Главная роль 6

Глава 22

Прапорщик Гаяз Даниярович Бахтияров по происхождению был татарин, и этим гордился: когда-то его предки помогали великому Чингиз-хану построить колоссальных размеров Империю, и это прапорщику и всей его семье было приятно. На лекциях в «Избе», куда Бахтияров попал еще три года назад по рекомендации командира своей армейской роты «за сообразительность и вдумчивость», он прослушал краткий курс лекций по истории Российской Империи, в рамках которых лектор коснулся и периода, когда Русь была полноправной провинцией Золотой Орды, а не оккупированной территорией. Безусловно, времена были суровые, но право сильного никуда не делось, и в том, что Русь платила центральному правительству налоги (обозванные «данью») ничего особенного или унизительного нет. Модель, на которой Чингиз-хан строил свое государство, имела ряд фатальных для нее изъянов, среди которых лектор особенно выделял недостаток системности внутри государственного аппарата, невозможность дальнейшей экспансии и кочевой способ жизни, отказаться от которого «стержневая смесь наций» отказаться не могла и не хотела.

Тем не менее, жизнь внутри Орды на Русь повлияла очень сильно, и главным приобретением лектор называл так называемую «длинную волю». Именно благодаря ей монголо-татары десятками и даже сотнями лет «разбивались» о своих врагов, а когда враги уставали, брали над ними верх. Даже если не получилось с первой, второй, третьей… — подставить нужное число — … попытки, системные усилия в одном и том же направлении неизбежно дадут свои плоды. Так Россия поступила с Кавказом. Так собирается решать вопрос с Османами Георгий I.

Шовинизмом и сепаратизмом прапорщик не страдал — хорошо татарам в нынешней Империи, и называется она не «Русской», а «Российской». Разве не в России многие века жила семья Бахтиярова, спокойно выращивая хлеб и овец? Разве не преемницей Золотой Орды по чисто территориальному признаку стала Россия? Разве не переняла Россия еще чингизидскую, крепчайшую вертикаль власти и желание стать как можно больше, подкрепленное «длинной волей»? Ерунда — всегда на этих землях так было, и неважно, какой разрез глаз и оттенок кожи у того, кто на троне. Сейчас там вообще страшный человек, от которого натурально трясутся от ужаса враги (а за границей только они и есть), а народ готов сдувать пылинки — наконец-то Царь вспомнил о своих прямых обязанностях: защищать простой люд от происков тех, кому повезло больше.

Всю теоретически-идеологическую компоненту учебной программы «Избы» Георгий согласует лично, а значит про «длинную волю» знает и понимает. Не убрал — значит и одобряет, поэтому каждому сотруднику сам Господь (неважно как его зовут, ибо существо принципиально непознаваемое, а значит и нефиг тут религиозный радикализм — форму сатанизма вообще-то! — разводить) не торопиться и спокойно себе работать столько, сколько понадобится.

Именно поэтому, понимая мощь «длинной воли», прапорщик Бахтияров в седьмой уже раз пришел сюда, на «конспиративную квартиру №76», расположенную в самом центре Петербурга — если хочешь что-то спрятать, прячь на самом виду. Перешагнув порог парадной, Гаяз Даниярович приветливо кивнул открывшему ему дверь швейцару, не став подкреплять его ничем материальным — внештатный агент «Избы», поэтому чаевые получает централизованно — и направился вверх по широкой лестнице, на ходу снимая шинель, перчатки и шапку новомодного типа «носок» — в таких однажды прогулялись по Невскому Император с Императрицею, поразив уважаемую публику в самое сердце — и не забывая любоваться фикусами в кадках на свежеокрашенных подоконниках.

На площадке четвертого и последнего этажа прапорщик позволил себе остановиться и вздохнуть — ох и вредный ему «объект» достался, но отступать нельзя, ибо лёд потихоньку раскалывается, а пылающий вполне объяснимым реваншизмом «товарищ» постепенно понимает, насколько многогранен и полон нюансов наш бренный мир.

Вынув из кармана мануфактурных брюк ключ, Бахтияров открыл дверь. В гражданской одежде бывшему военному поначалу было ходить непривычно, но ничего, освоился и научился получать удовольствие от главного навыка всех оперативных работников «Избы» — «сливаться с толпой». Недавно пьянь кабацкая в темном переулке «пощипать» такого солидного джентльмена хотела, и было уже достал табельный «Наган» Гаяз — угроза жизни прямая, имеет право применить «на поражение» — но патруль конный подоспел, пьянчуг повязал, а прапорщика поблагодарил за содействие.

