибудь толкового сделает — эксперименты, говорит, на Кабинетских своих землях проводит, в газетах о тех краях по осени про сказочные урожаи писали, но поди-проверь как оно здесь работать будет. Не помереть бы с голодухи от таких «экспериментов» — прадеды некоторых крестьян еще помнили рассказы своих прадедов о том, как неловко на местах получилось с картошкой, которую привез Петр I. Говорят, будущий царь на предка манерами и замашками шибко похож.
К слову о «батюшках» — они вообще развили активнейшую деятельность. Все могучие силы Церкви были брошены на три направления: образование, выработка и спуск на места «методичек» политического толка — говорят, Сам лично согласует! — и конечно же освоение свежеполученных в собственность угодий. Капиталы и рабочие руки хлынули в последние полноводной рекой — духовенство и примкнувшие к нему коммерсы в едином порыве решили не плошать и создать в своих владениях, как говорит цесаревич, «центры опережающего развития». Не без прямой помощи самого инициатора больших перемен — ему побольше территорий освоить только в радость.
В городах, как и положено, «ажитации» было побольше: поднятые тиражи газет привели к желанию приобщиться к печатному слову многих, а некоторые господа даже снизошли освоить чтение да письмо — как-то раньше не пригождалось, а теперь везде только газеты и обсуждают, стыдно когда и словечка в тему вставить не может. Умные все стали, а ты подтягивайся — тьфу!
Как-то так вышло, что в один момент рабочие стали зарабатывать больше, а работать — меньше и в более приятных условиях. «Великое переселение народов в Манчжурию» в учебниках истории займет пяток глав — и это только с описанием глобальных последствий оного. Не только крестьяне решали попытать счастья в новых местах — рабочие (в основном маленькой квалификации) тоже оказались не дураки, тем более многие из них пришли на заводы прямиком из деревни, и вернуться на землю на таких шикарных условиях были счастливы. Многие, но далеко не все — где-то четверть. Этого, однако, хватило — рынок труда начал затравленно озираться и предлагать чернорабочим немыслимые доселе деньги. Вслед за этим пришлось конкурировать за рабочие руки и другим сферам рынка труда — зарплаты пошли вверх. Следом грянул пакет реформ, поднявший жалование сразу полиции, солдатам (немного — на большее денег нет, но остаток служивые доберут «отхожими промыслами», их труд ведь тоже подорожал) и чиновникам низко-среднего ранга. Верхние бухтели — маловат разрыв получается, этак никакого чувства ранга не останется! — но признавали: если взятку брать не нужно для выживания, значит по рукам можно бить нещадно. И придется, иначе сам с должности слетишь — неприкасаемых, говорят, в Империи нынче не осталось.
Немало взлету интереса к «политинформации» способствовала кампания по борьбе с голодом — тоже чудно́: говорит поп, что «приняли решение», но так это же его в далеком Петербурге приняли, а как оно будет — жизнь покажет. И показала! Раз — и в деревню прибывают экипажи с хлебом, консервами и даже солью с сахаром да чаем на зиму. И неплохо отгружают — даже самые кулачистые кулаки от царёвых гостинцев носа не воротили и охотно набивали погреба, под шумок развернув кампании по списанию долгов — теперь же есть чем отдавать. Как ни странно, но грядущий голод для многих стал не смертельным испытанием, а возможностью прочнее встать на ноги — не столько помощь помогла, сколько списание государством имеющихся недоимков и освобождение от податей на три года. С возможностью продления «по обстоятельствам».
Ну а когда принялись сходить снега, на тех же экипажах прибыло то, что цесаревич называет «семенным фондом». Радости было больше, чем по осени — гостинцы это отлично, земной за них поклон, но лета все ждали с содроганием — посевная обещала поглотить последние запасы, и до первых урожаев времена обещали наступить тяжелые. Теперь ничего, очень даже протянуть можно!
Промеж экипажей, всю зиму и начало весны, по деревням разъезжали непривычно-улыбчивые молодчики с царскими бумагами. Знай мужики, что часть из них — «перевоспитавшиеся» народники, сильно удивились бы, но кто им о том скажет? Вели себя посланцы Личной Его Императорского Высочества Канцелярии тоже непривычно — не гнушались часами сидеть с мужиками за столом, в тусклом свете лучины и под завывания метели за покрытым узорами окошком рассказывая старые, знакомые всем не первый год, но неизменно эффективные для скрашивания долгих зимних вечеров истории о хорошем царе и плохих боярах. Что ж, раз государев человек так уважительно и многословно просит, можно и поругать местные власти. Осторожно. На анонимной основе.
Ух а как весело было в августе — тогда гуляла вся страна, на свои по большей части, но повод-то нешуточный: государыня будущая, даром что немка, баба говорят толковая, и помимо замыливших глаза и потому неинтересных новостей о своих благотворительных похождениях не забыла о своей прямой, Господом дарованной обязанности: родить Наследника. Мальчика назвали Николаем — в честь погибшего (тьфу-тьфу!) цесаревича. Имечко такое, с суеверной аурой, а значит каждый подданный российской короны попросту не может не выпить хотя бы чарку за здоровье Августейшего первенца.