Почти и не осталось бандитов в Петербурге, Москве и других губернских городах — вычистили прибавившие в количестве и качестве сотрудников органы охраны правопорядка. Ну и царские новшества помогают — Россия ныне на историческом минимуме безработицы и нищеты, а человек, который твердо стоит на законной почве, на большую дорогу с кистенем как правило не выходит. Велика Империя, и в глухомани бандитов куры не клюют, но тут уж ничего не поделаешь — всегда в стаде «паршивая овца» имеется, и неизбежно она однажды свое от суровой руки Закона получит.

Квартире никто «жилой» вид придать и не пытался — не для того предназначена. Единственная комната вмещала в себя топчан, шкаф со старенькой, нужной для экстренных переодеваний, одеждой, сейф с «Наганом» и коробкой патронов — «объектам» ключей понятное дело не выдают — а на кухоньке имеется запас консервов и круп: порой оперативникам приходится здесь ночевать, а с полгода назад парочку любителей приводить сюда социально безответственных дам выгнали из «Избы» к чертям собачьим: ишь придумали!

На табурете у приоткрытого окошка гостиной обнаружился нервно курящий папиросу, одетый в приличный, персонального пошива костюмчик, черноволосый молодой человек. Оборачиваться он не стал — характерный, и лично Гаяза презирает. Прапорщику на это всё равно — «личное» включается только во внеслужебное время, а на службе Бахтияров просто шестеренка исполинского механизма. Разве обижается станок на матерящегося на него рабочего? То-то же!

— Добрый день, Владимир Ильич, — поздоровался прапорщик и вынул из принесенного портфеля две небольшие брошюрки «для служебного пользования».

Первая — «Как научить марксиста экономике», вторая — «Как научить фанатика трезвому взгляду на мир».

— Добрый день, Гаяз Даниярович, — попытался отзеркалить безмятежный тон «куратора» Ульянов, выбросил окурок в окно и обернулся, стараясь не смотреть на брошюрки.

Умный человек всегда к рефлексии склонен, и очень Владимиру Ильичу было обидно осознавать, насколько вот эти оскорбительно-тонкие книжонки оказываются правы. Правы, да не во всем — после каждой встречи с прапорщиком адвокат Ульянов закапывался в «канонические» тексты марксистского толка и старательно конспектировал пригодные для диспутов с Бахтияровым тезисы — нападки на «личное» эффективны только тогда, когда это «личное» есть, а у этих проклятых «Избистов» словно и рожи-то отбирают, одно удостоверение и тонкие книжонки на все случаи жизни вместо них выдавая.

— Начнем? — спросил прапорщик, удобно устроившись на топчане и подсунув за спину подушку.

— Начнем! — изобразил воодушевление Ульянов и взял с подоконника плотно исписанную тетрадку.

«Успею» — оценил объем опытный Гаяз, которому после беседы с Владимиром Ильичом нужно было заскочить в церквушку в трех километрах (думать «верстами» отучиться было сложно, но Бахтияров справился) отсюда, представиться в качестве куратора некоему Георгию Аполлоновичу Гапону, недавно переведенному в столицу священнику Русской Православной Церкви. Брошюрку выдали и для него — называется чудно, «Как не нужно в гордыне своей делать из Царя непонятно что».

— Прибавочная стоимость производится рабочими и крестьянами, а отчуждается в пользу капиталиста… — начал Владимир Ильич со стандартного введения.

Бахтияров добросовестно прослушал десять минут картавой речи, вычленил доселе не звучавший тезис о том, что закон сохранения материи работает и на такую штуку как «деньги», и без труда нашел нужный пункт в «экономической» брошюрке:

— Владимир Ильич, количество денег в мире прямо соотносится со всеми материальными и нематериальными благами, в мире имеющимися, и стоимость имеют лишь благодаря этому. Ценностей — изделий и идей — в мире становится больше, и каждая из них увеличивает количество денег в этом самом мире. Отнять у капиталистов капиталы и поделить их промеж трудового народа можно, но только один раз. Далее придется предпринимать известные усилия — заставлять рабочих и крестьян вырабатывать ту самую прибавочную стоимость как и ныне. Вопрос — в справедливости ее распределения, и я в упор не понимаю, отчего вы не хотите поработать на этом направлении в рамках совершенно законного и неоднократно доказавшего свою состоятельность реальным улучшением жизни трудящихся профсоюза «Всеимперское собрание рабочих и крестьян»…

Китай может терпеть долго — доказано матушкой-историей, время от времени обрушивавшей на Поднебесную столетия гражданских войн. Но терпеть бесконечно не может никто: всегда под конец жизненного цикла актуальной Империи Китай погружался в кровавую баню.