Особенно ликовала Николаевская губерния — самое оживленное и стремительно набухающее людьми и экономикой место в России после Владивостока, где «набухает» еще сильнее, прямо пропорционально вложенным цесаревичем в свое время инвестициям и усилиям. Ох и пестрое это нынче место! Принцип «делай как главный» Омельяновичем-Павленко и Гродековым был применен на неплохом уровне: иностранных специалистов на восточном фронтире Империи резко прибавилось, и они внесли свою лепту в и без того буйное этническое разнообразие тех краев.
Погромов со времен Кишинева по всей стране не случалось, а в Манчжурии их толком и так не было — все были очень заняты. Не то чтобы полная дружба народов — бытовые конфликты на почве расизма никуда не денешь, они были, есть и будут, но все нормально живут, работают, посещают Православные (традиционные и старообрядческие, тут как хошь) храмы и благословляют детей на походы в школу — по количеству учеников первого и второго года обучения Николаевская губерния «успевает» за зависть многим.
И это — при отсутствии площадей, с перерывами (да что там «перерывами», в перерывах как раз учатся) на обширные работы по только-только зарождающемуся личному и общественному хозяйству, часто — на голом энтузиазме! Именно этот народ, на секундочку, с песнями и с радостью причастности к большому общему делу миллионами колесил по великим стройкам коммунизма, так что ничего в общем-то удивительного. В эти времена из-за капитализма с «причастностью» несколько хуже, но это неплохо компенсируется «подъемными», зарплатами и перспективами.
Конкуренция — вот истинный двигатель человеческого прогресса! Когда-то в этом мире основой успеха были личная сила и ловкость, но и тогда находились очень хитрые безволосые обезьяны, которые надевали на голову условную волчью голову и бились в призванных имитировать транс конвульсиях, после этого вещая соплеменникам удивительное. Опасная надо признать работа была — если шаман неделю подряд неудачно камлает на успешную охоту, такого шамана можно и самого в жертву духам принести, авось поможет. Как бы там ни было, со временем эволюционные процессы хомо сапиенс несколько эволюционировали, добавив к силе и ловкости широкий набор других качеств. Конкуренция от этого только усилилась — людей ведь стало несоизмеримо больше, и, как бы грустно это не звучало, они стали самым дешевым ресурсом.
Но долой грустные мысли о судьбах человечества — нас интересуют восточные рубежи исполинской Империи, где развернулась настоящая, сугубо созидательная, неплохо освещаемая и названная газетчиками «Битва двух губернаторов». Что Гродеков, что Омельянович-Панченко твердо вознамерились побороться за звание неофициальной столицы тех мест. Не лично, разумеется, а как проводники доминирующего в головах тамошней аристократии и состоятельных господ мнения. Капиталы — не без зубовного скрежета! — замелькали с умопомрачительной скоростью, Америка выла от восторга, отгружая миллионы тонн строительных материалов и отчаянно боролась с конкурентами за каждый контракт: по большей части смесью демпинга и взяток. Несколько образцово-показательных расправ увеличили долю первого и понизили второго. Не все идеально, но уважаемые господа за судьбу своих вложений в общее дело — набережную там перестелить, новую водонапорную вышку возвести — справедливо переживают и друг за дружкою приглядывают.
Столицы конкурирующих губерний второй год как превращены в одну исполинскую стройку. Добротные, кирпичные стены домов растут буквально на глазах, открывают свои двери трактиры, харчевни, доходные дома, гостиницы, общежития для студентов и рабочих, фабрики и заводы, спешно прокладываются узкоколейки и «конки» до интересных объектов, в порту сутками не замолкают подъемные краны и актуальная времени техника — корабли стоят в очереди, и каждый день простоя сулит финансовыми потерями. Мужики впахивают от души — за двадцать рублей в месяц с полным пансионом в общаге на четыре койко-места в комнате (почти люкс по этим временам!) грех не держаться. Ну а по центру городов к 1893-му году обещали запустить моднейшее устройство — трамвай. Прямо как в Петербурге и Москве — это ли не повод для гордости?
Недавно части оставшихся в присоединенной Манчжурии китайцев присудили обещанное подданство, а ряд государственных чиновников китайского происхождения успешно выслужил личное дворянство: выстроенная Омльяновичем-Панченко с подачи цесаревича относительно честная и прозрачная система позволила прилежным в делах, доселе пребывавшим в высоких чинах китайцам сдать комплекс экзаменов и после проверки в делах удостоиться чина титулярного советника. Китаец без пары десятков добрых знакомых в разных уголках Поднебесной настолько же плох, как и китаец, который не хочет выстраивать на чужбине диаспору, чтобы комфортно проводить время с соотечественниками, не утруждая себя ассимиляцией — китайские иммигранты поступают не шибко обильным, но стабильным ручейком. Что ж, будет в славном городке Николаевске свой чайно-таун — китайцы народ мирный, склонный к труду и чаепитиям. Да, не ассимилируются, ну и что? Законы соблюдает, русский язык — его знание на хорошем уровне является непременным условием зачисления в школу — знает, налоги — платит, крамолу на Высочайших персон не производит — многим коренным подданным поучиться бы!
В потоке хороших новостей об успехах страны и отдельных ее жителей весьма контрастно смотрелись новости из-за рубежа: то стачки с требованиями такого же как в России Закона об охране труда по всей недостаточно социально ориентированной Европе, то слухи о выкидыше у английской королевы — упаси-Господи даже страшнейших врагов от такого! — то какого-то банкира прямо в центре Лондона бомбой взорвали — это, впрочем, неудивительно: богатей с фамилией Ротшильд просто не может не иметь врагов.
Особенно занимательными были рассказы о противостоянии сборной европейской солянки наемников Сессила Родса и отважного племени Матабеле. Шутка ли — начав военные действия против негров, носители прогресса и добрые католики столкнулись с необъяснимо жестким и хитроумным сопротивлением.
Раз — и тяжело груженный амуницией и припасами пароход разлетается на кусочки перед самым входом в фарватер реки Замбези. Скандал был жуткий — в ходе тщательного осмотра дна с применением актуальных времени тяжелых водолазных костюмов — глубины не шибко велики — были найдены осколки французской мины. Скандал, но не более — все понимают, что кто угодно может купить где угодно что угодно и отправить куда захочет.
Далее, когда озлобленные колонисты после недельного марша достигли первых стоянок племени, они не встретили там не единой души, зато десятки «юнитов» попадали в ямы-ловушки с покрытыми тем самым (ядами) кольями. Почти все — с летальным исходом, потому что с медициной в тех краях туго. Далее последовал веселый забег по джунглям и пустыням. Тра-та-та — из кустов на границе того и другого жахнула очередь. Три «Максима» на плотную колонну усталых, потных, находящихся в немалом числе на границе «санитарых потерь» наемников и их обоз наделали немало дел, и европейцам пришлось отступить к опорной базе — зализать раны, учесть полученный опыт и набрать пополнение. Особенно болезненный опыт принес отважный штурм замолкших пулеметных точек — храбрые колонисты в количестве четырех десятков человек нашли дымящиеся, исправные орудия, убедились в отсутствии откуда-то набравшихся технологий и смекалки негров, и тут грянул взрыв, разметавший по пальмам их и пулеметы.
Акции компании Родса рухнули почти вдвое, и наш герой воспользовался возможностью заиметь изрядный пакет — первая стычка обернулась провалом, но старина Сессил бился в приступах реваншизма и копил силы для кампании 1893-го года, обещая устроить отважным Матабеле геноцид. Ну а в Москву тем временем прибыло три десятка чернокожих юношей — принявшие Православие и показавшие лучшие результаты в изучении русского языка старшие сыновья работников русского анклава приехали учиться в новообразованный Университет Дружбы Народов. Не они одни — всего из Африки набрали под сотню студентов. Еще столько же — японцы. Полторы сотни — китайцы, оба народа предусмотрительно расселены подальше друг от дружки. Это уже дети жителей Николаевской губернии. Еще сто — юноши из Сиама. Две сотни — сборная солянка из Европы и полторы сотни финнов. Язык у всех так себе, поэтому хотя бы первый год придется их усиленно им пичкать. Разбавлять атмосферу и служить доминирующей, не допускающей сбоев в «дружбе народов» силой призваны служить пятьсот русских студентов. Инициатива широкой общественностью была встречена с одобрением — наш народ любит нести миру дружбу и взаимовыручку.
Под Рождество 1892 года народ увидел в газетах трогательное фото: на фоне храма в Гатчине в кресле сидел Император. По обе стороны от него — Дагмара и Оля. Миша стоит за спиной матери, за спиной Александра — Георгий. Рядом с ним — Великая Княжна Маргарита Федоровна с укутанным в пеленки, показывающим камере улыбающуюся мордашку Великим Князем Николаем Георгиевичем на руках. Фотография сопровождалась поздравлением Августейшей семьи подданным и друзьям Российской Империи.
Ну а первым большим поводом выпить в новом, 1893-м году, помимо стандартного набора праздников, стали новости о восшествии Кристиана и Ксюши на датский престол в начале февраля. «Похмелье» пришло в начале марта с новостями о запуске государственного органа со страшным названием «Госплан» и принятии Империей в работу Большого Пятилетнего Плана. Кокетливо повздыхав — попахать придется! — не боящееся труда коллективное бессознательное российского народа решило, что все-таки можно начать понемногу верить в светлое будущее: вон, даже конкретный план его строительства есть!