Когда слухи о том, что Император-де совсем не тот приносили странствующие философы, учителя и торговцы, исторический процесс работал медленнее. Теперь, когда появились средства массовой информации, агитационные материалы, большой процент (все еще никчемный, но исторически беспрецедентный) грамотных граждан Китая, а главное — умеющие всем этим пользоваться в нужном для себя ключе люди, большие события существенно ускорились. Там, где раньше требовались многие поколения неприязненно глядящих в сторону Запретного Города крестьян, теперь хватило двух: первое проиграло войну иноземным захватчикам, а второе как следует прочувствовало на своей шкуре последствия того, что в будущем назовут «столетием унижений». Поколение третье, актуальное исходу XIX века, терпеть уже не могло, и по Поднебесной побежали тревожные слухи, шепотки заговоров, набились всем, чем можно попытаться сразить врага, арсеналы, а главное — завелись множественные, прикармливаемые всеми подряд, радикальные «сетки» — главная движущая сила любых социальных потрясений.

Главной «сеткой» стала исполинская организация «Ихэтуаней». Видит Небо, они долго надеялись, что старуха-Цыси поведет их на войну с втаптывающими Поднебесную в грязь захватчиками, но увы — Императрица слишком привыкла к праздной роскоши, а значит все придется делать самим. Зародившись на Севере, организация постепенно сместилась на Юг — северный Китай отчего-то вдруг начал жить лучше южного, чего в истории не случалось, и «кормовой базы» для Ихэтуаней там оказалось мало. Здесь же, на Юге, воцарилась беспросветная нищета, поэтому никто не удивился, когда все южные и центральные провинции полыхнули восстанием.

Не удивился никто и тому, что иноземным захватчикам терять любимую колонию не захотелось — восстание Ихэтуаней пришли давить все Великие Державы с Японией. Все, кроме Российской Империи — последние выставили вдоль границ своих «новых территорий» воинские контингенты и повесили множество табличек: «Мы поддерживаем китайский народ в борьбе за свободу», «Полгода назад между Китаем и Российской Империей был заключен равноправный торговый договор», «Мы рады принять всех, кто придет с миром — вам и вашем семьям будут обеспечены безопасность, пропитание и помощь с возвращением домой, когда туда вернется мир».

Северным варварам верить Ихэтуани отказались, и, как водится, доброту приняли за слабость. Передовой отряд попытался пробиться через границу под предлогом освобождения Манчжурии и поймал лицами пулеметно-ружейно-артиллерийские залпы, вмиг уменьшившись на три четверти и получив невероятной мощи удар по морали всего движения в целом: Ихэтуани ведь на полном серьезе считали себя неуязвимыми для пуль, чему в немалой степени способствовала привычка бледнолицых давать предупредительный залп — после него восставшие воодушевлялись еще сильнее, потому что не понимали самой концепции «предупредительного залпа». Потом, после начала мясорубки, пули разумеется имели эффект, но это уже совсем другой вопрос — когда ты в тесной толпе, на узкой улочке поднимаешь на вилы какого-нибудь англичанина, по сторонам смотреть нет времени, а потом, когда бой заканчивается, на трупы бывших братьев по оружию лишь презрительно смотрят: этим придуркам просто не хватило веры!

Коллективный разум Ихэтуаней после попытки прорыва в Манчжурию проявил похвальную обучаемость и прикрутил к своей мракобесной идеологии «костыль» — настоящие китайцы ценят дружбу и равные торговые договоры, и спасибо Небесам за то, что преподали Ихэтуаням такой ценный урок, не позволив сбиться с пути.

Таким вот нехитрым способом «новые территории» Российской Империи обеспечили себя спокойствием и притоком переселенцев, которые не больно-то хотели записываться в ополчение: им интереснее растить хлеб и пасти скот, а не вот это вот всё.

Ну а Императрица Цыси в Запретном городе билась в истерике — она наконец-то поняла что, как и зачем все эти годы делал демон во плоти, названный Георгием Первым.